Елена Казанцева
Жизнь как квест
Конечно, главное в обвинении – орудие убийства. Она могла выбросить куда-нибудь пистолет, без орудия убийства мои показания можно будет опротестовать, или запутать меня, как свидетеля.
И все ж мне не понятны ее действия. Хотя она дала мне возможность выжить.
И опять в голове ворох мыслей.
Быстро смеркалось. Я шла по дороге уже около часа в полной тишине, если не считать шума леса. В мою голову закралась страшная мысль, что я ухожу от жилья в чащу, но я быстро отбрасывала ее, ведь протектор машины Дарьи вел меня по этой дороге. Постепенно лес, что возвышался по краям дороги, стал гуще, лучи заходящее за горизонт солнца уже не пробивались сквозь кроны деревьев. Резко стемнело. Над головой пролетела какая-то хищная птица, испугав меня до коликов в животе.
Но где-то вдали появился шум. Появилась надежда, что я иду не вглубь леса, а в сторону жилья и людей.
Я попыталась ускорить шаг, но острый сучок нарушил мои планы.
– Черт, черт, – орала я сама на себя.
Острая боль пронзила стопу, окровавленный отпечаток моей ноги остался на сухой поверхности пыльной дороги.
Пришлось сесть на траву отдышаться. Под рукой не было ничего более подходящего для перевязки. Пришлось вспомнить детство. Отыскала в густой траве подорожник, оторвала листок и приложила к ранке. Пожертвовала частью платья, просто рванула на себя подол и оторвала кусок. Повязка получилась так себе, но это было лучше, чем идти с раной на ноге.
Идти стало сложнее, нога нещадно болела, приходилось вес переносить на пятку, чтобы разгрузить стопу, а это не давало идти с прежней скоростью. Для удобства выломала ветку, сделав из нее костыль. Скорость это не увеличило, но хоть легче стало идти.
Скоро резко стемнело. Дорогу не стало видно совсем. Идти приходилось на ощупь. Дважды сбивалась с дороги, а потом ощупью искала путь назад.
И когда совсем отчаялась, вдруг услышала вдали шум машин.
По-моему лицо градом побежали слезы. Неужели вышла…
Но брести пришлось еще час, прежде чем я увидела огни машин.
Дорога!
Я бросила со всех ног туда, но ноги, которые я почти уже не чувствовала, подвели в последний момент. Они подломились, и я упала, сбивая в кровь коленки.
До дороги уже почти ползла. А когда доползла, силы покинули меня. Не помню, как я упала в придорожную пыль. Сознание отключилось. Очнулась от того, что прямо мне в лицо светил луч света.
– Ой, етить, колотить, она живая, – взвизгнул тонкий мужской голос.
– Чоооо орешь, – рявкнул второй голос. – Естественно живая. Трупных пятен нет, кожа теплая, ран не совместимых с жизнью нет.
Мне стало смешно, где этих олухов учили. Надо пульс у «трупа» сначала попытаться найти, а не трупные пятна искать.
–Чего с ней делать то будем, документов то нет? – визгливо спросил первый.
– Скорую вызвать надо, – буркнул второй.
– Они ее не возьмут, нахрен им бомжиха.
У меня в голове пронеслось: Неужели я так плохо выгляжу, что похожа на бомжиху, у меня маникюр, платье дорогое. Эти двое явно смотрят не туда, могли бы заметить, что я явно не девушка без постоянного места жительства.
– Давай, по рации вызывай бригаду, – второй голос был явно уверенный и профессиональный.
Слышу шаги возле своей головы. Хлопают дверки автомобиля, писк рации. Слышу, как кто-то вызывает дополнительную машину и скорую.
Только вот я ничего сказать не могу. Я нахожусь в пограничном состоянии, вроде живая, а вроде и нет.
Очнулась. Что-то странное пищит, и этот писк неприятно режет ухо и давит на мозг. Яркий свет слепит и выбивает слезу из глаз. Во рту сухо, как в пустыне. Где-то за стеклянными дверями маячат две серые фигуры, и идет тихий диалог.
– Чего делать то будем?
