bannerbannerbanner
полная версияЛюбовь & труд всё перетрут!

Елена Владимировна Кардель
Любовь & труд всё перетрут!

Полная версия

Когда покидает детство

 
Когда покидает детство
Твои родные края,
Мальчишек, девчонок соседских,
Таких же, как и я,
Ты хочешь заплакать от грусти —
Оно навсегда ушло,
Всё чистое, самое лучшее
У нас уже прошло.
 
 
А ты грустишь, что нельзя возвратить
Годы, прошедшие зря,
Что всё позади, и жизнь летит
Листками календаря.
 
 
Теперь ты стала взрослой,
Тебе восемнадцать уже.
Но всё, что было хорошего,
Осталось в твоей душе.
И первое слово, и бал выпускной,
И первая любовь…
Всё это уже за твоей спиной,
Но всё-равно с тобой.
 
 
А ты грустишь, что нельзя возвратить
Годы, прошедшие зря,
Что всё позади, и жизнь летит
Листками календаря.
 
 
Годы летят, как птицы,
Зиму сменяет весна.
А жизнь листает страницы
И вновь удивляет тебя.
Покой тебе только снится,
Теперь ты полна забот.
А время стрелою мчится,
Уходит за поворот.
 
 
А ты грустишь, что нельзя возвратить
Годы, прошедшие зря,
Что всё позади, и жизнь летит
Листками календаря.
 
 
Тогда покидает детство,
Когда сбылись все мечты,
Когда с друзьями вместе
Мы снова – я и ты.
И хочется закружиться
В вальсе шальном, как тогда…
Но беззаботное детство
Ушло от нас навсегда.
 
 
А ты тихо шепчешь: «Вот всё и прошло —
Нет вечного ничего.
И жизнь позади, и время ушло —
Уже не вернёшь его».
 
(Июль 1981 г.)

Проза

Любовь и пирожки
(Фельетон)

Когда-то в старые добрые времена кто-то неосторожно произнёс фразу, которая жива и по сей день, что, дескать, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. И с той поры поколения жён, невест и любовниц уверенно шагают по этому пути. Хлопотливые хозяюшки всеми правдами и неправдами стараются напичкать своих избранников вкусной и здоровой пищей. Правда, о здоровой пище можно и поспорить. Но не в этом дело. Я – о другом.

Позволю себе усомниться в том, что мы привыкли понимать под этим выражением. Ведь можно решить, что идти к сердцу мужчины можно через свой желудок.

А чтобы голословной не быть – историю расскажу.

В уездном городе N проживала небезызвестная госпожа Пышкина со своим незаконченным супругом. Жили они поживали, добро жевали: то гуся пожирней с картошечкой запекут, то щей бадью наварят, а то и поросёночка с хреном приготовят.

Любовь Иванна (так величали госпожу Пышкину) – дама была видная, шикарная, пудов семи весом. По городу, бывало, идёт – ни с кем её не спутаешь, за версту видать.

– Всё хорошеете, голубушка, Любовь Иванна!

– А что остаётся-то мне, я же в городе первая красавица. Вот и стараюсь. Хоть тяжеловато, а держаться надо, чтобы путь к сердцу любимого не порос травой.

Времечко летит, месяцы бегут чередой, растёт краса девичья, как на дрожжах. Пышет красавица во все стороны, а значит – живёт хорошо. Так в народе говорят. Ан нет, не всё золото, что блестит.

Вот и красавица наша, Любовь Иванна, изъян один имела. Любила она мужа своего несостоявшегося, Семёна Абдрашитовича, до безумия. Сама с ума сходила и других доводила. Берегла она его, как зеницу ока, чтоб, не дай Бог, кто не позарился, да и не переманил к себе.

А по соседству девицы молодые жили, молодые да незамужние. Фигурки у них тоненькие, ножки длинненькие, голоса звонкие. Как на улицу выйдут – смехом заливаются, песни поют, хороводы водят. Гуляют девушки, веселятся, и Семёну Абдрашитовичу хочется. Выйдет во двор, присядет на скамеечку, да и подпевает себе под нос: «Выйду я на улицу, гляну на село: девки гуляют и мне весело».

А как завидит Любовь Иванна, что мужа-то дома нет, следом за ним бежать. В дом его затолкает, чтоб не высовывался, а сама – к девкам: «Ах вы, бесстыжие, нахальные, мужика моего сманиваете… Я вам руки-ноги повыдергиваю, …чертовы». Дальше – больше, да хлеще.

