Красивая женщина. Не той броской красотой моделей, которая сразу привлекает внимание, но в ней было что-то… Наталья как раз была в том возрасте, когда точно определить годы очень нелегко. Ей можно было дать и двадцать пять лет, и тридцать. Насыщенно-зеленые глаза на гармоничном, мягко очерченном лице сбивали с толку. Точнее, их непрестанно меняющееся выражение. Ее взгляд был то по-юному открытый, доступный и восприимчивый ко всему вокруг, то вдруг без перехода, под действием очередной увлекшей мысли, становился глубоким, но непроницаемым, и, казалось, теперь уже сам охватывал сокровенную суть вещей. Говорила Наталья немного, только по необходимости, негромким, ровным и спокойным голосом. И если и чувствовала из-за присутствия гостя какой-то дискомфорт, то это, во всяком случае, ни в чем не проявлялось.
Дмитрий спросил у него что-то, и Элвис отвлекся…
Выпить кофе Альнов предложил в голубой гостиной. Наталья еще раньше снова попросила ее извинить и ушла.
Вдвоем они расположились с чашками прямо на ковре, похожем на длинношерстную белую медвежью шкуру. У зажженного камина, который один достаточно освещал комнату в вечернем сумраке.
– Дмитрий, – Элвис отвлек его от созерцания трепещущих языков пламени, – я хотел спросить вас… Музыканты, о которых говорили сегодня. Группа для шоу. Вы знаете их?
Альнов шумно вдохнул и всем телом немного развернулся к Элвису.
– Лично – не всех. Но многих – да, знаю.
– И… они действительно все так хороши?
– Да, Элвис, – Дмитрий уверенно кивнул и тут же осекся.
Он впервые назвал своего гостя по имени. Альнов избегал обращаться к нему, сомневаясь в том, как будет уместнее. Но Элвис, и не догадывавшийся об этой многочасовой внутренней борьбе, продолжал смотреть на Дмитрия по-прежнему. Увидев, что никакой ошибки он не сделал, Альнов заговорил снова:
– Они все звезды. Вообще странно, почему ММК раньше не приходило в голову собрать их вместе. Что бы из этого ни вышло, кассовые сборы были бы астрономическими на одних именах. Хотя, я думаю, в любом случае вышло бы что-то по-настоящему замечательное. Это очень профессиональная команда. Я даже не знаю, кто может быть лучше. Там невероятно сильный вокал. Но что особенно ценно – музыканты. Это виртуозы. Каждый.
– Расскажите мне о них.
Дмитрий выдержал паузу, собираясь с мыслями.
– Ох, – он задумчиво откинул волосы. – Ну, давайте начнем с гитары. Это, во-первых, Вельцев. Паша… – вдруг коротко засмеялся, как от приятного воспоминания. – Вообще, мы с ним давно друг друга знаем. Дружим много лет. Он живет здесь недалеко, через пару улиц. Но если серьезно, это музыкант от бога. Павел выступает уже – не соврать – лет пятнадцать. В сорок… шестом, что ли, году выпустил первый диск под своим именем. Потом было еще несколько. Но он не композитор. Поэтому играет с другими группами. Надолго, правда, не задерживаясь, хотя он очень легкий человек. Но это можно понять – у каждого коллектива свои рамки, и однажды, бывает, становится скучно. А Паша сыграет все что угодно. И не потому, что только техника хорошая, но он чувствует музыку. По-настоящему ее чувствует. И поэтому, – Дмитрий снова улыбнулся, – он так чертовски дорого стоит. Дальше… Кейн Кирк и Род Штайнер. Оба по происхождению, по-моему, немцы. Играли в разных коллективах в Европе. А последние лет восемь в The Existence. Записываются в Штатах. И живут там тоже. Это уже сколько лет культовая рок-группа. Без преувеличений. У них сейчас конкурентов точно нет. В своей области они такие несдвигаемые лидеры в чартах. И потом, это, похоже, очень разносторонние ребята. У обоих были параллельно еще и совместные проекты с другими командами. Например, у Кирка последняя была работа, около года назад, с The Way. Ярко выраженная ритм-н-блюзовая группа. Альбом неплохо разошелся. Они занимали третье или четвертое место. Нет, ей-богу, эти трое могут сделать хит на коробке из-под сигар с натянутой веревкой! – Тут Дмитрий перебил самого себя: – У меня есть записи их всех. Если хотите, мы можем просто послушать?
