Елена Казанцева
Жизнь как квест
– Ну и какие? – Мила снисходительно смотри, а потом меняется в лице.
– Алексей терпеть не может детей, поэтому первым условием его было, что я пью таблетки и даже не думаю о беременности.
– Это от тебя он не хотел детей, а моего он будет любить.
– А ты ему о беременности сказала?– теперь ехидно спрашиваю уже я.
– Нет, но это ничего не значит, – парирует Мила.
– Дура ты набитая, он отправит тебя на аборт, – говорю ей в ответ.
– Нет, вот увидишь, он будет любить моего ребенка, своего сына.
О чем говорить с тупой девицей? Ей что в лоб, что по лбу. Время нас рассудит.
И тут я вижу, что из здания выходит адвокат, тот, который сопровождал Кирилла. Кажется, его зовут Александр Васильевич. И я бросаюсь к нему.
Бегу со всех ног. И успеваю ухватить его за рукав, когда он уже почти закрыл дверку авто.
Сбивчиво рассказываю ему. Пытаюсь что-то доказать.
– Садитесь в машину, Светлана Валерьевна, – сухо бросает он мне.
– Нет, надо идти к следователю, надо доказать, я свидетель…
– Садитесь в машину, – приказывает мне адвокат, а водитель открывает мне дверцу с другой стороны.
Глава тридцать пятая
Меня под конвоем привезли домой. И строго настрого запретили выходить за пределы ограждения.
И я мечусь по дому, с ужасом думая о Кирилле. Как он там?
Как так получилось, что у Милы оказалось орудие преступления с отпечатками Кирилла, которого не могло быть? Ничего пока не понимаю.
Даже Полина меня не может успокоить. Катька достает из коробки и подает мне очередную салфетку, в которую я сморкаюсь, а второй вытираю слезы.
И тут мы замолкаем, потому что слышим шум, это открываются откатные ворота, и во двор въезжает целая вереница черных машин. Из первой машины выходит Кирилл!
– Кирилл, – бросаюсь ему на шею. Он подхватывает меня и приподнимает, его огромная ручища поддерживает меня под попу. Так и несет меня домой, держа одной рукой. Он, наверное, штангу жмет больше весом, чем я.
Я рыдаю, обнимая его за шею.
– Ну, все, все, ты мне слезами всю рубашку промочила. Я дома, все хорошо, – бурчит мой медведище. Мой! Я присваиваю его и мечу своими слезами.
– Я так переживала, это все из-за меня, из-за меня тебя чуть не посадили, -рыдаю.
Кирилл вдруг резко опускает меня на пол, поворачивает к себе лицом и, держа за плечи, говорит уверенно и с нажимом: Запомни, здесь нет твоей вины, ни в чем нет! Это моральные уроды! И они за все ответят!
Я только киваю головой. Главное, что он сейчас дома, его отпустили.
В дверях появляется адвокат и Вячеслав.
Мы проходим на кухню, а Полина и Катя мечут на стол. Вот уже расставлены тарелки, разложены приборы, на стол водрузили салатники и тарелки с легкими закусками.
– Пол дня не жравши, Полин, давай сразу горячее, – Кирилл пододвигает к себе супницу и наливает горячего борща.
Все едят. Разливают по бокалам кто пиво, кто вино. Адвокат смакует коньяк.
– Светочка, а ты что не ешь?– Кирилл смотрит на меня так ласково, что опять хочется заплакать.
– Кусок в рот не лезет, перенервничала, – бурчу я.
Вячеслав что-то читает в своем смартфоне.
– Завтра прилетает Амир, – вдруг говорит он.
– Ну, вот и молодоженом их медовый месяц испортили, – вновь бурчу, убила бы Алексея с Милой.
Наконец ужин заканчивается, и мы перебираемся в гостиную. Полина готовит девочкам чай, а мужчины налегают на спиртное.
– Александр Васильевич, а вы можете немного о деле рассказать, – во мне опять просыпается юрист.
Адвокат смотрит на меня поверх очков, крякает, но видимо решив, что ничего страшного не случится, начинает говорить.
– В двадцать три часа поступил звонок в службу 112, Людмила Васильевна Иванова сообщила о нападении на нее и ее жениха Алексея Александровича Вольных. На место прибыла скорая и полиция. Медики констатировали у пострадавшего три ножевых ранения. Все неглубокие, но у него была повреждена артерия, поэтому он потерял много крови. Ему сделали операцию, успели спасти.
