Философская антропология, на первый взгляд, провозглашает противоположную установку, а именно: возможность соединения философского и конкретно-научного подхода к человеку, реализует, как нам представляется, идеал синтеза научного знания с философией. «Философская наука о человеке включает в себя попытку делать высказывания о человеке как целом, пользуясь материалами этих отдельных наук и выходя за их пределы»{49}. Очень важно в контексте нашей работы обратить внимание на разрабатываемое в философской антропологии понятие индивидуализации (индивидуации), которая для представителей этого направления становится понятием, отражающим весь процесс «душевного становления» от растений, далее через животных до человека.
Кроме этого, важно развиваемое Х.Плеснером представление об индивидуальности как свойстве не только человека, но и реальности в целом. «Следует говорить о человеке прежде всего как о личном жизненном единстве и сущностно сосуществующих с ним солях наличного бытия (Dasein), бытия вообще»{50}. Автор обращает внимание на необходимость различения, точнее, саморазличения, в индивидуальности (личности) единичного, которое есть собственно индивидуальное, и общего «Я» (Ich). Осуществление такого различения представляется возможным в ситуации сосуществования с другими, при которой индивидуальная реальность другого «Я» присваивается в качестве моей различными способами и интерпретируется различными вариантами{51}.
Это направление интересно в рамках данного исследования прежде всего явной опорой на естественно-научную мысль, по большей части на биологическую, в свете чего извечная проблема соотношения биологического и социального стала приобретать биологическую направленность. Человек, по мнению Шелера, является самым удивительным существом именно потому, что, несмотря на свое происхождение из мира животных, трансцендирует себя и свою жизнь, а через это и любую жизнь. Более того, взятый в чисто биологическом ракурсе, человек есть аномалия, отставшая в своем витальном развитии. Узкобиологический подход, в котором часто обвиняют представителей философской антропологии{52}, ими самими как раз и подвергался критике за игнорирование изначальной первичности и самостоятельности духа (М.Шелер). Шелер видит различие между психовитальным началом человека и животного не в сущности, а в степени проявления, с этим обстоятельством, как с причиной, возможно связать появление упреков философской антропологии в биологизаторстве.
Демаркационная линия между человеком и животным состоит в том, что человек не приспосабливается к определенной среде, а, будучи «декадентом» жизни, вынужден приспосабливать природу к себе. Характерно, что качество для Шелера не есть рывок в развитии, а скорее регресс, на пути которого цивилизация, а вместе с ней и отдельный человек «представляются faux pas (ошибочным шагом) на пути, по которому шло развитие жизни на Земле»{53}. Сущностное начало человека (а если сказать еще более определенно – сущность) должно лежать за пределами всего того, что мы называем жизнью. «Единственная форма существования духа, вытекающая из его сущности, – личность».{54}
Некоторая неустойчивость философской антропологии между философией, с одной стороны, и наукой – с другой, в конце 60-х – середине 70-х годов привела к размыванию ее границ. «В конце 1960-х годов, – отмечает известный английский исследователь данной проблемы Р.Смит, – аргументы в пользу биологии вновь стали занимать воображение публики и проникли в науки о человеке. Исследователи черпали вдохновение в естественной истории и глубоко укоренившейся традиции сравнивать человека и животных – традиции, существовавшей еще до Дарвина и получившей подкрепление в его работах. Хотя в XIX веке изучение животных и растений стало академической дисциплиной, любители природы (а иногда и ученые) продолжали интересоваться традиционной естественной историей. Исследования животных и растений в естественной среде, а также изучение индивидуальности животных, в особенности домашних, стали необычайно популярны, а исследователи получали видимое удовольствие от сравнения повадок животных и поведения человека. Зоопарк и сад стали местом, где сошлись вместе интересы ученых и общественности. В 1940-е годы новая наука – этология – объединила естественную историю, с ее терпеливым изучением поведения животных в натуральных условиях, и университетскую лабораторную науку. Затем, в 1970-е годы, группа ученых-эволюционистов выступила с идеей социобиологии – дисциплины, призвавшей соединить теорию естественного отбора, этологию и знание о человеке; они намеревались включить науки о человеке в биологию. Социобиологи считали, что единства знания, отсутствие которого в науках о человеке столь очевидно, можно достичь лишь проводя последовательно идею о единстве человека и эволюционирующей природы, – иными словами, переосмысливая культуру с позиций биологии»{55}. Однако некоторые принципиальные постановки проблемы человеческой индивидуальности сохранили свое методологическое значение и для современной ситуации в обсуждении проблемы индивидуальности, к таковым можно с уверенностью отнести убеждение в необходимости целостного рассмотрения проблемы.