– Очнется, побеседуй. Блин, не хочется еще одно дело открывать, и так двадцать у меня, и не раскрытых тоже столько. И зачем эти два дебила на трассе остановились? Справить нужду им надо было…
– Да ладно, Михалыч, все равно бы на нас повесили, ну к утру бы дохлой нашли, а так хоть есть с кого показания снять…
Это они про меня? Дохлой? Ушибленные на всю головушку? Я еще здоровая и нормальная.
– Ты не торопись дело то возбуждать, может, там и не было ничего…
– Ну, изнасилования точно не было, докторишка ее осматривал, но ограбить могли и выбросить…
– Не мне тебя учить, сведи все …
Не успеваю подслушать разговор до конца.
Пробую пошевелиться, и аппаратура возле моей головы начинает дико пищать. Двери резко открываются, и вбегает человек в медицинском костюме, я даже разглядеть его не успеваю. Он подскакивает к аппарату, щелкает кнопками, проверяет капельницу, а затем заглядывает мне в лицо.
– Вы очнулись, очень хорошо, – бодрым голосом сообщает врач. – Напугали вы нас, милочка, двое суток в сознание не приходили.
И снова убегает.
Я шевелю руками и ногами, вроде все цело. Трогаю голову, на месте. И потом в голове проносится «двое суток в сознание не приходила»! Черт, где я? Почему рядом нет Кирилла?
И только потом вспоминаю слова полицейского «Чего с ней делать то будем, документов то нет»…
Точно. Я впала в бессознательное состояние, не успела сообщить свое имя, а документы, как и моя сумочка, остались в кабинете. Алексей же украл меня с территории…
И тут в голове проносятся воспоминания, и самое яркое из них – труп Алексея на зеленой траве. Я явственно вижу даже капельки крови, что блестели в лучах закатного солнца, и желтый листочек на его одежде.
Надо быстрее рассказать, вдруг посторонние наткнуться на труп и затопчут все следы! Руки судорожно начинают двигаться по одеялу, а аппаратура выдавать ужасные сигналы. На шум вбегает медсестра, и вот я отключена от приборов и из моей руки вынута игла капельницы.
Милая девушка наклоняется надо мной и приятным голосом сообщает: Хорошо, что вы очнулись, тут к вам из полиции пришли.
Через несколько минут в палату действительно вваливаются два толстых дядечки, один в полицейской форме, второй в штатском, позади их маячит доктор.
– Вы только недолго, пациентка очень слаба.
– Понятно, – рявкает в штатском на доктора.
Они оглядываются в поисках стульев, но это видимо палата интенсивной терапии, тут стулья не предлагают. Поэтому они недовольно крякают и достают папку. Стоя писать не очень удобно, поэтому тот, что в штатском, отдает папку напарнику и смотрит внимательным взглядом на меня.
– Вы можете назвать свое имя?
–Светлана Валерьевна Смирнова. Может вам и данные паспорта сказать?
– А вы их помните?
Я без запинки называю свои данные. Даже в бессознательном состоянии никогда не забываю их. А сама прокручиваю в голове фразы, надо правильно выложить информацию, последовательно и не запутаться.
– Что с вами случилось, можете рассказать?
– Да. Меня похитил Алексей Александрович Вольных.
– Хмммм, даже так…Жаних поди, – подал голос второй полицейский.
– Нет, Алексей Вольных работал со мной на одном предприятии, в свое время пытался шантажом получить от меня некоторую сумму денег. Был под следствием. Бежал из-под стражи. Меня похитил с территории предприятия, где я сейчас работаю, чтобы шантажом выбить из моего жениха сумму в двадцать пять миллионов. Держал меня в садовом домике, это где-то недалеко от места, где меня нашли. Садовое товарищество заброшенное посреди леса.
– Это «Ромашка», наверное, – бормочет тот, что в полицейской форме, и толкает локтем напарника.
– Тихо, – одергивает его второй.
– Я не знаю, сколько по времени меня удерживали, но вечером, когда я очнулась, приехала жена Алексея Вольных Дарья Семеновна Морозова. У них вышел конфликт с Алексеем, и она его застрелила.
– Етишь его налево, – воскликнул полицейский. – Э-это что, у нас еще и убийство.
И опять получил тычок локтем в бок.
– Я не видела, как стреляла Морозова, я только слышала разговор, а потом звуки выстрелов. Всего их было три. Когда машина Морозовой уехала, я попыталась освободиться от веревок, которыми была связана. А потом убежала.
Я выдохнула. И замолчала.