– Да, было бы неплохо.
Альнов еще раз вопросительно посмотрел на Элвиса.
– Да? Хорошо. Тогда я сейчас принесу. Подождите немного, – сказал он, легко поднимаясь на ноги.
Дмитрий вернулся – не прошло и минуты. С внушительной стопкой дисков в руках, которые, судя по быстроте, приготовил заранее. Первое, на что обратил внимание Элвис, – размер пластиковых коробок, какими они были тонкими и маленькими. Наблюдая за тем, как Альнов переносит на ковер к камину плоский проигрыватель, Элвис спросил его:
– Значит, их всех нужно будет еще собрать?
– Нет, они уже все в Нэшвилле, – Дмитрий вставил в заднюю панель электрический шнур. – Наверное, дня три. Готовятся к записи – материал у них есть. Они сейчас в одном из центров ММК. У корпорации несколько таких комплексов в разных городах, где можно сразу записываться, готовить шоу, снимать ролики… Такой флакон все в одном. Записывать решили там, потому что это удобно. Если вы согласитесь на турне, то оно начнется в Штатах. Что естественно. Вот это, кстати, совместный альбом, о котором я говорил, – Альнов, разложивший диски на ковре между ними обоими, дал один в руки Элвису.
Пресли отставил в сторону чашку и с интересом стал рассматривать записи.
– На ударных… – Дмитрий покопался в глянцевом ворохе, – на ударных Рене Мартен. Француз. Вот с ним я, честно, не встречался. Но это очень известное имя, хотя всю жизнь работал в Европе. Это вообще первый раз, когда он согласился записываться в Штатах. Насколько я знаю, ММК пыталась прикрепить его то к одной, то к другой американской группе. Потому что там выгоднее. Его даже The Existence приглашали к себе, когда у них были какие-то разногласия со своим барабанщиком. Но не пошел. Откровенно говоря, не представляю, как в этот раз корпорация его уговорила. Просто удивительно. Вот это, на мой вкус, самая удачная его работа. – Еще диск лег у ног Элвиса. – Оркестровое сопровождение – New York City Orchestra. О них я бы не сказал, что это какой-то особо выдающийся состав. Но тоже неплохие. Думаю, их позвали, потому что собирать отдельно целый оркестр сложно, да и бессмысленно. Они хорошие, правда.
– А вокал?
– О, здесь еще интересней. Во-первых, будет мужской квартет. The Ascent. Они так квартет на самом деле и есть. The Ascent поют вообще без сопровождения. В этом изюминка. Но эффект, как от целого оркестра. У каждого голос с таким диапазоном, можно только позавидовать. Публика с ума сходит. Это – я сказал? – американская группа… С женщинами немного сложнее. Их тоже четыре, но они не вместе. Одна певица русская. Томилина. Людмила. Вот, кстати, с ней я хорошо знаком. Ей сейчас к сорока. ММК ее начала издавать, когда я еще, по-моему, учился.
– Тоже соседка?
Альнов вдруг посерьезнел.