Кроме того, таким важным методологическим принципом рассмотрения проблемы человеческой индивидуальности является соотнесение ее с внеили, точнее, неиндивидуальным. B.C. Соловьев в работе «Философские начала цельного знания», что уже само по себе интересно в контексте нашей работы, отмечал:
«Во всех общих, отвлеченных понятиях содержится или отрицание всех входящих в объем его явлений и их частной непосредственной индивидуальности и вместе с тем утверждение их в каком-то новом единстве и новом содержании, которого, однако, отвлеченное понятие, оставаясь чисто отрицательным, не дает само, а только указывает, – всякое общее понятие есть отрицание явления и указание идеи. Так, например, в общем понятии "человек", во-первых, заключается отрицание частной индивидуальности, того или другого человека в отдельности, а во-вторых, утверждение их всех в некотором новом, высшем единстве, которое всех их обнимает, но вместе с тем имеет свою собственную, независимую от них объективность; но самой положительной идеи человека, общее понятие о нем, очевидно, не дает»{56}. Подобные соображения были не менее четко сформулированы Гегелем и молодым Марксом. «Определяя себя как основание, сущность исходит лишь из себя. Следовательно, как основание она предполагает Себя как сущность, и прочие ее определения именно в том и состоят, что она полагает себя как единство»{57}. Определяя себя как основание, сущность опосредует себя вовне, совершается это через существование. Поэтому «непосредственно сущая единичность только тогда реализована сообразно своему понятию, когда она соотносит себя к другому, которое есть она сама, хотя это другое и противостоит ей в форме непосредственного существования. Так, человек перестает быть продуктом природы лишь тогда, когда то другое, к которому он себя относит, не есть отличное от него существование, но само есть отдельный человек, хотя бы еще и не дух»{58}. Для B.C. Соловьева индивидуальность – доказательство присутствия свободы и свободной воли личности, не покрываемых сводом законов и моральных императивов. Творческая натура подчиняется собственным законам и внутренней нравственности, более мощным и действенным, нежели предписанные извне. Творчество – всегда созидание, спасение от зла и агрессии, поэтому индивидуальность всегда социальна. Ее социальность в способности совмещать движение души, творческую природу «Я» с внешними формами участия в жизни общества. Индивидуальностью разрешается дилемма индивидуального и общественного. «Не подчиняться своей общественной сфере и не господствовать над нею, а быть с нею в любовном взаимодействии, служить для нее деятельным оплодотворяющим началом движения и находить в ней полноту жизненных условий и возможностей – таково отношение истинной человеческой индивидуальности не только к своей среде, к своему народу, но и ко всему человечеству»{59}. Возможность выбирать алгоритм собственного существования предполагает, что творческий индивидуум независим и отделен от остального мира. Индивидуальность – это единичность, неповторимость, уникальность. Она не только объективно отдельное, но и осознает свою неповторимость как сверхценность не только для себя, но и для других. В этом плане Вл. Соловьев писал: «Сознание безусловного человеческого достоинства, принцип самостоятельной и самодеятельной личности… Эти качества не суть единственные добродетели, но без них все прочие стоят немного; без них отдельный человек есть только произведение одной внешней среды, сама среда является стадом»{60}.
