bannerbannerbanner
полная версияЗлоключения на острове Невезения

Евгения Черноусова
Злоключения на острове Невезения

– Ой, что там? – спросила Кристина.

– Не знаю. Хочу надеяться, что там пещера Аладдина. Может быть, там сорок бочек сокровищ. А может, сорок разбойников. Но это вряд ли. Разбойники, конечно, свиньи, но в такой грязи жить бы не стали. Идём?

– Идём, тётя Аля! А сокровища можно взять?

– Что найдём, всё наше будет! О-хо-хо…

Кристина ни за что не желала расстаться со своим «бриллиантом». Так и пришлось идти, имея в качестве освещения слабенький фонарик, болтающийся на шее девочки. К тому же вряд ли его полностью зарядили в магазине. Так что действовать надо было быстро.

По Алиным ощущениям, они обошли подвал три раза. Увидев издали слабое свечение двери, она поворачивала в новые коридоры. Вспомнив детскую книжку «Волшебный двурог», стала двигаться по правой руке, и в одной из боковых комнат вдруг обнаружила очень старое кострище и два пластмассовых ящика из-под бутылок.

– Ну, хоть что-то, – сказала. – Будет на чём посидеть.

И прихватила их с собой. Когда она в четвёртый раз проходила мимо приметной стены из крупного кирпича, в которой была непонятная ниша внизу, наподобие камина, она зацепила рукавом стену, и из неё с шумом вывалились пара кирпичей. Аля схватила девочку за руку и оттащила за угол:

– Стой здесь, направь свет на стену!

Вернулась, подняла кирпичи отошла подальше и швырнула один в стену. Ещё один. Что-то зашуршало, она метнулась за угол и прижала Кристину к себе. Грохот, пыль! Схватила девочку за руку и побежала по проходу.

– Там что?

– Или сокровище, или логово разбойников. Сейчас пыль осядет – и вернёмся.

– У меня ноги устали…

– Эх, ящики забыла! Ладно, давай я тебя на ручки возьму.

Минут через десять осмелилась вернуться. Скрипело под ногами, скрипело на зубах. Дошли до угла коридора, где валялись забытые ящики.

– Ну, свети!

Обрушился сравнительно небольшой участок стены перед «камином». Теперь рядом с ним образовалось что-то наподобие дверного проёма. Но из него изливался слабый свет. И Аля полезла на кучу. Кристина полезла следом.

– Кристиночка, подожди меня у ящиков. Я проверю, можно ли туда пролезть, и вернусь за тобой.

Кирпичи рушились под ногами, но она всё-таки добралась и заглянула в проём. Это был не коридор, а просто короткий тупичок. Но свет шёл из угла стены сквозь узкую щель. И Аля стала осторожно отламывать кирпичи, расширяя эту щель. Как ни осторожничала, но очередной кирпич вызвал обвал. Больно ударил большой монолит кирпичей по ноге, но зато дыра была достаточной, чтобы в неё пролезть. А выше был лестничный марш. Хромая, она спустилась с кучи и прихватила ящики.

– Что там, тётя Аля? Сокровища?

– Сокровищ не видела, но, кажется, есть надежда на спасение.

Поставила ящики друг на друга, встала на эту пирамиду и заглянула в отверстие. Нижняя ступенька оказалась на уровне носа. Увы, Аля не настолько спортивна, чтобы подтянуться на руках. Сзади послышалось хныканье.

– Ты что, Кристина?

– Бриллиант погас.

– Ладно, ты меня видишь? Карабкайся ко мне, только осторожно.

Когда девочка добралась до неё, она с трудом присела на своей шаткой пирамиде из ящиков и взяла её на руки. С трудом удалось встать. А поднять на вытянутых руках сил уже не хватило. Тогда она пропыхтела:

– Подымайся мне на плечи и залезай на лестницу.

С этим девочка справилась очень легко, напоследок едва не оторвав ей ухо кроссовкой. Передохнув, Аля сняла с себя куртку и подала Кристине:

– Вот, засунь её за ту железку, чтобы она ко мне была обоими рукавами.

