Дмитрий Владимирович Боднарчук
Книга о путешествии писца Наара
В назначенное время все собрались у главного идола. Это был каменный столб, который номады возили с собой. На столбе были высечены лики предков, как мужчин, так и женщин. Верхняя часть столба была увенчана головой быка с огромными золотыми рогами. Морда быка была украшена драгоценными металлами и камнями. Вокруг каменного столба стояли столбы деревянные, в них можно было узнать волка, орла, лиса, льва, тигра, медведя, дракона. Деревянных столбов было семь. Животные, изображённые на них считались предками семи главных племён орды, каганом которой был Хунхар. Перед каменным истуканом был разведён огонь, костёр, пламя которого поднималось выше человеческого роста. Полукругом перед костром, на расстеленных коврах, сидели главы племён и кланов. Они действительно были недовольны Хунхаром после разгрома у Тарина. Некоторые из них сами были ранены в ту ночь, многие потеряли близких, сыновей, братьев. Кто-то даже начинал сомневаться в необходимости продолжения похода, как часто бывает, когда что-либо сначала получают, а потом вдруг оказывается, что за полученное необходимо платить цену. И всегда будут считать, что отдали больше, чем получили, какой бы ни было на самом деле. Кочевники ведь тоже к тому времени забрали не одну жизнь. Раэль решил устроить этот вещий сон, чтобы урезонить сомневающихся. Сам Хунхар сидел прямо напротив костра, на одной прямой с идолом, так, что костёр как бы разделял его и идол. Он знал всех, кто начал роптать и был недоволен, имел власть каждого из роптавших сварить в кипятке или привязать к молодому жеребцу и отпустить того скакать по полям. Но он не имел власти обезопасить себя после этого от кинжала или удавки. Раэлю это тоже было известно, и дух решил отбить всякую охоту осуждать действия своего владыки у кочевнической знати. Гаалик стал между Хунхаром и костром, окинул взглядом присутствующих.
– Братья! Мне был сон. Знамение. Доброе знамение. Наш повелитель был явлен мне во сне, в виде льва, раненого на охоте, но потом одолевшего охотников. Так и мы, раненые в одной битве, одолеем врага в следующей. Не будьте маловерны. – Но никто даже не пошевелился. Лишь несколько человек посмотрели друг на друга в недоумении, и во взгляде читалось: «Ради этого нас собрали?!» Хунхар тоже заметил такую реакцию собравшихся.
– Гаалик, мы верим тебе – начал один из старейших вождей, Эрган – но, раз мы все здесь собраны, посоветуйся при нас с богами, спроси Тернги, продолжить ли поход? – Каган вскипел, услышав такие слова. Он хотел зарубить старика, но вдруг услышал голос Раэля:
– Успокойся. Так будет лучше. Храни спокойствие, повелитель. Оно правителям больше к лицу. Пусть шаман спросит духов.
Хунхар взял себя в руки:
– Гаалик, при всех, спроси духов о том, что я делаю. Пускай духи скажут, ошибаюсь я или нет. – В ответ шаман поклонился костру и истукану.
– Пусть начнут играть на бубнах и струнах.
Музыканты уже были готовы, зазвучала музыка и шаман начал раскачиваться ей в такт. Тут же перед ним поставили медный таз, в котором он начал сжигать травы, хранившиеся в мешочках, висевших на его поясе и шее. Продолжая раскачиваться в такт музыке, он дышал дымом, поднимавшимся из таза. Вдруг Хунхар заметил, что перед шаманом стоит Раэль. При этом шамана начало трясти, глаза его закатились, так что стали видны только белки. Пламя костра вспыхнуло вполовину выше того уровня, на котором было до этого. Вожди и старейшины от неожиданности подались назад. Только Хунхар сидел неподвижно. Ещё он понял, что Раэль виден только ему и шаману. Тело шамана продолжало сотрясаться, а дух его стал рядом и смотрел на Раэля. Раэль обратился к нему первым:
– Скажи тем, кто сомневается в победе над врагом, что за своё сомнение они будут наказываться смертью. Каган ваш получил силу, которую имели раньше лишь немногие из древних, уже много сотен лет эта сила забыта людьми. – Дух шамана стоял неподвижно, внимательно слушая каждое слово, обращенное к нему. – В доказательство этого знай, что не только ты видишь меня, ему это тоже открыто – Шаман медленно повернул голову в сторону короля, тот в знак того, что он тоже всё видит, кивнул.