При опросе Людмилы Васильевны выяснили, что нападавшего она хорошо знает. И это Кирилл Дмитриевич Соболев…
– А откуда она хорошо его знает? – удивленно спросил Вячеслав. – Пару дней назад она зашла к нам, мы сидели на кухне, и она ко мне обращалась «Кирилл».
У адвоката засияли глаза, как будто он поймал золотую рыбку.
– То есть она точно не сможет определить при опознании кто из вас кто?
– Не знаю, но меня она с Кирюхой перепутала, – Вячеслав качает головой, – я ее не стал переубеждать.
– Это хорошо, это очень хорошо, – бормочет адвокат и делает себе пометку в ежедневнике.
– Вы сказали, что раны не глубокие? – мне вновь не дает сидеть спокойно юрист, что засел в моей голове. Жаль, это не я первая догадалась, что Мила перепутала братьев, значит, доверия к ее показаниям нет.
– Да, очень странные раны, но тут должны сказать свое слово эксперты. Правда, я поговорил с хирургом, он сказал, что раны не глубже трех сантиметров. И артерия была задета случайно, все раны нанесены в места, где не лежат органы, нет крупных сосудов, как будто в него просто тыкали ножом. Это не похоже на удар ножом, который бы нанес здоровый мужчина. – адвокат крутит в руке бокал, разглядывая на свет ароматную напиток.
– Значит, мы сможем оправдать Кирилла, тем более, что в это время мы уже садились в машину и собирались уехать домой?
– Тут сложно, с одной стороны и пострадавший и Людмила Иванова в один голос утверждают, что у вас был конфликт. Есть видеозапись с одной камеры, хотя там ничего такого нет. Вы расходитесь спокойно. С другой стороны у Кирилла алиби, вы были вдвоем, – задумчиво выдает адвокат.
– Мила сегодня меня встретила у здания Следственного комитета и потребовала денег. Она хочет десять миллионов, – вот теперь я говорю ту новость, которую поначалу скрыла. Все замерли и уставились на меня.
Адвокат вдруг закашлялся, у Кирилла рот открыт от удивления, Полина стоит соляным столбом с чайником в руках.
– Кмхе, кхе, ммм, и как она это объяснила, – адвокат задумчиво трет пальцем переносицу.
– Она сказала, что у нее есть орудие преступление с отпечатками пальцев Кирилла, – вываливаю информацию я.
Шок у публики не проходит, по-моему, все впадают еще в больший ступор.
– Откуда у нее нож, какой нож? – подает голос Кирилл.
– У тебя есть запись разговора? – перебивает его адвокат.
– Нет, я не успела с ориентироваться, она выскочила на меня слишком внезапно, – растерянно говорю, сама понимая, что лоханулась по полной.
– Плохо, но не смертельно. И так! Откуда у нее может быть нож? – спрашивает адвокат, обводя всех присутствующих взглядом. – Вы говорили, что накануне она была здесь?
– Да, но дома был только Вячеслав, Полина и я, – удивляюсь я.
– Но девушка то не знала, что это был не Кирилл? – адвокат зрит в корень.
– Да, – киваю я за всех.
– А что вы в этот момент делали? – опять задает вопрос адвокат, он сейчас похож на следователя.
– Мы резали овощи на салат…
Меня накрывает, в голове мелькают картинки того самого вечера. И этот странный полуобморок у Милы, ее истерика и слезы. Как мы крутились на кухне.
Что потом?
– Полина, – обращаюсь я к ней севшим от напряжения голосом, – проверь, все ли ножи на месте.
Полина, как кукла марионетка, дергается, кивает головой и бежит на кухню.
Возвращается она белее снега: Одного ножа нет…
Вот вам и разгадка тайны.
– Вячеслав, у тебя есть алиби на вчерашний вечер?– теперь уже севшим голосом говорит адвокат.
– Вчера у нас Димка приболел, мы целый вечер возле него крутились, – Вячеслав отвечает спокойно, и я выдыхаю, хоть тут можно не ждать подвоха. – Если смотреть по камерам, что мы никуда не выходили из дома.
На всякий случай сохраните запись, – адвокат выдыхает. – Света, ты Миле при следующей встрече скажи, чтобы она выдала орудие убийства. Если отпечатки не Кирилла, нам это даже на руку.