Орёт Любовь Иванна голосом зычным, по всей округе слыхать. На защиту мужика всем своим естеством встает. Такая телом своим к стенке прижмёт – мокрое место останется. А что уж говорить, если до рук дело дойдёт – разорвёт на кусочки и, – прощай молодость. Вот и разбредаются девушки потихоньку кто куда, не хотят на грех толкать.

Правда, когда Любовь Иванна в добром расположении духа, то не на шутку заботится о грешных душах молодых соседушек, у которых «всё ветер в голове». Не думают они о спасении душ своих накануне конца света, не ждут обещанного рая после смерти. Просто жизни радуются, веселятся.

«Молиться надо, …вашу мать, – наставляет заботливая Любовь Иванна, – замест мирских забав Библию читать денно и нощно. А вам бы только танцы и удовольствия, всё хихоньки да хахоньки. Гореть вам в адском поломе нещадно, вертихвостки. Пост великий идёт, а они тут колбасу жрут, бессовестные!»

Сама Любовь Иванна пост блюдёт строго: раз жирного нельзя, значит – нельзя. Значит можно замещать большим количеством постных яств, например, сковородочкой картошечки или кастрюлькой макарончиков – про количество ведь в Библии ничего не сказано. А форму-то держать надо, упаси Боже, похудеет, красота девичья поблекнет.

А весна всё уверенней вступает в свои права, манит в объятия природы. Девицы соседские со своими песнями то в луга, то на реку. Костры жгут, веселятся, с любимыми соловьиные трели слушают, зарю утреннюю встречают.

А Любовь Иванна с Семёном Абдрашитовичем всю ноченьку любовью занимаются – пирожки пекут. Налепят, нажарят, а потом наслаждаются – пирожки-то вкусные, пальчики оближешь. И после удовольствия такого «гулять» начинают то во двор, то со двора.

А говорят, что любовью сыт не будешь. Оказывается, будешь, по самые уши.

В народе бытуем мнение, что чем больше хорошего человека, тем лучше. А вот медики утверждают, что хорошего человека должно быть от 50 до 60 килограммов, плюс допустимые 10 кг шлаков. А всё, что более того, это уже… пардон, лишний вес. Вот и получается, что вся любовь и сводится к пирожкам.

И нечего удивляться, когда мужья ваши засматриваются на молодых да стройных. А стройная фигура – это не только красота, но и показатель здоровья.

Подумайте, сколько телесных болезней и душевных пороков приносят с собой эти лишние килограммы. Уж не до жиру, быть бы живу. Точнее, здоровье бы вернуть. А это уже не просто.

Вот и страдают госпожи Пышкины ревностью и душевными пороками, обвиняя прекрасную половину человечества во всех смертных грехах, ругая, на чём свет стоит, красоту и здоровье, забывая при этом упрекнуть себя в своей непривлекательности. Не понимают, бедные, что все пороки и добродетели исходят от нас самих.

И снова хочется вернуться к народной мудрости, а точнее, к басням Крылова, который в одной из них сказал: «Чем кумушек считать, трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?..»

Так что, понимаем мы мудрость правильно, и путь к сердцу мужчины лежит всё-таки через ЕГО желудок. А если идти через свой, то получится далековато…

Внимание: гуманный рэкет!
(Фельетон)

В памятном фильме «Москва слезам не верит» героиня Ирины Муравьёвой Людочка произносит незабываемую фразу: «Москва – это большая лотерея!» Применима она ко всем временам, но на день сегодняшний, наверное, наиболее актуальна.

Сколько получаем мы информации о всяческих московских банках и акционерных обществах? До 40 % в валюте, до 400 % в рублях. Вкладывайте, выкладывайте. Положишь меньше, возьмёшь больше.

Характерна эта формулировка и для рэкета. Мы знакомы со множеством его форм, а вот что такое «гуманный рэкет» – знаем плохо.

Давно уже не помним, как выглядят московские музеи и выставочные залы. Алмазный фонд и известнейшие театры знаем лишь по названиям. Поэтому и рэкетирам делать там нечего – клиентура слабая: люди, духовно богатые, но с тонкими кошельками. Действительно, кто же, идя в театр или на выставку, будет брать с собой несколько миллиончиков рублей или тысяч долларов.