– Что ты за сила? Как тебя зовут? – шаман произносил слова через силу, но очень чётко.
– Я сила, которая подарит людям то, что они давно просили. Имя моё тебе знать не следует. Главное, что противостояние мне бесполезно. Любой, ставший на моём пути будет сокрушен. – И в подтверждение этих слов языки пламени начали создавать над костром движущиеся картины. Первой была картина со львом, сначала раненым охотниками, но затем растерзавшим своих обидчиков. Затем огонь нарисовал огромного кабана, который сокрушал не воинства, но целые города, раскидывая дома движением своих клыков. Третьей, и последней огненной фигурой был человек, превратившийся в огромного дракона, изрыгнувшего над собой пламя.
– Теперь они – Раэль показал на сидевших вокруг вождей и старейшин, – поверят всему, что ты им расскажешь о том, что только что видел и слышал. Возвращайся. – Раэль исчез, дух шамана тоже исчез, а тело его, уже недвижимое, рухнуло на землю. Впечатлённые, зрители сидели без движения, в ожидании слов Гаалика об увиденном. Довольно быстро, через минуту, не больше, шаман встал, сначала на четвереньки, а потом на ноги, обвёл всех взглядом, повернулся к Хунхару и стал перед ним на колени.
– Я видел могущественного духа – громко начал говорить шаман – Он сказал, что правитель наш, Хунхар имеет поддержку от сил, которые врагу не одолеть. Мы станем могущественнейшими племенами на Ареце, потому что нами правит могущественнейший из правителей. – Сидевшие по правую и левую от Хунхара стороны в знак смирения и покорности перед ним приклонили свои головы.
– Веди нас! – крикнул кто-то из старейшин и этот выкрик был подхвачен десятками других людей.
Глава 17. Сомнение. Падение Тарина
Владар был очень доволен. Угроза захвата Тарина, одного из важнейших городов Империи была снята, враг впервые разбит и вынужден отступить. Ещё одна-две победы и кочевники покинут Империю.
Император размышлял о том, нужно ли будет преследовать врагов дальше, уже в их владениях и всё больше склонялся к тому, чтобы подчинить их Империи, обезопасив её от нашествия с Запада. Он не сомневался в успехе, тем более что была собрана мощная дружина верных, талантливых сподвижников. Императорская армия была на марше, до Парсонтара оставалось два дня пути. К императору приблизился один из адъютантов:
– Ваше Величество, разведка доложила, что нам на встречу идёт войско кочевников. Уверен, им тоже известно о нашем приближении.
Услышав это, Владар улыбнулся, а в глазах вспыхнул азарта.
– Чувствую, настаёт время новой битвы. Встреча на поле боя – это просто подарок со стороны Хунхара. Представляю, как он жаждет реванша. Сколько их? – в голосе императора слышалось нетерпение встретиться с врагом, будто речь шла не о смертельной битве, но об охоте на редкого зверя.
– Ваше Величество, трудно сказать точно, но по нашим сведениям около пятидесяти тысяч.
– Значит, силы примерно равны. Тем жестче будет битва и честнее победа. Есть ли здесь поблизости поля, на которых мы могли бы разбить захватчиков? – Владар обратился к графу Оалю.
– Мой господин, есть, но до них ещё полдня пути.