– А труп где?
– Там возле садового домика лежит.
– Вызывай опергруппу, Михалыч, – кивнул один другому, и они оба вышли из палаты.
Минуты в больнице тянуться медленно. Через некоторое время появился доктор и две медсестры. Меня погрузили на инвалидное кресло и перевезли в обычную палату.
Она заметно отличалась от остальной больницы, явно платная. Но когда меня подвозили к палате, возле нее маячил человек в форме полицейского. И я сразу поняла, что меня охраняют. Осознание этого вызвало неприятные эмоции, такое бывает только, если свидетелю грозить опасность, либо ты являешься подозреваемой. Почему то в моей голове сразу мелькнул второй вариант.
Глава сорок вторая
Они появились в моей палате на следующий день. Два полицейских проходят, как у себя дома, придвигают стулья к моей койке, садятся и серьезно смотрят на меня. Их глаза внимательно изучают мою мимику, отслеживают движение моих рук. Они ищут признаки беспокойства, ведь вердикт ясен: я назначена убийцей Алексея.
Только я тоже училась в юридическом, кое в чем шарю. Наш немой диалог глазами прерывается. И на меня начинаются сыпаться, как из рога изобилия, вопросы, часто повторяющиеся, а иногда просто тупые.
– Когда вы были похищены? В какое время суток? А с чего вы решили, что стреляла Морозова? А почему вы решили, что это ее голос? А сколько времени тогда было?
Ну, вот как я должна была узнать время, когда стреляла Дарья Семеновна? Я даже не знала, в какой день очнулась. В моей голове перепутались дни. А если и остались воспоминания, только о примерном времени суток.
Как я освободилась? Сама не знаю как.
Но из глупых и не очень вопросов уяснила для себя, что Дарья Семеновна – большой человек, ее боятся потревожить.
А через несколько часов приехал мой адвокат. Как же я была рада встретиться с Александром Васильевичем!
– Здравствуйте, – у меня, наверное, глаза в эту минуту сияли, хоть один знакомый человек появился на горизонте.
– Здравствуйте, Светлана, я здесь как ваш адвокат, если вы согласны, то буду представлять вас…
– Александр Васильевич, где Кирилл? – обрываю его на полуслове.
– Светлана, вы являетесь подозреваемой, поэтому к вам никого не пустят, кроме адвоката, то есть меня, – вздыхает Александр Васильевич.
– Но я не могла стрелять в Алексея, я связанная лежала в домике, да и откуда бы я взяла оружие, – удивляюсь, хотя и сама поняла, что на меня хотят повесить убийство.
– Ну, у полиции на этот счет другое мнение, они считают, что вы могли развязать веревки, найти у убитого револьвер и выстрелить в него, в качестве самозащиты.
– Я не стреляла, и я слышала, как Алексей вымогал деньги у Дарьи Семеновны.
– Дарья Семеновна Морозова не могла убить Алексея Вольных, так как весь день она находилась в здании прокуратуру. И тому есть свидетели. И ее пропуск зарегистрирован на вход и затем на выходе. Время не совпадает.
– А я можно подумать сошла с ума, и она мне привиделась, а то, что привиделось, еще и стрелять умеет? Так что ли? – рычу на адвоката, хотя умом понимаю, что Дарья – женщина хитрая и изворотливая, она сделала себе алиби на всякий случай.
– Светлана, я хочу убедить вас вести себя благоразумно, мы переведем ваше дело из юрисдикции Подольской прокуратуры в следственный комитет Москвы, сделаем вам домашний арест, чтобы вам было комфортно. Только не делайте сейчас глупости, не совершайте опрометчивых шагов.
– Конечно, я не должна делать опрометчивых шагов, а убийца гуляет на свободе. А если она решит устранить свидетеля?
–Вы про Дарью? Спешу вас огорчить. Дарья устраивается на работу в Министерство Юстиции, боюсь, она скоро будет недосягаема.
– Охренеть. Так вот зачем ей был нужен развод. Хотела избавиться от мужа преступника.
– Светлана, еще раз прошу вас быть очень осмотрительной, со следователями без меня не разговаривать, и с чужими людьми никакой информацией не делиться.