Я киваю. Вот будет шок у Милы.
– И так подведем итоги, У Кирилла есть алиби, он был не один, нож, скорее всего, с отпечатками не его, ждем экспертизу ножевых ранений пострадавшего. Думаю, недельки через две с тебя снимут все обвинения, Кирилл.
– А, совсем забыл, – Кирилл бьет себе по лбу. – У меня ведь видеорегистратор запись делает постоянно, там должно быть точное время, когда мы сели в машину и поехали домой.
– Ну, вот, совсем все хорошо, так что снимем мы с тебя обвинения, а эта парочка еще за фальсификацию сядет, – адвокат потирает руки.
Для него это плевое дело с хорошим доходом.
– Главное сейчас за прессой следить, чтобы желтые газетенки ничего не пронюхали, на кону контракт на много миллионов, у нас все должно быть чисто, – добавляет Вячеслав. – Завтра я буду с тобой проводить переговоры.
И он кивает Кириллу.
Вечером мне звонит мама.
– Доченька, мне звонила тетя Зоя, говорит, что в нашем городке слух прошёл, что ты связалась с уголовником, – шепчет мама в трубку.
Вот как! Как? Черт побери Аню! Вот ведь стерва. Никто не знает, никто. И только она видела, как забрали Кирилла.
– Мама, это глупость, не с кем я не связалась, и нет у меня никаких уголовников, – рычу я на маму. – А, тете Зое скажи, чтобы рот с мылом прополоскала.
Жаль, что у меня нет телефона моего бывшего и его Анечки, а то бы оторвалась я по полной программе. Мало бы им не показалось.
Такое страшное явление – сплетни. На одном конце страны пукнули, на другом рассказывают, что обоср…сь.
А через час мне звонит моя бывшая подруга Соня.
– Ой, Светик, как твои дела? – я то понимаю, что ее совсем другое интересует, она хочет свежих сплетен, мало ей желтой прессы.
– Хорошо, Соня, работаю. Вот недавно у подруги на свадьбе была.
– Ой, говорят, у тебя тоже свадьба скоро будет? – вдруг вываливает новость Соня.
– Соня, у меня пока и парня нет, какая свадьба, откуда такие новости? – удивляюсь я.
– Так это, так…
– Соня, заканчивайте придумывать фигню, надоели вы мне, – ору я на Соньку, хотя она тут и не виноватая.
– Свет, прости, просто Аня звонила…говорила, что у тебя парень уголовник…
– Аня? А! Проститутка московская! Так и передай Анечке в следующий раз, что если еще раз свой рот накаченный силиконом откроет, я ее историю в интернете с фотографиями выложу.
– А чего там интересного в Москве…
Но я обрываю связь, я злая, очень злая. Если бы Аня сейчас мне под горячую руку попалась, то точно бы проткнула ее силиконовые бидоны …
Глава тридцать шестая
Дни идут медленно. Суета. Долгосрочный договор с китайским предприятием мы подписали, теперь они будут поставлять нам спецтехнику, а так же помогут с организацией сервиса. Кириллу уже проект здания сервиса привезли на утверждение. Говорят, что скоро начнут под него рыть котлован. Кирилл и Вячеслав ходят довольные, их бизнес растет.
Амир тоже в делах. И тоже доволен, как сытый слон, Римма беременна. У них начался другой этап жизни. Римма смотрит проекты детских комнат. Полина возится с Димкой. А я, как неприкаянная, хожу из угла в угол. Из дома мне строго настрого выходить запретили, меня везде сопровождает охрана. На работе хоть дела есть, целый день крутишься, а дома скучно и тоскливо.
Адвокат обнадежил, экспертизы показали, что раны мог нанести себе как сам пострадавший, так и женщина. Милу пригласили на опознание, и все, как мы и предполагали, она указала на Вячеслава, вместо Кирилла. Запуталась в братьях. Ведь Кирилла видела мельком два раза. Тем более, что врач выдал заключение о наличие у нее близорукости, а очки она никогда не носила. Про нож Мила больше не заикалась, так как и сама поняла, что лоханулась. Но на всякий случай меня держат под охраной, а с этим мериться очень не хочется.
