– Этьен! – повинуясь внезапному порыву, дочь Великолепного протянула руки навстречу парню и не успела опомниться, как оказалась в его объятиях.
– Я знаю, что сейчас не время, но не могу ничего поделать с собой! Я люблю Вас и прошу снова: будьте моей женой!
– Прости, но я не могу! – девушка отстранилась.
– Понимаю, что опять тороплю Вас. Ну, хорошо, клянусь святым Луи, что не скажу больше ни слова о любви, пока Вы мне не позволите. Теперь, когда мы будем жить под одной крышей, я готов ждать сколько угодно…
– Ты не понял меня, – остановила его Лоренца. – Я хотела сказать, что не могу выйти за тебя замуж, потому что люблю другого.
– Могу я узнать, кто он? – парень сжал кулаки.
– Не всё ли равно....
– Нет, я хочу знать его имя, – настаивал сын мэтра Жака. – Наверно, это тот барон? Я помню, какие взгляды он бросал на Вас!
Девушка промолчала, однако Этьен не унимался:
– Поверьте, он не любит Вас! Его привлекает только Ваше приданое!
Монолог молодого человека начал раздражать дочь Великолепного и она решила прервать его:
– Мне больше нечего сказать тебе.
– Значит, это Ваш ответ…
– Да.
Не произнеся больше ни слова, брат Жанны выбежал на улицу.
Спустя час Лоренца сообщила Доруа:
– Мои вещи уже собраны, мэтр Жак.
– В таком случае, идёмте.
Возле конюшни, кроме Этьена, стоял также Даниель. Пока парень делал вид, будто проверяет упряжь мулов, д’Эворт подсадил девушку в седло.
– Может быть, мне проводить Вас? – нерешительно предложил кузен донны Флери.
– Не стоит. Так Вы уезжаете завтра? – как бы между прочим уточнила дочь Великолепного.
– Да, после обеда, потому что мне ещё нужно проститься с родными, – успокоил её, сам не подозревая об этом, д’Эворт.
Тем временем подтянулись оставшиеся слуги и девушка сердечно простилась с ними. Старая кухарка плакала, утирая слёзы фартуком, а дядюшка Пьер от волнения тряс седой головой.
– Прощайте! – крикнул ей вслед Даниель.
– Прощайте, господин д’Эворт!
Отъехав на несколько шагов от дома, девушка обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на дом Льва.
Несмотря на то, что супруга Доруа приняла её с распростёртыми объятиями, Лоренце не терпелось поговорить с подругой и она чувствовала себя как на иголках, пока им с Жанной не удалось уединиться.
– Мне кажется, что с тех пор, как мы виделись в последний раз, прошла целая вечность, – сказала Лоренца, обведя глазами знакомую с детства комнату.
– Простите! Я хотела сразу же приехать, как только узнала о кончине господина де Нери и его супруги, но матушка не отпустила меня, – взволнованно произнесла сестра Этьена.
– Я не сержусь, Жанна.
– Мне так жаль, так жаль, – продолжала та со слезами на глазах. – Ваши родители были исключительными людьми!
– Да, ты права, – Лоренца почувствовала, что сама вот-вот расплачется.
– Я готова сделать для Вас что угодно!
– Это хорошо. Но сначала я должна кое-что рассказать тебе.
Выслушав её, дочь мэтра Жака растерянно сказала:
– Но это невероятно!
– Вернее, Ваша история напомнила мне сказку, рассказанную кормилицей, про одну простую девушку, которая вдруг превратилась в принцессу – поправилась она. – Подумать только, что Вы – дочь покойного правителя Флоренции!
– И всё же, это правда. Вот грамота Великолепного, – Лоренца протянула ей документ.
Взяв его, Жанна принялась читать вслух: «Я, Лоренцо Медичи, признаю Лоренцу Марию, приёмную дочь сеньора Бернардо Нери, банкира, моей родной дочерью и позволяю ей впредь именоваться, как и я, Медичи. Причём подобное право, дарованное мной вышеназванной Лоренце Марии, не может быть оспорено никем из моих потомков. Лоренцо Медичи. Флоренция, августа 24 день года 1491 от Рождества».