– Нет. Не думаю, чтобы ей это было по карману. Я не знаю подробностей, собственно, их и никто не знает… Но у нее что-то произошло с семьей. У нее четверо детей, еще не взрослых, и она воспитывает их одна. Наверное, чтобы уехать, пришлось их оставить с няней. Кажется, родственников близких нет. Но она просто замечательная женщина, – голос Дмитрия стал теплым. – Как человек. Уверен, Томилина вам понравится. А в профессиональном плане… Из концертной деятельности она в последнее время выпала. Вот из-за этой проблемы в семье. Но ММК постоянно записывает ее диски. Только у нее специфичная область: Томилина поет фольклор. Сами понимаете, любителей немного. Корпорация ее регулярно выпускает, но, конечно, это не главная статья доходов… Есть еще Честель, – Дмитрий сменил тему, снова начав разыскивать в пластиковом беспорядке. – Синтия Честель. У нее восхитительный высокий голос. Правда, – Дмитрий снова заулыбался и добавил незаконченный жест, – я таких не слышал. Она довольно молодая, но Англия от нее без ума. Честель – англичанка. И есть еще две американки, – Альнов отвлекся от дисков, так и не найдя того, что искал. – Сандра Бэрроуз и Олисия Макклейн. Поп-звезды. Они просто отличные. – И тут Дмитрий вновь расслабился в искренней волне эмоций: – Господи, да они все! Здесь на кого ни посмотри. Вам специально так подбирали. Они лучшие. Действительно лучшие.
Элвис внимательно посмотрел на Альнова.
– Дмитрий?
– Да?
– А в чем лучший вы?
Альнов опустил глаза. Он напряженно облизнул губы, и когда поднял взгляд на Элвиса, его голос прозвучал ниже:
– Фортепьяно. Я учился по классу фортепьяно. Сначала в музыкальной спецшколе, потом в Московской консерватории. Окончил с отличием. И я лауреат конкурса Чайковского… Вам это что-то говорит?
Элвис не слишком уверенно кивнул.
– Да?.. Так вот, я должен был стать профессиональным пианистом и выступать на концертах классической музыки. Мои родители этого хотели. Собственно, так и было. Я играл и в Москве, и за рубежом. А потом ММК пригласила меня. Сначала просто для своих проектов. Корпорация выпускает и классическую музыку… Затем были три моих собственных фортепьянных альбома. А дальше… Я ведь еще и пишу. Это, правда, не совсем то, чему меня учили. Скажем так: моя музыка – это то, что получилось из классического образования, замешанного на рок-н-ролльных пристрастиях. – В его зрачках блеснули задорные искорки: – До сих пор удивляюсь, но людям нравится. Сначала это был просто инструментальный альбом. Потом мне предложили переписать то же самое с авторами-песенниками. И дальше пошло… Голос у меня, я считаю, не бог весть. Но публика, видимо, другого мнения. Так что, – Дмитрий впервые за весь день говорил абсолютно спокойно и уверенно, – я на вершине. Я выпускаю три-четыре альбома в год – вот уже несколько лет. И первые места в мировых чартах всегда мои. То есть, – он вдруг остановился и, лукаво усмехнувшись, поправился, взглянув на Элвиса с теплым выражением, – то есть были. До недавних пор.
– И кто же этот счастливчик, который вас подвинул?
Дмитрий снова помолчал немного и, застенчиво улыбаясь и глядя исподлобья, негромко сказал:
– Вы…
Повисла пауза.
Элвис потоптал носком ботинка ковер. И тоже взглянул на Дмитрия снизу вверх.
– Ну, извини…
Они посмотрели друг на друга. И громко, на всю комнату, расхохотались.
– Это, кстати, Честель, – Альнов указал на альбом, который Элвис крутил в руках. С цветного буклета отливала глянцем белокурая леди с красивыми синими глазами.
Элвис кивнул в ответ на немой вопрос – и Дмитрий вставил на выдвижную площадку проигрывателя первый диск. Их сменилось несколько в следующие полчаса. Элвис слушал записи очень внимательно, обхватив колени руками, сомкнутыми в замок. Он вежливо переводил на Альнова сосредоточенный взгляд каждый раз, когда Дмитрий делал немного сбивчивые, но подробные комментарии, по-прежнему глядя на гостя в основном исподлобья – отчего над бровями у него собирались две глубокие складки. Время от времени Элвис задавал краткие уточняющие вопросы. Он скрупулезно прочитывал состав исполнителей на очередном диске и сам определял время для каждой песни, предлагая переходить к следующей записи, когда считал нужным. Но при этом не давал оценок. И по собранному, но спокойному выражению лица Элвиса, его заинтересованным, но ровным интонациям тоже никак нельзя было понять, о чем он думает, пока Дмитрий не всегда верным движением укладывал на площадку новый альбом.