– Ничего. Мы должны успеть. Нам ещё нужно будет подготовить поле к битве. Я не собираюсь проигрывать. Разведку усилить. Докладывайте мне постоянно, я хочу знать всё о передвижениях врага. Марш армии ускорить. Это будет битва лицом к лицу. Славная битва, но я никак не хочу застать врага уже стоящим на поле, дожидающимся нас.
Императорская армия была сильна и многочисленна. Около пятидесяти тысяч солдат, многие из которых были профессионалами, пришедшими со всех Западных областей Империи. Конечно, среди них выделялись худшие и лучшие, но и были лучше самого лучшего ополчения из крестьян. Моральных дух отрядов был высок, все были воодушевлены недавней победой под Тарином. Низкорослые северяне, рыжебородые и голубоглазые, вооруженные мечами и молотами, гордо шагающие за своими князьями, не переговаривались и лишь иногда угрюмо поглядывали по сторонам. Таковы были рожденные на землях к северу от реки Нахавэ. За ними шли воины среднего роста, дети народов, живших вдоль реки. Мастера речного судоходства и первые в рыбных промыслах, они не так уверенно чувствовали себя на суше, но гордость и честолюбие не позволяли им, в чём-либо уступать своим соседям. Поэтому в бою их короткие мечи и копья не знали покоя. Эти отряды возглавлял граф Оаль, наместник Тарина, главного города на великой реке, так как Парсонтар был захвачен, а барон Лахав, наместник города и провинции, погиб, граф остался единственным, кто возглавил речных жителей. Дальше шли жители равнины, лежавшей между рекой, Высокими горами и Каменными столбами. Они составляли конные и пешие отряды. В кольчугах, вооруженные мечами и секирами, а конники – копьями, они шли, постоянно распевая песни, подшучивая друг над другом, будто шли не на битву, а на праздник. Рослые и крепкие, жители равнин были стойкими солдатами, способными на мощный натиск в атаке и крепкую оборону. Они были и хорошими наездниками. Лучники и пращники были набраны из жителей Высоких гор, они славились отличным зрением, меткой стрельбой, смуглые и черноволосые, говорившие на олюке с его гортанными и щелкающими звуками, они выделялись ещё и своей внешностью. Каждый из них мог сойти за “испа”, как на они называли своих князей, столь благородны были черты их лиц. Сражались горцы и в ближнем бою, короткими мечами. Вёл их императорский наместник Высоких гор, князь Фарайя. Но всё это огромное войско было лишь частью той силы, которую Империя могла бы выставить, собрав отряды со всех своих земель. Однако территория была столь обширна, что пешее путешествие, а большинство солдат передвигались пешком, а не верхом, занимало до пяти месяцев пути и даже больше. Так что многие отряды ещё маршировали на Запад, поднимая клубы дорожной пыли.
Часов через семь марша армия вышла на большое поле, ограниченное лесом, оно хорошо подходило как для лагеря, так и для битвы. Это был огромных размеров круг, границами которого были высокие деревья. Через весь круг шла дорога, от одного его края к другому, делившая поле почти на равные части. Сефер будто специально создал это место для битвы. Армии с противоположных сторон поля могли будто вытекать на него и смешиваться, пока одна не одолеет другую. Иногда солдаты видели диких зверей, издалека наблюдавших за людьми. Однако близко ни лисы, ни волки подходить не решались. Только вороны на ветвях деревьев сидели спокойно, как если бы знали, что люди не хотят причинить им вреда.
Начинало темнеть. Владар приказал войскам ставить палатки и готовить ужин. Дозоры были особенно усилены, чтобы не повторился сценарий разгрома лагеря кочевников, но теперь уже с императорской армией в роли побежденных. Ночь прошла тихо, противник был замечен вовремя, так что через несколько часов после рассвета императорская армия уже ждала кочевников, выстроенная в боевом порядке.