Пока девочка засовывала куртку за железный штырь у стены, Аля обследовала стену перед собой и наметила одно углубление, в которое можно было наступить, поднимаясь. Ещё одно углубление она расковыряла ножом:

– Ну, господи благослови!

Трещала куртка, стонала Аля, ревела Кристина, сыпались кирпичи из-под ног. Но всё-таки Аля перевалилась на лестничную площадку. Некоторое время лежала, наслаждаясь оттого, что получилось. Потом кряхтя встала, накинула куртку и поплелась наверх:

– Ну, что тут у нас?

– Там не сокровища, там тюрьма!

– Почему тюрьма?

– Здесь одни решётки!

Да, на окнах, до которых не дотянуться, потому что в доме Павлищевых уже давно не было пола, стояли решётки. Но зато по просторному залу гулял свежий ветер и слышен был монотонный стук дождя. Вот полилось с дырявого потолка, и Аля с наслаждением подставила руки. Наконец-то хоть немного удалось их очистить от рвоты и пыли.

– Какие мы с тобой красотки, Кристина! Чистенькие, аж блестим, – засмеялась она.

– Я домой хочу!

– Будет тебе дом! То, что охраняется государством, не может быть недоступным для народа.

Они обошли помещения первого этажа, но ни малейшей щели не обнаружили.

– Ладно, есть ещё балкон!

Прежде чем подняться по ветхой лестнице на второй этаж, Аля, опасаясь, что за ними придут похитители, решила прикрыть дыру, по которой они сюда проникли. Она подкатила ком из слепленных раствором кирпичей и, не желая терять последние силы, не стала спускаться по ступеням, а столкнула его ногой. Одна из каменных ступеней проломилась, и остальные посыпались вслед за ней как домино. Гулко грохнуло внизу, крякнул ветхий потолок, но устоял, а вот часть стены обвалилась. Вместо лестничного марша теперь перед ней была квадратная яма, почти доверху засыпанная кирпичами.

– Ну что ты всё ломаешь, тётя Аля?

– Больше не буду.

Они взялись за руки и поднялись на второй этаж. Здесь окна тоже были зарешёчены, но Аля знала от собеседницы на экскурсии, что над балконом часть стены отсутствует. Так и оказалось. С балкона открывался вид на узкую полосу парка, куда приходили только экскурсанты, чтобы на этот балкон взглянуть. В десятке метров за кустами блестела мокрая ограда, а за ней склон и далее болото.

– Здесь невысоко, я бы спрыгнула, а ты, наверное, побоишься?

– Не хочу!

Выход Аля нашла. Перелезла через перила, поставила одну ногу на историческую лепнину над окном первого этажа, а вторую на советскую решётку и приняла визжащую девчонку на руки: «держись за шею!». Спустилась по решётке как по лестнице, поставила Кристину на подоконник и спрыгнула. Болью отозвалась отбитая кирпичами нога. Она с трудом поднялась и скомандовала:

– Всё, падай, я ловлю!

Кристина рухнула на неё, а она – на мокрую землю. Уже почти стемнело.

– Теперь слушай меня. Вокруг бандиты. Мы как отважные следопыты идём по вражеской земле и молчим. Если надо что-то сказать, дёргаешь меня за руку, я наклоняюсь, а ты шепчешь мне на ухо. Идти придётся долго. Здесь всего одна дыра в заборе, о которой я знаю. Если устанешь, тоже дёргаешь меня за руку и шепчешь, что надо отдохнуть. Поняла? Всё, пошли.

Идти приходилось по парку, выходить на аллею было слишком опасно. Сначала она чуть ли не до смерти напугалась парковой скульптуры, потом попала ногой в липкую жижу большой лужи. Потом её дёрнула за руку Кристина и прошептала, что устала. Она взяла её на закорки и, тяжело ступая, прошла сотню шагов. Проходя мимо домика управляющего, она подумала, что по подвалу путь показался не таким долгим. В двух окнах горел свет. По-видимому, здесь находился пост охраны. Они скользнули мимо и вышли на аллею. Перейдя на другую сторону, снова нырнули в кусты. Ох, наконец-то что-то знакомое – ротонда. Значит, не заблудились. Кажется, в ней есть скамейки. Они поднялись по ступеням, Аля села на холодную скамейку, взяв Кристину на колени. Вдруг послышался кашель. Она прилегла, притянув к себе девочку. Кашлявший матюгнулся, потом зашлёпали шаги, постепенно затихая. Аля не сразу осмелилась сесть.