– Я хочу поехать во Флоренцию, – сообщила Лоренца, когда Жанна дочитала грамоту. – Поэтому мне нужна твоя помощь.
Слишком хорошо зная упрямый характер своей подруги, чтобы попытаться сразу отговорить её от этой безумной затеи, Жанна лишь тихо заметила:
– Но Вы ведь не можете одна отправиться туда.
– Я поеду с донной Аврелией. Мы присоединимся к посольству барона де Монбара, которое отправляется во Флоренцию завтра утром, – начала излагать ей свой план Лоренца. – Но если мэтр Жак узнает об этом, то он, как мой опекун, не отпустит меня. Поэтому я во время ужина сошлюсь на головную боль и попрошу, чтобы меня не беспокоили до утра. А ты выпустишь меня с Катрин через заднюю калитку.
– Помнитшь, как в детстве тайком от взрослых мы покупали сласти в лавке напротив вашего дома? – добавила дочь Великолепного. – А твоя матушка всё удивлялась, почему у нас перед обедом пропадал аппетит?
Жанна, невольно улыбнувшись, кивнула в ответ.
– Так вот, надеюсь, до завтрашнего полудня меня никто не хватится. А к тому времени я буду уже далеко.
– Значит, отвечать за всё придётся мне…
– Если хочешь, я оставлю записку мэтру Жаку, что сама всё проделала и тебя никто не заподозрит.
– Нет, отец всё равно догадается, что я Вам помогала. К тому же, я не смогу соврать, если он меня спросит. Но это неважно, раз Вас всё равно не смогут вернуть.
– Спасибо, Жанна, – Лоренца растроганно поцеловала подругу в щёку.
– Но ведь Вам понадобятся Ваши вещи, – напомнила ей та.
– Донна Аврелия позаботится о моих вещах. Она будет ждать меня на углу вашего дома вместе с Тома, который отвезёт нас в гостиницу, где остановился Монбар.
– Выходит, в том сундуке, что Вы привезли с собой…
– … скатерти и постельное бельё.
– Если Вам нужны деньги…
– Деньги у меня есть.
Дочь Великолепного покраснела, вспомнив, как стащила ключи, забытые Даниелем в столовой. Перед дверью конторы ей вдруг показалось, что сейчас она увидит за столом своего приёмного отца и тот, подняв голову от своей книги, как обычно, скажет: «А вот и моя маленькая принцесса!» Однако комната была пуста. Опустошив шкатулку Нери, Лоренца незаметно выбралась из конторы. Тем временем Катрин караулила в коридоре. К счастью, всё обошлось и Лоренце удалось незаметно положить ключи на место.
– Я вижу, Вы всё предусмотрели, – Жанна вздохнула. – Но сеньор де Монбар может отказаться взять Вас с собой.
– Думаю, он согласится.
– На Вашем месте я бы не доверяла капитану, – проницательно заметила дочь Доруа, ничего не знавшая о приключениях своей подруги в Берси.
– Я не боюсь его, – отмахнулась Лоренца. – К тому же, рядом будет Амори.
Едва дочь Великолепного произнесла имя Сольё, как Жанна тут же насторожилась:
– Я так и думала, что Вы решили ехать во Флоренцию из-за сына своей крёстной.
– Нет, не только, – на этот раз девушке удалось не покраснеть. – Мне хочется увидеть родину моих предков.
– Надеюсь, Вы вернётесь до моего венчания, – после паузы грустно сказала подруга Лоренцы.
– Не могу обещать тебе этого, Жанна.
– Тогда хотя бы поговорите с моим братом. Ведь он любит Вас.
– Этьен уже знает, что я люблю другого. Но думает, что его соперник – сеньор де Монбар.
– Бедный мой брат! – Жанна снова вздохнула.
– Может, это и к лучшему, – добавила она, подумав. – Теперь Ваше бегство не так сильно подействует на него.
Прежде, чем сестра Этьена выпустила её и Катрин через калитку, выходившую в соседний переулок, Лоренца крепко обняла подругу.
– Прощай, Жанна!
– Храни Вас Бог! – голосок Жанны дрогнул. – Я хочу признаться, что восхищаюсь Вами! Вы очень храбрая! Я бы никогда не решилась на подобное!
