Екатерина Береславцева
Проверка на прочность
Ну вот, возвращались с озёр мы уставшие, но очарованные красотой и силой природы. Даже Розочка притихла, тоже прониклась. И всё норовила поближе к Нему ехать. Я сразу заметила её манёвр, и Тимоша, кстати, тоже. Мне кажется, он в Розочку влюбился и теперь переживает, что она на него совсем не обращает внимания. Тимофей даже пытался её отвлекать от болтовни с Ним, но ничего не вышло. Она ни улыбочки из себя не выдавила на все его шутки, и мне его так жалко стало! Хотя мне и самой несладко в тот момент было. И мне кажется, что Тимоша моё состояние тоже просёк, потому что он бросил в конце концов сладкую парочку и меня стал развлекать. Так что обратную дорогу я хохотала, как сумасшедшая, и даже чуть со Стрелки не упала, так смеялась! Завтра будет живот болеть от смеха, точнее пресс. Он же у меня нетренированный. У меня пожизненное освобождение от физкультуры, мама постаралась. Хотя никаких серьёзных заболеваний у меня нет. Ангины только часто бывают, но это ерунда, вон у Пашки Бессолова с сердцем что-то нехорошее, а он без физкультуры жить не может, попробуй такому освобождение выписать!
А вечером у нас был костёр! И песни под гитару! Оказывается, Тимофей столько песен знает, ужас просто! Но только до Него ему далеко. Когда Он взял в руки гитару и запел, я думала, что тут же умру от счастья, так это было прекрасно! У него голос, как у Хворостовского, точно! Хотя папе, например, Хворостовский не нравится, говорит, будто бы он холодный и не глубокий, а я его обожаю. И вчера весь вечер не отрывалась от Него, благо было совсем темно и не видно, куда это я так пристально смотрю. А Тимошка всё пытался Розочку поразить, бедный. Хотя когда пел, смотрел только на меня, но я-то знаю, какому слушателю его серенады были направлены! А ей всё нипочём. Мне кажется, ей даже Он не нужен, ей главное – видеть возле себя верных воздыхателей, и чем больше их будет, тем лучше. Есть такие девицы, я знаю. У нас в классе Катька Щеглова – один в один Розочка.
Всё, глаза слипаются, писать невозможно. И Розочка на меня негодующе смотрит, наверное, ей свет мешает. Заканчиваю отчёт. А завтра нас ждёт Каракокшинская пещера! Алевтина Викторовна говорит, что в её недрах живут необычные летучие мыши, способные испускать звук такой высокой частоты, что его даже сложно назвать ультразвуком. Суперультразвук просто. Я хоть мышей и боюсь, пусть даже они летучие, но послушать их очень хочется. Всё-таки я будущий музыкант…
Спокойной ночи, Нинуша-чинуша! Сладких тебе снов!..
Я закрыла тетрадку и положила рядом с собой, на ступеньку. Послевкусие от прочитанного осталось такое доброе, что какое-то время я плавала в нём, не вспоминая о твёрдом береге. Хорошая ты девочка, Ниночка, хоть и глупышка. Впрочем, в твоём возрасте я была точно такой же. Тоже на жизнь смотрела сквозь радужные очки. И в Аркашу влюбилась, совершенно его не зная, выдумав образ прекрасного принца. Правда, со мной это случилось чуть позже шестнадцати и закончилось не очень хорошо. Но всё же польза в этом была да ещё какая – характер мой с тех пор изменился на сто восемьдесят градусов, была тетёха мечтательная, а стала закалённым в боях бойцом. Интересно, а к чему тебя, Ниночка, привело первое чувство? Очень хочется узнать, что же дальше там у тебя написано, в дневнике! Но сейчас читать некогда, нужно к больному возвращаться, и так я надолго одного его оставила.