В один из дней вновь позвонила тетя Зоя и попросила прощения. Долго объясняла, что Аня своей свекрови выболтала о моем женихе, которого забрали в полицию. Скорее всего, посадят. Та придумала, что я замуж выхожу, но жениха в полицию забрали. И новость начала курсировать по городку. В конце это уже была свадьба, с которой моего жениха увезла полиция.
Вот как? Сколько желчи у людей. Почему люди не ищут интерес в новых увлечениях, книгах, путешествиях? Так интересно подсматривать в замочную скважину за соседом? Додумывать. Придумывать события, которых нет.
ОТ скуки это все. Всегда в народе любили всякие бессмысленные ток-шоу, где трясли чужим нижним бельем.
Вот только не знала я, что скоро сама стану участницей такого шоу. А главными героинями будут моя мать и тетя Зоя.
В четверг поздно вечером позвонила мама и, рыдая в трубку, сообщила, что умерла тетя Зоя. Вышла в палисадник, мимо шла соседка, слово за слово и сцепились. Кто ж знает, какая кошка между ними пробежала. Поругались, кричали и обзывали друг друга, а потом тетя Зоя схватилась за сердце и упала. Соседка заголосила. Сбежались любопытные. Пока суть да дело, пока вызвали скорую, прошло много времени. У тети Зои был инфаркт. Счет шёл на минуты. И помощь оказать не успели.
Похороны в понедельник.
У меня был шок. Ведь еще вчера тетя Зоя звонила мне и просила прощения, а сегодня ее уже нет. В груди жжет, на глазах наворачиваются слезы. Тетки, к которой я часто бегала, чтобы поесть ягод в ее огороде, рассказать нехитрые школьные тайны, больше нет. Я в полной растерянности и прострации.
Хорошо, что у меня есть друзья.
Это они взвалили на свои плечи все мои беды. Созвонились с мамой, договорились по времени вылета, купили нам с ней билеты и даже заказали такси нам от аэропорта до дома. У Владика вдруг образовались срочные дела, по которым он не смог присутствовать на похоронах своей тети, и даже нас встретить, у него не было времени.
И вот мы снова в нашем городке. В квартире, где я провела все свое детство, не обжито. Она словно разорение гнездо, в котором уже никогда не будет птенцов. Часть мебели уже продано, осталось только то, что до помойки донести лень, либо очень старое, что разве купят для садового домика.
Но нам есть, где лечь спать. Мама располагается на старом диване, я в своей комнате. Утром нас ждут хлопоты.
Следующий день пролетает незаметно. Похороны должны состояться в понедельник, и у нас только один день, чтобы все организовать. Мы так замотались, что вечером свалились без ног.
Весь день знакомые пытались с нами посудачить, но мы с мамой лишь отмахивались от них. И нам в след летело нелестное «Зазнались», «Маааасквички»…
Сложно объяснить людям, что мы потеряли близкого человека, у нас почти не осталось времени организовать похороны, что просто устали.
Вечером позвонил Кирилл. Сказал, что в понедельник прилетит, не оставит меня одну. Сначала я дергаюсь, не зная, куда его разместить, но потом выдыхаю, так как он уже сам побеспокоился о гостинице и трансфере.
Понедельник начинается с суеты. Утром приезжает папа, через час прилетает Кирилл с охраной, а потом приезжает Даша. Мы в суете и забыли о ней, а ведь она была подругой тети Зои. Ее оповестил кто-то из знакомых. И вот мы все собираемся у тети Зои дома.
Старенькая мебель, посередине стол с кружевной салфеткой, скрипучие стулья. Мы сидим вокруг стола и ждем. Непривычно. Заходят люди, здороваются и приносят соболезнования. Венки, цветы, все кружится в хороводе. Кто-то шёпотом справляется о Кирилле. Ему в ответ летит «жених», улыбаюсь про себя, пусть будет так.
Через час привозят гроб. Весь народ собирается в небольшом дворе, здесь прощаются с ней те, кто не сможет проводить ее. Народу много. Скоро во дворе уже нет места. К воротам подают автобусы. Мы должны выдвигаться, в церкви нас ждет батюшка.