Номады тоже знали о местоположении врага и были готовы к битве. После того, что знать увидела на встречи с Хунхаром и Гааликом, кочевники даже жаждали битвы. Они выстроились в боевой порядок сразу, с марша. Пеших бойцов среди них не было, только наездники. Многие были одеты в лёгкую броню, но некоторые спешились, чтобы одеть кожаные, с металлическими пластинами доспехи. На головах были кожаные шлемы с металлическими накладками, а навершиями шлемов были головы орлов, львов, тигров, драконов, будто атаковавших вместе с воинами. Вооружены номады были луками, копьями и крепкими, острыми длинными мечами. Солнце было по левую сторону от императорской армии и по правую от армии кочевников. Владар знал о тактике с помощью, которой номады разбили войска старшего князя Хаире под Таирасом. Поэтому он приказал ни в коем случаи не преследовать врага, если тот начнёт отступать в центре фронта. Пользуясь наличием лесов, император спрятал мощный отряд пехоты в десять тысяч человек в засаде с тем, чтобы в необходимый момент ударить атаковавшему противнику в тыл. В остальном построение армии было традиционным – пехота в центре и кавалерия на флангах. Первыми рядами были поставлены пехотинцы с длинными копьями, которые должны были принять основной, первый и самый мощный удар противника. Император со свитой, окружённый знатью находился позади строя, готовый командовать битвой и, если будет необходимо самому броситься в бой. Войска замерли в ожидании.
По знаку Хунхара, сигнальный кочевников протрубил в рог атаку, его поддержали другие сигнальные и поле будущей битвы покрылось низким, тяжелым звуком, шедшим, казалось, едва не из-под земли. Через минуту в этом звуке стали всё чётче различаться конское ржание и топот копыт. Лавина кочевников катилась на императорскую армию. Комья земли и травы летели из-под копыт лошадей, пятьдесят тысяч людских глоток издали крик. Солдаты императорской армии ждали удара этой волны спокойно, без крика, только сильнее стискивая зубы и закричали уже в сам момент столкновения. Императорские лучники и пращники стреляли трижды, каждый раз стрелы будто тонули в массе противника, и каждый раз казалось, что кочевники не понесли никакого урона. Первый удар номадов смял ряды пехоты в центре строя армии Владара, вернее, заставил пехотинцев немного отойти назад, что создало угрозу прорыва в этом месте. Отрядом, находившимся в засаде, командовал гибор Гизлем Младший. Он должен был определить момент, подходящий для атаки. Здесь нужно было быть точным, не ударить раньше, когда противник ещё не достаточно увяз в битве и мог отбиться, и не упустить время для атаки, когда основные силы могли бы уже быть разбиты и удар засадного полка не имел бы нужного эффекта. Но битва проходила ровно, по всему фронту соприкосновения двух армий не определилось более сильной стороны. Владар усилил центр и убрал угрозу прорыва. Из леса, Гизлем Младший увидел, что ближний к нему, левый фланг императорской армии поддаётся натиску врага и постепенно отходит. Гибор решил действовать и повёл свой отряд в атаку. Когда до врага оставалось не больше сотни метров, Гизлем Младший увидел, что на него движется, с противоположной стороны поля, оттуда, где пространство поля сужается и вытягивается, превращаясь в дорогу, ограниченную стеной леса, ту дорогу, по которой пришла армия кочевников, ещё один отряд всадников. Было похоже, тот отряд сам был в засаде, ожидая, когда из укрытия появится гибор со своими воинами. Военачальник не мог знать, что один из воронов, которые видели императорских солдат в лесу, был ворон Раэля и, сорвавшись с ветки, он полетел к хозяину, нашептал ему наухо, что в лесу готовится к атаке огромный отряд императорской пехоты. Об этом сразу узнал Хунхар и решил провести неожиданную атаку на засадный полк, как только он покинет укрытие. Сигнальному, который бежал рядом, гибор приказал трубить приказ к подготовке отражать атаку кавалерии. Но отряд императорской пехоты был слишком большой, он не смог, не успел до конца сформировать