– …да-да, мастер-классы – это отличная идея, Юра! Как я сам до этого не додумался?
– Так ты про меня не забудь, старик…
– Будь спок, ты будешь первым, кого я приглашу! Как почётного гостя!
– Прекрасно! А я, кстати, тоже могу пригодиться! – Юра приосанился.
– Как психиатр? – тонко улыбнулась Лида.
– Вообще-то я имел в виду свои познания в области виноделия, ведь я последний год весьма плодотворно общался с владельцем виноградника в Саксонии… Но если нужна будет моя помощь как врача, то я тоже… с превеликой радостью!
– Надеюсь, что такого рода помощь мне не понадобится, – улыбнулся Шурик, посмотрев почему-то на меня. В его глазах вдруг возникла какая-то мысль. – Кстати, я знаю одного человека, который бы охотно проконсультировался у тебя по одному вопросу…
Я замерла и даже, кажется, побледнела.
– Один мой приятель, актёр столичного театра, волнуется по поводу своих снов, – продолжал между тем Шурик, не замечая моей реакции.
– Так-так-так! – Юра подобрался. – Эта тема тоже меня сейчас волнует!
– Марку – так зовут моего приятеля – кажется, что по ночам он разгуливает по чужим сновидениям.
– Интересно, интересно! Продолжай, Саша! Что конкретно он рассказывает?
– Это действительно интересно, Юра. По словам Марка, он каким-то образом снится своим друзьям и может этими снами управлять! Штука в том, что кое-кто из этих друзей признаётся ему потом, что да, мол, на самом деле были такие сны и он, Марк, был их главным участником…
– Прекрасные друзья у твоего Марка, вот что я могу сказать! Они правильно делают, что обманывают своего друга, не дают ему лишний повод для волнения и не лезут со своими советами – ведь только специалист может решить в такой ситуации, как бороться с недугом.
– Значит, у Марка какой-то недуг, доктор? – Шурик быстро стрельнул в мою сторону глазами. Кажется, он уже не рад был, что затеял этот разговор. Но – слово обратно в рот не засунешь…
– Возможно. С человеком надо работать, чтобы сказать что-то определённое. Хотя есть и ещё один вариант, – Юра улыбнулся. – Может быть, у вашего Марка просто очень хорошее чувство юмора?
– Да, с этим чувством у него проблем нет… – Шурик хлопнул себя по лбу. – Я только сейчас понял, что Марк меня наверняка разыграл! А я, дурак, попался на его удочку! Эх, Юрий Сергеевич, лихо же ты этот орешек раскусил! Сразу видно – профи!
– Ты уверен, что твой Марк действительно пошутил? Ведь если он всерьёз верит в свои якобы способности, то ему нужна помощь!
– Нет-нет, точно пошутил! Он такой, наш любитель розыгрышей, одно слово – артист! – Шурик вскочил. – Друзья мои, кому ещё кофейку сварить?
– Да нет, Саш, спасибо, – покачал головой Юра. – Я думаю, гостям пора и честь знать, как считаешь, Лида?
– Да-да, конечно, Юра! Спасибо за гостеприимство, Сонечка, но нам правда пора! – Лидушка вскочила и схватилась было за уборку, но Шурик решительно перехватил у неё чашки.
– Мы сами уберём!
– И я очень-очень рада нашему знакомству, Саша! Вы… очень хороший человек!
– Я надеюсь, что мы ещё не один раз посидим в такой чудесной компании! – с воодушевлением поддакнул ей Юра.
– Конечно! – радостно откликнулся Шурик, бросая на меня осторожный взгляд.
– Приходите, ребята, – улыбнулась я одними губами.
– А к тебе у меня будет серьёзный разговор, – шепнул мне на ухо Юра перед уходом…
– Соня, прости меня!
– Уходи, Шахов, – я даже не обернулась к нему, продолжая намывать чашку.
– Я виноват, я знаю. Не надо было мне затевать этот разговор. Всё вышло как-то по-дурацки, я даже не думал, что закончится вот так… Я чувствую себя последним подлецом!
– Верь своим чувствам, Шурик.
– Соня!
– Уходи! – я резко обернулась с чашкой в руке и с ненавистью посмотрела в его бледное лицо. – И больше никогда не возвращайся. Ни видеть, ни слышать тебя я больше не желаю. Это понятно?
