– Но кому это может быть нужно? – с ужасом спросила молодая вдова.
Все взгляды были прикованы к Павлу.
– Об этом мы узнаем позже, – раздался хрипловатый бас Андрея Петровича, стоявшего в дверях. – А вы, должно быть, врач? – обратился пристав к Реутову.
– Да, однако более теоретик, чем практик. К слову, это и было тем, что я хотел сообщить вам, – ответил Павел.
– Что же, благодарю за ценную информацию, – кивнул пристав. – А сейчас я предлагаю побеседовать. Владимир Борисович, не могли бы вы предоставить нам какую-нибудь комнату для этого дела?
– Конечно. Я думаю, мой кабинет может подойти. Пройдёмте, я провожу вас.
Минуту спустя Павел и Андрей Петрович сидели в креслах за столом друг напротив друга, а урядник Фёдор Иванович примостился на стуле, приготовившись записывать всё, что скажет свидетель.
– Итак, я буду чрезвычайно благодарен вам, если вы немного расскажете о себе. Как вас зовут, сколько вам лет, откуда вы, где получали образование, служите ли – следствию будет важна любая информация.
– Меня зовут Павел Реутов, мне двадцать четыре года, я учился в Императорском Московском университете, планировал стать военным врачом, как и мой отец, но после его смерти, царствие ему небесное, я принял решение остаться в нашем имении с матерью и сестрой.
– Где сейчас ваши мать и сестра?
– Они приехали со мной, и, думаю, вы скоро побеседуете с ними.
– Чудесно, чудесно… А что касается ныне покойного? Вы были с ним знакомы ранее? В каких отношениях состояли?
– Мы впервые встретились здесь, на балу. Признаться честно, – Павел замялся, – Дмитрий Сергеевич мне вовсе не понравился. То ли он показался мне чересчур заносчивым, то ли просто по какой-то причине был неприятен мне… Именно поэтому, когда он попросил быть его секундантом, я отказался.
– Секундантом? Позвольте, я, кажется, чего-то не знаю.
– Да, простите. Дело в том, что Дмитрий Сергеевич вызвал Алексея Николаевича на дуэль. Я понимаю, что это незаконно, но… Они несколько повздорили.
– Вам наверняка известна причина их ссоры, так ведь?
– Помилуйте, об истинной причине я могу только догадываться. Вы человек хваткий и вовсе не глупый, и наверняка поймёте всё сами.
– Но всё же я бы очень хотел услышать это именно из ваших уст.
Павел помедлил, а затем сказал:
– Алексей Николаевич проявляет излишний интерес к Софье Константиновне, теперь уже вдове Дмитрия Сергеевича. Могу предположить, что ссора произошла именно на этой почве.
– Занятно, занятно… Но откуда у вас такая версия?
– Достаточно посмотреть на них, когда они рядом. Искры летят, – Павел усмехнулся.
– Что же, благодарю вас. Позвольте последний вопрос – чем вы занимались вчера ночью, скажем, с часу до четырёх?
– Пытался уснуть, а после вышел в сад, должно быть, в третьем часу.
– Может ли кто-то подтвердить ваши слова?
– Наверняка кто-то из горничных видел меня, когда я выходил.
– Чудесно. В котором часу вы приехали сюда на бал? Я имею в виду, раньше или позже четы Елизаровых?
– Неужели это так важно? – в голосе Павла почувствовалось раздражение.
– Очень, очень важно. Если бы вы приехали раньше и узнали, в какой комнате будут гостить Елизаровы, то вам бы не составило труда зайти к Дмитрию Сергеевичу и добавить куда-либо яд.
– Он был отравлен? Быть может, это был просто сердечный приступ?
– Пока это всего лишь предположение, но вскрытие покажет. Так что насчёт моего вопроса?
– А что если я его застрелил? – Павел расхохотался.
– Вы врач, и сразу бы поняли, что он мёртв, а умные люди, как правило, стараются стрелять по живым, – невозмутимо ответил Андрей Петрович.