Лоренце вдруг отчаянно захотелось вернуться в уютный дом Доруа и навсегда забыть о том, что она – дочь Великолепного. Однако слова Жанны отрезали ей путь к отступлению. Не оглядываясь, она быстро направилась к закрытой повозке, стоявшей в нескольких шагах от дома, так что алансонка со своим узелком едва поспевала за ней.
– Не знаю, донна Лоренца, как тебе только удалось уговорить меня на это! – сказала при виде неё донна Аврелия.
Девушка снова вспомнила, как под предлогом прощания отправилась в спальню вдовы и без всяких предисловий предъявила ей грамоту Великолепного. Оказалось, что супруги Нери не посвятили донну Аврелию в роковую тайну. Поэтому, воспользовавшись её удивлением, Лоренца открыла вдове свой план, который она изложила потом Жанне. Сломить же колебания донны Аврелии, во-первых, помогло уважение той к роду Медичи, у которых когда-то служил её супруг, а, во-вторых, обещание девушки оплатить из своего кармана все затраты на путешествие.
– Моя горничная сбежала, – пожаловалась вдова. – Наверно, испугалась холеры.
– Ничего, Катрин будет прислуживать нам обеим.
– Уж и не знаю, справится ли она, – донна Аврелия бросила скептический взгляд на алансонку.
Однако Лоренца не обратила внимания на её слова:
– Только бы Тома нас не выдал раньше времени.
– Я пообещала ему два су. Уверена, что как только он получит их, то сразу отправится в трактир и к утру уже лыка не будет вязать, – судя по этим словам, вдова не питала иллюзий насчёт своего любовника.
Тем временем их повозка быстро катилась вперёд по улице Тампль, ведущей прямо к Гревской площади. Уже начинало темнеть и у Лоренцы на протяжении всего пути отчаянно колотилось сердце. К счастью, что-то словно хранило их и они благополучно добралась до места.
Войдя в гостиницу, донна Аврелия попросила проводить их к Монбару.
– Кто там? – послышался из-за двери недовольный голос капитана, когда хозяин постучался к нему.
– К Вам дама, сеньор.
– В такое время? – удивился Монбар. – А, впрочем, пусть войдёт.
– Садитесь, сударыня, – по-видимому, не узнав донну Аврелию, барон указал ей на табурет.
Лоренца же осталась стоять возле двери с опущенной головой.
– Что привело Вас ко мне? – спросил Монбар.
Вдова немного помедлила, словно собираясь с мыслями:
– Дело в том, сеньор, что я – флорентийка и вместе с… племянницей хотела бы вернуться в свой родной город. Поэтому, узнав о Вашем посольстве, решилась просить Вас взять нас с собой.
– Вы хорошо подумали, сударыня? Ведь со мной едут одни мужчины. Вы не боитесь за свою честь и честь Вашей племянницы?
– Вот видишь, донна Лоренца! Я предупреждала тебя!
В свой черёд, Монбар посмотрел на девушку и в его глазах мелькнуло неподдельное изумление:
– Неужели это Вы, мадемуазель де Нери?
– Да, это я, сеньор, – робко ответила дочь Великолепного.
На лице бургундца тотчас возникло насмешливое выражение:
– Когда мы виделись с Вами в последний раз, Вы, кажется, просили меня не преследовать Вас? И вот Вы здесь. Кстати, Ваши родители разрешили Вам прийти сюда?
– Они умерли, – просто ответила Лоренца.
В глазах капитана мелькнуло сочувствие:
– Простите, я ничего не знал. Как это произошло?
– Лекарь сказал, что их поразила холера.
– Примите мои соболезнования.
– Благодарю Вас, сеньор, – Лоренца и в самом деле была благодарна Монбару за то, что он не стал выяснять у неё подробности смерти её приёмных родителей.
– Я могу чем-нибудь помочь Вам? – поинтересовался у неё приятель Амори.
Девушка внутренне напряглась:
– Да, можете. Возьмите нас с госпожой Портинари во Флоренцию.
Взгляд барона сразу сделался подозрительным:
– Могу я узнать, зачем Вам это понадобилось, мадемуазель де Нери?
– Мне хочется отыскать там родственников моего отца.
