полная версия

Дмитрий Аникин
Од

не доверяя прочим, он оставил

своим душеприказчиком, но ты –

ты пренебрег тогда печальным долгом,

а ныне, к нам придя, не можешь больше

молчать и завещанье оглашаешь.

Берсентьев

"Наследник – Егерь, одному ему

вся власть дается и на скорый бунт

благословенье". Впрочем, наплету

им посложней, они такое любят,

с душком потусторонним: будто призрак

покойника являлся мне, грозил.

Ты в это время стой невдалеке,

посматривай вокруг чуть отстраненно

да примечай, как слушают: тут быстро

придется реагировать, не все

предугадать получится – их слишком

в собранье будет много; кто-то крикнет

"долой" – не обращай на дурака

внимания, опасней тот, кто тихо

перебегает к одному, другому,

чего-то шепчет на ухо, – короче,

стой, будто слышишь байку в первый раз,

но и не удивлен, поскольку правду

не утаить. Я, значит, заявляю:

Старик готовил передачу власти,

но, чувствуя, что время на исходе,

доверился мне, ведь дележ наследства

пошел еще при жизни, как обычно,

а я ни с кем не связан, для меня

что Егерь, что другие – все едино,

корысти никакой его слова

ни замолчать, ни передать лукаво.

Заметь, как ловко я им объяснил

свою роль в этом деле, а то скажут:

откуда он, как черт из табакерки,

зачем сейчас?

(Подходит к Егерю и смотрит на него в упор.)

Так понимаю – ты не постоишь

за благодарностью, отсыплешь щедро…

Егерь презрительно кивает: он всегда считал Берсентьева способным на любую подлость и рад, что не ошибся в человеке. Дело, кажется, сделано.

Берсентьев (неожиданно начинает смеяться и, отхохотав, заявляет)

Но зря ты так хлопочешь; говорил,

конечно, говорил я с ним, вот только

иначе трактовал он о наследстве.

Егерь

Иначе?

Берсентьев

Да. Он все оставил мне.

Егерь

Тебе оставил…

Берсентьев

Никому другому.

Ну да, я отошел давно от дел

и отказался б – но кому доверить?

Пришлось принять.

Егерь

Принять? Ты что несешь…

(В дикой ажитации размахивает руками, видимо не находя слов для обуревающих его чувств. Так ничего и не сказав, уходит со сцены, продолжая ожесточенно жестикулировать. Выглядит он, надо сказать, по-идиотски.)

Берсентьев

Обиделся. И это заговорщик,

причем не из последних! Каково?

Хитрит кой-как, стесняясь, неумело

и думает, что он-то всех умней,

раз смог такую важную интригу

нам рассказать не запинаясь. Как же

такому обыграть судьбу, страну,

когда он ожидает, что ему

поверят.

      ИНТЕРМЕДИЯ

Исполняется на два голоса, мужской и женский. Мужской голос принадлежит Берсентьеву.

Как тебя в этом аду оставлю?

Зренье ломаю твоею далью.

Чую, предчувствую крах и травлю.

Гибель моя, нет слов,

будет легка. Я уйду за ветром,

как в башмаках и высоких гетрах

шел километр за километром

с дудочкой крысолов.

Дальше все будет быстрей и лучше.

Нам подвернется счастливый случай.

Ждать тебя? Или за далью, тучей

сгинешь, махнув рукой?

Жди меня, милый, я скоро буду,

не убирай со стола посуду

с водкой и хлебом. Хлебну за чудо,

сведшее нас с тобой.

Ласки загробной боюсь. Не надо

страха. Тебе, долгожданный, рада.

Скажешь еще, что ты света чадо.

Может, оно и так.

В старой квартире живу, скучаю.

Газ зажигаю, чтоб выпить чаю.

В бессонной постели рассвет встречаю.

В мыслях моих бардак.

Все неясны. Увильнуть не пробуй.

По одну сторону смерти. Гроба.

По одному разве можно. Оба

легкие на подъем.

Мы – не боясь, не спеша, не зная.

В даль без конца. И в простор без края.

Мелко и быстро с тобой ступая,

выйдем, пойдем, дойдем.

      СЦЕНА 4

Кухня в доме Берсентьева. За маленьким неудобным столом сидят хозяин и гостья.