А Москва заполнена обитателями, и проживающими, и проезжающими. И вот, приезжая в Москву, что же мы посещаем кроме, конечно, вокзалов? Известное дело, ничто не может соперничать с посещаемостью всевозможных рынков. Разбросанные по всей Москве, они манят нас своим изобилием. Не видя в течение семидесяти долгих лет красочных упаковок и качественных товаров, мы не можем теперь на них наглядеться. Да, именно наглядеться, потому что цены кусаются. Зато, хоть душа порадуется: дескать, всё ведь у нас теперь есть, а что дорого, так это и на Западе недёшево. Но кто уж захочет купить, то обязательно заработает.

Правда, зарабатывать можно по-разному. Кто – здоровьем своим, кто – жалостью, кто – телом, а кто – головой. Давно признано, что умнее наших людей – нет, во всём мире знают, что наши люди самые умные и талантливые. Только обидно, что таланты эти часто проявляются не на том поприще, где нужны.

И вот пришлось мне однажды стать невольным свидетелем работы, так называемых, гуманных рэкетиров.

Москва сейчас держит статус европейского центра торговли и сбыта, большого перевалочного пункта, куда всё добро сбрасывается оптом, а потом понемногу растаскивается, развозится по всей территории СНГ. Причём, чем дальше от центра, тем, соответственно, и цены выше.

Вот и едут со всех концов наши люди в Москву, кто для семьи обкупиться, кто – за товаром, чего греха таить, – выживать как-то надо. А по виду особо не определишь, кто сколько при себе имеет. Один может быть прилично одетым, а за душой – ни гроша. Другой, наоборот, оденется, как последний нищий, а раздень его, окажется, что все интимные места заклеены крупными купюрами – чтобы не обокрали.

Но время карманников и мелких жуликов, вырывающих сумочки из рук, давно кануло в лету. Теперь приходится сталкиваться с интеллектуалами, с людьми образованными и интеллигентными. Тут, как ни прячь туда, где не достанут, ничего не поможет, сам всё расскажешь и покажешь где, чего и сколько.

 

Ну, вот и мы с подругой поехали в Москву за покупками. От «Юго-Западной» на метро до «Динамо», – там теперь возле стадиона рынок открыли. А было дело в понедельник…

Промерзли мы с самого утречка, и по дороге к рынку, решили сигареткой согреться. Зашли за брошенные киоски, где позатишней, чуть согрелись, укутались и двинулись в сторону рынка.

Народу, спешащего за покупками, как-то не было видно. Впереди только один мужичок шёл. Начало до нас доходить, что торговли, вероятно, не будет, так как ни людей, ни машин на горизонте не наблюдалось.

Догоняет нас какой-то мужик, довольно высокий, но щуплый, в поношенной кожаной куртке, да и сам вида невзрачного, и спрашивает: «Девочки, вы не знаете, где здесь находится рынок?» Мы начинаем ему объяснять, что павильон рыночный стоит, а вот людей-то не видно, наверное, торговли сегодня не будет. Однако, все дружно двинулись в сторону павильона.

Вдруг мужик неожиданно останавливается и говорит: «Смотрите, кто-то деньги потерял, видимо тот мужик, что впереди шёл». Поднимает. Смотрим, действительно, пачка аккуратно упакованных в целлофан денег, с одной стороны – рубли, с другой – доллары. «Ну, что ж, – говорит мужик, – вместе шли, вместе и делить будем. Теперь нам и рынок не нужен».

Делить, так делить. Правда, показалось мне несколько странным, что такую крупную сумму кто-то неосторожно потерял. Иду, молчу, думаю: интересно, что дальше будет? А дальше он советует пойти за угол ближайшего ларька. Подруга моя не соглашается, и ведёт в другую сторону. Первая проходит между заброшенными ларьками, мужик топчется на месте, дескать, не далековато ли? Но так как я не двигаюсь с места, ему ничего не остаётся, как пройти вперёд.