– Вот как? – капитан пожал плечами. – Но разве здесь, в Париже, не осталось людей, которые могли бы позаботиться о Вас? Взять хотя бы Доруа. Ведь он, кажется, кузен Вашей матушки?
Так как Лоренца промолчала, её собеседник продолжил:
– Кстати, а как получилось, что вы оказались у меня в столь позднее время?
– Я тайком ушла из дома моего опекуна, – призналась дочь Великолепного.
– Я так и думал, – Монбар усмехнулся. – Простите, мадемуазель де Нери, но я не похищаю юных девиц. Хотя и мог бы воспользоваться Вашим положением, если бы захотел… Однако мой Вам совет: возвращайтесь-ка поскорее назад. Ибо поездка во Флоренцию – это не увеселительная прогулка, а долгое и опасное путешествие.
– Если хотите, я могу проводить вас, – предложил он уже более любезным тоном.
Однако Лоренца не шелохнулась:
– Значит, Вы отказываете мне?
– Конечно, мадемуазель де Нери. Я ещё не сошёл с ума.
– Хорошо, – девушка достала из-под плаща грамоту Великолепного. – Прочтите вот это.
Пока Монбар при свете свечи разбирал написанное, сердце Лоренцы билось неровными толчками. Это был её последний шанс. Закончив чтение, барон с каким-то новым любопытством посмотрел на Лоренцу:
– Признаться, я не слишком силён в латыни. Но, кажется, тут написано о Вас…
– Да, о том, что на самом деле покойный господин де Нери не был моим родным отцом, – подтвердила девушка. – Я – дочь Лоренцо Медичи и поэтому хочу отправиться во Флоренцию, чтобы добиться от своих родственников признания моих прав.
Лоренца очень надеялась, что придуманный ею предлог для путешествия покажется убедительным Монбару. И, в самом деле, судя по его липу, барон заколебался:
– Простите, но я не знаю, как Вас теперь величать, мадемуазель…
– Называйте пока меня моим прежним именем.
– Скажем так, мадемуазель де Нери, я не возражаю против того, чтобы госпожа Портинари и Вы присоединились к нашему посольству, – дипломатично ответил капитан.
– Значит, мы можем остаться в гостинице? – девушке всё ещё не верилось, что ей так легко удалось уговорить Монбара.
– Да. Думаю, хозяин найдёт место для вас.
– У меня к Вам последняя просьба, сеньор.
– Какая?
– Не могли бы Вы пока никому не говорить о моём происхождении? – Лоренца подумала об Амори, не зная, как он встретит эту новость.
– Даю Вам слово дворянина и рыцаря, – Монбара, казалось, не удивила её просьба.
После чего он вдруг расхохотался.
– Я восхищаюсь тем, как ловко Вы обвели нас вокруг пальца, – объяснил он минуту спустя причину своего смеха недоуменно взирающей на него девушке, – и меня, и своего опекуна.
– Однако, – закончил барон уже более серьёзным тоном, – мы выезжаем завтра на рассвете. Так что не проспите, мадемуазель де Нери.
– Вот она, Флоренция! – проводник снял с головы войлочную шляпу и махнул ею в сторону раскинувшегося в долине города.
С нескрываемым волнением Лоренца смотрела на него с высоты холма. Ей не верилось, что меньше чем за месяц они пересекли всю Францию от Парижа до Марселя. Там сели на корабль, высадились в Генуе и через несколько дней по дороге через Эмилию и Романью въехали в долину Мюгонь.
– Это – Санта Мария дель Фьоре, – проводник перекрестился на огромный малиновый купол, который возвышался над окружавшими его серовато-коричневыми зданиями и издали был похож на диковинный цветок.
– А вон – палаццо Синьории.
На этот раз Лоренца увидела стройную башню, изящно вонзившуюся в густую лазурь, и сразу вспомнила не столь яркое парижское небо. На мгновение у девушки сжалось сердце, однако Флоренция ждала её. Об этом Лоренце напомнил хрипловатый голос барона де Монбара:
– Нам пора!
Очнувшись от своих грёз, дочь Великолепного заметила, что последняя повозка из сопровождавшего их обоза уже съехала вниз по склону холма. Тогда, подхлестнув свою лошадь, она устремилась следом.