– Пошли отсюда, – прошептала ей Кристина.

И они пошли. В темноте тропинки видно не было, поэтому Аля ориентировалась по просветам в кустах. Наконец они наткнулись на решётку. В какой стороне пролом, она не знала, повернула направо. Через сотню шагов поняла, что идёт не туда, и повернула назад. Кристина тихо захныкала. Аля взяла её на руки и побрела, понимая, что ещё пять минут – и она рухнет. И тут рука, скользящая по прутьям решётки, почувствовала проём. Она поставила девочку на фундамент и шепнула:

– Вперёд!

И нырнула вслед за ней. Взявшись за руки, они побежали по полю к тускло светящимся окнам Павловских выселок.

Аля думала, что сейчас они войдут в чей-то тёплый дом, им дадут телефон, может быть, нальют горячего сладкого чая, и они будут ждать, когда за ними приедут их близкие. Но в первом дворе их встретил лай собаки и ругань хозяйки, в следующем, где жила знакомая ей учительница географии, она назвала своё имя, а в ответ – только хриплый крик: «Уходите, я никого не пущу», в следующем было темно, и никто не откликнулся, в тот, где был новорожденный, она и стучать не стала, понимая, что бесполезно. И у следующего дома она надрывалась под окном: «Позвоните участковому!», а в ответ – ругань. Кристина громко плакала. В последнем доме двери оказались открытыми. Густо пахло перегаром, за столом с бутылкой и баклажкой огурцов сидел небритый мужик. Аля попросила:

– Пожалуйста, дайте телефон на минуточку!

– Да? А ты что дашь?

– Ты совсем жадный?

– Ды бери, – пробормотал мужик, подавая ей грязненький кнопочный телефон. – Слышь, малая, не ори, от тебя голова болит!

– У тебя от пива голова болит, как у моего папы, – ответила ему Кристина. – Дай огурчика!

– Вот цыгане настырные, – сказал мужик, доставая вилкой огурец. – На!

Аля смотрела на телефон и думала: вот и связь есть, но ведь она ни одного номера не помнит! Нет, один всё-таки помнит:

– Тётя Маша, извините за поздний звонок. Я телефон потеряла, вы не можете дяде Гоше этот номер сообщить, чтобы он мне перезвонил?

– Конечно, Алечка. У тебя всё в порядке?

– Да-да, я завтра позвоню!

Буквально через пару минут телефон зазвонил. Оттуда пьяный голос. Она ему ответила так, как никогда бы в других обстоятельствах не сказала:

 

– Пошёл на хрен!

– Ты что хулиганишь? – вскинулся мужик.

– Это кто-то у тебя взаймы попросил.

– А, тогда правильно!

Наконец пробился Зимин:

– Алечка!

– Дядя Гоша, нас держали в усадьбе. Мы сбежали. Звоню из Павловских выселок. Пожалуйста, приезжайте, только клеёнку возьмите, которая на верёвке висит. Всё, телефон садится. Кристина, пошли машину ждать.

– Там холодно, – опять заплакала она.

– Ладно, пять минут, – сказала Аля, усаживаясь прямо на пол. Но через пару минут её так замутило, что она вскочила и пошла к выходу. Ухватилась за забор. Её опять рвало. – Господи, рвать нечем, сейчас пищевод наружу вывалится!

– На, – рядом стоял хозяин дома и совал ей стакан. – Рассол, верное средство.

От моста к ним мчался автомобиль.

Днём её навестили Света с Кристиной:

– Ты погляди, мать чуть не поседела и отца чуть не убила, а ей хоть бы хны! Ты как, Аля?