Индивидуальность независима, потому что подчинена всеобщему, а не частному и совокупному. В этом смысле другое «Я» так же значимо для меня, как и мое собственное. Оно есть безусловная цель, а не средство мироздания. Индивидуальность – это символ множества качеств, особенностей, символ неповторимого, уникального, единственного в своем роде. Это само себя созидающее из себя самого, сообразно своей имманентной природе, сообразно собственным законам. Индивидуальность «неуловима для законов природы и общества, не говоря уже о законах государства»{61}. «Я» – духовный центр индивидуальности, из которого черпаются живительные соки для развертывания вовне внутренних качеств индивида, подобно тому как блеклая куколка превращается в роскошного махаона. «Я» константа, сохраняющаяся как судьба, как «проекция бытия»: «задачу эту, проекцию мы не выбирали: "Я" просто дается каждому в тот самый миг, когда он есть "Я"»{62}.
Следовательно, можно заключить, что индивидуальность вечно созидает себя и свою реальность вокруг себя по законам творческой деятельности. Поэтому она никогда не есть индивид, часть более общего целого – мироздания, природы, общественной жизни. Скорее наоборот: все эти огромные сферы – лишь частный случай творческой индивидуальности. Человек – индивидуальность, когда создает любые новые формы – в искусстве, в мышлении, в деятельности, в поведении, – всюду, где человеческое существо призвано себя реализовать{63}.
Индивидуальность – непрерывный и вечный творческий акт, ибо именно в творчестве человек доказывает свою оригинальность и неповторимость. Именно в творческой деятельности «Я» получает свое подлинное бытие. Творчество – аргумент в доказательство существования глубинного многообразия внутреннего мира человека, а также неисчислимых возможностей человеческого «Я».
Индивидуальность – это требование относиться к человеку как к абсолютной ценности в мире природы и общественной необходимости. Сама индивидуальная жизнь – это уже абсолют и сверхценность, не соизмеримые с ценностью истории. «Я продолжаю думать, что мир этот не имеет высшего смысла. Но я знаю также, что есть в нем нечто имеющее смысл, и это – человек, ибо человек – единственное существо, претендующее на постижение смысла жизни. Этот мир украшен, по крайней мере, одной настоящей истиной – истиной человека, и наша задача – вооружить его убедительными доводами, чтобы он с их помощью мог бороться с самой судьбой. А человек не имеет иных доводов, кроме того единственного, что он – человек, вот почему нужно спасать человека, если хочешь спасти то представление, которое люди составили себе о жизни»{64}.
Именно индивидуальность в своем многоликом творчестве беспрерывно выявляет первичные основы человеческой жизни, которые остаются константой в вихре новых форм. Принципы существования универсума становятся тождественными принципам существования человеческого «Я».
Индивидуальность всегда открыта для мира других индивидуальностей. Индивидуальность открыта вовне и внутрь: мир человеческого «Я» беспределен и бесконечен. В нем есть все, что встречается в действительности, отраженное и вовлеченное в бытие индивидуального. Оно питает человеческую душу. Одновременно «Я», подобно прозрачному ключу, изливается в мир своей воплощенной в плодах творчества неповторимостью и многомерностью. Индивидуальность пластична и перспективна во взаимодействии со средой. «Материя будущего – неопределенность. Эта необходимая и неопределенная возможность – наше "Я". Именно оно, еще не осознав толком настоящего, стремится в будущее, одушевляется и возвращается оттуда "сюда", к нынешним обстоятельствам, запечатлевая на них особый узор бесчисленных требований, его составляющих»{65}.
Индивидуальности свойственна увлеченность определенными формами творчества. Призвание владеет индивидуумом, творческий процесс подчиняет себе систему. Мое «Я» тождественно моему творению. Индивидуальности свойственна асимметрия устремлений и деятельности. Всегда есть нечто, некий стержень, определяющий ее поведение, – индивидуальная «проекция бытия», о которой писал Х.Ортега-и-Гассет.