круг, как того требовал устав императорской армии при отражениях атак кавалерии пешими отрядами. Номады, которые уже участвовали в бою с основными силами имперской армии, и которых рассчитывали разгромить ударом с тыла, тоже знали о готовящемся нападении и ждали его. Часть их развернулась и уверенно атаковала пехоту, вышедшую из леса. Таким образом, получилось, что засадный полк сам был неожиданно атакован, при этом с двух сторон. Гизлем Младший что есть сил и воли пытался руководить своими воинами, но это было чрезвычайно трудно, всадники въехали в до конца не сформировавшийся строй отряда, а многие солдаты просто оказались отрезаны от основных сил и сражались небольшими группами. Оказалось, что номадов гораздо больше, чем полагали ранее. Смешавшись с ними, засадный полк становился всё меньше, он растворялся в этом море всадников. Это стало видно, и основным силам императорской армии. Они, до того момента стоявшие неподвижно под мощнейшим натиском противника, стали отступать, медленно, шаг за шагом подаваясь назад. Владару и всем прочим военачальникам стало очевидно, что, когда второй отряд кочевников закончит уничтожение засадного полка, а надеяться на его спасение было нельзя, так как гибель отряда становилась неизбежной, номады ударят во фланг и этот удар будет сокрушающим. От катастрофы могло спасти только решение об отступлении, дальнейшая борьба окончилась бы истреблением всей армии. И Владар нашёл мужество принять такое решение:
– Трубите сигнал к отступлению. Князь Фарайя, вы будете прикрывать отход императорской армии. Нет, я сам этим займусь. Вы отходите к Тарину. Там будет ещё одна битва.
Князь Фарайя, высокий стройный горец, прекрасный воин и благородный правитель, тихо возразил императору:
– Ваше величество, прикрытие отступающей армии в данной ситуации – крайне опасное предприятие. Мы и так понесли сегодня слишком большую потерю, я имею в виду такого выдающегося сына Империи, каким был гиббор Гизлем Младший. Я прошу вас покинуть поле боя ради вашей безопасности и нашего общего будущего. – Эти слова были поддержаны всеми графами, князьями, герцогами, баронами, которые присутствовали рядом с государем. Едва не силой они заставили Владара покинуть поле боя. В это время некоторые отряды уже вышли из боя и ускоренным маршем двигались к Тарину. Граф Оаль вёл тяжёлый арьергардный бой, сам был ранен, понёс значительные потери, но задачу выполнил, основные силы императорской армии вышли из боя.
Сильнейшим ударом было полное уничтожение засадного полка, гибель гибора Гизлема, одного из лучших военачальников Империи. В том же бою вместе с ним погибли и многие другие выдающиеся воины и командиры. Основная часть императорской армии также понесла потери, хотя и смогла вовремя отойти. Тарин вновь оказался под ударом, а победа и конец войны, многим казавшиеся уже столь близкими, отдалились и теперь казались не реальнее миражей в пустыне. Однако, то были не все думы, занимавшие Владара по пути в столицу Таринской провинции. Верный и преданный слуга императора, князь Страмир, член Верховного Синклита Империи, фактически бывший ближайшим советником императора, видел эту думу на лице правителя. Владар был уставшим, лицо его будто посерело.
– Ваше Величество, кажется, я знаю, что Вас тяготит. Если считаете нужным, поделитесь со мной. Или дайте высказаться мне. – Они оба ехали немного впереди отряда охраны и дворян, так, чтобы их разговор не был слышен.
– Да, чёрные мысли меня одолевают. Ты же понимаешь, что ход битвы был таким, как если бы номады знали, что мы приготовили засаду. Можно предположить, они отправили в лес лазутчиков, но наши дозоры, насколько мне известно, не видели никаких вражеских солдат и по времени, скорости их атаки, похоже, что у них было всё заранее рассчитано. Как бы это ни было скорбно и невероятно, но в моей голове возникла мысль о предательстве, совершённом кем-то из наших друзей. – Император говорил тихо, будто слова нужно было выговаривать с усилием, тяжёлые слова, неприятные на вкус.