Альнов в который раз, сам не замечая, пригладил волосы, что бывало с ним от волнения, когда Элвис неожиданно спросил:
– Дмитрий, выходит, все успешные исполнители работают исключительно с ММК? – он указал на разбросанные по ковру диски, поясняя, что такой вывод напрашивается по торговым маркам на буклетах. – Или сейчас корпорация просто подобрала из тех, кого сама записывает?
Альнов в замешательстве задумался.
– Вряд ли тут дело в подборе… Действительно, большая часть, пожалуй, у ММК. По крайней мере, самые известные – точно.
– Почему так? Разве нет других крупных студий?
– Нет, отчего же, есть. И довольно много, – Дмитрий приглушил звук. – Но с ММК удобнее. Можно, конечно, записываться и в других местах и зарабатывать при этом неплохие деньги. Но большинство рано или поздно старается подписать контракт с корпорацией. Потому что они берут на себя практически все. От предложений репертуара до гастрольных туров. Очень много вопросов сразу снимается: реклама, замены в группе, музыкальные клипы – почти ни о чем не нужно думать. Для этого держат штат специалистов. В общем-то, исполнителю остается только выступать и получать деньги. То есть, конечно, корпорация с этого тоже хорошо имеет. Но почему все стремятся в ММК: они обеспечивают такие сборы, как никто. И потом, это единая сеть. Что, знаете, немаловажно. Можно записываться в любом городе. И снимать ролики и фильмы. Решается все это просто. Оборудование – самое лучшее. Если что-то нужно, перевозят из другого места, вплоть до инженеров и персонала. И основное преимущество – это гастроли. Самые большие залы – в крупных городах, в первую очередь, – так или иначе работают с ММК. Поэтому расписание туров составляется легко. Концерты можно распределять именно так, как хочется. Даже если что-то уже спланировано, ММК может кого-нибудь подвинуть – как правило, это свои же артисты. И тут уже смотрят по степени важности. Это удобно. Просто удобно.
– То есть если я, предположим, не работаю с корпорацией, – Элвис ухватился за последние слова, – и на свое несчастье еще чем-нибудь не угодил, концертов в хороших залах мне не видеть?
– Нет. Это крайность. Такого не будет. Есть все-таки антимонопольные законы. Но действительно, скорее всего, придется ждать… Я очень сомневаюсь, чтобы ММК сознательно отказывала в аренде зала, когда на самом деле все свободно. За такое можно заплатить нешуточный штраф – их тоже проверяют. Но если что-то уже спланировано, и на это есть документы, придется стоять в очереди. И аренда, я думаю, обойдется недешево. Тут тоже есть ограничения. Но все равно дороже. Для своих исполнителей помещения предоставляются вообще бесплатно. Эксплуатацию зданий, насколько я знаю, как раз и окупают все остальные. А почему вы вдруг спросили? – Дмитрий пристально заглянул ему в глаза. – Вас это беспокоит?
– Нет, – Элвис сделал неопределенный жест, но вопреки своему ответу, задумавшись, отвернулся к огню.
От размышлений его отвлек откровенный голос Дмитрия.
– Да, я сам думал об этом. И честно говоря, не раз, – теперь уже Альнов разглядывал, не видя, пламя в камине. – А что будет, если?.. Все себя спрашивали об этом. Хотя бы однажды, я полагаю. Но, во-первых, какое это может быть «если»? А во-вторых… Нет, – он убежденно обернулся к Элвису, – хотя это и выглядит двусмысленно, все-таки хорошего больше. ММК действительно дает все. Потому что они самые лучшие, и второй такой сети нет. Но это монополия. И если с ней рассориться… Хотя на чем ссориться? – он перебил себя. – Только по каким-то творческим вопросам? Но для корпорации, естественно, главное – деньги. И какой смысл им давить? А если работать независимо, им душить тоже ни к чему. Выгоднее предложить больше и переманить к себе. Хотя вам решать…
Тут Дмитрий замолчал, осознав, насколько странно должен прозвучать для Элвиса такой монолог. Но то, что Альнов прочитал в устремленном на него взгляде, он мог предполагать менее всего. Элвис, все в той же позе, теперь смотрел с нескрываемым интересом и даже удивлением. Дмитрий почувствовал, что сказал нечто такое, чего от него не ожидали. Но его слова, несмотря на путаницу, оказались, видимо, не только понятны Элвису, но, возможно, даже продолжили его собственную мысль.