Мы видим, что философы диаметрально противоположных ориентаций оказываются сходны в своем понимании индивидуальности, по крайней мере, в одном: индивидуальное, неповторимое, личностное оказывается результатом тех или иных оформленных сопоставлений с тотальным (София, Абсолютная идея, совокупность общественных отношений).
Итак, в философии в целом вплоть до Фейербаха проблеме личности явно недоставало внимания: человечество было перенесено в заоблачную высь, личность была редуцирована до уровня бесплодных абстракций. С другой стороны, становясь научной, все более точно основываясь на достижениях естествознания, философия естественным образом устранила индивидуальность, сводя и патологическое и нормальное к уровню дочеловеческих форм движения материи (механика, биология). Это двоякого рода устранение индивидуального из контекста человековедческой проблематики естественным образом приводило к появлению острых противоречий в различных формах и сферах жизни, например, на уровне религиозных концепций – различного рода еретические концепции, вроде экзистенциального томизма, на уровне же медицины, концепции болезни и больного – концепции типа психосоматических доктрин.
С достаточно давних времен философское рассмотрение проблемы индивидуальности сопровождалось рассмотрением ее в целом ряде других отраслей науки, в первую очередь в медицине.
Для нас вышеизложенный материал важен в той мере, в какой он позволяет проследить становление и решение проблемы в зависимости от уровня общественного развития, развития науки, искусства, вообще культуры. На этой почве только и становится возможным дифференцировать этапы выступления проблемы индивидуальности.
Как мы увидели, проблема индивидуальности в истории культуры рассматривалась в двух тесно связанных между собой планах. Первый характеризуется обращением к индивидуальности как к уникальному дискретному, единичному объекту, независимо от природы объекта, ставшего предметом анализа. Второй определяется интересом к собственно человековедческой проблематике, включая вопрос о самосознании, самоидентификации индивида, а также вопрос об отношении социума к индивидуальности, заявляющей о себе, оставаясь при этом в контексте культуры либо отторгаясь ею как чуждый элемент.
Далее следует специально остановиться на основных современных концепциях, описывающих социализацию человека.
Индивидуальность – живое и творческое начало – символ неравновесности. Она противостоит среде, отстаивая собственную уникальность и неслиянность с окружающим миром. Рассматривая общество как социальную систему, Т.Парсонс основывал свою концепцию на таком понятии нормативного характера как равновесие. Общество в равновесии – это общество без конфликтов, однако полного равновесия ему не достичь. Но каждый член общества должен стремиться к тому, чтобы знать свою роль и понимать, чего от него ждут. От степени интеграции общих ценностных стандартов с интериоризированной структурой потребностей – установок (структура личности) зависит устойчивость социальной системы.
По мнению Т.Парсонса, средством поддержания социального равновесия являются социализация и социальный контроль. Посредством интериоризации общественных норм происходит социализация, когда индивид вбирает в себя общие ценности в процессе общения со «значимым другим». Семья и школа – два основных органа социализации. В результате адаптации человек приобретает социальную желаемость и адекватность, особенно в двух сферах действия и ответственности – в его семье и профессиональных рамках.
В теории социальной мобильности, социокультурной динамики и ценностной теории П.А. Сорокина понятие «социальное пространство» определяется как «некая вселенная, состоящая из народонаселения земли». Это понятие расширяет границы социализации индивида как представителя всего человечества. В социальном пространстве каждому индивиду отведено определенное место («социальное положение»), которое П.А. Сорокин определяет как совокупность связей индивида с другими индивидами или группами.
Социальная стратификация и социальная мобильность определяют многомерность и динамичность социального пространства. Социальную стратификацию можно определить как дифференциацию в иерархическом ранге. А социальную мобильность как некоторое социальное перемещение с изменением или без изменения в социальном статусе индивида или группы. Социальная мобильность подразделяется на вертикальную и горизонтальную. Горизонтальная социальная мобильность – это переход из одной социальной группы в другую, расположенную на том же уровне общественной стратификации. А вертикальная социальная мобильность, соответственно, такое перемещение индивида, при котором он оказывается в другом социальном пласте, что предполагает ее дальнейшее разделение на восходящую (социальный подъем) и нисходящую (социальный спуск).