Он уходит, оставляя меня в сомнениях, метаниях. Меня плющит и «колбасит», мало того что ко мне не пускают Кирилла, так я еще и преступница. В душе моей негодование, ярость и ненависть к семейке Морозовых- Вольных. Кто бы знал, что они оба окажутся склонны к аферам и преступлениям. Даже страшно, что такая женщина, как Дарья, будет работать в Министерстве Юстиции.
Вечер провожу за чтением детектива, кто-то забыл в палате старую замусоленную книжку с детективами, она, видимо, уже много недель лежит в прикроватной тумбочке, кочуя по рукам местного контингента. Вникать в содержание получается с трудом, и через некоторое время я бросаю это занятие.
Когда темнеет за окном, и в палатах гаснет свет, ко мне возвращается способность мыслить логически.
Что у них есть на меня?
Мои потожировые следы на диване, кровь, что текла из носа, мои следы на веревках. Так я и не отрицаю, что там была. К Алексею я не приближалась, просто обошла его труп стороной. Стреляли в него со стороны дороги, моих следов там нет. Что труп не перемещали – это легко может доказать любой патологоанатом.
Дальше, свежие следы от протектора шин. Хммм…
Я не приходила в себя два дня, мог кто-то поверх и проехать, да и сами полицейские могли затоптать следы протекторов. Не доказуемо. Хотя можно использовать, как косвенную улику. Я-то была боса и гола, машины, как и пистолета у меня быть не могло. Хотя могут, конечно, додумать, но не доказать.
Мои следы есть на дороге, что я шла пешком – доказуемо.
Дальше?
Кому это было выгодно?
Ну, тут можно придумать все, что угодно. Мне было выгодно его убить, он меня шантажировал, похитил, пытался убить.
Дарья. Он был ее мужем на момент смерти. Алексей был под следствием, могло ли это помешать ее карьере? Требовал с нее денег, вымогал. Тоже хорошая причина, вполне могла за это убить и убила.
Что делать с ее алиби? Она как-то сумела организовать его себе. Не факт, что человек, который ей помог организовать алиби, расколется и принесет Дарью следователю на блюдечке, поди сам сидит и трясется за своё место.
Как доказать, что ее не было в Прокуратуре?
Машина! Как я не догадалась сразу!
Камеры! Они развешаны по всей Москве, можно проследить по камерам ее путь.
И с этой радостной мыслью я уснула. Хотя и поворочалась еще минут двадцать.
Наутро пришло радостное известие, что меня выписывают. И тут же появились двое полицейских с бумагой на руках о моем задержании. Никогда еще я не была в роли убийцы.
Доктор принес мне выписку из моей истории болезни. Адвокат передал сумку с вещами. Мне дали время переодеться. Внизу меня ждала полицейская машина. И полная неизвестность. Смогу ли я доказать, что не причастна к убийству?
Глава сорок третья
Дорога обратно в Москву мне показалось бесконечно долгой. В голове все вертела последние события, проматывая их, как на фотопленке. Затем размышляла на тему доказательств. Долго думала и раскладывала вновь и вновь по пунктам. Следственный комитет – это уже не шарашкина контора, там должны прислушаться к моим аргументам.
И вот мы уже в Москве. Еще полтора часа добираемся до нужного места и въезжаем во двор. Меня уводят вглубь здания. Длинные коридоры, за спиной хлопают железные решетки. Становится неприятно и тревожно.
Вроде ни в чем не виновата, а с тобой обращаются, как с преступницей.
Вот и кабинет следователя. На пороге меня встречает мой адвокат. Нам дают немного поговорить.
– Светлана, серьезных улик против вас нет, но я хочу вас предупредить, что версия с Дарьей Семеновной Морозовой не пройдет, у нее железное алиби.
– И что вы мне предлагаете?
– У нас есть два выхода. Вы сознаётесь в убийстве, сведем все к самообороне, на суде будет условный срок.
– Вы с ума сошли? Как я могу сознаться в том, чего не делала? Где взяла оружие? Из воздуха? Куда его дела потом?– я в ярости, вот ведь подкинули мне адвоката, а еще Кирилл говорил, что адвокат толковый, ему бы дело быстрее завершить.
– Второй выход, можно свести все к тому, что вы были на месте преступления, ничего не видели, освободились позже. Слышали выстрелы, но не знаете, кто их произвел, – адвокат смотрит на меня мутными глазами, да и сам он мутный. – Но при этом процесс доказательства вашей невиновности может затянуться.