Лоренца переносила все тяготы путешествия легче, чем донна Аврелия. Поэтому на одном из постоялых дворов для вдовы был куплен мул, а Катрин пришлось трястись в повозке. Что же касается лошади, которая сейчас была под девушкой, то её любезно предоставил в распоряжение своей спутницы Монбар. После первого дня путешествия она почувствовала себя такой уставшей, что заснула, как убитая, на охапке соломы в тесной каморке придорожной харчевни. В дальнейшем Лоренца научились засыпать и в деревенской хижине, и прямо в повозке посреди чистого поля. За всё это время девушка не могла пожаловаться на своих спутников. Капитан вел себя по отношению к ней и донне Аврелии безукоризненно, хотя и требовал, чтобы днём они постоянно были у него на глазах. Но, вероятно, это объяснялось тем, что он опасался, как бы кто-нибудь из его людей не обидел их. Амори же относился к Лоренце так, как если бы она была его родственницей, и девушка не знала, радоваться ей этому или огорчаться. Дело пошло хуже, когда они оказались на борту каравеллы. Если дочь Великолепного стойко переносила качку, то вдова не покидала каюту из-за морской болезни. В Генуе её пришлось уложить на повозку, и теперь бледное лицо донны Аврелии едва выделялось среди соломы.
Наконец путешественники приблизились к городским воротам, на которых красовался герб. Из-за того, что миссия Монбара была неофициальной, они не могли рассчитывать на торжественный приём. Возле ворот их встретили люди Медичи и вручили список лучших гостиниц во Флоренции. Пока Монбар и Сольё вели с ними переговоры, Лоренца с любопытством разглядывала изображённую на гербе красную лилию. Вскоре все формальности были улажены и послы короля Франции в день святой Марии Магдалены въехали в город. Так как древняя столица Тосканы находилась, в основном, на правом берегу реки, им пришлось проехать по одному из каменных арочных мостов. Их количество поразило Лоренцу, потому что в Париже через Сену было всего два моста и те деревянные, в остальных же местах работали перевозчики на лодках. Однако вода в Арно (название реки она узнала от проводника) была мутновато-жёлтой. Миновав многочисленные лавчонки на мосту и дома с красными черепичными крышами, французы оказались в центре города. Всё вокруг напоминало Лоренце родной Париж, и в то же время было совсем другим. За крепостной стеной тянулся такой же лабиринт узких кривых улиц, стиснутых со всех сторон домами. Но временами из-за угла вдруг показывался то ажурный фасад величавого собора, то стройные стены изящного дворца. К тому же, мощёные посредине улицы были довольно чистыми благодаря прорытым по бокам канавам, что говорило не в пользу утопавшего в любое время года в грязи Парижа. Несмотря на то, что дело шло к вечеру, вокруг было полно народа. То там, то здесь на каменных ступенях церквей виднелись группы что-то оживлённо обсуждавших горожан. Довольно часто встречались женщины в белых платках и ярких сборчатых юбках. И ещё повсюду прямо кишели вездесущие сорванцы, затевавшие драки и ссоры. От всего этого шума Лоренца изрядно устала и была рада, когда они добрались до Старого рынка, где на Кроче ди Мальта находилась гостиница «Флорентийская лилия». Её хозяина, мужчину средних лет с брюшком и уже наметившейся лысиной среди чёрных волос, звали Джованни Бутти. Когда Монбар поинтересовался, сколько у него свободных комнат, а Амори перевел вопрос друга на местное наречие, флорентиец хитровато прищурился:
– Скоро ярмарка, сеньор, поэтому с помещениями трудно…
– Ты, должно быть, не понял, кто я такой? – нахмурился, не дослушав его, барон.
– Почему же? Понял, сеньор. Ты – посол короля Карла.
Прежде, чем Монбар успел что-либо сказать, Сольё, в свой черёд, заметил:
– Я только что разговаривал с твоим конюхом, любезный хозяин, и он сообщил мне, что гостиница полупустая.
– Наверно, – продолжал молодой человек всё тем же ровным голосом, – ты забыл об этом? Но, может, это освежит твою память?