Все люди, согласно П.Сорокину, под влиянием комплекса факторов вступают в систему социальных взаимоотношений. Под этим комплексом он подразумевал совокупность бессознательных факторов (рефлексы), биосознательных (голод, жажда, половое влечение и др.) и социосознательных (значение, нормы, ценности).
П.Сорокин считал, что посредством четырех универсальных категорий можно объяснить любую социально значимую активность. Эти категории достаточно традиционны, можно с легкостью найти параллели в истории культуры: истина, добро, красота, польза. И только дав им определение, можно понять, в чем их отличие от других трактовок. Истина – это ценности, возникающие в результате познавательной деятельности. Красота – эстетическое удовлетворение. Добро – социальная адаптация и мораль. Польза – конструирует в социальное целое.
Выделяя три формы актов поведения, П.Сорокин подчеркивал, что они всегда идут параллельно с оппозиционными санкциями: дозволенное («должные реакции», должное), недолжные реакции (преступления, за которые следует кара) и рекомендуемое (награда).
Наличие в обществе твердой системы основных ценностей и соответствующих норм поведения является основой внутреннего социального мира. Все основные ценности (религиозные, юридические, научные, экономические, политические, эстетические) предполагают свои правила поведения. В свою очередь, основные ценности различных групп и членов общества должны находиться в согласии с этой системой и друг с другом. При этом П.Сорокин понимал, что абсолютно невозможно привести к единству все нормы и ценности народов разных культур. По считал возможным сделать их совместимыми при помощи обобщения основных норм поведения.
Исследовав влияние социальных потрясений на поведение личности, П.Сорокин пришел к следующему выводу: тенденция безразличного отношения к моральным нормам и рутинному поведению усиливается в периоды общественных кризисов, когда большинство ищет гедонистического удовлетворения, а меньшинство ориентировано на альтруизм.
Теория аномии как расхождение нормативной структуры и структуры возможностей создана Р.Мертоном. Прежде чем приступить к анализу теории Р.Мертона, необходимо расшифровать само понятие «аномии». Аномия – это результат несогласованного конфликта между разными элементами ценностно-нормативной системы общества, между предписанными культурой всеобщими целями и законами и институциональными средствами их достижения.
Если рассматривать индивидуальное поведение, аномия проявляется как структурно заданная ограниченность возможных выборов. При расхождении структуры возможностей с нормативной структурой создается неравный доступ людей к «институализированным средствам достижения культурно одобряемых целей».
Периодом социализации в концепции личности и «Я» Д.Мид и Ч.Кули называли такой социальный процесс, при котором происходит приобщение индивидуальных ментальных процессов к «большому сознанию». Формирование личности происходит на основе взаимодействия человека и окружающего мира, в процессе которого человек создает свое «Я», или, по терминологии Ч.Кули, «социальная самость», «зеркальная самость», «зеркальное Я».
Процесс самоопределения имеет три основных момента:
– образ нашего облика в представлении другого человека;
– образ его суждения о нашем облике;
– самоощущения (гордость, унижение) на восприятие нами реакции других.
Д.Мид определял социализацию (процесс вхождения индивида в общество) как процесс превращения физиологического организ – ма в реф стадий, которые целиком связаны с принятием на себя роли других людей, «Я» полностью социально. Это значит: принять установки других индивидов по отношению к «Я» и затем действовать в направлении общего социального процесса. Именно в форме обобщенного другого социальный процесс проникает в качестве определяющего фактора в мышление индивида.
Цель социализации – достичь единства убеждений всех членов общества, независимо от занимаемого ими социального положения. Надо обеспечить рост человека в практической сфере, рост его опыта, развитие практического ума, способности к управлению своими действиями и контролю над ними в активности, направляемой внешними силами, а также в рутинной деятельности, основанной на навыках.