– Сочту это за комплимент. Но зачем же мне было травить Дмитрия Сергеевича?
– А это мы узнаем позже. Я жду вашего ответа: приехали вы раньше или позже четы Елизаровых?
– Мы с матерью и сестрой приехали раньше.
Пристав кивнул головой и сказал:
– Что же, благодарю за нашу беседу и не смею вас больше задерживать. До скорой встречи.
Мужчины распрощались, урядник Филимонов пошёл за следующим подозреваемым, и вскоре в кабинет вошла Софья Константиновна, облачённая в тёмно-коричневое платье – вероятно, траурным она пока не успела обзавестись.
– Здравствуйте. Прошу вас, присаживайтесь. Выражаю вам свои соболезнования. Да не оставит вас Господь в эту непростую минуту.
– Спасибо, – тихо ответила Софья.
– Я буду премного вам благодарен, если вы немного расскажете о себе.
– О, в таком случае это будет долгая история… Что конкретно интересует вас?
– Всё, что вы считаете нужным. Об остальном я спрошу сам.
– Я – Софья Константиновна Елизарова, урождённая Лазарева. Моя мать была богатой мещанкой, а отец – обедневшим дворянином. В шестнадцать лет я вышла замуж за покойного Дмитрия. Мы прожили в браке девять лет.
– Благодарю за ответ. Теперь же позвольте вернуться к настоящему. Чем вы занимались этой ночью, скажем, с часу до четырёх?
– Я была в комнате. Кажется, пыталась уснуть. Да, я пыталась уснуть, – по лицу Софьи пробежала тень.
– Кто-то может подтвердить ваши слова?
– Дмитрий мог бы, – она тяжело вздохнула.
– Позвольте задать вам странный вопрос, Софья Константиновна.
Женщина слегка кивнула.
– Что вы столь тщательно пытаетесь скрыть от меня на своей шее?
– Пытаюсь скрыть? Почему вы так решили?
– Вы поправляете воротник каждые несколько секунд, и в эти моменты по вашему лицу становится ясно, что вам больно. Смею поинтересоваться, почему.
– Чего вы добиваетесь, Андрей Петрович? – голос молодой вдовы задрожал от возмущения.
– Простите мне моё любопытство. Я лишь хочу узнать, что служит этому причиной – тому обязывает моя профессия.
Руки Софьи скользнули по ткани платья, открывая тёмно-фиолетовые следы вокруг тонкой шеи. Пристав отпрянул.
– Простите, я вовсе не хотел…
– Думаю, вы понимаете, что это и откуда. Он ужасно ревнив… Был ужасно ревнив, – её губы тронула печальная усмешка. – Я вышла замуж против воли родителей, потому что любила, очень сильно любила… Но не Дмитрия, а того, каким я представляла его. Настоящий же мой супруг оказался совершенно другим человеком. И зачем я всё это вам рассказала? Ну что же, теперь вы подозреваете меня ещё больше.
– Напротив, если вы не стали лгать, то, вероятно, ваша совесть чиста, по крайней мере, мне очень хочется в это верить. Итак, это значит, что вы не совсем пытались уснуть, так ведь?
– Верно. Дмитрий был нетрезв, он… – Софья замолчала. – Я заперлась в своей комнате и ждала, когда он успокоится. К часу Дмитрий пошёл спать, а я просто лежала на постели. Ближе к четырём часам я услышала какие-то звуки и решила проверить, всё ли в порядке. Сначала я взглянула в замочную скважину, но увидела, что мой супруг сидит в кресле. Тогда меня охватила смутная тревога, и я решила проверить, что же там шумело. Дальше, думаю, вы всё знаете.
– Значит, вы могли зайти к нему в любое время. Один лишь выстрел, и все мучения закончены. Занятно, занятно.
– О чём вы? Я же сказала вам правду! Неужели вы подозреваете меня в убийстве собственного мужа?!