Я смотрю на свою тетю. Она маленькая, худенькая, совсем хрупкая. Ей не много лет, она младше моей мамы. Как быстро она ушла от нас. С удивлением думаю о том, что почти не знаю ее. Рядом со мной стоит и плачет Даша. Она очень красивая женщина, наверное, ей около пятидесяти, я понимаю отца, он ее любил. Одно не понятно, как он мог ей изменить? Папа стоит чуть в стороне. Мнется. Ему некомфортно. Мама поджала губы и косится в сторону Даши. Рядом с ней трется тетя Тамара, они дружат с мамой с педагогического техникума, вместе учились, вместе в город приехали работать. В одну школу получили распределение. Но папа тетю Тамару не любил и за глаза звал «змейища». Странно, прошло уже столько времени, а былые раны дают о себе знать. И вот те, кто знал друг друга с молодых ногтей, стоят поодаль друг от друга и только косятся, не смея заговорить.
Потом мы поехали в церковь. Батюшка что-то долго нам говорил о грехах. При этом моя матушка неистово крестилась и вытирала слезу.
Тетю похоронили на нашем местном кладбище рядом с могилой бабушки.
Поминки организовали в заводской столовой. И собрались все, кто с моими родителями был знаком с молодости.
Спиртное развязывает языки. Сначала просто поминают тетю Зою, потом начинают вспоминать молодость. И тут началось…
– Ой, Зойка у нас была однолюбка, как за Гришку схватилась, так и больше ни одного мужика у нее не было…
– Да, как Гришка помер, так больше замуж и не вышла…
– И деток не нарожала…
Вспоминают ее бывшие товарки. Я пока ничего не понимаю, потому как не помню, что тетя Зоя была замужем.
– Вот тебе, Тонька, – это к маме обращается одна из гостей, – надо грехи замаливать, по твоей вине Зойка вдовой осталась.
– Чего это? С каких щей это моя вина? – зло плюет мама в сторону тетки. – Гришка из семьи алкоголиков, вот и допился, что замерз насмерть.
– А не ты ли его соблазнила, к нему на сеновал бегала, он дурачок и повелся, – парирует тетка, а у меня глаза на лоб лезут от таких подробностей. – А ты вон на Валерку перекинулась, его бросила, вот он и запил.
– Ничего у меня с ее Гришкой не было, – отрезает мать.
– Было, – вдруг подает голос Даша. – Было. Мы тебя с Зойкой на сеновале с ним видели. Зойка тогда два дня ревела, просила тебя, чтобы ты рассталась с Гришей, не отбивала парня у нее.
Мать краснеет, ее шея покрывается некрасивыми пятнами, она резко выпивает рюмку и отворачивается в сторону, смахивая слезу.
– Девочки, давайте Зою лучше помянем, – блеет папа, пытаясь смягчить неловкую ситуацию.
– А ты, Валерка, лучше помолчи, – вдруг обрывает его одна из теток. – Мы и так Зойку поминаем. Вот высказать хотим все ее сестре – стерве, что столько судеб порушила.
Мама ерзает на стуле, под ней просто горит пол.
– Ничего я не разрушала, – вдруг кричит она на бывших товарок. – Гришку бросила, да. Пьянь он подзаборная. И семья у него алкаш на алкаше. И сестре я говорила, что ничего хорошего у нее с Гришкой не выйдет. Так и получилось. Полгода вместе прожили, она его трезвым не видела. А потом он сдох под забором в пьяном бреду. Что я разрушила? Да она спасибо мне сказать должна!
– Так он может бы и не запил бы, а в тебя влюбился, ты его бросила, бляд…на.
– Ну, и страсти у вас мексиканские, – шепчет мне на ухо Кирилл, а у самого глаза по пятаку.
– Это я бля…а, – кричит мама, она вскочила, и папе приходится встать между двух женщин, чтобы они не сошлись в рукопашную.
– Ты, ты, – орет третья товарка. – Валерка, а ты уверен, что у тебя сын от тебя родился?
И меня начинает тошнить.
– Уведи меня отсюда, – прошу я Кирилла.
И мы уходим, едем в гостиницу, потому что сегодня я не хочу видеть никого из моих знакомых. Столько грязи сейчас вылито на мою семью, что мне становится плохо.
Едем к Кириллу в гостиницу. В номере тихо и уютно. Даже странно, что в моем маленьком городке есть такие хорошие гостиницы.
Я забираюсь на кровать и ложусь в позу эмбриона, подтягивая коленки к груди. Кровать скрипит и прогибается. Позади меня ложиться Кирилл и кладет на меня руку, а потом подтягивает меня к себе. Так мы и лежим, обнявшись.