Дьюи связывает возможность проявления и роста способностей человека со степенью его социализации. Цель социализации – достичь единства убеждений всех членов общества, независимо от занимаемого ими социального положения. Надо обеспечить рост человека в практической сфере, рост его опыта, развитие практического ума, способности к управлению своими действиями и контролю над ними в активности, направляемой внешними силами, а также в рутинной деятельности, основанной на навыках.
Критическая теория социализации Ю.Хабермаса рассматривает процесс социализации не как охватывающий всего человека, а только часть его личности, которая представляет общественную сущность индивида. Другая часть дает ему возможность «держать» дистанцию по отношению к господствующей в обществе системе ролей, норм, ценностей, то есть позволяет критически относиться к элементам социальной среды, мешающим человеку самоутверждаться.
По Ю.Хабермасу, возможна ненасильственная социализация в результате взаимодействия личности с социальной средой, самоутверждения личности. Причем самоутверждение личности связано не с условиями социальной среды, а с условиями индивидуальной жизни.
Мир без насилия и подавления, по Ю.Хабермасу, должен строиться на основе консенсуса. Он достигается через общественный дискурс – целенаправленное обсуждение общественностью высших ценностей, которыми руководствуются люди в своих действиях, их сознательные корреляции в соответствии с новыми требованиями.
Концепция Ж. Пиаже показывает, что от социальной среды зависит структура мышления индивида. Когда он думает эгоцентрически (случай, типичный для ребенка), то его мысль находится во власти его желаний и отличается от особенностей рационального мышления. По мере воздействия со стороны определенной среды коммуникации развиваются правила, постепенно переходящие в правила мышления.
Дискуссия Ж.Пиаже – Л.Выготский по сути была выражением различных точек зрения в отношении признания или отсутствия у индивида прирожденных социальных качеств. Л.Выготский указывал, что ребенок, родившись, уже задан как элемент определенной культуры, определенных социальных связей. Социализация – процесс преодоления детского эгоцентризма. Ж.Пиаже: история детской мысли – история постепенной социализации глубоко интимных, внутренних моментов, определяющих детскую психику. Социализация лежит в конце развития, даже социальная речь не предшествует эгоцентрической. Эгоцентрическая речь – некоторая форма перехода от речи внешней к речи внутренней. Социализация – единственный источник развития логического мышления.
Л.Выготский критикует Ж.Пиаже за то, что ребенок не рассматривается им как часть социального целого, как субъект общественных отношений. Социальное рассматривается им как нечто, стоящее вне ребенка, как чуждая сила, вытесняющая свойственные ему приемы мышления. Л.Выготский подчеркивает, что действительное движение процесса развития детского мышления не от индивидуального к социализированному, а от социализированного к индивидуальному. Подход Л.Выготского делает акцент на самостоятельной роли ребенка, который посредством деятельности познает и преобразует окружающий мир и таким образом изменяется сам.
Исследования Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурии способствовали становлению концепции социальной обусловленности генезиса человеческого сознания. Высшие психические функции человека (логическое мышление, целеполагание, осмысленная память) не даны в готовом виде от рождения и формируются у каждого индивида прижизненно на основе освоения им социального опыта. «Биологически унаследованные свойства составляют у человека лишь одно из условий формирования его психических функций и способностей, условие которое, конечно, играет важную роль»{66}. По Леонтьеву, процесс овладения индивидом миром предметов и явлений осуществляется в ходе развития реальных отношений субъекта к миру. Отношения эти зависят не от субъекта, не от сознания, а определяются социальными условиями, в которых он живет, и тем, как складывается в этих условиях его жизнь.