– Отравили меня сильно. Вчера «скорая» капельницу ставила, чтобы немного очиститься. Но ем пока только жиденькую кашку и наливаюсь под завязку чаем. И нога распухла.

– Ой! Перелом?

– Нет, только ушиб сильный.

Зашли Зимин и Тимофей.

– Аль, никого к тебе не пускаю, но эти – товарищи по несчастью. Ничего? Свет, ты представляешь, звонит и говорит: клеёнку привезите! Тут не знаешь, жива ли, а она сиденье в машине запачкать боится. Вот бабы!

– А меня выселки взбесили, – сказала Света. – Женский голос просит помочь, ребёнок плачет, а они заперлись. Чтоб им так же в трудную минуту пришлось!

Следователь приехал показания снимать. Аля терпеливо отвечала на все вопросы, а потом спросила, чем же эти похитители объяснили своё преступление?

– Говорят, пошутить хотели.

– Вы, наверное, думаете, что это преступление сексуальное? А я вот думаю, что тут что-то более серьёзное, – задумчиво проговорила Аля. – Я ещё когда этот, что помельче, меня по болоту преследовал, заметила кое-что в его поведении…

– Ну?

Аля вспомнила глаза охранника тогда на болоте, и как потом во сне он слился с образом Георгия. Её продюссер ведь не сразу стал мучителем. Георгий зверел по мере того, как лепил из неё образ мрачной брюнетки Сандры.

– К вам поступает информация о серийных преступлениях? Не было ли где-нибудь в соседних районах серии с избиением женщин? Возможно, рыжих или большого роста? Словом, в чём-то схожей со мной.

– Нет, такого не было.

– Тогда, может быть, он недавно в эти края перебрался?

– Да, меньше года…

– Вам ведь всё равно сведения о нём нужны. Запросите и об этом тоже! Я, конечно, не психиатр… и не врач, но кое-что в жизни повидала.

– А что вы предполагаете?

– Он обычным способом удовлетвориться не может. А когда кого-то мучает, оргазм испытывает.

– Но маньяки в стаи не сбиваются.

– А вы вот второму мою версию изложите. И скажите, как к таким извращенцам в тюрьмах относятся. Мне кажется, у него тут отдельный интерес, и он его вам раскроет, если испугается.

После его ухода Зимин подсел к ней и спросил:

– Аль, ты почему совсем какая-то другая? Как и не ты? То глаз не подымала, а то следователя стала жизни учить?

– Я проснулась, дядя Гоша. Всю жизнь пыталась угодить тем, кто меня не любит. А вы глаза мне открыли. Теперь я своих мучителей пошлю по неприличным адресам, а жить буду так, как хочу. И общаться только с теми, кого люблю, и кто меня любит.

Зимин уехал за женой, а в зале поселился Тимофей, как она ни убеждала мужиков, что опасности нет. Через несколько дней её попросили приехать в Пружинск. У следователя сидел ещё один посетитель:

– Вот, этот господин поручил вас похитить.

– Неправда! Я при Гришко сказал, что есть человек, который ищет Кузнецову Алевтину Ивановну, а вовсе не собирается похитить её! Мне просто был нужен её адрес. А эти придурки решили с меня бабла побольше срубить.

– И зачем я вам понадобилась?

– Меня просил разыскать вас очень уважаемый человек. Сказал, что вы дочь его хорошего друга, что он хотел познакомиться, помочь вам, если требуется.

– Не понимаю, почему он к моему отцу не обратился?

– Но… он говорил, «покойного друга».

– Значит, не меня он искал! И вообще, откуда он знает, что я после развода фамилию не меняла?

– То есть Кузнецова вы по мужу?

В дальнейших препирательствах она убеждала его, что Кузнецовы у них в колледже были, но вот Алевтин она не припоминает, хотя нет, была Тина Кузнецова.

– Точно, он говорил, Тиной её мать звала.

– Ну вот и разобрались! Она небольшая была, мне по ухо, блондиночка крашеная.

Фух, отбилась! Когда ушёл, вручив визитку столичного адвоката, которому нужно позвонить, если встретишь тёзку, она спросила следователя:

– Ну что, этого перца ведь второй сдал?