– Я ни в чем признаваться не буду, да, не видела Дарью, голос ее слышала. Проверьте камеры на этой дороге, хоть на одну да ее машина попала.
– К великому сожалению, камеры, при подъезде к данному месту, именно в этот день вышли из строя…
– Как вовремя у нас все из строя вышло!
– Да и у Морозовой машина Ленд Крузер, а след протектора, оставленный на месте убийства, небольшого средне размерного кроссовера. Так что не знаю, какую машину искать на камерах.
– Какая продуманная у нас Дарья Семеновна, все учла. Одно не учла, что есть свидетель.
– Возможно, не знала. Но с Морозовой войну лучше не устраивать. Она сейчас будет работать в Министерстве Юстиции, может повлиять на судей, на это не с руки.
– Господи, как прогнила эта система. Теперь женщина, которая была любовницей вора в законе, женой его сына уголовника, которая вытаскивала из тюрем этого гаденыша Алексея, придет работать в нашу правовую систему. Да она еще и убийца.
– Света, о таких вещах лучше держать язык за зубами, пока ты еще не на свободе, могут язык в тюрьме и укоротить.
Мне становится страшно. Как я вляпалась? Ну, как?
И я снова возвращаюсь мыслями в тот день, когда Алексей затащил меня в койку. А я, влюбленная в него дурочка, смотрела на него и радовалась, думала, что счастливей всех девушек на свете.
Ничего бы этого не было!
Как будто наказала себя за безумную влюбленность!
Показания давала под тяжелым взглядом адвоката, взвешивая каждое слово. О Дарье Семеновне промолчала. Но вот разговор их вспомнила из слова в слово. Пусть копают. Все равно выйдут на Дарью.
Вечер пришлось коротать в камере. А утром меня уже ждал адвокат.
Да, судья не признал улики против меня существенными. То есть улик, против меня, и нет. Меня отпустили с подпиской о невыезде.
Возле крыльца меня ждал Кирилл.
За те дни, что мы не виделись, он осунулся и похудел, под глазами залегли темные тени. И не успела я сделать шаг, как огромные руки подхватили меня, оторвали от земли, Кирилл прижал меня к себе так, что кости жалобно хрустнули.
– Светка, закрою лома, никуда выпускать не буду, пока все не закончится, – шепчет он мне в ухо. – Я чуть с ума не сошёл.
У меня от переживания вдруг случился водопад. Я так рыдала на груди у Кирилла, что промочила ему рубашку.
Дома меня ждал феерический прием. Меня встречали все: Вячеслав с Полиной, Римма с Амиром, Катька бросилась мне на шею, чуть не задушила.
Они наперебой рассказывали мне, как искали меня, как сходили с ума от неизвестности. Алексей не успел попросить за меня выкуп, как был застрелен, а я долго не приходила в больнице в сознание. Господа полицейские оказались ленивыми, даже не посмотрели сводки, где я числилась пропавшей без вести. Им было лень. Поэтому я осталась неопознанной.
Римма, рыдая, рассказала, что приезжала с Кириллом к больнице, но их развернули на этаже, даже близко ко мне не подпустили. Даже взятка, данная медсестре, не помогла.
Оказывается, они ехали вслед за машиной, что везла меня в Москву, надеясь хоть как-то пересечься. Но и тут им не повезло. Они пробили колесо, и потом догнать уже не смогли.
Меня словно на короткий отрезок времени лишили связи с друзьями. И в это время я поняла, как важна поддержка, как плохо без нее.
Вечером мы пили вино, ели шашлыки и плов. Смеялись и радовались, что снова все вместе.
– Светка, выходи за меня замуж, – вдруг произнес Кирилл. – Я обязуюсь быть с тобой рядом всю свою жизнь, уберегать тебя от неприятностей, спасать от всех козлов.
– Кириллл…
У меня полились слезы из глаз, а девчонки уставились на меня, даже рты раскрыли…
– Да!
– Ура! Ра! Ааааааа! – орали девчонки в три глотки.
Три месяца спустя
Мы поженились тихо, без помпезной свадьбы. Были только близкие друзья.
На церемонию приехали мои родители, но даже друг другу не подошли. Так и простояли всю церемонию бракосочетания в разных углах зала. Потом мать уехала с Павлом Георгиевичем. У нее теперь другой этап в жизни.