Огромное влияние на восприятие социокультурной программы оказывают такие особенности индивида, как темперамент, склонность к агрессии, лидерству и конформизму, наличие генетически обусловленных способностей. «…Нет специальных генов, например, гуманизма и альтруизма, или генов антисоциального поведения, но есть генетически детерминированные свойства психики, сочетание которых, преломляясь через определенные социальные условия, способствуют формированию человека либо с высоким чувством совести, испытывающему отвращение не только к преступной деятельности, но и карьеризму и стяжательству, либо же человека, который плохо понимает, что такое совесть со всеми вытекающими отсюда последствиями».{67}
Успешность социализации является специальной проблемой для Н.Смелзера. Социализация, то есть пути, которыми люди приобретают опыт и усваивают установки, соответствует их социальным ролям и имеет две цели: 1) способствовать интеракции людей на основе социальных ролей; 2) обеспечить обществу сохранение и усвоение его новыми членами образцов поведения и убеждений. Успешная социализация обусловлена тремя факторами: ожиданиями, изменением поведения, стремлением к конформизму.
Люди почти не имеют врожденных моделей поведения, но они наделены способностью их осваивать. Культурные ценности – от законов до этикета – регулируют поступки и стремления людей. Каждое общество ценит определенные личностные качества выше других, дети осваивают эти ценности в процессе социализации. Отсутствие единообразия в поведении показывает, что по своей сути социализация – разнонаправленный процесс формирования уникальной личности. Происходит взаимовлияние между биологическими факторами и культурой, а также между тем, что осуществляет социализацию и социализируется.
По Н.Смелзеру, социализация непрерывный процесс, она никогда не заканчивается, но существуют различия между детской и взрослой социализацией. Н.Смелзер выделяет в исследовании социализации два подхода.
Адаптивистский: социализация – ответ на кризис. Изменение процесса социализации во взрослом возрасте объясняется тем, что переживания и кризисы детей и взрослых различны. Жизнь взрослых – ряд ожидаемых и неожидаемых кризисов, которые возможно осмыслить и преодолеть. Разрешение одного кризиса не всегда помогает выдержать следующий.
Развивающий – процесс социализации взрослых не исчерпывается преодолением кризисов. Кризисы создают основу для дальнейшего роста.
Смелзер выделяет ресоциализацию – усвоение новых ценностей, навыков, ролей вместо прежних, недостаточно усвоенных или устаревших.
Американский неофрейдист Э.Эриксон, в отличие от Фрейда, интересуется хорошо адаптированной и здоровой, творческой личностью. Для описания развития личности Эриксон выделяет восемь стадий со своими специфическими задачами, выдвинутыми обществом:
– младенческая – формирование базового доверия к миру, преодоление чувства разобщения и отчуждения;
– раннего возраста – борьба за собственную независимость от взрослых и самостоятельность, против собственных сомнений в своих действиях;
– игровой возраст – развитие активной инициативы и в то же время появление чувства вины и моральной ответственности за свои желания;
– период обучения в школе – получение навыков трудолюбия и умения обращаться с орудиями труда, чтобы не укрепилось сознание собственной неумелости и бесполезности;
– подростковый (ранний юношеский) – ключевая стадия для обретения чувства идентичности, первое цельное осознание себя и своего места в мире. Этим заканчивается долгое пробование себя в различных ролях и экспериментирование в общении с окружающими;
– конец юности и начало зрелости – переход к решению взрослых задач, поиск спутника жизни и близких друзей, преодолевающий чувство одиночества;
– зрелый – борьба творческих сил против косности и застоя;
– старость – окончательно цельное представление о себе, своем жизненном пути с возможным разочарованием в жизни и нарастающим ощущением бесцельности пройденного пути{68}.
Идентичность, по Эриксону, субъективное чувство личной самотождественности и непрерывности (постоянства), соединение с определенной верой в тождественность и непрерывность некоторой картины мира, разделяемой с другими людьми. Аспекты идентичности:
– Я-идентичность (эго-идентичность, по Эриксону) состоит из двух компонентов:
а) органический – непреложная данность физического внешнего облика, тождественность, подлинность и целостность индивидуального облика;