Это длилось совсем недолго. Элвис вновь начал перебирать диски и сменил тему:
– А те люди из руководства корпорации…
– Вот их я не знаю, – Дмитрий отрицательно покачал головой, но тут же поправился: – То есть знаю, конечно, кто они такие. Но не более того. А так, чтобы лично… Мы раньше встречались только, может быть, пару раз. И то мельком.
– Как так? – Элвис даже отложил очередную пластиковую коробку. – Ведь если вы ведущий исполнитель…
– А какая разница? – Альнов пожал плечами. – Контракты на таком уровне не заключают. Слишком высоко. Для этого есть промежуточное звено. Или как там правильно называется… А руководство… Даже не могу сказать, что именно они делают. Наверное, какие-то стратегические задачи.
Элвис задумался и ничего не сказал в ответ.
– Но меня не это удивляет, – Альнов вдруг шумно выдохнул в продолжение на этот раз своей мысли. – Что действительно странно, так это Марченко.
– Кто?
– Марченко. Вячеслав Марченко. Комиссия выбрала его вам как независимого юриста. Я даже не знал. Вот уж кого меньше всего ожидал увидеть.
– Почему? Он недостаточно профессионален?
– Наоборот! В этом все дело.
– Боюсь, я не понимаю.
– Как вам объяснить? – Дмитрий даже подался вперед. – У Марченко в ММК особая репутация. Он на самом деле юрист по образованию. Очень неплохой, насколько мне известно. И уже много лет в шоу-бизнесе. Как менеджер. Это Марченко в свое время работал с Вельцевым. Собственно, он и сделал Павлу карьеру. Мы с Пашей познакомились позже, так что я Марченко знаю постольку-поскольку. Но, честное слово, будь у меня такой менеджер, я бы на него молился! Он настоящий профессионал, во-первых, но это не все, – Альнов заговорил медленнее. – Его то ли не слишком волнуют сиюминутные деньги, то ли просто очень порядочный… Хотя скорее всего, и то и другое. То есть я хочу сказать, что для Марченко, сколько я о нем слышал, интересы его артиста – всегда на первом месте. Вплоть до того, что он может пойти на конфликт с корпорацией. Это в высшей степени порядочный человек, – Дмитрий с подчеркнутым уважением выделил последние слова. – Тех, с кем он работал, не так много. Не бедный – может себе позволить. И все его клиенты далеко не на задворках. В корпорации Марченко не любят вот из-за этой принципиальности, но с ним считаются. С точки зрения комиссии, Марченко как наблюдатель за ММК – идеальный выбор. Он знает систему изнутри. Но, уверен, это же и последний человек, которого корпорация хотела бы видеть как вашего правозащитника. Если ММК захочет манипулировать, будет трудно.
– Значит, есть такая опасность?
Альнов смешался.
– Я совсем не это имел в виду… То есть… Но вы понимаете?..
Дмитрий готов был проклинать себя за повторную оплошность. И с благодарностью ухватился за вопрос Элвиса, который вновь увел разговор в сторону от неожиданно всплывшего подводного камня:
– Отчего вдруг на этом альбоме такие резкие изменения в составе?
Музыка в гостиной зазвучала снова. И в следующий час не было пропущено ни одного диска. Когда среди нетронутых остались только записи самого хозяина дома, Элвис посреди песни вдруг спросил:
– Дмитрий, так вы автор альбома, который мне предстоит записать?
Альнов едва не вздрогнул. Сердце учащенно заколотилось, и по телу ударила слабость. Дмитрий приложил усилие, стараясь не обнаружить охватившее волнение, но его «да» вышло все равно нервно.
