Эллен Фоллен
Психея
– Я бы на твоем месте упокоился и не злился. Если ты еще не заметила, у тебя есть определенный дар разрушения. И мы в автомобиле, напичканном разной электроникой. Будет обидно, если мы не доедем до твоего дома. Где тебя, кстати, наверняка ждет Джаред. – Он раздражен не меньше моего, резко сворачивает на следующую полосу, подрезая машину.
– Я так и поняла, что ты явно не доволен мной. – Его рот открывается, и не знаю, что именно меня толкает на следующее. – Прости, повела себя не очень корректно, просто ты кидаешь обвинения.
– Мне надо было быть готовым к подобным изменениям. Взаимные извинения. – Он тянется к бардачку и достает оттуда салфетки. – Вытри глаза, видеть не могу твои слезы. – Отдохни, совсем скоро мы будем на месте.
– Если не разобьемся, – говорю я, вцепившись в дверную ручку.
– Кстати об этом, где манускрипт? – Я двигаюсь немного вперед. – Он же у тебя?
Он имеет в виду ту бумагу, которой мы лишились? Мне надо было догадаться, что странные моменты не прекратятся, и моя жизнь превратится в чудеса на виражах.
– Она превратилась в пепел. Именно поэтому я не помню слов. Я открыла артефакт. – Я двигаюсь на кресте заинтересовавшись очередным вопросом, засевшим в голову.
– Что?
– А тот, кто лежал в гробнице, ты?
Мужчина хмурится.
– Безусловно, согласись мы чем-то похожи с этим телом. – показывает пальцем себе на грудь.
– Только гигантских размеров. – соглашаюсь с ним. – А как тебя зовут?
– Не будем придумывать новых имен до того времени, подождем когда ты обо мне вспомнишь. Не очень понимаю, как изменить то, какой ты стала. – Я фыркаю, он поворачивается и строго смотрит на меня. – Что ты сказала? – рявкает он.
– Ничего. – Беру в руки телефон и пытаюсь реанимировать. – Не представляю, как я могла выбирать тебя, чтобы мириться с безобразным характером.
– Что ты там бубнишь? – Я, как ни в чем не бывало, поворачиваюсь и молчу. Это другой человек или душа, как угодно. И раз он считает, что мы не подходим другу-другу, полностью согласна. Гораздо важнее для меня сейчас получить у родителей подтверждение всего сказанного, и как мой отец отреагирует на то, что был не прав все это время. Но меня все еще волнует вопрос, задавать который не собираюсь. До него я дойду сама. Ведь голоса появились в моей голове до того, как произошло переселение. Может, это было предупреждение?
– Пусть Джаред держится от тебя дальше. Я лучше убью его и сяду в тюрьму, чем стану наблюдать, как ты плюешь на все сказанное мной и связываешься с ним. Все, глаза закрывай и спать. – Будто без его приказа я так не поступила бы.
Я укладываюсь удобнее, но не могу не спросить его о последнем.
– Когда я упала со скалы, Джаред обвинил тебя в том, что произошло. – Украдкой ловлю его легкое покачивание головы.
– Он подпилил крепления, купленные в магазинчике Уистлера, и был настолько глуп, чтобы понять, что гравировка на них совсем иная, чем на моих.
Глава 30
Случилось нечто странное, перепутав все карты в моей жизни. Я вроде в твёрдой памяти и в своем уме, но в тоже самое время не чувствую себя достаточно адекватной. Осталось каких-то несколько кварталов до дома моих родителей, когда солнце только начало подниматься на горизонте. Его красное зарево выглядело устрашающе. Проспав несколько часов, ничего не изменилось. С трудом верила в происходящее. Грант выглядел бесконечно уставшим и осунувшимся, болезненная бледность и синяки под глазами делали его вымотанным.
– Я тебе уже несколько раз предложила заменить тебя и сесть за руль. – Привлекаю его внимание, взмахнув рукой, затем начинаю заплетать волосы в косу и протирать лицо влажными салфетками, распространяя в салоне запах ромашек.
– Ты слышала ответ уже не первый раз, – резко отбривает меня мужчина. – Я не понятно выражаюсь?
– Ты можешь разговаривать со мной спокойно? – в голосе появляются резкие нотки, совсем как у него. – Всю дорогу ты прекрасно молчал. А сейчас ты будто отдаешь приказы. Постоянно рявкаешь на меня. У меня никогда не было такого ужасного ухажера. Может, хватит?