– Да, вы кругом правы! И за этим извращенцем Сабуровым аж с Урала приехали, там за ним такой след кровавый: и избиения, и убийства. И действительно рыжих. И второй, Гришко, когда узнал, с кем связался, всё рассказал, и от кого заказ. Вы на этого барина зла не держите, он тутошний предприниматель, владелец этой усадьбы. с уголовщиной бы не связался. А вот в охрану себе придурков набрал, лишь бы меньше платить. Он при Гришко разговаривал про вас, вернее, что вашу однофамилицу разыскивают. А тут Гришко родственница из Павловских выселок похвалилась, что фельдшер к ней приходила и имя назвала. Он решил, что за адрес мало дадут, а Сабуров предложил вас украсть и поторговаться. Сам-то он, конечно, не для того вас украл. Первый раз он за вами пошёл, ну, по болоту тогда, когда ещё не знал, кто вы. На цвет волос клюнул. Когда мы усадьбу брали, Сабуров по подвалу метался и выл. Пришёл над вами поиздеваться, а тут пусто. Вовремя вы сбежали!

И снова лето. Послесловие

С утра Марья Кузьминична хлопотала по дому. Уже дважды Паня заходила:

– А точно Аля приедет? А она не передумала?

– Да едет, едет. С дороги звонила. Из Пружинска на такси. К обеду точно будет.

– До чего я гостей твоих люблю, Маша! А потом ещё кто приедет?

– Да все обещали. Даша с малышом – на всё лето, Нюся тоже, если мать отпустит. Ваню отпустят… может быть. Вова только на пару дней, он уже на работу устроился, не до отдыха. Ольга каждый год обещает приехать, но так ни разу и не была. Спасибо, хоть пишет иногда, фотографии присылает.

Зарычала машина, остановилась у калитки.

– Что-то рано.

Нет, машина солидная такая, не такси. Точно, вышел… Серёга Царёв! Паня поглядела на её помрачневшее лицо и сказала:

– Ладно, пошла я!

– Здравствуй, тётя Маша. Не ожидала? Конечно, нет, чего спрашиваю…

Уселся за стол во дворе, пальцами по нему побарабанил. На неё не смотрел. Потом спросил:

– Наверное, не простишь?

– Давно уж простила. Сам-то как? Дочь, жена, как они?

– Обе замужем, – хихикнул. – Чужая жена от нового мужа родила. Стала как печка, что поставить, что положить.

– Не пьёт?

– Вроде нет.

– А дочь?

– Детей нет покуда.

– Уезжаешь?

– Да. В Израиль.

О встал, пересел рядом с ней и положил подбородок ей на плечо:

– Я, как заболел, всё барак наш вспоминаю. Как на лыжах… а мы все мокрые. Как Валерка спиной к печке грелся и штаны прожёг. Как я у вас прятался, когда мамка лютовала. Как Вовка родился, а мы с Валеркой коляску катали. И ещё как ты нам вечером показывала со свечкой и двумя бокалами, как Земля вокруг Солнца ходит, а Луна вокруг Земли, и как затмения происходят. Вот остарел, полысел, добро нажил… а добро было только в бараке, в вашей комнате. Больше ничего хорошего в моей жизни ни было. Ну, всё сказал. Прощай, тётя Маша. Если что, Валерке передашь, один только он друг у меня был. Не поминайте лихом!

Встал, вышел за калитку, сел в машину, водитель почтительно захлопнул дверцу и отъехал. Обдумать этот странный визит времени не хватило, рядом с калиткой уже стояло такси. Аля приехала!

Вечером, когда гости разошлись, вдвоём перемывали посуду во дворе. Переговаривались:

– Барсик сегодня объелся.

– Старый, ленивый, мышей не ловит. И ты скоро старой будешь. Семью создавать не планируешь?

– Пока не тянет. Не монашка, конечно, но к серьёзным отношениям не готова.

– Денег хватает?

– Так я ведь только первый год в районной поликлинике, и то через пару месяцев на полставки друг отца в свою клинику взял. А через год я к ним перешла на полную ставку. С сентября в ординатуре буду, гарантийное письмо от клиники сама лично отвезла. В кардиологии буду специализироваться.