– И музыки и слов?
– Нет, только музыки. То есть у меня была определенная тема, но стихи дорабатывали песенники. Трое. Очень хорошие.
– Мне хотелось бы узнать, что это такое, – Элвис осторожно попросил. – Это можно?
– У меня нет демонстрационной записи. Но, – Альнов поспешил предложить, увидев, как по лицу Элвиса проскользнуло сожаление, – я могу сыграть, если хотите.
– Вас это не затруднит?
– Нет, почему же… Сейчас?
– Если не сложно.
– Хорошо. Идемте.
Дмитрий выключил проигрыватель и поднялся. Элвис с готовностью последовал за ним. Через боковой выход они прошли во внутренний холл, и Альнов распахнул объемную дверь. Репетиционный зал, в который они не заходили во время осмотра дома перед ужином, оказался большой комнатой без окон. Одну из стен полностью закрывало огромное зеркало, как в танцевальном классе. Синтетическое покрытие на полу тоже вполне подходило для подобных занятий.
Посередине стоял черный концертный рояль. К нему Дмитрий и направился, приглашая располагаться. В зале не было ничего, кроме инструмента, если не считать переносного музыкального центра в углу, невысокой тумбочки у рояля, усеянной нотными тетрадями, и трех стульев – один из них Дмитрий, поставив сбоку от клавиатуры, и предложил Элвису.
Альнов вернулся к двери, чтобы плотнее прикрыть ее. В стенах была хорошая звукоизоляция, и музыка не могла побеспокоить никого в доме, пояснил он, вернувшись на свое место и разбирая ноты.
– Это звучит, может быть, не совсем… Тут нет единого стиля, – Дмитрий отобрал несколько листов и чуть дрожащими пальцами поставил их перед собой. – То есть, конечно, есть, но… – он повернулся к Элвису, придерживая ноты, а второй рукой помогая себе объясниться. – Всего здесь двенадцать песен. И они довольно разные. В них есть черты и кантри, и поп, и блюза, ритм-н-блюза. Только не в чистом виде для каждой песни, а скорее, некое сочетание. Где-то чуть больше одного, где-то другого. Такая смесь. Но это и создает единство в целом. Вы поймете… И эта песня… Она, мне кажется, задает тон. Я бы ее поставил первой, как заглавную… Вот, в общем…
Дмитрий придвинулся ближе к роялю и пробежался пальцами по клавишам. Инструмент отозвался богатым, насыщенным звуком. Какое-то время Альнов держал паузу, не отрывая от бумаги сосредоточенного взгляда. Затем глубоко набрал воздух и начал вступление. Голос у Дмитрия был, действительно, небольшой, но приятный и хорошо поставленный. Впрочем, первые строки он спел не совсем уверенно, почти через силу, хотя играл безупречно.
Но уже к середине песни все его поведение изменилось. Дрожь в голосе, взволнованная складка поверх бровей, напряженность в теле – их как-то постепенно вытеснили невесть откуда появившиеся раскованность и спокойствие. Как если бы каждое прикосновение клавиш, послушно утопавших под пальцами, наполняло Дмитрия энергией. И когда взорвались последние такты страстной и стремительной песни, Дмитрий, вслушиваясь в победный угасающий звук, на мгновение прикрыл глаза и замер. Но не от страха на этот раз, а от силы эмоций, которыми он до предела насытил музыку.
Настойчивый голос раздался до того, как затих финальный аккорд.
– Еще раз, – Элвис потребовал прежде, чем Альнов успел поднять руки с клавиатуры. – И есть второй текст? – Он нетерпеливо прищелкнул пальцами. – Я хотел бы попробовать.
Дмитрий, немного ошарашенный такой резкой переменой, поискал в бумажном ворохе. Прикусив губу и уперев руку на поясе, Элвис дважды пробежался глазами по своему дубликату. И жестом показал начинать. Дмитрий заиграл снова. А потом еще раз. И еще раз.