– У каждого человека должен быть шанс всё исправить! – упрямо заявил он. – И ты не можешь вот так…
– Я?! – тут я со всего маха как швырнула чашку на пол! Шурик отпрянул назад. – Я не могу?!! Я всё могу теперь, господин хороший! А знаешь, почему? Потому что я су-мас-шед-ша-я! Ведь такой диагноз поставил мне наш доктор?!
– Соня, успокойся…
– А-а-а, ты меня уже успокаиваешь! А может, и в психушку упечёшь? Так я не против! Давай, вызывай бригаду! – рывком вытащив из кармана телефон, я бросила им в Шахова. Его реакция не подкачала – трубка была ловко поймана. – Ну, что же ты медлишь? Звони, труби на весь Арбузов – Сонька сошла с ума! Ну!!
Он схватил меня прежде, чем на пол полетела ещё одна чашка. Я забилась в его руках, как пойманная птица.
– Видеть тебя не хочу! Подлый предатель! И Юрка тоже хорош, психиатр хренов! Ненавижу вас обоих! Всех вас ненавижу! И вашего Шефтера ненавижу с вашим вонючим вином!
– Ну вино-то, положим, не вонючее, – хмыкнул Шурик, всё крепче прижимая меня к себе. – Сонь, ты самая нормальная тётка в нашем городе, это я тебе как опытный дегустатор говорю! Фу-ты ну-ты, как двусмысленно прозвучало! – Он погладил меня по голове. – Ну, не плачь, не плачь, пожалуйста! Я правда ничего такого про тебя не думал, когда твоего доктора спрашивал! Я просто никак до конца поверить не мог, всё мне казалось, что ты нас с Оськой разыгрываешь! Но я теперь верю, честное слово верю!
И тут он принялся целовать мои волосы, лоб мой, мокрые глаза, словно осушая поцелуями слёзы. Я продолжала всхлипывать и зачем-то ещё крепче прижималась к его телу, такому горячему сейчас. Когда его губы нашли мои, я перестала вообще что-либо соображать, только отвечала на его порыв со всё возрастающей отчаянной страстью.
Жаркий воздух кухни прорезал отрезвляющий звонок телефона. Шурик вздрогнул и замер. Я быстро отстранилась от него.
– Я, кажется, точно сошла с ума! – глухо сказала я и сделала шаг назад. – Ну, возьми телефон, чего ты застыл?
Он вытащил трубку из кармана и посмотрел на экран.
– Оскар.
– Тем более! Ответь ему, вдруг что-то важное.
– Алло! Привет, Ося! – Шурка говорил, но сам не отрывал от меня смятенного и какого-то удивлённого взгляда. – Д-да, могу. А что случилось? Нет, договор я в столе оставил… А Паши на месте нет? У него тоже ключик имеется. А, на даче. Да, я ближе… гораздо ближе. Хорошо, Ося, буду через десять минут.
Он опустил трубку.
– Проблемы?
– Да так… Ерунда… Просто документы одни надо Оське отдать, у него ключа от моего стола нет, – Шурик пожал плечами и… отвёл глаза.
– Ну, тогда иди, Саша, – всё поняла я.
– Да, я пойду, Соня.
Только у двери, потоптавшись на месте, он смог посмотреть мне в лицо. Эх, вы, мужики…
– Соня, ты…
– Всё в порядке, Шурик. Иди.
И больше никогда не возвращайся, добавила я про себя, глядя, как он убыстряет шаг, спускаясь по лестнице. Он обернулся всего лишь раз, и в глазах его стояла такая тоска, что я поклялась себе: больше никогда и ни за что не открою перед этим человеком дверь!
…Под ногами сверкала бездна, которая манила к себе, притягивала. Я схватилась за поручни и зажмурилась.
– Что с вами, Софья? Вам нехорошо?
– Сейчас пройдёт, – прошептала я и почувствовала на своём плече тяжесть. Я открыла глаза. Шехтер придерживал меня рукой, будто боялся, что я сигану вниз.
– Вы боитесь высоты?
– И темноты, – усмехнулась я. – Я отчаянная трусиха, Оскар. Вы знаете, я могу заснуть только при включённом светильнике. И никогда не берусь за сценарии, где участвуют горы, небоскрёбы, самолёты… Мне как-то ближе всё земное.