Окинув на прощание густой ряд деревьев, с которыми уже сроднилась до невозможности, я вскочила и по ступенькам вверх направилась, не забыв прихватить тетрадку. Утро сегодня сказочное, тёплое, на добрый лад настраивает. Буду надеяться, что так оно и случится…
Вчерашний день прошёл в мучительных переживаниях, хотя я старалась, конечно, ни о чём не думать, а только о том, как бы помочь этому человеку. Владимир в себя почти не приходил. Я даже не думала, что болезнь может так подкосить человека! И самое главное – что с ним такое приключилось и почему, непонятно было. Неужели обыкновенная простуда может дать такую температуру и такое беспамятство? Или это какая-то местная лихорадка, о которой я слыхом не слыхивала? А если и я её подхвачу? А мне-то уж болеть никак нельзя, невозможно просто! Для хоть какой-то защиты ходила по дому я с тряпкой на лице – нашла в сундуке стопку постельного белья, старенького, но, к удивлению, чистого, оторвала кусочек, сложила в несколько раз и наподобие марлевой маски повязала. Со стороны, наверное, ужас один, но всё равно до меня тут никому дела нет. Некому глазеть да пальцем показывать. Чай с малиновым вареньем и мёдом я тоже в себя вливала – для профилактики, но большую часть, конечно, заваривала больному. И водкой его обтирала, когда уж совсем громко он стонал. Водой холодной тоже пробовала, но надолго её не хватало, испарялась быстро. Ещё бы, такой жар! А градусника под рукой, конечно, не было, да и откуда ему тут взяться, в домике бабы-Яги? Впрочем, будь он даже в наличии, мало бы помог, даже, пожалуй, испугал бы ещё сильнее…
День промчался быстро, как скорый поезд. Ночью я продежурила возле Владимира, сожалея о том, что он такой тяжёлый и перенести с пола на кровать мужское тело мне совсем невмоготу. Приходилось то на коленках возле него бдить, то на попу садиться, укутываясь одеялом со всех сторон. Самые страшные минуты я пережила где-то под утро, когда тело его вдруг скрутилось в судорогах, изо рта вместо привычных уже стонов вырвалось проклятье, но продолжалось это, слава богу, не долго. Зато спустя какое-то время он забылся глубоким сном, а я, наконец, смогла перейти на свою кровать и моментально отключиться.
Утром поднялась еле живая, одним взглядом оценила обстановку – человек по-прежнему дышит, и частота дыхания меня весьма порадовала, – и поползла на улицу. Природа встретила сонную сиделку громким щебетаньем птиц и разгорающимся небом. Это было чудо, самое настоящее чудо. Мне показалось, будто все тяготы тревожного дня и страшной ночи в один миг унеслись далеко-далеко, развеялись по ветру и забылись навсегда. Лес с заботой на меня смотрел, я это чувствовала всей кожей и радовалась этому, как ребёнок. А потом уселась на крылечко и за дневник девичий принялась. Заслужила!..
– А я думал, ты сбежала…
– Тебе вредно сейчас думать. И разговаривать тоже! – проворчала я, стараясь не выказывать острую радость от того, что он, наконец, пришёл в себя и даже глаза открыл. Лицо бледное, но температуры, кажется нет. Или совсем небольшая, а это уже, конечно, совсем другой разговор. – Сейчас чай тебе сделаю. С малиновым вареньем.
– Ненавижу малиновое варенье! – пробормотал он с отвращением.
– Однако весь вчерашний день поглощал его с завидным аппетитом!
– То-то я думаю, отчего мне так плохо?!
– Ну уж не от варенья, это точно!
– А от чего тогда? Или ты мне всё-таки яду умудрилась подсыпать?
– Я тебе его сейчас подсыплю, если ворчать не перестанешь!
– Слушай, а почему так спиртом несёт, а? У тебя что, ночные гости были? Ну и чего молчим?
– Уймись уже, достал! Какой ты вчера хороший был – лежал себе спокойно молча, никого не трогал…
– Вчера? – он задумался, на лбу морщинка появилась. – Не помню, что вчера было.
– Я бы тоже не хотела этого помнить, – пробормотала я тихонько.
– Пожар помню. Тебя вот… не забыл. А что вчера делал – убей, из головы выскочило!
– Чай! – я звонко стукнула кружкой об пол. Другую кружку – с густым малиновым вареньем – поставила рядом. И сама уселась тут же. – Давай помогу.