– Да, Ваше Величество, эта мысль посещала и меня, и прогнать её с каждой минутой всё труднее. План битвы стал известен накануне ночью. Мы обсуждали его в вашем шатре. Присутствовало много людей, но всё это были достойнейшие ваши слуги. – Страмир вздохнул – И многие из них сложили сегодня свои головы за Империю и за Вас.
– Тем сильнее вина предателя. Если он был, разумеется. Скажи мне, ты сталкивался когда-нибудь с предательством?
– Нет. Я счастливый человек. Меня не предавали.
– И меня не предавали. Поэтому боюсь ошибиться, безосновательно обвинить и наказать человека. Тогда получится, что предам я. Предательство кажется мне невероятным, но я не могу дать другого объяснения нашему поражению. Однако, устраивать охоту на предателей среди наших друзей – мерзость. Следить за ними? Или, что совсем плохо – устраивать пытки? Брать заложников из их семей? Всё своё царствование я боролся с такими вещами и был уверен, что в книге моей судьбы не будет таких страниц, а теперь… – Владар искренне негодовал. Его слова даже походили не на ответ, сказанный в диалоге, а на размышления вслух. Страмир ответил не сразу. Подождал, не добавит ли чего-либо его собеседник. Тот молчал. Тогда князь продолжил разговор:
– Я с Вами согласен, Ваше Величество. С каждым Вашим словом. Поэтому предлагаю следующее. Мы не можем преследовать всех тех достойных людей, которые, так получается, попадают под наше подозрение, но и допустить повторения произошедшего не можем. Я предлагаю, в будущем разрабатывать все планы военной кампании очень маленьким составом, не более пяти человек и отдавать приказы так, чтобы каждый стратиг и драммиат знал только то, что должен делать его отряд на поле боя, не будучи посвящённым в общий замысел сражения.
– Это хорошая идея. Но как ты выберешь тех пятерых или, пускай даже четверых. Ты можешь быть уверен, что среди них не будет предателя? – Владар бросил на друга столь пронзительный взгляд, что Страмиру стало не по себе. Будто он был тем предателем, о котором спрашивал император. – Как можно знать, кому доверять? Я всегда был уверен в благородстве имперской знати, хотя прекрасно знаю о слабостях едва не каждого, кто к ней относится. Я соберу их всех в Тарине и открыто заявлю о том, что не даёт мне покоя.
– Правильно я понимаю, что вы собираетесь, открыто заявить о присутствии в наших рядах предателя? Кстати, Ваше Величество, Вы заметили, что мы уже говорим так, будто предатель действительно существует?
– Нет, такого заявления я делать не буду. Я буду и дальше советоваться со всеми своими подданными, кто был в моём шатре перед этой битвой. Если знать прогнила на столько, что даже лучшие её представители могут опуститься до предательства, то мы сможем только оттянуть падение Империи. Либо мне нужно будет создавать новую знать. Но кто даст гарантию, что она не станет хуже прежней? Я заявлю, что подозреваю предательство.
– Государь, а где принципиальная разница между заявлением о том, что мы подозреваем предательство и заявлением о поиске предателя? Ложные доносы могут начаться в любом случае. И как вы определите тогда, где ложь, а где правда? – в ответ Владар задумался. Потом, глядя куда-то перед собой, ответил:
– Есть ещё одна возможная причина. Если среди нас нет предателя, а почти уверен, что это так, хоть факты говорят об обратном, причиной осведомлённости нашего врага может быть помощь некоей невидимой для нас силы. Кто знает, что Хунхар мог найти в своих бескрайних степях и пустынях? Может он – наказание Господне за наши грехи? – после этих слов императора князь Страмир вздохнул и едва заметно сжал губы, чтобы не улыбнуться.