– И этим вы очень похожи на меня, – тонко улыбнулся он. – Я сразу заметил в нас много сходства.
– Возможно…
– А с боязнью высоты можно бороться только одним способом, Софья.
– Клин клином? – понимающе заметила я.
– Совершенно верно. Давайте свою руку. И попробуем подняться сначала на одну ступеньку вверх.
Я вцепилась в пальцы Шехтера, но это не помогло. Стеклянный мост Арбузова по-прежнему внушал мне ужас и панику. Никогда и ни с кем я не поднималась выше пятой ступеньки, и этой высоты было достаточно, чтобы страшно кружилась моя голова.
– Нет, Оскар, не сегодня. Я… пока не готова!
– Что ж, всему своё время, Сонечка.
Я малодушно сбежала вниз, выпустив руку спутника. Он спустился степенно, всем своим видом выказывая бесстрашие перед любой стихией и любой жизненной бурей. Да, этот человек всегда и во всём казался – и на самом деле был! – надёжным, устойчивым, и я не могла понять, чем я могла заинтересовать его. Неужели только своей необычной способностью? А вот у Шурика, напротив, мой странный дар вызывал только оторопь и желание сбежать.
– Вы не проголодались? Может, зайдём в кафе? Я знаю поблизости одно дивное место…
– Если вы не против, Оскар, давайте ещё немного пройдёмся. Я целыми днями то на работе, то в квартире, а это не очень полезно.
– И опять я с вами соглашусь, тем более что гулять с вами – одно удовольствие!
– Даже если учесть, что за время прогулки я почти ни слова не сказала? – усмехнулась я.
– Это качество – умение слушать – я очень уважаю в человеке. Особенно в женщине. А вот я вас, напротив, наверняка утомил своим разговором.
– Нисколько, – искренне призналась я. – Вы столько всего интересного знаете! И про город, и про вино, и вообще про жизнь. А вот я только про… смерть. Ведь сон – это маленькая смерть, вы знаете?
– Позвольте с вами категорически не согласиться! – горячо воскликнул он. – Не нужно ссылаться на брата Оле Лукойе! По моему глубокому убеждению, сон – это продолжение жизни, даже, может быть, лучшее её продолжение, более красочное. Особенно если можно…
– …быть его режиссёром, вы это хотели сказать?
– Вам не нравится говорить об этом, правда, Соня? – проницательно заметил он. – Я вас понимаю и прошу простить меня за бестактность. Больше ни слова, обещаю!.. Смотрите, какой чудесный дом! А вы знаете, Соня, что это здание проектировал и строил известный арбузовский архитектор, гений модерна Лев Лебедев4? Видите, сколько изображений львов вплетено в его декор? Они являются своеобразной визитной карточкой Лебедева. Сейчас здесь живут его потомки, я даже знаком с отцом семейства, Андреем Серебряковым, он в нашем театре художником служит. А его супруга дружит с дочкой самого папаши Гройса…
– А папаше Гройсу вы поставляете вино, – улыбнулась я. – У нас очень маленький город, правда, Оскар?
– Да, не Москва. Но тем не менее и здесь можно найти свои прелести, особенно если есть голова на плечах и кой-какая монета в кармане.
– Ну, имея эти вещи, в любом городе любой страны можно найти что-нибудь по душе! – я весело рассмеялась.
Что это, господин виноторговец прощупывает меня? Но с какой целью?
– Ваша правда! – он взял меня под руку, обводя вокруг лужи на тротуаре. – Смотрите, а вот это уже эклектика. Вот видите, какая карусель из различных стилей…
Он вёл меня дальше, не выпуская моей руки, будто позабыв об этом. Я мысленно улыбнулась. Всё-таки мужскую сущность ничем не выбить, даже из такого разумного человека, как этот господин. Да и пусть его, в конце концов! Шефтер нравился мне, каковы бы ни были его намерения. Даже любопытно – зачем я ему понадобилась? Как женщина? Или как…
– Слишком много событий вокруг тебя в последнее время. Нам это не нравится.
– Разве у меня есть выбор? – резонно заметила я, бухаясь в постель.
– У человека всегда он есть.
– Я бы с этим поспорила… – Мой громкий зевок гулким эхом прокатился по пустой квартире. – Боже, как я устала сегодня! Давно столько не ходила пешком. И главное – мне понравилось!