– Я же сказал, варенье не буду!
– Будешь! – строгим мамочкиным голосом произнесла я. – Открывай рот!
– Но…
– Вот и умница, вот и молодец! – я ловко впихнула в него ложку и поднесла к губам чашку с чаем. Он замычал изумлённо, но отворачиваться не стал, выпил. А я что говорила? Мужчины – малые дети, и вести себя с ними нужно соответственно. А то – не буду!
– Ладно, силы появятся, я с тобой разберусь… – он опустил голову на свёрнутый калачиком кусок одеяла и притих.
– Конечно, разберёшься, – прошептала я и потихоньку поднялась. Пора и мне завтракать…
Глава 2
7 августа.
Сегодня ночью мне снился такой стыдный сон, что после пробуждения даже неловко было всем в глаза смотреть. Особенно Ему, как самому главному участнику ночных событий. Так и казалось, что он обо мне всё-всё понял, и от этого хотелось забиться куда-нибудь в уголок, чтобы про меня забыли. На самом деле у меня так бывает, иной раз приснится какая-нибудь гадость, а потом весь день ходишь под впечатлением, как будто на самом деле всё произошло.
Но ничего, недолго я мучилась. Стоило только на Стрелку запрыгнуть (запрыгнуть – это, конечно, я хорошо написала, скорее взгромоздиться с помощью Фёдора), как все печали тут же позабылись. Стрелка у меня – просто умничка! Мне кажется, так, как она, меня никто не понимает. Только папа. Но папа сейчас далеко… С тех пор, как он ушёл из дома, я совсем редко его вижу. Иногда мне кажется, что я его очень хорошо понимаю, с нашей мамой непросто жить, но чаще я на него злюсь. Ксюшка говорит, что одно из двух – или я скоро привыкну, или в конце концов повзрослею и пойму. А раньше, между прочим, замуж выходили в двенадцать – тринадцать лет! Вот к чему, спрашивается, я это написала? Моя рука сама пишет всякую чепуху, а всё потому, что Он на меня сейчас посмотрел! Розочка затащила Его к нам в комнату, показывает что-то в телефоне и хихикает, как дурочка. А он зачем-то на меня посмотрел. Вот мысли мои и съехали в сторону.
Я, пожалуй, о сегодняшнем дне потом напишу. Завтра. Я не могу сосредоточиться, когда он так смотрит. Или уже не смотрит? Глаза боюсь поднять, чтобы убедиться. А то увидит мой взгляд и ещё подумает, что я им интересуюсь! А я вовсе не интересуюсь, больно надо!
Ушёл! А мне писать совсем расхотелось… И девочки спать укладываются. Значит, надо свет выключать.
Спокойной ночи, Нинчонок-бельчонок! Сладких тебе снов!
12 августа.
Не писала уже несколько дней. Но не потому, что ничего не происходило, а наоборот! Столько эмоций за день накапливается, что потом даже жаль их на бумагу выливать. Хочется, чтобы они в сердце скапливались, бурлили, и будоражили меня постоянно. Хотя так не бывает, конечно.
Завтра у нас последний день. На лошадках мы поездили, на байдарках поплавали, даже чуть не утонули, страху натерпелись, ужас просто! Но все живы, и это главное. Алевтина Викторовна на завтрашний день предложила свободную программу, и все с радостью согласились. Мы с Тимошкой решили по лесу прогуляться. Тут недалеко, в северном направлении, есть просто сказочные места. Люся с Фёдором хотели к нам присоединиться, а потом передумали. У Люси спина разболелась, так что они в лагере отдыхать будут. Остальные тоже придумали себе занятия. А что будет делать Он, я не знаю. Не у Розочки же спрашивать? А перед Тимошкой я в долгу – он мне по-настоящему жизнь спас, когда мы тонули. Правда, сам он смеётся, когда я ему об этом говорю. Мол, ничего такого я не сделал. Но я-то знаю! А он, оказывается, сильный ого-го какой! Как он меня на берег тащил, тяжеленную, в набухшем от воды костюме, до сих пор помню. И никогда мне этого не забыть…
Спокойной ночи всем добрым людям!