Достав из кошеля монету, он показал её Бутти. Поведение последнего сразу изменилось. Взяв деньги, хозяин низко поклонился Амори и пообещал, что разместит всех французов, а если кому не хватит места в его гостинице, то можно будет определить их к его куму через квартал отсюда. Кроме того, он выразил надежду, что пребывание его постояльцев здесь будет приятным. Лоренца, которую поражала способность Сольё быстро находить общий язык с любым, от крестьянина до знатного сеньора, бросила на молодого человека восхищённый взгляд. Монбар же, выругавшись и помянув лукавых итальянцев, приказал заносить вещи. Донне Аврелии и Лоренце досталась узкая сводчатая комната на втором этаже с единственным окном, смотревшим на рынок. Посредине стояла кровать с тростниковыми ножками и набитым свежей соломой матрацем, которую жена хозяина Лизетта Бутти застелила чистой простынёй. Лоренце с первого взгляда понравилась эта молчаливая женщина с тёмными серьёзными глазами и пышной грудью, чем-то неуловимым напомнившая ей приёмную мать донну Флери.
– Я хочу помыться, – обратилась она к хозяйке.
– Моемся мы в подвале и там же стираем одежду, – ответила та. – Я нагрею воду, а ты, мадонна, спускайся вниз со своей служанкой.
– Но моя тётушка нездорова и Катрин не может оставить её ни на минуту, – ответила девушка. – Не могла бы ты на время уступить мне свою служанку? Я заплачу.
– К сожалению, у нас всего лишь одна служанка и она постоянно занята. Правда, Джованни собирался нанять ещё одну, но в наше время так трудно найти честную девушку…
Лоренца было приуныла и тогда, заметив это, хозяйка добавила:
– Пожалуй, моя племянница сейчас свободна.
– Меня зовут Наннина, – представилась Лоренце рослая белокурая девица лет восемнадцати.
Ещё она сообщила, что родилась в деревне и в десять лет лишилась матери, после чего отец отправил её к своему брату во Флоренцию. В гостинице девушка помогала по хозяйству, заменяя всё ту же служанку, которую никак не мог нанять её дядя. Год назад у Наннины появился жених Антонио Ланди, работавший подмастерьем ювелира на рынке. Но они не могут пожениться, пока Антонио не откроет собственную мастерскую, а для этого нужны деньги. Бутти мог бы им помочь, но он немного прижимист. Хотя своих детей у них с женой нет.
Выложив всё это, племянница хозяина попыталась выведать, что привело Лоренцу во Флоренцию, но та ограничилась ответом, что надеется разыскать здесь своих родственников. Тогда Наннина переключилась на её спутников:
– А это правда, что сеньор с зелёными глазами приехал договариваться с нашим правителем о мире?
– Да.
– Слава Мадонне! – племянница Бутти перекрестилась.
– У нас многие боятся, как бы ваш король не завоевал Флоренцию, – объяснила она затем Лоренце.
– Нет, его цель – Неаполь.
– А посол короля Карла женат, мадонна?
– Насколько мне известно, нет.
– А молодой сеньор?
Дочь Великолепного ощутила укол ревности.
– У него есть невеста, – покраснев, соврала она.
В этот момент неожиданно начался перезвон колоколов.
– Что это? – испуганно спросила Лоренца.
Ей приходилось часто слышать, как звонил колокол церкви Сен-Жерве, но чтобы звон доносился отовсюду?
– Это звонят к «Анжелюс», – ответила Наннина.
Оказалось, что в определённый час все колокола Флоренции одновременно призывают к вечерней мессе, и как только она заканчивается, стража запирает городские ворота и все добропорядочные флорентийцы ложатся спать.
– Но откуда они узнают, когда следует звонить? – не могла понять девушка.
– На башне Сеньории есть часы и колокол Дуоме (собора) звонит каждый час.
Впоследствии Лоренца узнала, что флорентийцы очень ценили время и старались, чтобы зря не пропала ни одна минута.
После мытья дочь Великолепного разморило и она отправилась спать, в то время как Наннина пообещала почистить её одежду.