– Ваше Величество… кхм… – Страмир замялся, – О Сефере, Малаке, зле и добре Вам лучше говорить с прокоэном, он куда более опытный собеседник в таких вопросах, чем я. Я же вам скажу, что даже, если начнутся доносы, то можно собрать следственную комиссию, которая будет их разбирать. За ложный донос нужно будет устанавливать наказание, чтобы отбить охоту у желающих выиграть за счёт этой беды.
– Да, о помощи неких тёмных сил нашим врагам я, возможно, действительно не прав. Хотя с прокоэном поговорить об этом следует. Что же, послушаю твоего совета.
После суточного марша император и части его отступающей армии вошли в Тарин. По пятам за ними следовало войско кочевников. Город на Великой реке стал готовиться к осаде. Было решено использовать преимущество наличия речного флота у Империи и возможности снабжения города по реке. Во время осады, можно было дождаться подхода новых отрядов, шедших из внутренних земель государства и разбить противника.
Сразу после прибытия в Тарин все военачальники были собраны в главном зале Дворца наместника Таринской провинции. Владар сидел на троне, установленном на небольшом каменном возвышении. В огромном зале, заполненном на треть, было тихо. Люди устали и знали, что отдыхать скоро не придётся, очень скоро враг станет у городских ворот. Поражение и гибель товарищей подобно невидимому живому существу впивалось когтями людям в плечи и клонило их к земле. Всех интересовал один вопрос: «Почему так получилось?». От императора ждали ответа, но никому не было известно, что же он ответит. Владар говорил сидя, положив руки на подлокотники, держа спину прямо, глазами медленно обводил стоявшие перед ним ряды знати. Углы подлокотников украшали соколиные головы, а на спинку трона венчала морда льва, с разинутой в рыке пастью.
– Воины! А сейчас мы все воины, пускай некоторые из вас надели доспехи впервые и совсем недавно. Мы все знаем, что произошло на Круглом поле в Барагасском лесу, недалеко от Парсонтара. Каким-то образом, наш план битвы стал известен врагу, и он смог не только заставить нас отступить, но и лишил жизни многих наших братьев и сподвижников. Я много думал о том, как такое могло произойти, как враг мог узнать наши планы на тот день? – здесь Владар замолчал, будто ждал ответа от кого-либо из присутствующих. Но присутствующие тоже молчали. – Возможный ответ видится один – среди нас есть предатель – слово "предатель" прокатилось под каменными сводами зала и рухнуло в толпу слушателей. Толпа проглотила слово, ответив на него тишиной. – Я не верю, что кто-то из присутствующих в этом зале может быть предателем. Уверен, каждый из вас тоже много думал о произошедшем. Если кто-либо имеет, что сказать, пусть выступит сейчас. – Но никто не вышел. Каждый остался стоять на своём месте. Властодержец помолчал ещё некоторое время. Все продолжали стоять на своих местах. – Значит, вы согласны со мной. Тогда объявляю следующее: призываю всех быть внимательными. Но, заклинаю вас, не нужно подозревать каждого. Ни в коем случае не занимайтесь ложными доносами. Проверьте несколько раз свои подозрения. За ложные доносы будет строгое наказание, вплоть до смертной казни через повешение и изъятия его имущества в пользу казны Империи. Предатель, если он есть, будет найден. Если он присутствует здесь, то пусть знает, что навлекает позор на себя и на свой род, хоть потомки за предков не в ответе и преследований их с моей стороны и со стороны моих наследников не будет. – К императору подошёл человек и сказал что-то на ухо, тот в ответ кивнул головой. – Братья, враг будет под стенами Тарина через пять-шесть часов. Мы должны быть готовы к встрече с ним. Я сказал вам всё, что хотел. Уверен, каждый из вас будет поступать по справедливости и клеветать на соратников не осмелится. Теперь же отправляйтесь готовить город к осаде. Через день прибудут новые отряды, тогда мы с двух сторон ударим по осаждающему город противнику. Как бы некоторые горячие головы не хотели дать бой уже сейчас, я этого не позволю, потому что уверен в непременной гибели нашей армии в таком столкновении. Теперь идите и да поможет нам всем Великий Сефер.