– Я подозреваю всех, Софья Константиновна, всех до единого. Я хотел бы ещё немного расспросить вас о покойном Дмитрии Сергеевиче, если вы не будете против.
На лице Софьи промелькнуло выражение разочарования и тревоги, и она вымученно, неестественно вежливо сказала:
– Безусловно, я постараюсь ответить на все ваши вопросы.
– Ваш муж, кажется, владел несколькими предприятиями, и, следовательно, неплохим состоянием. Кому оно достанется по завещанию?
– Какая-то часть пойдёт на благотворительность, какая-то перейдёт его двоюродному брату, остальные же деньги получу я, – она замолчала, а затем, горько усмехнувшись, продолжила: – А вам вот и второй мотив. Как удобно, не правда ли?
Пристав кивнул.
– А что касается поведения Дмитрия Сергеевича незадолго до смерти? Вы не заметили чего-либо необычного?
– Кроме того, что он был просто в бешенстве, когда узнал, что я танцевала с Алексеем Николаевичем… Должно быть, ничего. Хотя нет, постойте – до этого он словно был чем-то очень доволен.
– Доволен, потом невероятно зол – часто ли с ним случались такие перемены
Софья Константиновна Елизарова
настроения?
– Да, очень часто.
– И последний вопрос, Софья Константиновна: вы кого-либо подозреваете? Быть может, у покойного были враги, недоброжелатели?
– Дмитрий никогда не посвящал меня в свои дела, так что, боюсь, я не смогу ответить на этот вопрос, – Софья замолчала, а затем робко спросила: – Андрей Петрович, когда я смогу забрать тело?
– После того, как придут результаты экспертизы. Мы отправили его в город несколько часов назад. Вы приняли решение похоронить вашего покойного супруга здесь?
– Не думаю, что у меня есть другой выход. Вы не могли бы посоветовать кого-то, кто мог бы помочь в этом скорбном деле?
– Безусловно, Софья Константиновна, безусловно. Вечером Фёдор Иванович проводит вас к отцу Иоанну, нашему приходскому священнику.
– Я буду очень признательна.
Пристав кивнул и сказал:
– Что же, благодарю за откровенность и не смею вас более задерживать, – сказал Сафонов, а затем обратился уже к Филимонову:
– Фёдор Иванович, попросите-ка господина дуэлянта.
Софья побледнела ещё сильнее и, старясь не выдать волнения, быстро вышла из кабинета. Урядник последовал за ней.
Вскоре в импровизированную допросную вошёл Алексей.
– Здравствуйте, Алексей Николаевич, здравствуйте! Анна Васильевна много рассказывала о вас, очень рад нашему знакомству, – поприветствовал его Сафонов.
– Здравствуйте. Благодарю, это взаимно, – сухо ответил Якунин.
– Так как я о вас довольно много знаю, предлагаю перейти сразу к делу. Насколько я знаю, с покойным вы не ладили.
– Я знал его давно, но никаких дружеских чувств к нему никогда не питал. О нашей ссоре в саду вам наверняка уже донесли.
– В таком случае, вы, должно быть, хотите рассказать мне о её причине?
– Видите ли, Андрей Петрович, я имел дерзость пригласить на танец жену этого достойного во всех отношениях господина, тому что-то почудилось, и он решил выместить гнев на Софье Константиновне. Я не мог не вступиться за неё, ведь если мы в чём-то и провинились, то вина должна была быть на мне. С Дмитрием Сергеевичем мы повздорили, и он вызвал меня на дуэль.
– Вы должны были сообщить об этом в суд.
– Вы прекрасно знаете, что моё воспитание никогда бы не позволило совершить это.
Пристав пожал плечами и спросил:
– Чем вы занимались ночью, с часу до четырёх?
– Пытался уснуть.
– Да что же это такое! Кажется, здесь этой ночью не спал абсолютно никто. А кто мог бы подтвердить ваши слова?
– Пожалуй, никто.
– Занятно, очень занятно… То есть у вас был и мотив, и возможность убить Дмитрия Сергеевича, не так ли?