– Нет, не хватит. Я устал точно так же, как и ты. Но не делаю несчастное лицо. – Он сейчас решил перевернуть все с ног на голову. – И прекращай бесить меня разговорами, кто каким с тобой был. Это не закончится для тебя хорошо. Ухажеры!
– Так тебя все во мне бесит, – хамлю я и начинаю ногтем царапать кожу на сидении.
– В этом не сомневайся. – Он убирает мои пальцы от сидения и кладет их на колени. – Что с твоим лицом? Ты не кажешься счастливой. Или дарить улыбки ты умеешь только ему?
– Кому? Ты еще не устал от самого себя? У меня затекло тело. И я не выспалась. – Это чистая правда, но поверит ли он, мне неизвестно.
– Я должен сейчас тебя уложить спать и спеть колыбельную? – Он стучит указательным пальцем по кожаной поверхности руля, провожая взглядом проходящих мимо людей на светофоре.
– Боюсь, потом только эксперту-криминалисту будет под силу определить причину моей смерти.
– Острая на язык, дерзкая, алкоголичка, предпочитающая беспорядочные половые связи с незнакомцами и, ко всему прочему, не разборчивая в окружающих. В этот раз отличный набор, клянусь, я выбил страйк, – он усмехается и включает передачу. – Устала, значит?
– Да, мистер, от тебя конкретно. – Зеваю, не прикрывая рта. – И давай ты не будешь ставить на мне клише. Я свободная женщина, живущая в свое удовольствие. И на удивление, счастлива.
– Да что ты говоришь? – Он нажимает несколько кнопок и включает навигатор. – Это сейчас так называется? Звучит, как пропаганда похабного поведения. – Я вытаскиваю конфетку из сумки и закидываю ее себе в рот. Он решил снова вывести меня из себя. Сейчас это точно не выйдет. – Теперь ясно, почему я не выбирала тебя раньше, ты как надменный император.
– Разделяй, властвуй и унижай. – Он берет из моих рук конфету и довольно улыбается, когда я толкаю его. – Ты зря думаешь, что я решил воспроизвести на тебя впечатление или запугать до смерти.
Делаю вид, что мне безразлично все, что он говорит, мы медленно подъезжаем на подъездную дорожку, ведущую к дому, и я тороплюсь покинуть салон без мужчины, раздражающего меня.
Дом моих родителей стоит за высоким каменным забором. Трехэтажное здание, потерянное в густых зарослях деревьев. Отец не продумал момент, когда слишком часто их садил. Теперь их макушки торчали поверх забора, как в чаще леса. Зато у нас всегда была тень в самые жаркие дни лета, в отличие от соседей, которые умирали, тая под солнцем, и не знали, где укрыться.
Как только открывается багажник его шикарного автомобиля, я хватаю свою спортивную сумку и с силой захлопываю крышку. В боковом кармане нахожу ключи от дома родителей и своей квартиры, гремлю брелоком и без слов двигаюсь мимо Гранта, стоящего столбом, преграждая мне дорогу.
– Не так быстро. – Жаль, что я не знакома с удушающими приемами, так бы обязательно применила. Он больше не хватает меня за рукава или плечи, просто стоит передо мной и не пропускает.
– Что еще?
– Твой враг всегда рядом, и твое дело – держаться от него подальше. – Я кривлю лицо, шевеля губами, подражая ему. Тоже мне умник.
– Можешь делать все, что хочешь. У меня свои планы на эту жизнь и брюзга, который вроде является судьбой, не входит в мои планы. Так что пока-пока. – Я иду по дорожке и нажимаю пароль на кованных дверях.
– Знаешь, у Гранта неплохие девки были. Его воспоминания, как гид по домам куртизанок. Как думаешь, мне стоит провериться? Или воспользоваться его записной книжкой? – кричит он мне в след, и я останавливаюсь в дверях, оставив маленькое расстояние перед тем, как закрыть ее.