Подруга предлагает сначала перекурить это дело, а потом уже делить. И в этот момент в наше укромное убежище вбегает другой мужик, видимо тот, который шёл впереди, и говорит, что он только что потерял деньги, предназначенные для покупок, очень крупную сумму: два миллиона рублей и две тысячи долларов. Не находили ли мы эти деньги? Они были завёрнуты в целлофан. Наш «попутчик» начинает объяснять, что мы ничего не находили. Тогда другой говорит, что заявит в милицию, деньги у него были меченые – сынишка чернилами залил. И просит показать, какие у нас есть деньги, чтобы он мог убедиться, что его денег у нас нет.

Все по очереди, начиная с «попутчика», показываем свои кошельки с наличными. «Пострадавший», так назовём его, а выглядел он тоже невзрачно: невысокого роста, одетый чисто, но безалаберно, в кожаной кепке и очках, убедившись, что своих денег он не увидел, да и суммы показанных были значительно меньше, спрашивает, не имеем ли мы при себе другие деньги, скрываемые перед ним, и если, обыскивая нас, он найдёт, то их заберёт.

Правда, до обыскивания дело не дошло. Наш «попутчик» достал найденный свёрток и, протягивая, сказал: «Не кричите, вот Ваши деньги». «Пострадавший», узнав свою потерю, сунул свёрток в карман и, попугав, что нашлёт на нас рэкетиров, быстро исчез. «Попутчик» так же через минуту ушёл, и мы остались вдвоём с подругой, затерянные между заброшенными ларьками в многолюдной Москве.

Спектакль был достоин лучших столичных театров, да и актёрское мастерство можно было бы оценить на шесть с плюсом по пятибалльной системе. Правда, это мы поняли немного позднее. И если для актёров действо уже закончилось, то нам предстояло ещё увидеть развязку.

Выйдя из-за ларьков, мы направились к троллейбусной остановке. На душе было скверно. Проходя мимо аэровокзала, я краем глаза заметила нашего «попутчика», который крутился возле «шестёрки». Потом услышала, как захлопнулась дверца, машина тронулась и медленно поехала за нами.

«Пострадавшего» мы заметили на остановке, обсуждающим что-то в обществе женщин, но, завидев нас, он, стараясь не привлекать к себе внимание, уходил из поля зрения. А в это же время «попутчик», убедившись, что мы остались спокойно ожидать троллейбус, поехал дальше, исчезнув за ближайшим ларьком.

Меня раздирало любопытство, куда он поедет и, выглядывая из-за ларька, я начала осторожно наблюдать. Машина остановилась в нескольких метрах от нас «под прикрытием» ларьков, и в этот момент подошёл «пострадавший». Они о чём-то поговорили, и «пострадавший» сел в машину.

Я подозвала подругу, чтобы ей это показать. Она не хотела верить своим глазам.

Потом к ним подсел третий, и они, описав круг, поехали в сторону злополучного рынка, ловить очередных «ушастиков» в надежде поймать на свой крючок более богатых и алчных. Вероятно, наши сбережения показались им настолько малы, что не стоило о нас руки марать.

И всё-таки трудно предвидеть исход такого спектакля, окажись у нас денег побольше. Видимо, в лучшем случае, нас просто бы обобрали с «лишнего жира», ну, а в худшем – одному Богу известно.

Позднее, когда мы путешествовали по Москве, мне пришла на память одна из песен Вили Токарева, очень подходящая к нашему приключению:

 
«Мы, воры-гуманисты,
Воруем очень чисто,
Меж нами есть профессор,
Писатель и поэт.
Мы выглядим отлично,
Ведём себя прилично,
Но честных между нами
И не было, и нет.
Мы – воры-гуманисты.
Меж нами есть артисты,
Талантливы, речисты —
В культуру прёт народ.
И в жизни, как на сцене,
Способны к перемене.
И кто мы есть такие
Сам чёрт не разберёт.
Мы – воры-гуманисты.
Глаза у нас лучисты.
Мы глазками приметим,
Где плохо что лежит.
Зарплаты не хватает,
А жизнь всё дорожает,
И чёрный день проклятый
Навстречу нам бежит…»
 

Так что, господа покупатели, будьте более осмотрительны на московских рынках, и не верьте, что деньги теряют пачками. Велик и могуч русский народ, и сила его сейчас в мозгах, правда, направлена она на разные цели: у одних – на выживание, у других – на наживание.

Но проказница Фортуна играет с нами, крутя своё колесо, и каждый из нас может оказаться не только «на возе», но и «под возом».

Внимание: гуманный рэкет!

(Апрель 1994 г.)
Рейтинг@Mail.ru