Осада Тарина отличалась от осад других имперских городов, проводившихся кочевниками до этого. Как уже говорилось, город стоял на берегах реки, много построек было на самой реке, на деревянных и каменных помостах. Чтобы его взять, нужно было атаковать с двух берегов и с реки одновременно. Армия кочевников начала строить плоты и лодки сразу, как только пришла к стенам города. На башнях и стенах Тарина было собрано большое количество баллист и катапульт для отражения атак, но они не могли помешать строительству речного флота врага. Тарин принял многих окрестных жителей, ещё больше людей ушли на восток или в Высокие горы, спасаясь от неприятеля. Орду кочевников было слышно, когда она была лишь на подходе к городу. Топот копыт, конское ржание, фырканье верблюдов, скрип колёс повозок, всё это создавало одну гнетущую симфонию. Оказавшись под стенами Тарина, несколько кочевников подъехали очень близко, так, чтобы можно было перекрикиваться, и подняли вверх надетую на копьё голову гибора Гизлема Младшего.
– Ваше? – Со стен ответили молчанием. – Мы знаем, что ваше, нам этого не нужно. Сейчас всё вернём. – Всадники развернулись и поскакали в сторону своего лагеря, а оттуда катапульты начали забрасывать в город головы, руки, ноги, туловища солдат, павших в прошлой битве. Всё это отправлялось вперемешку с камнями, которые били стёкла, пробивали крыши зданий, сотни человек были покалечены, а десятки убиты. Так началась осада Тарина.
На приступ кочевники не шли, ограничиваясь работой осадных машин и дожидаясь постройки судов, которые бы переправили их на другой берег. Стены Тарина были крепкими и камни катапульт их не разбивали, но обламывали парапеты и забирали жизни защитников, разрушали строения за стеной. Рабочие и рабы трудились в лагере номадов не покладая рук, из города видели эти приготовления. С наступлением ночи, по приказу Владара из города, по реке, вышел отряд судов, чтобы помешать возможной переправе противника, если такая попытка будет предпринята. Но ночь прошла спокойно. Тогда речному флоту Империи был отдан приказ поджечь строящийся флот кочевников. Приказ выполнить не удалось, номады сразу тушили свои корабли, успевая отправить множество горящих стрел в сторону кораблей Империи, и тем пришлось отступить за речные ворота города.
На третий день осады помощь подошла к городу, это были те самые отряды из внутренних провинций, которых ждал Император. Было решено вместе с ними ударить по кочевникам. Но номады сами атаковали их первыми, лишь только подмога показалась на горизонте. Это было столь неожиданно, что армия даже не успела построиться для битвы и была атакована ещё на марше. Никто не ожидал такой смелости, что кочевники ослабят осаду, чтобы сразиться с новыми драммионами. Владар со всем отрядом гарнизона Тарина совершил вылазку, чтобы помочь атакованным, но вылазка едва не закончилась пленением государя. Кочевники чудом не успели проскочить в городские ворота, открытые для спасения войск, совершавших вылазку.
В это же время номады начали строить мост через реку. На деле оказалось, что они сооружали не плоты и лодки, а части моста и суда для его охраны. Древесина для него была пропитана каким-то раствором, который препятствовал горению. К вечеру шестого дня мост был готов, началась переправа неприятеля на правый берег Нахаве. Войска на этой переправе постоянно тревожил речной флот Империи. Катапультам, установленным на кораблях несколько раз удавалось разрушить какие-то части моста, но уничтожить полностью не получилось. Стратиги уговаривали Императора передать командование обороной города кому-либо из них, а самому покинуть город, отправиться собирать новые легионы и прийти на помощь городу.