– Осторожнее, Меллон, у тебя просыпается чувство юмора. – Закрываю дверь, получив от него довольную усмешку. Обаяние Гранта никуда не делось, если убрать всю эту мишуру и разговоры о элементах, все осталось, как и было. С разницей, что Грант не обладал этими ужасными перепадами настроения. Я даже не знаю, на чем мы остановились с Меллоном, что он будет делать дальше. Учитывая, что мы дали понять, что не нуждаемся друг в друге, и каждого из нас не устраивает позиция, в которой нам комфортно. Можно подумать, что мы разошлись по разным сторонам. То, что мы испытали в горах, будет преследовать меня всю жизнь. Вина за то, что из-за меня кто-то лишился жизни, давит еще сильнее. Я не могла сейчас мыслить рационально, точно так же не хотела принимать все произошедшее на свой счет. Всему было свое объяснение, до которого мне необходимо дорасти. Разговоры о душе, которой у меня, оказывается, нет, еще больше подталкивают меня закрыться в кабинете отца и зарыться в один из его баров для промывки мозгов элитным пойлом. Звук отъезжающей машины, и я отхожу от двери, и по мелким круглым камням каменной дорожки иду к дому. Зеленая газонная трава с автоматическими опрыскивателями, которые включаются по переменке, выглядит потрясающе. Капли воды застывают крошечными бриллиантами на тонких травинках. Солнце освещает небольшой кусок, там, где стоит деревянная беседка, свет преломляется, и получается аккуратная радуга прямо над фонтаном из опрыскивателей. В моей душе появляется это ощущение счастья, когда ты с радостью идешь в родительский дом, там, где тебя всегда поймут и любят. Гном, стоящий на краю дорожки, сдвинут со своего места, я поправляю его, – мама с ума сойдет, если не будет все стоять на своих местах.
Теплый ветерок щекочет мое лицо, прищурив один глаз, я прицеливаюсь в замочную скважину и проталкиваю ключ. Поворачиваю его в сторону, но ничего не происходит. Повторяю еще раз, сосредоточившись на щелчке. Вытаскиваю из кофты сотовый телефон и смотрю на время. Пять тридцать утра, никто из моих не поднимется в такую рань. Поправив на плече спортивную сумку, иду вдоль дома по узкой дорожке, ведущей к заднему двору. Становлюсь напротив камеры слежения, набираю код и снова вставляю клю. Несколько поворотов, и она открывается. Кухонный пол, вымытый до блеска, и мне не очень нравится то, что я вымажу его ботинками. Хотя мама ненавидит, когда я разуваюсь здесь и потом несу через весь дом обувь, особо у меня выбора нет. Ставлю сумку на пороге, снимаю ботинки и ставлю их на крохотный коврик с красивой надписью «Милый дом». Как же правильно сказано.
Холодильник издает звук ломающегося льда внутри стенок, мой желудок тут же реагирует, вынуждая оставить все на потом и утолить голод. Иду к холодильнику и открываю его, обнаружив ветчину и сыр, нарезанный тонкими ломтиками, достаю все это и ставлю на столешницу. Хлеб в упаковке мягкий, значит, мама снова делала вечернюю заявку на доставку. Вытаскиваю корочку и распределяю ингредиенты, тщательно вытираю стол после себя. Откусив с огромным аппетитом, беру ботинки и сумку, стоящие на пороге, и очень аккуратно иду в прихожую. Длинный узкий коридор, на ковре которого следы от земли. Будто кто-то прошел в ботинках с засохшей грязью. Напряженно откусываю бутерброд и скидываю сумку на пол. Непривычно закрытые двери в гостиной, хватаюсь за их ручку. Бутерброд рассыпается на пол, вымазав порог. Мои ноги подгибаются при виде моей мамы, лежащей на диване в луже собственной крови. Ее белокурые волосы стали темно-красными, впитав все в себя. Я забываю, как дышать, коленки подгибаются, пока пытаюсь совладать с собой. Прикрыв руками рот, я медленно подхожу к ней и трясущимися руками убираю локоны со спекшейся кровью с лица, ее огромные, прекрасные глаза, наполненные ужасом, раскрыты. Падаю на колени, прикладываю голову на ее грудную клетку, в каком-то оцепенении мое дрожащее дыхание, вперемешку с жуткими звуками, вырывается изнутри.
– Мамочка, – шепчу я, сама не своя, – дыши, милая.
Я не узнаю свой голос, с дрожью в руках трогаю ее окоченевшее тело без признаков жизни, все еще не веря, что это по-настоящему. Огромный порез на ее шее, с рваными краями.
– Господи. Боже. Помоги, – хриплю я, дотрагиваясь до стационарного телефона окровавленными пальцами, набираю девять-один-один. Несколько коротких гудков, женщина что-то говорит, просит объяснений, пока я повторяю раз за разом адрес дома моих родителей. – Прошу вас, – все, что я в силах сказать.