Через несколько минут я засыпаю. День был очень напряженный и эмоционально измотал меня.
Просыпаюсь от того, что солнце бьет в глаза. Утро.
Невольно оглядываюсь. Рядом примята подушка, а в туалете шумит вода. И я лежу под одеялом только в белье. Но я же не раздевалась?
Ныряю под одеяло. Мне так стыдно! Боже!
И тут вода перестает шуметь, дверь открывается, и, впуская пар в комнату, выходит Кирилл.
Мама дорогая, хорошо, что одел халат. Я бы не выдержала.
– Доброе утро, соня. Я завтрак в номер заказал.
– Отвернись, – бурчу я. – А халат еще один тут есть?
– Вот, – и Кирилл подает мне халат, сам то он в своем личном, ему тот, что выдают в гостинице, даже на руку не налезет.
– Отвернись, – шепчу я, сама не понимая, что он вчера меня раздевал и ничего нового, наверное, не увидит.
Но Кирилл строит мне рожицу и отворачивается. А я накидываю халат и спешу в ванную.
Потом плотный завтрак. С Кириллом по-другому не получится. Но умеет накормить.
Впереди у нас еще один день, и уж он точно не будет легким, потому что сегодня будет оглашено завещание тети Зои.
А я хочу посмотреть ее архив.
Глава тридцать седьмая
Через час мы уже у тетки в доме. Тут все так же, как и было при хозяйке. Тикают старинные часы, в углу под вышитыми полотенцами с хмурыми ликами иконы. Белая скатерть на столе, скрипучие венские стулья. Старый диванчик скрипнул и прогнулся под весом Кирилла.
Никого еще нет. Нотариус появиться с минуты на минуту. У нас есть время оглядеться, и я достаю старые альбомы с фотографиями. Раньше я их видела мельком. От чего-то никогда не просила свою тетю рассказать о родственниках, о бабушке. Поэтому трепетно смахиваю пыль со старых альбомов, и открываю.
Все фотографии расположены в хронологическом порядке, подписаны, и даже указано место, где снимок сделан. Тетя Зоя была очень дотошная, недаром всю жизнь проработала бухгалтером.
Быстро нахожу тот период, когда мама закончила техникум. Вот и ее фотография, она стоит возле памятника под ручку с тетей Тамарой. «Тома и Тамара» гласит надпись, дата окончания техникума. На следующей странице мама вместе с бабушкой в обнимку, как раз на том диване, где устроились мы с Кириллом. И я переворачиваю лист…
Хорошо, что сидела на диване, так бы упала со страха! На меня с фото смотрит Влад под ручку с тетей Зоей. Только это не Влад. Надпись гласит «Зоя и Григорий». И мне становится плохо.
– Света, ты побледнела? Что с тобой? Воды? – мечется Кирилл, вот только вода мне не поможет, потому что я узнала правду.
А потом из альбома выпадает белый конверт. На нем эмблема очень известной лаборатории. Я его открываю и вынимаю четыре листа бумаги. Там куча цифр, непонятных терминов. Но в конце четко написано, что вероятность отцовства 99, 75%. А внизу дрожащей рукой тети Зои выведено: Владик – сын Григория.
Бумаги выпадают из моих рук. У меня нет сил, только слезы. Я реву белугой от отчаянья, сколько лжи в нашей семье, сколько грязи. Мне даже страшно. Кирилл мечется по кухне, ищет воду. Наконец, находит. Пытается меня напоить, но стакан стучит о мои зубы, руки трясутся, а вода расплескивается вокруг.
Я успокоилась только через полчаса. Но когда в дверь входит мама, мне вновь стало плохо.
– Девочка моя, кто тебя обидел? – мама смотрит испуганно, а я протягиваю ей белые листы, которые жгут мои руки.
Сначала мама ничего не может понять, и только последняя страница заставляет ее побледнеть.
– Кирилл, можно вас попросить выйти? – мама прижимает белые листы к груди и смотрит на Кирилла.
– Да, да, конечно, – кивает тот и идет к двери, потом оглядывается, – Света, если что… крикните меня…
Он уходит, захлопывая дверь, словно отрезает нас от мира сегодня, и разверзается пропасть прошлого.