13 августа
Как нас вывело к этому дому – непонятно. Кружило, кружило, голову закружило, а когда мы с Тимошей совсем уж отчаялись, вдруг бац – а перед нами избушка сказочная появилась. Мы в один голос ахнули и к ней помчались. Откуда только силы взялись, не знаю. Только что плелись, как два старичка, уставшие, испуганные – заблудились в лесу. И вдруг сразу камень с плеч и пятьдесят лет долой!
И даже контроль над эмоциями смогли взять – сразу вламываться в дом не посмели. Сначала в дверь постучали. Домик хоть и выглядит заброшенным, но мало ли, вдруг люди внутри есть? Неа, не оказалось. Никогошеньки! Это, конечно, не очень хорошо, но зато теперь крыша над нами есть, одну ночь вполне переночевать можно. А при дневном свете возвращаться на базу будет гораздо легче. Тимоша сказал, что про домик этот он знал, оказывается, Алевтина Викторовна ему говорила. Так что никто волноваться за нас не будет. Во-первых, мы вдвоём, а во-вторых, всё-таки жильё, не в открытом лесу ночевать!
А жильё ничего себе! Рога оленьи на стене, шкура вон валяется, настоящая, медвежья. И даже книги имеются. Ого, вижу альбом Сальвадора Дали, вот это да! Между прочим, это мамин любимый художник. И мой тоже! Хороший знак!
А ещё хорошо, что я тетрадку свою с собой прихватила, как чувствовала, что пригодится! Пишу, пока ещё хоть что-то видно, скоро стемнеет, тогда уж не до отчётов будет! Хотя Тимошка говорит, что в доме наверняка свечи должны быть. Пока он их ищет, я быстренько строчу – а вдруг не найдёт? А ещё есть хочется, но голод мне совсем не страшен. Я привыкла мало есть. Только за Тимофея переживаю. Он мужчина, ему надо много и калорийно питаться. Мясом, например. У меня папа без мяса совсем не может. А Тимошка, хоть и молодой мужчина, но вон какой сильный. Как ему без пищи обходиться? А может быть, в доме и съестное имеется? Вот сейчас допишу и пойду на подмогу. А про Костю мне почему-то совсем здесь не вспоминается. Вот, я даже имя его смогла написать. А то всё Он, да Он…
Почему же я сразу всё не поняла? Права Ксюшка, маленькая я ещё. Взрослеть мне надо....
И это была последняя запись, после неё – только чистые тетрадные листки. И ещё один листок – у меня в кармашке. Сначала он лежал в альбоме Сальвадора Дали, а потом перекочевал ко мне. Видно, девочка Нина всё-таки пролистала книжку. Может быть, знакомила своего друга с творчеством любимого художника?
Я сидела, уставившись в ровные строчки, и боялась поверить сама себе и вот этому дневнику, который, видимо впопыхах, позабыли в домике бабы-Яги. Уж не знаю, как он оказался внизу, в погребе… Хотя нет, догадываюсь. Тот, кто пришёл после них, спустил всё вниз, подальше от непрошеных гостей. Может быть, тоже ознакомился с записями. И решил оставить потомкам. Хорошая девочка Нина…
А Владимир, значит, всё наврал. Какие сто пятьдесят километров, какой дремучий лес? Хотя заблудиться тут можно, ребята же заблудились, но это говорит только о том, что кто-то не умеет ориентироваться в пространстве. Или, что тоже вероятно, Тимоша специально привёл свою подругу в лесную избушку. Романтик! И он прав, Ниночка-то только тут сообразила, какую дурочку сваляла, не сразу разглядев парня. А парень, похоже, в первый же день в неё влюбился. На вырванном листке про это очень ясно написано, и как я сразу не поняла? Но я тогда ничего не знала – ни о Ниночке, ни о её жизни. А сейчас будто сроднилась. Надо же, всего с десяток исписанных листков, а человек предстаёт, будто живой, будто он вот тут рядышком со мной сидит и душу изливает. Значит, и ты, Нинуша-каркуша, лес этот видала и по траве этой ногами ступала!