– Да? А я ожидала, что в психиатрии…

– Для этого у меня самой психика слабовата.

– Да, Аля, ты документы уничтожила?

– Ой, тётя Маша, должна я вам признаться… документы этой Тины стали переходящим кубком.

– Что?!

– Дайте оправдаться, выслушайте. Первое время я ведь у Ники жила. Мы осенью гуляли с малышами, ну и Миша вывернулся от нас на Ленинградское шоссе. Ой, что было! Вдруг бросается какая-то девчонка в яркой куртке, хватает его, рванула назад, но не успела, и их сбивает машина! Мишка наш отлетел к обочине, орёт! Но цел, только грязный весь. Девчонка вся в крови. Её забирает скорая, я сажусь к ним, Нику отправляю домой. Состояние у неё тяжёлое, документов никаких. Сидела с ней ночь, сказала, если родных не найдём, всё оплачу. Утром приехали Ольга с Дмитрием. Дмитрий, хоть и хакер, но полицейский. Вещи её посмотрел и сказал: явно девочка с Ленинградки.

– Не поняла.

– Ну, проститутка. То есть никто за ней не придёт, скорее всего, приезжая и без регистрации, паспорт у сутенёра. Ольга осталась за ней ухаживать, я на работу. Вечером прихожу, общаюсь с коллегами. Показывают снимки. Там старых травм больше чем у меня! Специализация, чти ли, такая, садистов обслуживать, или профессия такая? Ну, когда она в себя пришла, я спросила. Дина из тех же краёв, родителей нет, бабушка вырастила, тоже уже нет. Самой двадцать лет, мелкая, потасканная, выглядит старше. Мы благодарим, она отмахивается: мне что под машину, что под мужика, один конец. А с таким шрамом на роже теперь и на вокзале не снимут. Тут посетитель, у неё такой испуг! Понимаем, что сутенёр или от него, Дмитрий предъявляет корочки и предлагает пройти побеседовать, парень смывается. Ну, при всех не стала, а потом предложила: вот, никакой гарантии, но есть какой-то перец, возможно, криминальный, который дочь кореша разыскивает. Даже имя похоже: ты Дина, она Тина. Рассказываю всю историю. Она говорит: уколы делать могу, за бабушкой ходила, так что под медичку закошу без вопросов. Скажу, квалификацию потеряла и в профессии разочаровалась. Про жизнь свою врать не буду, так и скажу, что проститутка. Вдруг пожалеет? Хуже не будет, всё равно пропадать. Договорились, что паспорт я положу в её тайник, на чердаке дома, где она угол снимала. В ночь дежурить не осталась, с ней всё вроде более-менее. После работы прихожу в больницу, а её нет, забрали, говорят двое бугаёв. Ну, думаю, не успела! А потом всё-таки пошла в тот дом. В квартире не открыли. Поднялась на чердак, тайник пустой. Немного успокоилась, значит, относительно свободна, и надежды не теряет удрать. А через пару недель звонок: у меня всё в порядке, это я, Тина Кузнецова. А в этом году в апреле я её на кинофестивале увидела. Мне один пациент пригласительный прислал. Я бы её не узнала. Шрам не виден, если не приглядываться. Одета неброско, но дорого. Она подошла, представилась: я Тина Кузнецова. В общем, всё у неё получилось! Она тогда времени терять не стала, позвонила с телефона соседки, как только я ушла. Адвокат этот помощницу свою прислал, та спросила, чем докажете? Дина-Тина нарисовала, как тайник найти, всё сказала, и про свою нынешнюю работу. Утром за ней прислали качков, которые перевезли её в платную клинику. Там её навестил покровитель, и даже нашёл сходство с покойным другом. Очень кстати оказалась фотография под обложкой паспорта, это покойная мать Тины. В общем, учится в колледже и работает в фирме покровителя.

(БЕЗ ТЕМЫ)

Тимофей tiryas2

Вам: tveritolgast

Оленька, здравствуй.