Папа еще остался с нами, с час посидел в ресторане, потом его водитель отвез в аэропорт, он на работе отпросился только на один день.
Мой брат Владик так и не соизволил появиться на свадьбе. После того, как все история выплыла наружу, он обиделся на родителей, перестал с ними общаться. Хотя отец еще надеяться, что мы все помиримся.
Так что на свадьбе гуляли в прежнем составе: Вячеслав с Полиной, Амир с Риммой и Катя.
Катя тоже нашла жениха, но нам его еще не представила.
Эпилог.
Прошел год.
Время бежит незаметно. Наконец, все обвинения с меня были сняты.
Процесс проходил в закрытом режиме. Дарью Семеновну тоже проходила, как свидетель. Улик, изобличающих ее как убийцу, найдено не было. Хотя мотив у нее был. Возможность достать оружие – тоже.
На суде мы столкнулись с ней нос к носу. Вот и стало понятно, почему она меня не убила, как свидетеля.
В коридорах суда было пусто, процесс затянулся до позднего вечера. Мой адвокат ушёл в уборную, а я осталась одна. От скуки стояла у окна и смотрела, моросящий дождь разогнал прохожих, намочил листву и чертил непонятные зигзаги на стеклах. Сзади послышался перестук каблуков. Меня накрыло удушливое облако чужих духов. Я оглянулась. В двух метрах от меня стояла Дарья Семеновна. Она выглядела как всегда шикарно: в бриллиантах, стильный костюм, прическа. Ее взгляд источал арктический холод. Вот кого действительно можно назвать Снежной Королевой.
– Не думала я, что эта падаль, Алексей бросит тебя в домике, – сквозь зубы пробормотала она. – Там же был погреб. Бросил бы в погреб и все дела с концом.
– Что? Не получилось обстряпать дельце? Свидетель выжил? – я язвлю, но уже знаю, что Дарью никто не осудит.
– Не тебе со мной тягаться, и мальчик твой ничего не решит, – усмехнулась она, только вот усмешка вышла кривая.
В деле фигурировал садовый домик, который был оформлен на дальнего родственника Дарьи. А это бросало тень на нее.
Шума судебный процесс наделал много, хотя его пытались замять. Место в Министерстве Юстиции у Дарьи из-под носа уплыло. Ее любовник тут же от нее открестился, друзья испугались и протекции ей не дали.
Дарье Семеновне пришлось вернуться обратно в свой город, несолоно хлебавши. Через некоторое время она снова взялась за адвокатскую практику. И тут ее настигло возмездие. Один из ее подзащитных устроил стрельбу в здании суда. Пуля попала Дарье Семеновне в лицо, разнеся ей череп. Так же, как Алексей, она упала в зале суда на пол, лицом вниз, раскинув руки.
Возмездие свершилось. Хоронили ее в закрытом гробу.
Теперь ее будет судить высший суд.
Что до Милки, то ее осудили еще за год до этих событий. Она получило срок за вымогательство, шантаж и мое похищение. По каким-то делам она проходила только как свидетель, по другим все валила на Алексея. На суде она плакала и говорила, что сообщник заставлял это все делать под угрозой расправы. Она его боялась. Поэтому срок ей дали небольшой. Кто нанес раны Алексею, так и не выяснили, Милка упорно твердила, что он сам это сделал, а нож потом выкинул в сточную канаву. Доказать ничего не смогли, и этот эпизод в суде не рассматривался. Да и Милкино здоровье было подорвано неудачно сделанным абортом, процесс несколько раз прерывали, и отправляли ее в больницу. Дали ей три года, мой адвокат сказал, что это очень маленький срок. А отсидела она и того меньше, только год. Потом получила условно-досрочное освобождение. В колонии познакомилась с мужчиной и уехала с ним на Дальний Восток. Ее след затерялся на просторах нашей Родины.
А у нас все хорошо, ждет рождения мальчика. Кирилл очень ждет.
Он строит коттедж недалеко от дома Амира.
Римма уже растит сына и собирается за вторым. Открыла частный детский сад. С Амиром они часто ссорятся, бьют посуду, потом бурно мирятся. Думаю, что на двух сыновьях они не остановся.
Жизнь продолжается.
Квест пройден.