А до тебя, Владимир, я ещё доберусь! Вот только выздоровей, и уж тогда попляшешь ты у меня, как уж на сковородке! Всё тебе припомню, ни о чём не забуду!
Правда, до выздоровления мы, кажется, доберёмся не скоро. Ближе к обеду состояние больного ухудшилось: заметался во сне, жаром опять полыхнул, забормотал что-то бессвязное. Про Лолу какую-то, как сильно она ему нужна и какой он молодец, что это сделал. Что «это», я начала догадываться ещё вчера. Но кто такая Лола, никак в толк взять не получалось. Ну не было женщин с таким именем в моём окружении, которая бы так страстно желала мне зла! Не было, и всё тут! Я, признаться, сначала на бывшую жену Захара грешила, но, во-первых, расстались они давно, никаких претензий друг к другу не имели, а во-вторых, звали эту мадам уж никак не Лола. От Яны до Лолы – громадная пропасть.
И только на следующий день я всё поняла. Но было уже поздно…
Глава 3
– Я не могу оставить тебя в живых, Дарья. Ты ведь сама это прекрасно понимаешь!
– Не понимаю. Может быть, объяснишь?
– Я была лучшего мнения о твоих умственных способностях!
Презрительная улыбка исказила её лицо, сделав совершенно уродливым. Она очень изменилась с тех пор, как я видела её в последний раз. Что-то отталкивающее появилось в фигуре этой, по-прежнему остающейся стройной, в посадке головы, во взгляде, которым она взирала на мир. С той минуты, как я увидела её на пороге избушки, меня не покидало ощущение, что изменения, коснувшиеся своей дланью эту красивую некогда женщину, – необратимы. И дело тут не в возрасте, увы…
– Мне жаль тебя, Лара, – внезапно вырвалось у меня. – Но я понимаю, гибель Николая непросто тебе далась…
– Непросто? – вскричала она. – Что ты понимаешь в этом, клуша домашняя? Что вообще ты понимаешь в жизни? Да ты ведь дальше своих мелких, ничтожных проблемок видеть не способна!
– Ты пришла сюда меня оскорблять? Лучше бы любовнику своему помощь оказала, пока ещё можно что-то сделать!
– Любовнику… – она метнула злой взгляд в сторону лежащего на кровати человека.
Мне всё-таки удалось его затащить наверх. Правда, состоянию больного это мало помогло – всю ночь его лихорадило, и сейчас, истощённый и еле живой, он пребывал в беспокойном, тяжёлом сне.
– Выживет.
Я поразилась равнодушию, прозвучавшему в её голосе. Не знаю, в каких именно отношениях они состояли, возможно, его бредовые высказывания касались только лично его чувств, но ведь он всё-таки человек! Живой человек! Который действовал, оказывается, по её воле и который заслужил от неё хотя бы благодарность, а не этот холодный взгляд!
– Ему нужны лекарства, возможно антибиотики…
– А ты добренькая, да? Пожалела его? Его, негодяя, который в темнице тебя запер и к женишку не пускал? А может быть, ты сама втрескалась в него? А что, такое бывает, я слышала. Жертва влюбляется в своего палача! Слушай, так, может быть, он специально телефон отключил, чтобы я вас своими звонками не доставала? Как же я сразу не догадалась! Я-то думала, случилось что-то, на помощь примчалась, а вы тут просто развлека-а-ались!
– Не меряй по себе!
– Я, между прочим, верная жена была! Да, не у всё у нас с Колей гладко было, никчёмный он, в сущности, человек был, но я его любила и жалела, если хочешь знать! Это ведь он упросил меня в эту поездку взять. Доказать хотел – и себе, и мне, – что чего-то стоит! Я-то как думала? Пусть едет, пригляжу за ним, даже лучше, что на глазах будет. Но всего лишь на миг отвлеклась, и твой женишок чёртов все планы мои порушил. Отпустил он его, видите ли, без моего разрешения! А то, что Колька год без тренировок сидел, это ничего?! Он, говорит, клялся мне, что в форме, что из спортзала часами не вылезает. Какой там спортзал, я его в последнее время даже в бассейн не отпускала, кобеля проклятого. Всю душу он мне с девками своими измотал!..