– Прости, не хотела ворошить прошлое, – тихо говорит мать. – Набедокурила я. Оторви и выбрось мы с Тамаркой были. Я еще в техникуме была любовницей у одного чиновника, а когда захотела стать его женой, он мне на двери указал. Говорил, что нищебродов много. Распределение мне сделал обратно в мой город, от себя подальше. А сам на женился на девушке из состоятельной семьи. Вот я и поняла, что деньги к деньгам, а мне надо поискать парня своего уровня. Вернулась. А тут все плохо. Мужики спиваются, замуж особенно выходить не за кого.
– А зачем тебе тети Зои парень то понадобился?
– Молодость, глупость. Просто так, захотелось самой себе доказать, что любого поманю, и он побежит.
– А о чувствах сестры подумала?
– Да не до того было. Привыкла к сытой, хорошей жизни. А здесь что? Это сейчас все расстроилось, завод работает, бизнес. А тогда: серость, рекет, по ночам страшно ходить. И мы бесшабашные, городские девчонки. Хотелось зажигать, вот и отожгла. А Гришка был как бычок, куда его повели, туда и пошёл. Беззлобный, так-то парень хороший, но не перспективный. Зачем отбила, а сама не знаю. Переспала с ним. Да и бросила.
– А дальше что?
– А дальше через две недели Валерка с армии вернулся. Красивый, бравый, косая сажень в плечах парень, его сразу на завод пригласили, должность дали, вот я и погналась за ним.
– Так у него же Даша была?
– Так я посчитала, что Даша пододвинется, Гришку то я сумела отбить. А Валерка Дашку любил, на меня не смотрел. Вот тогда я его как-то домой зазвала, напоила и в постель пьяного уложила, а сама рядом пристроилась. Знала, что сестра с Дашкой из кино сразу домой придут. Дашка то нас увидела. В рев. Свадьба разладилась.
– Ты поступила подло.
– Да, подло, сама знаю. Сейчас это понимаю, а тогда не понимала, думала, что все средства хороши.
– Тетя Зоя всю дорогу повторяла, что на чужом несчастье свое счастье не построишь.
– Она лучше всех это знала.
– Так она за Гришу замуж вышла?
– Да, когда ей исполнилось восемнадцать. И они с Гришей уехали жить в Апатиты, там у него была родня. Только вот жить им там не давали. Вся семья пьянчуги конченные. Гришка быстро покатился по наклонной, и как-то под новый год пьяным замерз, не дойдя до дома ста метров. Зойка вернулась домой. Больше замуж не выходила, и мы с ней не общались почти двадцать лет.
– Как она догадалась, что Влад – это сын Гриши, – задаю этот вопрос, но уже знаю ответ.
– Дак он просто копия Гришки, когда восемнадцать ему исполнилось, так она и поняла, кто его отец. Зачем только деньги на всякие тесты тратила?
– А папа так ничего и не знал?
– Может и знал, но молчал, сама знаешь, из него и слова не вытянешь. Прости меня, дочь, – мама смотрит, ожидая моего сочувствия, а я не могу, не могу ее простить, даже обнять не могу.
– Мне надо это все переварить, – тихо говорю и выхожу на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Скоро осень. Воздух кристально прозрачен и свеж. Листва уже чуть тронута первым заморозком, но еще зеленая.
Сзади подходит Кирилл и обнимает меня. Так мы и стоим у забора в палисаднике до прихода нотариуса.
Через некоторое время появляется нотариус, мы собираемся все вместе вокруг стола. По завещанию все движимое и недвижимое, а также счет в банке отходит Владу. Что и следовало ожидать. Она любила в нем образ своего любимого Гришеньки. А Влад даже не соизволил приехать на ее похороны.
Расходимся мы каждый в свою сторону. Папа идет к друзьям, мама в свою старую квартиру, а мы с Кириллом в гостиницу. Вот и все. Нас больше ничего не объединяет, была семья, и нет семьи.
Вдруг я останавливаюсь. И бегу назад, догоняя отца.
– Папа, стой, – он останавливается, поворачивается ко мне и улыбается.
– Папа, скажи, а ты знал? – я боюсь произнести то, что так и вертится на языке, словно боюсь этим сделать папе больно.
– Света, зачем ворошить прошлое, пусть оно останется в прошлом, – спокойно отвечает мне отец, в его голубых глазах отражение безоблачного неба.