– Вот это и пугает…
– Ой, да ладно! Это же всё временно! – я легкомысленно махнула рукой. – Погуляю, погуляю, а потом опять на чердак и работать, работать, работать… Самое главное в этом деле – вовремя остановиться…
– Вот-вот…
– Но! – я подняла палец вверх. – У меня всегда было чувство меры, чувство такта и ещё до хрена всяких чувств! А значит, нам нечего бояться!
Тут я расхохоталась, швырнула куда-то в пустоту подушку, положила под щёку ладошку и моментально уснула…
Понедельник – день тяжёлый, я всегда это знала. И этот не оказался исключением. Почему-то именно по понедельникам в нашу поликлинику валом валили страждущие, решившие именно в эти дни начинать новую жизнь. Так что сегодня я сидела в своём кабинете безвылазно с самого утра – за себя и за врача другого участка, которая загрипповала, – и даже не могла выйти к кулеру водички попить, а не то что почаёвничать. Сегодня мне было особенно тяжело – всякие мысли бродили в моей голове, не давая никак сосредоточиться на работе. То и дело приходилось вытаскивать себя из паутины размышлений, а один раз я даже перепутала карты пациентов, принявшись заполнять одну из них данными другого человека. Если бы не Наташа, моя помощница, всё могло бы закончиться плачевно – наша Лидия не переносит неорганизованность в работе, даже если это исходит от её друзей.
– Сегодня просто атас, да, Софья Павловна? – Наташа вытерла испарину со лба в кратком перерыве между посетителями. – А ведь вам ещё и прошлую неделю пришлось в цейтноте провести!
– Да, лихая неделька получилась, – хмыкнула я, вспомнив обо всех её событиях. – Хотя болеть дома я бы тоже не согласилась. Как ты себя чувствуешь? Видок бледноватый.
– Ничего, терпимо, слабость только небольшая. Но на работе веселее, чем дома, это точно. Я вообще люблю свою работу! А вы, Софья Павловна?
– Я? – вопрос застал меня врасплох. – Естественно, люблю, а то сидела бы я сейчас тут с тобой… – Я шумно вздохнула и крикнула: – Следующий!
– Здрасте, Софья Павловна! – в дверь, шаркая и слегка задыхаясь, входила Елизавета Матвеевна. Но стоило только ей увидеть Наташу, как хмурое лицо её разгладилось, широкая улыбка появилась на губах, а в походке явно прибавилось энергии. – Наташенька, голубушка, как я рада вас видеть! А мы-то с Софьей Палной переживали, как там наша медсестричка! Правда, Софья Пална?
– Правда! – бодрым голосом подтвердила я и махнула рукой на стул. – Присаживайтесь, Елизавета Матвеевна. Сейчас найду ваши результаты…
– Ась?
– Я говорю, садитесь! – прокричала я.
– Не кричи, деточка, я не глухая! – Старушка уселась, но не на тот стул, который стоял рядом с моим столом, а на кушетку, поближе к Наташе. – А выглядишь ты не очень, красавица! Не рано ль на работу вышла?
– В самый раз, Елизавета Матвеевна! – звонко рассмеялась Наташа. – Лучше вы расскажите, как ваше самочувствие? Как коленка, беспокоит ещё? Вы пользуетесь той мазью, которую доктор вам выписал?