О Колькиных похождениях знала, кажется, вся Москва. Ну уж каскадёры, к которым причислял себя и сам Николай, в курсе точно были. Даже мы с Машкой, хотя в сплетни и разговоры старались не влезать. Но по нему и так было видно – статный, широкоплечий, глаз играет, копыто бьёт… Мало кто мог мимо пройти, не поддавшись обаянию этого ловеласа. А он и пользовался. Так что Ларку я понимала прекрасно, хотя её фанатичная любовь к волоките и позёру меня коробила. Ну, страдаешь ты от измен мужа, так брось его. А физическая форма у Коли была прекрасная, зря она брешет. Не в тренированности дело. Видимо, дал человек слабину, когда из тёплой базы на свободу вышел, – реальность-то жёстче оказалась, чем ему представлялось!
– Я думаю, Захар тут ни при чём, Лара. Ты про себя всю правду знаешь. И не только самого Николая, а и себя винишь. Да только тебе проще на другого вину свалить! И ты вся такая несчастная, по мужу убивающаяся…
– Заткнись! – глаза её сверкнули яростью, и я невольно попятилась.
А ведь я знаю, откуда у неё этот нож, который она сейчас ловко в руках крутит. Более того, я прекрасно представляю, как она умеет им управляться. Не зря Лариса пользовалась славой самой опытной и сильной женщины-каскадёра в стране! И каким характером обладает эта баба, я тоже не понаслышке знала. Именно её внутренняя сила и помогла ей достичь невероятных высот – стать во главе такой мощной организации. Что против неё измученная двумя бессонными ночами, полуголодная, да к тому же беременная женщина?
– Не для того я тебя здесь держала, чтобы ты теперь соловьём изливалась! Хватит, поговорила! Что Захар твой мне все глаза проел, что ты с юродством твоим мерзким. Ненавижу, всех вас ненавижу! За Кольку моего, за детей нерождённых, невыношенных, за жизнь эту собачью!
И она бросилась на меня. Но так просто сдаваться я не собиралась. Всё-таки, хоть и в таком состоянии, но спортивные навыки во мне присутствовали! А с оружием я тоже могла управляться, недаром Гриша, мой тренер по айкидо, столько труда и знаний в нас вкладывал. Вот и настало время применить эти знания в реальной схватке!
Поразительно, сколько силы таится в разъярённой женщине! Впрочем, я думаю, что сюда примешивается не только ярость, но и доля безумия. Видно, после гибели мужа равновесие-то внутреннее пошатнулось. Как бы вообще в пропасть не понесло, не закрутило!
Слабеть я начала быстро. Дыхание сбилось, пот в глаза лился, вытирать не успевала, сердце колотилось, как ненормальное. Вдобавок ко всему тяжесть почувствовала внизу живота, а этот фактор испугал меня сильнее всего. Нет, не справиться мне, – сверлила всё глубже и глубже навязчивая мысль. И ведь как обидно! Жизнь-то по сути только началась! Захара встретила, сыночек скоро на свет появиться должен, свадьба через несколько дней – а тут сумасшедшая женщина, решившая отомстить всему миру за свою несчастливую судьбу!..
Подмога пришла с неожиданной стороны. Я уже пальцами кровоточащими за руки цепкие хваталась в тщетной попытке пресечь, остановить занесённый удар, как вдруг какой-то разноцветный предмет просвистел в воздухе и обрушился прямо на голову моей противницы. Она вскрикнула и, хватаясь за воздух, на пол рухнула. Нож с металлическим лязгом отскочил в сторону, а я, ничего не понимая, на предмет уставилась. На дощатом полу, вывернув яркие страницы наружу, лежал альбом с репродукциями Сальвадора Дали…
– Прости меня, Лола…
Это был не человеческий, это был потусторонний голос. Голос из другого мира. Я повернулась. На меня он не смотрел. Глаза его, страшные, чёрные, были прикованы к упавшей женщине. Цепями прикованы многотонными, неподъёмными.
Медленно-медленно я сползла по стеночке и потеряла сознание.