По привычке Лоренца проснулась рано и некоторое время не могла вспомнить: где она? Стараясь не разбудить донну Аврелию, девушка подошла к окну и открыла внутренние ставни. На Старом рынке уже вовсю кипела торговля: до неё доносились рёв ослов, скрип повозок и разноголосица спорящих между собой покупателей и продавцов. Лоренце вдруг захотелось побродить по рынку, прицениться к товарам и узнать последние новости, которые обсуждали горожане.
Через несколько минут в дверь постучалась Лизетта Бутти:
Вот твоя одежда, мадонна.
А где Наннина? – поинтересовалась дочь Великолепного.
– Моя племянница ещё спит.
Лоренца оделась и вышла на лоджию, опоясывавшую с трёх сторон квадратный двор, который был ещё пуст. Неожиданно она увидела возвышавшуюся над крышей соседнего дома деревянную вышку. На самом верху там сидела какая-то дама. Развесив длинные волосы на полях круглой шляпы с дырой посередине, она как будто чего-то ждала. Так прошло несколько минут, однако соседка явно не собиралась спускаться вниз. Заинтригованная Лоренца уже не знала, что и подумать, как тут на лоджии появилась племянница Бутти.
– Почему эта женщина сидит там? – указав на вышку, спросила у неё дочь Великолепного.
– Она золотит волосы.
– Как ты сказала?
– А разве во Франции дамы не занимаются этим? – в свой черед, удивилась Наннина.
– Нет.
– Тогда, если хочешь, мадонна, я могу дать тебе рецепт как приготовить краску. Для этого нужно собрать в мае корни орешника и шафрана, добавить бычью желчь, ласточкин помёт, серую амбру, жжённые медвежьи когти и ещё кое-что. Потом всё прокипятить, нанести смесь на волосы, надеть специальную шляпу и сидеть несколько часов под солнцем, пока краска не высохнет. И так каждую неделю.
– Но для чего столько мучений?
– Как для чего? У нас во Флоренции все хотят быть блондинками, а чёрный цвет волос сейчас не в моде.
После слов Наннины дочери Великолепного захотелось надвинуть накидку на лоб.
– А ты тоже занимаешься этим?
– Нет, – с гордостью ответила флорентийка. – Бог дал мне такие волосы с рождения.
– Я хочу погулять по городу, – после паузы сказала Лоренца. – Ты не могла бы пойти со мной, Наннина?
– Боюсь, что дядя не отпустит меня.
– Может быть, это поможет уговорить его? – дочь Великолепного достала из омоньера серебряную монетку.
– Хорошо, я попробую отпроситься после обеда, – племянница Бутти с жадностью схватила деньги. – А сейчас мне нужно идти на кухню помогать тётке.
Не успела Лоренца отойти от перил, как из боковой пристройки появился Монбар.
– Правителя нет в городе, – сообщил он девушке, – поэтому мы с Сольё сейчас отправимся на его виллу в Кайано. Вам же, мадемуазель де Нери, советую оставаться здесь и никуда не выходить из гостиницы. А когда я вернусь, мы подумаем, как найти Ваших родственников.
Последняя фраза барона, по-видимому, предназначалась для Амори, который в это время вышел во двор. Решив, что она успеет осуществить свой план до возвращения мужчин, Лоренца не стала посвящать в него капитана.
Обед подали в комнату. По внешнему виду флорентийская кухня мало отличалась от французской: зажаренный на вертеле бок молодого ягнёнка, салат, лепёшки, сыр, вино и фрукты. Но стоило Лоренце попробовать мясо, как у неё на глазах выступили слёзы. Отпив из бокала с кьянти, дочь Великолепного почувствовала себя лучше. Ей ещё предстояло привыкнуть к тому, что почти в каждое блюдо флорентийцы добавляли большое количество корицы и перца, вызывавшие сильное жжение во рту и обильное слюноотделение.
Наннина зашла за ней, как и обещала, после обеда.
– А кто нас будет сопровождать? – поинтересовалась дочь Великолепного.
В ответ флорентийка, голова которой была покрыта платком, громко фыркнула:
– Это богатые девушки выходят из дома только в сопровождении своих воспитательниц.
– Впрочем, – тут же добавила она, – я могу попросить своего жениха.