– Если бы я хотел убить его, то сделал бы это двумя днями позже, на дуэли. Прошу вас не оскорблять меня подобными подозрениями – я офицер, и никогда бы не поднял руку на беззащитного человека.
– Почему же вы решили, что он был беззащитен?
– Я видел, в какой позе он находился, когда мы все прибежали на крик Софьи Константиновны. Судя по всему, он либо спал, либо был сильно пьян.
– Благодарю, я понял вас. До скорой встречи, Алексей Николаевич, до скорой встречи.
– До свидания, – всё столь же сухо ответил Якунин, выходя из комнаты. Филимонов проследовал за ним и вскоре вернулся в компании Реутовых, старшей и младшей.
– Рад приветствовать вас, сударыни. Кто я такой, полагаю, вам уже известно. Вас зовут, – обратился он к даме, – Юлия Михайловна?
– Всё верно, Андрей Петрович. Хочу представить вам мою дочь – Марью Александровну.
– Рад знакомству. Присаживайтесь, прошу вас. Я буду очень признателен, если вы ответите на несколько вопросов.
– Вопросов? Разве вы подозреваете нас в чём-то?
– Юлия Михайловна, я не в первый раз сталкиваюсь с убийством. Поверьте, вначале я вынужден подозревать даже стены.
Старшая Реутова презрительно хмыкнула, а затем гордо сказала:
– Ну что же, спрашивайте.
– Как давно вы были знакомы с Дмитрием Сергеевичем? Ваш сын, Павел, кажется, говорил, что впервые вы встретились здесь, не так ли?
– Да, это правда.
– Маменька, вы же говорили, что Дмитрий Сергеевич… – подала голос молчавшая до того Марья. Это была высокая белокурая девушка с голубыми глазами, невероятно похожая на херувимчика с рождественских открыток. «Образец юности, невинности и наивности», – подумал Сафонов.
– Мне просто показалось, – с натянутой улыбкой сказала Юлия Михайловна.
– Занятно, занятно… Позвольте узнать, чем вы занимались ночью, примерно с часу до четырёх?
– Я спала, и Маша тоже.
На болезненно бледном лице девушки зарделся румянец.
– Благодарю вас, Юлия Михайловна. Смею попросить у вас разрешения побеседовать с Марьей Александровной наедине.
– О чём вы говорите?! У моей дочери нет от меня секретов!
– И всё же я вынужден настаивать на этом.
– Что же, если это так уж необходимо… – недовольно ответила женщина, презрительно поморщившись.
– Полагаю, Марья Александровна, вы занимались чем-то более интересным, чем сон, не так ли? – спросил Сафонов у девушки, когда её мать вышла.
Марья Александровна Реутова
– О чём вы? Маменька же сказала вам, что мы обе спали.
Сафонов молчал, постукивая пальцами по столу.
– Я… я просто гуляла по саду, где-то в районе трёх. Но это же вовсе не значит, что я убийца!
– Интересно, в Воронежской губернии принято так поздно выходить в сад?.. Но, конечно, это ничего не значит. Будьте осторожны с ночными прогулками впредь, Марья Александровна – под одной крышей с вами живёт преступник, и вполне возможно, что он не один. Тем более, что все люди разные, и о вас могут неправильно подумать, – последнюю фразу пристав произнёс как-то тепло, по-отечески. – К слову, вы никого не встретили, когда были в саду?
– Нет, совсем никого.
– Вы уверены в этом?
– Абсолютно.
– Я понял вас. Благодарю за беседу, до скорой встречи.
– До свидания.
– Ну что же, Фёдор Иванович, – сказал Андрей Петрович своему помощнику после того, как они остались наедине, – пришло время побеседовать с хозяевами дома.
Спустя несколько минут Анна Васильевна и Владимир Борисович расположились в креслах.
– Поверить никак не могу… В моём доме произошло убийство! – срывающимся голосом воскликнула хозяйка имения.