Элвис, теперь выпрямившись всем телом и чуть наклонившись вперед, сперва мысленно проговаривал текст, не отрывая взгляда от листа бумаги и помогая себе движением губ. При этом он отстукивал пальцами ритм на крышке рояля. Во второй – останавливая Дмитрия на особенно трудных местах. А в третий – спел уже сам. С остановками, но в целом верно.
Потом хозяин с гостем поменялись местами. И Элвис, после рекомендаций Альнова, саккомпанировал самостоятельно.
Они быстро оценили друг друга по достоинству. Дмитрий был поражен тем, что Элвис сразу и безошибочно схватывал незнакомый материал. Казалось, ему хватало всего несколько раз прослушать песню, чтобы потом повторить ее. И Элвис не просто запоминал слова и музыкальные акценты. А тут же, с первой пробы, начинал наполнять песню эмоциями. С каждым разом обнажая все новые грани. Приятно удивило и то, что он был вполне в ладах с инструментом.
Конечно, Альнов ожидал чего-то подобного. Но одно дело предполагать…
В свою очередь Элвис сразу же отметил Дмитрия как музыканта. Играл Альнов виртуозно. И что довольно редко – умел слушать партнера, легко и естественно то замедляя, то ускоряя темп вслед за голосом. Даже после неожиданных пауз, когда Элвис вдруг сбивался, Дмитрий вступал за ним так точно, как если бы оба были единым целым.
Так они прошли песню за песней. Опасения Альнова, что его труд может не понравиться, быстро развеялись. Элвис до ноты разбирал мелодию и жадно переходил к следующей, буквально проглатывая очередной лист. Дмитрий почти замирал при мысли, что это действительно происходит – тот, под чьим влиянием годами писались эти песни, и для кого, пусть тогда только в воображении, – именно он сейчас и поет их. Заставляя звучать даже лучше, чем Дмитрий представлял себе. И это не сон, не фантазия, а реальность!..
Потом они обсуждали аранжировки, снова возвращались к сыгранному, пересматривали тексты…
К общему удовольствию обнаружилось, что и говорить о музыке им так же легко, как и играть. Консерваторское образование Альнова проявлялось в каждой фразе. Он предельно четко и ясно формулировал свои мысли. А Элвис понимал с полуслова.
И очень скоро от напряженности, сопровождавшей весь этот вечер, несмотря на старания обоих, не осталось и следа. Взволнованная неуверенность Альнова и прохладная официальность Пресли затерялись уже где-то между второй и третьей песней. Движения стали раскованнее, голоса звучали все громче, в глазах появился увлеченный блеск.
Дмитрий даже позабыл о благоговейном трепете, который он заранее ожидал испытать при звуке знаменитого голоса, и прерывал пение короля рок-н-ролла, вступая с ним в спор.
Дискуссия, дополняемая аккордами рояля, затянулась до глубокого вечера. Элвис был абсолютно захвачен красотой музыки. И тем, насколько разнообразными и оригинальными оказались эти новые песни. Напоминавшие его записи семидесятых и одновременно ни на что не похожие. Обычно он интуитивно мог с большой долей вероятности определить, что станет хитом. Написанное Дмитрием не вызывало ни малейших сомнений.
И когда в десять часов они, наконец, разошлись отдыхать, в голове у Элвиса все еще звучали, перекликаясь, каждая из новых мелодий. Это заставляло его безотчетно улыбаться, пока он поднимался вверх по лестнице, расстегивал одежду в темноте своей комнаты. Но укладываясь в постель, Элвис с содроганием подумал, что до утра ему наверняка не сомкнуть глаз. И не только потому, что был слишком возбужден. Элвису вдруг стало жутко, что теперь, когда он остался наедине с самим собой, в тишине пустой комнаты, где ничто не отвлекает, а сознание такое ясное, нечему помешать подступающим мыслям о его резко канувшем прошлом, странном настоящем и не менее туманном будущем. А думать об этом совсем не хотелось. Потому что позади оставалась боль, а на завтра не было ответов.
Но стоило Элвису ощутить мягкое тепло постели, как он почти сразу уснул. Глубоко и спокойно, как ребенок.