– А конечно пользуюсь, три раза в день, как сказывали! Да бог с нею, с коленкой, ты лучше послушай, что я тебе расскажу. Помнишь, за подругу свою я тебе толковала, так вот приключилась с ней ещё одна история…
Бабуля принялась повествовать медсестре о какой-то старушке и её шаловливых внуках, перемежая рассказ игривыми взрывами смеха, а мои мысли унеслись совсем в другую сторону. Кольнул меня Наташин вопрос, и даже глубже, чем я могла подумать. Любите ли вы свою работу, Софья Павловна, так, как любим её мы?.. События последних дней ураганом пронеслись по моей жизни, задев, кажется, и область моих профессиональных интересов. Позвольте, а были ли когда-нибудь эти интересы? Когда-то были, я помню. Вот во время учёбы в институте они точно присутствовали, мне вообще всегда нравилось учиться, даже в школе. Мне нравилось общение с моими однокурсниками, я упивалась этим общением, нашими дружными вылазками на природу, нашими ночными бдениями перед сессией. Мне доставляло удовольствие приходить на практику вот в эту же нашу больницу, и с каким восторгом я внимала Ивану Переверзеву, тогдашнему главврачу, когда мы с ребятами хвостиками ходили за ним во время обходов! Мы все хохотали над его шуточками, с которыми он проводил эти обходы, и я громче всех. Ведь я была влюблена в него. А Юрка, кстати, не смеялся, только наблюдал за мной мрачными глазами и злился, когда Иван Иваныч задавал ему какой-нибудь вопрос. Где сейчас Переверзев… Он недолго проработал в больнице. Когда мы перешли на пятый курс, он вдруг снялся с насиженного места и укатил то ли в Израиль, то ли в Америку. Как же я страдала тогда, боже! Хотела даже бежать за ним вслед, и точно наделала бы глупостей, если бы не Юрка. Интересно, помнит ли мой дружок об этом эпизоде, о котором я сама, честно говоря, уже очень редко вспоминаю…
– Софья Павловна! – вывел меня из воспоминаний настойчивый голос Наташи. – Я вас зову, зову…
– Простите, задумалась. Вот, нашла ваши результаты, Елизавета Ивановна…
– Матвеевна я! – обиженно протянула бабуля.
– Да-да, простите. Итак, у нас всё более-менее хорошо, гемоглобин в норме, с холестерином тоже порядок, вот тут только есть небольшое отклонение, но это мы с вами, дорогая Елизавета Матвеевна, быстренько исправим. Я выпишу вам сейчас одно средство, будете принимать натощак по одной капсуле утром, а вечером после еды… Не перепутаете?
– На память пока не жалуемся!
– Вот и отлично! Держите! Жду вас через месяц, не раньше…
Я протянула бабуле её карточку, Наташа кашлянула.
– Ох, простите, – смутилась я и, отложив карту подальше на угол стола, отдала старушке листок с рецептом. – Хорошего вам дня, Елизавета Матвеевна!
– Вечер уж на дворе, – хмыкнула бабка, поднимаясь.
Когда за пациенткой закрылась дверь, мы с Наташей посмотрели друг на друга.
– Вам нужно отдохнуть, Софья Павловна, – с участием сказала медсестра. – Вид у вас неважный. Может, заболели?
– Просто устала немного. Да и есть уже хочется.
– Ничего, у нас один пациент остался, и всё, по домам. Тяжело, конечно, весь день сидеть, но раз надо, так надо, правда ведь? Весна, все болеют, даже врачи, куда деваться…
– Деваться некуда, ты права, – вздохнула я. И громко крикнула в дверь: – Следующий!..
В Юрином кабинете хозяина не оказалось, но я всё равно зашла и уютно устроилась на низком диванчике, забравшись туда с ногами и укутавшись в колючее одеяло. Меня немного знобило, неужели и правда заболела?
К приходу Тарханова я сладко дремала, но тотчас же открыла глаза, лишь услышала его шаги.
– Соня! – удивился и обрадовался он. – Ты давно здесь? Почему меня не позвала?
– Твоя Рита сказала, что ты занят. Какой-то сложный больной…
– Много шума из ничего, что называется. Сложный больной оказался простым уклонистом.
– Это как? – я зевнула и приподнялась на локте.
– Уклонист, Соня, это человек, который любым способом хочет увильнуть от службы в нашей доблестной армии и идёт для этого на самые изощрённые уловки. Даже на то, чтобы окружающие считали его шизофреником.
– А-а-а, так бы сразу и сказал.
– Я так сразу и сказал, – улыбнулся Тарханов. – Слушай, видок у тебя не айс. Ты не заболела случаем, мать?
– Увы, просто устала.
– Почему увы?
– Потому что так устала, что готова даже поболеть немножко, лишь бы просто поваляться в постели и чтоб никто меня не трогал…
– Так оставайся тут!
– В смысле?
– Да в прямом! Диван у меня удобный? – удобный. Никто посторонний сюда не заходит? – не заходит. Ну а я сильно беспокоить тебя тоже не стану, посплю в ординаторской.