– Всё бывает в этой жизни, Анна Васильевна, всё. Позволите ли вы задать вам несколько вопросов?
– Безусловно. Я готова сделать всё, лишь бы этот негодяй был найден. Надеюсь, вы не считаете, что это сделал кто-то из моих гостей? Наверняка это был кто-то посторонний, не так ли?
– Я осмотрел место преступления, Анна Васильевна, и пришёл к выводу, что убийца, или, быть может, убийцы, из числа либо слуг, либо гостей. Постороннему было бы очень непросто проникнуть сюда, не оставив никаких следов, которых я найти не смог. Есть ещё один вариант – негодяй мог сдружиться с кем-то из слуг, и, используя эту связь, попасть в дом, однако не станем гадать – допрос прислуги покажет всё.
– Какой кошмар! Нет, я уверена, что это был посторонний.
– Прошу вас, давайте как можно скорее перейдём к делу. Скажите, почему вы решили предложить гостям остаться на ночь?
– Я очень давно не видела своего племянника, и, думаю, тут всё очевидно. Чету Елизаровых мы знаем давно и находимся с ними в прекрасных отношениях, поэтому мы и предложили им остаться.
Владимир Борисович кивнул.
– Что же касается Реутовых, – продолжила Анна Васильевна, – то мне хотелось поддержать Юлию Михайловну в столь непростой для неё ситуации.
– Позвольте узнать, что случилось? Она ничего не говорила об этом.
– Её муж покончил с собой, должно быть, месяца три назад. Жуткая история… Я узнала об этом не так давно, потому и подумала, что ей будет полезно развеяться. Их семья, разумеется, ещё не сняла траур, но всё же решила поздравить меня лично. Никто из них, конечно, не танцевал, они просто ожидали конца бала в гостиной. Потом мы хотели провести время вместе, но…– Анна Васильевна отвела взгляд, а затем сухо продолжила:
– Тем более, моему Алёше уже пора жениться, а у Юлии Михайловны подросла прелестная дочь.
– Занятно, занятно… А что касается Дмитрия Сергеевича? Как давно вы с ним знакомы?
– Около десяти лет, должно быть. Он жил по соседству, вёрст за тридцать отсюда.
– Замечательный был человек… А как он был умён! Мало таких осталось среди молодёжи, очень мало, – подал голос Владимир Борисович. – Жаль его. Скорее бы убийца был найден!
– Мы непременно найдём его, Владимир Борисович. К слову, чем вы занимались этой ночью, с часу до четырёх?
– Мы оба спали, – молниеносно ответила за супруга Анна Васильевна.
– Чудесно. И последний вопрос: есть ли что-то, что вы хотели бы мне сказать? Быть может, вы заметили что-то необычное, или же я не спросил вас о чём-то важном?
– Пожалуй, нет.
– Благодарю вас.
– Быть может, вы останетесь у нас, чтобы найти убийцу как можно быстрее? – предложила хозяйка дома.
– Я был бы очень рад, ведь это и правда помогло бы нам в расследовании.
– В таком случае, я немедленно распоряжусь приготовить для вас комнату, – с этими словами Анна Васильевна вышла из кабинета, и Владимир Борисович проследовал за ней.
– Как по мне, Андрей Петрович, убийца – Софья Константиновна, – сказал урядник, когда они с приставом остались одни.
– Почему вы так решили?
– Любить опасно. Из-за этого убивают. А что думаете вы?
– К выводу я пока не пришёл, однако идея у меня есть. Подозреваемых, дорогой Фёдор Иванович, мы с вами можем мысленно разделить на две группы: те, у кого были и повод, и возможность, как, к примеру, у Алексея Николаевича и Софьи Константиновны, и те, у кого была возможность, но не было повода, или, по крайней мере, мы о нём пока не знаем. Теперь же наша задача представить, что каждый из них является преступником, и, исходя из этого, изучить их мотивы и алиби. Тогда-то мы и сможем судить, кто убийца, но почему-то мне кажется, что это будет не так-то просто.