Едва они вступили на рынок, как у Лоренцы разбежались глаза. Чего тут только не было! Горы апельсинов, винограда, персиков, голубей, молочных поросят и ягнят, не считая рыбы. Кроме того, поражало количество лавок, торговавших сукном, лекарствами и пряностями – традиционными товарами флорентийцев. Тут же находились ремесленные мастерские. Причём многие мастера в это тёплое время года работали прямо на улице под небольшими навесами. Особенно радовали глаз картины живописцев и изделия ювелиров, которые по желанию заказчика могли вызолотить кубок, нанести гравировку или резьбу и сделать новую оправу для драгоценного камня.
– …мои кинжалы гораздо крепче турецких и красивее ломбардских! – расхваливал покупателю свой товар мастер.
– Антонио! – окликнула спутница Лоренцы сидевшего под навесом молодого человека с молоточком в руках, перед которым стоял раскалённый тигель и лежали щипцы.
Представив Лоренце своего жениха, Наннина спросила:
– Ты можешь отпроситься у своего хозяина, Антонио, чтобы показать мадонне город?
– Попробую, – кивнул тот.
Вдруг до их ушей донеслось:
– Вы – порода свиней! Вы погрязли в языческом блуде! Вы извращены во всём: в речи и в молчании, в действии и в бездействии, в вере и в неверии! Церковь, смрад от которой поднимается до самого неба, умножила свои блудодеяния во вселенной, превратилась в дом терпимости!
Эти слова выкрикивал низенький человек с козлиным профилем в нахлобученном капюшоне и дырявом плаще доминиканца. За ним следовали ещё два монаха с обмотанными вокруг головы концами капюшонов и кружками для подаяния в руках. Их тотчас же окружила толпа. Монеты щедро сыпались в кружки, в то время как многие из присутствующих пытались пробиться к странному проповеднику, чтобы поцеловать его руку или хотя бы край обтрёпанной сутаны. При этом кое-кто повергался на землю и самозабвенно бил себя кулаком в грудь.
– Государи сластолюбивы, жадны и горды! Они обирают вдов и сирот, притесняют народ! Дворы сделались гнездом всех развратников и преступников, там зловредные советники сосут кровь из народа, там философы и поэты при помощи всякой лжи производят до самих богов происхождение государей! – потрясая крестом и брызгая слюной, продолжал вопить монах.
– Кто это? – дёрнув Наннину за рукав, спросила Лоренца.
– Это фра Джироламо Савонарола, настоятель монастыря Святого Марка, – ответил вместо неё подоспевший Антонио. – Он родом из Феррары. Раньше никто не мог проповедовать во Флоренции больше двух Великих постов подряд, не надоев всем. А фра Джироламо слушают уже несколько лет.
– Но зачем они это делают? – девушка с отвращением указала на валявшихся в пыли людей.
– Потому что фра Джироламо – святой, – попытался объяснить ей молодой человек. – Говорят, что один ростовщик под его влиянием возвратил назад неправедно нажитые деньги – несколько тысяч флоринов.
– Неужели это правда? – усомнилась Лоренца, не видевшая ничего необычного в этом монахе в грязной сутане.
– Я был знаком с одним миниатюристом, которого обратил фра Джироламо, – заверил её Антонио. – Он принял монашество под именем фра Бенедетто. А до этого считался одним из самых модных щёголей. Если бы ты знала, мадонна, сколько мускуса и духов употреблял он тогда!
Как догадалась Лоренца, жених Наннины был поклонником Савонаролы. Однако не все окружающие разделяли его восторг.
На месте Пьеро я бы давно выгнал из города эту старую клячу фра Джироламо! – громко произнёс кто-то из группы стоявших неподалёку щёголей, в сторону которых поглядывала Наннина.
– Вот и помоги ему, мессир Лоренцо, ведь сеньор Пьеро – твой родственник! – со смехом поддержал его другой.
– А, может быть, Медичи просто боятся этого феррарца? – высказал предположение их приятель.
– Зато я, Лоренцо Торнабуони, никого не боюсь! – глаза первого незнакомца недобро блеснули. – Этому монаху нужно устроить хорошую взбучку!
– Успокойся, мессир Лоренцо! – попытались утихомирить его друзья. – Если твои слова услышит кто-нибудь из этих одержимых, то тебе даже Пьеро не поможет. Сейчас сила на их стороне.