– Я не поняла – ты дежуришь сегодня, что ли? С какой стати, Юрочка? Разве заведующий отделением обязан, как простой лечащий врач…
– Не обязан, – мягко перебил Тарханов. – Но если очень хочется, то можно.
– А тебе… очень хочется?
– Да, Соня. Тебе чаю сделать?
– Сделать! – Я сбросила с себя одеяло, потому что стало жарковато. – Юра, а ты любишь свою работу?
– Что за вопрос – конечно. Кто же её не любит. Тебе сахара две ложки, как всегда?
– Я.
– Немецкий решила вспомнить? Значит, две…
– Да нет, Юрочка. Я – не люблю.
– Чего не любишь?
– Свою работу.
– Вот те на! – он застыл с чайником в руках. – С чего это вдруг? Всегда любила, а теперь вдруг разлюбила.
– Любила ли, вот в чём вопрос, – задумчиво сказала я. – Понимаешь, задала я сама себе сегодня этот важный вопрос, который должна была задать давным-давно, и стала вспоминать наши годы, проведённые в институте. Как мы с вами куролесили, в походы ходили, вечеринки устраивали. Практику нашу вспоминала в больнице, Ваню Переверзева – помнишь его? – какие-то общественные дела и студенческие заботы, и вдруг поняла, что это ведь не о медицине у меня такие чудесные воспоминания, а о жизни той, о друзьях, о первой любви, о юности. И стало мне как-то не по себе, Юрочка.
– Да глупости какие ты говоришь! – возмутился Юра. – А помнишь, с какими горящими глазами ты рассказывала мне о своём первом, очень сложном пациенте? Тебе удалось тогда правильно поставить диагноз, который подтвердили потом в столичной клинике. Я до сих пор это помню!
– Мне кажется, я просто любовалась сама собой, тем, что так легко расколола этот орешек, а вовсе не тем, что действительно помогла человеку.
– Наговариваешь на себя! Я тебе ещё тысячу примеров могу привести из твоей практики, чтобы ты поняла, что ошибаешься. Ты ведь знаешь, я всегда с пристрастием следил за твоей не только личной, но и профессиональной жизнью. Начать с того, что даже поступала в институт ты не просто так, а с определённой целью, с мечтой! Ты ведь сама мне это говорила, я помню!
– О да, у меня была веская причина поступить…
– Вот видишь!
– Сегодня на приёме была одна пациентка, Юра… Весёлая такая старушка, с кучей всяких болячек, характерных для её возраста… Но не в этом дело. Я её давно наблюдаю, и она меня вроде хорошо знает. Но… не любит, Юра, понимаешь? А когда…
– Пациент не обязан любить своего врача! – с горячностью перебил меня Юра. – Это я тебе как доктор со стажем говорю! У больного, как и у любого другого человека, есть свои симпатии и антипатии…
– …а когда она увидела Наташу, которая сегодня только вышла после гриппа, эта моя старушка просто преобразилась и даже, кажется, моментально забыла о всех своих болезнях!
– Сонь, ты что-то не то говоришь сейчас…
– Вот я и думаю, – продолжала я, не слушая своего друга, – может быть, они меня не любят именно потому, что их не люблю я сама?
– Здрасте, договорились! – он тяжело опустился на диван рядом со мной, в глазах его плавилась тревога.
– Я преступница, Юра. Я не имею права лечить людей. Я не настоящий врач, а так, подделка. Суррогат. Настоящий врач болеет за своего пациента, горит желанием ему помочь, облегчить и так не простую его жизнь. А чем горю я?
– У тебя жар, Соня. Ты сейчас действительно горишь, – он с беспокойством пощупал мой лоб. – Температура довольно высокая. Господи, ну я дурак! Слушаю тут тебя вместо того, чтобы спасать!
– Ты не дурак, Юрочка, ты просто настоящий врач, всамделишный, какие раньше были, помнишь? За ним приходят среди ночи, и он берёт свой чемоданчик и мчится в другую деревню за десятки километров от дома, по непролазной грязи, под завыванье ветра и метели, в тоненьком пальтишке…
– Ты бредишь, Сонечка. Ну-ка ложись, я тебя накрою, вот так… Рита!!
Мне было так хорошо, так уютно сейчас, так тепло, что глаза закрылись сами собой, и к тому времени, когда Ритка Малахова прибежала на зов своего начальника, я уже глубоко и умиротворённо спала.