– Папа, ты как с этим жил? – но он снова улыбается.
– Так и жил…
Он разворачивается и уходит с высоко поднятой головой. И я понимаю, что он сумел все отбросить и начать жить с начала. Жить с Ириной и своим родным сыном.
Не успеваем мы добраться до гостиницы, как на главной улице нас настигает моя несостоявшаяся свекровь. Мне кажется, что я погружаюсь по уши в дерьме своего прошлого.
– Светочка, добрый день, приношу тебе свои соболезнования, Зоя была прекрасным человеком, так тебя всегда поддерживала, – лебезит мама Мишки. – Светочка, у меня к тебе просьба…
– Какая? – удивляюсь я, какая может быть просьба у моей несостоявшейся свекрови.
– Тебя очень хотел видеть Николай, – чего это моему несостоявшемуся свекру вдруг в голову ударило, удивляюсь я.
– Зачем? – прямо интрига какая-то.
– Прости, Светочка, что все так вышло пять лет назад, кто бы знал, – опять заюлила моя свекровь. – Он очень просил тебя зайти в гости.
Мне не хочется встречаться с этой семейкой, но вдруг пришло в голову, что надо покончить со всем своим прошлым раз и навсегда. И я соглашаюсь.
Прошу Кирилла подождать меня в гостинице и иду навстречу своему прошлому.
Уже на подходе к коттеджу меня начинает бить мелкая дрожь, не хочу встретиться с Аней и Мишей. Но его мать словно считывает мои эмоции и заверяет, что те уехали в Екатеринбург и вернуться только поздно вечером.
Дом они строили в девяностые. Для того времени это было круто. А сейчас большой и бестолковый дом смотрится скорее огромным пугалом, чем элитным коттеджем. Построенный без всяких чертежей, дом напоминает пчелиный улей, что строили сумасшедшие пчелы. Тут куча лесенок, чуланов, глухих закутков и тупиков, нога часто спотыкается о высокие пороги, в некоторых комнатах разные уровни. И все это создает невероятную дисгармонию. Да и в отделке его хозяева начудили. Уж очень много лепнины, позолоты и блеска.
Сейчас в этом огромном безобразии живут двое – отец и мать Миши.
Спальню отцу Миши отвели дальнюю с собственной ванной. Здесь все оборудовано под лежачего больного. Пыхтит компрессор, заставляя надуваться и сдуваться противопролежневому матрацу. Кругом ручки для удобства, в углу судно и специальные ходунки.
Меня встречает сиделка. Странно, но его жена даже не поднялась со мной в его спальню.
– Здравствуйте, я Светлана, Николай Иванович хотел меня видеть, – я чувствую себя неловко.
– Да, да, Светлана, сейчас я принесу вам стул, – сиделка суетиться, а я подхожу ближе к кровати.
Мой несостоявшийся свёкр похудел, кожа на его лице стала почти прозрачная, вся правая его сторона парализована. Лицо стало напоминать восковую маску. От того бравого, красивого мужчины почти ничего не осталось.
Он узнает меня и улыбается. Это страшная улыбка, ведь на эмоцию реагирует только половина лица, от чего его лицо еще больше напоминает маску.
– Светочка, здравствуй, – тихо говорит он. Его речь достаточно внятная.
Я присаживаюсь на стул и первые минуты мы говорим ни о чём. Он расспрашивает меня о жизни в Москве, интересуется моей работой. А потом вдруг говорит то, от чего у меня по рукам бегут мурашки.
– Светочка, это я виноват, что у вас ничего с Мишей не получилось. Дурень был, вот дурень, на девку позарился, в кровать ее потянул. А она не будь дурой и скажи, что я ей как любовник нравлюсь, но она хочет быть замужней дамой. Тут мне пришлось поведать ей, что бизнес на супругу записан, коттедж, половина счетов, а я гол как сокол. А все после нашей смерти сыну отойдет. Только сын у меня один, и он скоро жениться. Тут, видимо, у нее вожжа под хвост попала, она мутила со мной и потихоньку Мишке стала голову дурить. А тот и рад. Такая девка на него внимание обратила! Он перед парнями выпендривался, у них спор на эту деваху был. Ну, мой молодец то его и выиграл. Вот только ты его на месте преступления застала. И пошло все наперекосяк. Прости меня.