Ноги не хотят меня слушаться, я оглядываюсь, как ненормальная, по сторонам, и эта долбанная надежда, которую больше всего ненавижу, зажигает огонек в моем сердце. Шатаюсь, выхожу из гостиной, следы на ковре заканчиваются около кабинета моего отца. Приоткрытая дверь, и я кричу не своим голосом при виде еще двух трупов. Мой отец полулежит в своем кресле залитый собственной кровью, зажав в руках какие-то бумаги. Я останавливаюсь в дверях, не в силах сдвинуться. Медленно оседаю на пол, обхватив руками колени, и раскачиваюсь из стороны в сторону. Фигура, расположенная в ногах моего отца, одетая в походную кофту и джинсы, которые я купила сама в магазине, когда испортила старые. Огромная дыра в голове и рядом лежащий пистолет, – Джаред убил себя. Он убил нас всех. Шум в моей голове усиливается, голоса, разговаривающие на разных языках, прячу лицо в коленях.
Эпилог
В последнее время я стала очень ценить тишину и покой. Отрешившись от мира, находящегося снаружи стен этой больницы, мне было намного легче. Приятные тона обоев, мягкая постель, сон и еда в определенное время. Никакой информации извне, новостей, вспышек камер… ничего. Восемь месяцев в лечебном учреждении, как ни странно, утешили меня и успокоили. Я не хотела возвращаться в реальную жизнь. Это было слишком.
Восемь месяцев назад после похорон моих родителей я заперлась в своей квартире на долгих три недели. Каждый день мне делали доставку на дом – минимум еды и максимум спиртного. Очень много. Я даже не успевала протрезветь, как заливала в себя без разбора. Мое тело с каждым днем все больше истощалось, а разум продолжал работать в загнанном в рамки режиме и много думать. Каждый раз я просыпалась в грязной квартире, где придется… пол, диван, ванная. Дошло все до того, что я блевала и тут же запивала спиртным, через силу заливала его в себя, чтобы забыться. Но это не помогало. Передо мной все время появлялись воспоминания широко распахнутых мертвых глаз моей любимой мамочки и запрокинутая голова папы. Боже, как же я по ним скучала…
Когда я была в агонии, мне казалось, что я слышу звук колес инвалидной коляски, подъезжающей ко мне, теплую любящую ладонь отца и нежные объятия мамы. Я разговаривала с ними, извинялась за свое поведение, просила прощения за все, что делала. За байк, который угнала, лак для ногтей, размазанный по столешнице, первое свидание, когда не пришла ночевать, и мои родители искали меня всю ночь по всем городу. Слезы… их было столько, что мои глаза не успевали высыхать.
Однажды в пьяном угаре я разбила телевизор, когда на экране показывали моих родителей и зверское убийство, произошедшее в их доме. Я ненавидела себя за то, что не попрощалась с ними, не позвонила, когда они обрывали мой телефон. Я медленно и намеренно убивала себя. Вина уничтожала меня изнутри, выедала, как гнилое яблоко червь.
В один из дней я не смогла подняться с пола, ноги отекли, руки тряслись, и меня очень напугало то, что не смогла вспомнить имя папы. Мне стало очень стыдно перед ним за свою пропитую память, тогда я позвонила в первую попавшуюся лечебницу для людей, страдающих от алкоголизма и затяжной депрессии.
Подписать документы на добровольное лечение и признать правоту слов Гранта, с этим сложно было смириться. Но я это сделала – нашла в себе силы признаться, что мне нужна помощь врачей.
Я не очень хорошо помню первое время моего пребывания здесь, единственное, что от меня требовалось, это открывать рот и принимать таблетки. Истощенное тело постепенно приходило в норму, как и нервная система. Единственная моя прихоть или каприз – это отделить меня от людей. У меня не было желания общаться, с кем бы то ни было обсуждать случившееся. Я старалась своими силами прийти в себя.
И только неделю назад я впервые сама нарушила месяцы молчания, попросив персонал дать мне телефон для пары звонков. Первый, кому я позвонила, был проверенный адвокат нашей семьи. Мне нужна была доверенность, которую отправят на нужный адрес. Второй видео звонок оказалось сделать труднее. Грант Меллон был единственным из тех, кого я знала из прошлой жизни. Когда еще мой мир не рухнул. Он писал мне, когда я тонула на дне бутылки, приезжал и долбился в дверь, но на тот момент я не хотела контакта ни с кем. Тем более с ним.
Да и сейчас я, возможно, не позвонила бы ему. У меня не было времени разбираться, кто он. И как такое вообще произошло. Но он был тем самым, кому я доверяла. Единственным.
– Мисс Уиллис, вы спуститесь вниз? – Я поворачиваю голову по направлению к двери и смотрю на молодого медицинского работника, он здесь новенький и, зная мою карту, он впервые разговаривает со мной.