Не стала звонить тебе, никак с мыслями не могла собраться. Решила на бумаге сначала изложить, а потом на клавиатуре набрать.

Вчера похоронили твою маму, Анну Тихоновну Рясову. Это было её просьба – не говорить тебе и твоему отцу о ней при жизни и не звать на похороны, а дальше, она сказала, всё равно. Я только удивлялась, как твой взгляд художника не уловил очевидного сходства. Не в чертах, нет, тут ты скорее на отца похожа. Глаза твои сразу показались мне знакомыми.

От кого Анна была рождена, она не знала. Односельчане были уверены, что от врага, или немца, или полицая, других мужиков в Рясово в то время не было. Не думаю, что про неё можно было сказать «дитя любви». Судя по тому, как описывают твою бабку Нонну односельчане, скорее можно предположить, что Анна была дитя насилия.

 

Деревня консервативна в вопросах морали и одинаково судит женщину оступившуюся и жертву насилия. Нонне с ребёнком пришлось особенно несладко среди военных вдов и вековух. Да и мужики, вернувшиеся с войны, к таким великодушия не проявляли. И даже к ребёнку, который уж точно ни в чём не виноват, отношение было более чем скверное.

Была ли Нонна религиозна всегда, или ударилась в религию после того, как её жизнь сломали, мне неведомо. Вера дала ей силу жить и искупать свой грех, которого не было. Но она же сломала жизнь её несчастной дочери. Кажется, это называется «грех первородства», когда Адам и Ева согрешили, а ты теперь пожизненно виновата? Кругом пионеры с галстуком на шее, а Анна в платочке. Насмешки и тычки, а с возрастом – приставания более обидные. Правда, мать кружила над ней коршуном и никого старалась не подпускать. После семилетки – на ферму дояркой, рядом с матерью. Ничего в этом обидного, точно так же сложилась жизнь соседок, Лены и Пани. Только они и в клуб ходили на танцы, и песни пели, и с ребятами перемигивались. А Анна молилась. Этот мальчик соседский, внешне тогда непривлекательный, со слов соседей, но талантливый, интеллектуально выше грубых деревенских парней, не мог ей не понравиться. А в смысле житейском дети были весьма неопытные. Когда ты родилась, Анне едва семнадцать стукнуло, а Вениамину и того не было.

Как я тебе говорила, рожала Анна по чужому паспорту. На поминках Паня призналась, что это был её паспорт. И она знала, зачем Нонна у неё его попросила. И Лена это знала, и осудила за это и Анну, и Паню. Но никто из них никогда это не обсуждал. Просто отношения изменились. Паня сказала, что бабка не хотела, чтобы внучка прожила такую же безрадостную жизнь, как у дочки, и договорилась в роддоме, что тебя отдадут бездетной паре.

Не знаю точно, знал ли о тебе отец, но Анна говорила, что не знал. А вот вторая бабка знала точно, иначе не отправила бы единственного сына в Ленинград к родственникам доучиваться в 10-11 классе.

Я отсканировала для тебя довоенные семейные фотографии: прабабку и прадеда, молодую Нонну. А вот молодая Анна – только на фотографиях для документов. Помнишь, Паня рассказывала, что мужики дурели при виде её? Даже по таким фотографиям видно, что она была красавицей.

В последние годы она бережно пополняла альбом фотографиями, которые я ей распечатывала: ты, Ника, твои внуки. А в конце альбома – маленькая фотография Вениамина 3*4 с уголком, наверное, на комсомольский билет. И три детских рисунка: Анна в кокошнике, Анна в платочке и Анна с распущенными волосами.

Анна оставила завещание на меня. Ты понимаешь, почему? Я лишь душеприказчица. Она не посмела обратиться к тебе. Если ты примешь её добро, значит, ты её простила.

Не могу тебе советовать, но считаю, что тебе стоит встретиться с отцом. Ты унаследовала не только внешность, но и его талант. Если ты стесняешься или не хочешь навязываться, просто пошли ему скан одного из рисунков и свой адрес. Наверное, вам будет друг с другом интересно.

М.К

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11 
Рейтинг@Mail.ru