– Если это возможно, могу я вас попросить пропустить его в палату? – Я приподнимаюсь с кровати и убираю спицы и пряжу в сторону, аккуратно сворачивая странного вида шарф.
– Конечно. – Парень исчезает за дверью, я встаю и обуваю домашние угги, плетусь старушечьей походкой в ванную комнату и чищу зубы. Проведя несколько раз щеткой по волосам, собираю их в косу.
Здесь нет зеркала, я боюсь встретиться со своим вторым я. С отражением оно пугает и не дает забыть.
Я слышу тихий стук в двери и выхожу в комнату, когда Грант просовывает свою голову внутрь. Он рассматривает внимательно мое лицо и вытягивает из-за спины одну руку, в которой зажат аккуратный букет роз редкого сорта Джульетта, завернутого в состаренную бумагу. Мой рот приоткрывается, но он не дает мне ничего сказать, прижимает к себе так, что мои кости хрустят. И я не собираюсь жаловаться, так я, по крайней мере, чувствую, что жива.
– Как же я рад тебя видеть, Андреа. – Я крепче прижимаюсь к нему щекой, слушаю его гулко бьющееся сердце, закрыв от наслаждения глаза. – Ты пряталась от меня, и я не знал, куда себя деть, только бы помочь.
– Спасибо, что пришел. – Я отодвигаюсь от него, слегка махнув головой, забираю цветы и кладу их на столик. – Только не спрашивай, как я себя чувствую, – предупреждаю его заранее. – У тебя есть возможность помочь. – Тревога в его глазах испаряется, теперь он ждет, что я воспользуюсь своим положением больной и разрушенной. И, в некотором роде, он прав.
– Ты хочешь все знать? Не так ли? – Кажется, он чувствует меня, как никто другой. – Я опять сделаю тебе больно.
– Тут пусто, и ты об этом знаешь. – Я показываю на свою грудную клетку, чувствую себя лишенной души, как он и говорил. – Расскажи.
Грант берет стул, садится напротив меня, протягивает ко мне свои теплые ладони, согревая мои ледяные пальцы.
– Я получил твою доверенность и продал дом и квартиру, часть денег перевел в приюты для брошенных животных, как ты и хотела. После этого был в полицейском участке, мне показали съемку с видео камер. Не было борьбы. – Он прячет глаза, сосредотачиваясь на наших переплетенных пальцах. – Перед тем, как покончить с собой, Джаред посмотрел на камеру, он освободил тело и теперь может быть где угодно.
– Кристалл, висевший на его шее, – это и есть тот самый элемент с легенды? – спрашиваю его. – Душа и память Психеи?
– Да и кристалла не было, когда полицейские забрали его. – Я освобождаюсь от его нежных прикосновений, вытаскиваю плед из-под подушки, накинув его себе на плечи, ложусь на кровать, сворачиваясь клубком, поджав ноги. – Он надеялся, что ты прикончишь себя, не выдержишь. Тогда все началось бы сначала.
– Я была близка к этому, – признаюсь ему.
– И что остановило? – Он внимательно смотрит на меня.
– Тогда он бы выиграл, – отстранено говорю я.
Грант встает со стула, ставит его на место, забирает цветы вместе с вазой и направляется в ванную комнату. Я не двигаюсь, боль, поселившаяся внутри, ноет, саднит, она такая ощутимая и реальная. Джаред жестоко убил моих родителей, лишив меня самого дорогого. А ведь однажды и сам являлся для меня родным человеком. И этот факт режет меня на куски без ножа. Мужчина возвращается с цветами в вазе и ставит их на столик рядом со мной. Я чувствую их свежий аромат и с удовольствием втягиваю носом воздух.
– Ты должна справиться со всем. Когда будешь готова, я буду рядом. – Он наклоняется надо мной и ласково проводит ладонью по волосам. – Можешь на меня положиться.
Я поворачиваюсь лицом к стене, оставив его слова без ответа. Никаких подтверждений или опровержений. Сейчас я не готова двигаться дальше. Достаточно того, что он знает – я бесконечно ему доверяю, как никому другому, и ценю то, что он сделал для меня. Закрываю глаза, когда он нежно целует меня в висок, прячу одинокую слезу, скатившуюся по щеке.
– Я верю в тебя, – повторяет он снова и заставляет меня повернуться так, чтобы наши взгляды встретились. – До скорой встречи… Андреа.
Именно в этот момент я замечаю на шее Гранта кулон, в виде кристалла, совсем как у Джареда, только другого цвета. Что, если я снова ошиблась, и он добрался до меня…
– Прощай, – шепотом произношу я.
Продолжение следует…