Ланская

А я боялась, ты меня прогонишь.

Берсентьев

Я как тот джинн, что все менял награду

нашедшему кувшин, я тоже слишком

заждался и вот эту нашу встречу

различно представлял себе; какие

я только не придумывал ходы,

подробности какие – всё впустую,

никто не приходил; я ждал, потом…

Потом моя душа охолодела,

потом еще менялся как-то строй

усталых, неудобных мыслей, раз

за разом повторяясь, искажаясь.

Теперь я просто рад тебя увидеть,

поговорить с тобой о том о сем.

Ланская

Что рад увидеть? Древние руины?

Где стол был яств, стоящий ныне гроб?

Понять, что не в убытке от разлуки…

Уж то-то радость, милый.

Берсентьев

Ах, Ланская,

ты хороша по-прежнему…

Ланская

О да!

Ты, впрочем, не считал меня красивой

и раньше. Расскажи, что обо мне

здесь говорили.

Берсеньев

Всякое. Зачем

тебе все эти слухи?

Ланская

Говорили,

что я убила мужа?

Берсентьев

Да, обоих.

Ланская

Вот это новость. Петя, умирая,

хотел меня увидеть – не смогла

приехать, виновата.

Берсентьев

Не смогла?

Ланская

Да, надо было ехать – побоялась

нелепых сцен с ним и с тобой, а зря.

Его мы все оставили, он трудно

и долго умирал. И ты, Сережа,

не заходил к нему, ты не простил,

а он так ждал.

Берсентьев

Ну, может, и не ждал –

кто это знает?

Ланская

Я…

Да я писала

ему почти что каждый день, а Петя

по несколько на дню мне писем слал.

Берсентьев

И в этой переписке обо мне…

Ланская

Почти что в каждой строчке. Все, что с нами

когда-то было, мы перебирали.

Берсентьев

А вспоминали вы, как ты исчезла,

как мы тебя тогда искали оба,

стараясь не столкнуться, а столкнувшись,

мы притворялись: дескать, так, случайно

здесь проходили, спрашивали, были?

Не перед смертью близкой, а тогда

нам надо было с ним поговорить

и, может, примириться. Повод был

и общая забота. Ты исчезла,

оставив нас одних, недолгий поиск

открыл несчастным нам твои пути:

что ты в Париже, что уже в разводе

и вскоре снова замужем. Вот так.

Я до сих пор не понял, что случилось,

зачем, Ланская, ты не согрешила

стыдливо, тайно, быстро, как обычно?

Ланская

Сама не понимаю, как случилось;

уехала тогда на пару дней

развеяться и встретила его…

Бедняга Поль был сказочно красив

и умопомрачительный любовник,

к тому же глуп, а я с тобой и с мужем

от умников устала. Навсегда

уехать я не думала – зачем?

Все завертелось как-то слишком быстро

и весело. Не знаю как, но Петя

узнал, звонил, скандалил – я не стала

оправдываться, надо было ехать,

здесь все исправить быстро, я взбрыкнула,

сказала: хватит, нечего меня

стеснять в моих привычках. Он кричал

и требовал, чтоб я вернулась тотчас,

я тотчас не хотела; две недели

была я с Полем счастлива, потом

вещички собрала, чтоб возвращаться,

но, оказалось, время упустила,

все изменилось как-то слишком быстро:

вмешались адвокаты, на развод

пошли бумаги; он бы рад простить –

да я молчала, ты бы рад простить –

да я не отвечала, я твои

читать не смела письма. Так бывает

в кошмарных снах: и знаешь, что опасно,

и надо бросить все, бежать стремглав,

и все же медлишь, ждешь и замираешь,

ждешь неподвижно в сладкой, вязкой жути,

бегут минуты; это промедленье –

острейшее из наших наслаждений.

Берсентьев бледнеет. Разговор этот для него тяжел и противен. И не только разговор противен – сама эта женщина, так непринужденно сидящая перед ним, ему глубоко противна. Но делать нечего, раз пустил ее в квартиру, то надо сдерживаться, вести светские разговоры. А ведь он семь лет ждал этой встречи, а ведь он точно понимает, что ничего важнее в его жизни не происходило и уже не произойдет.

      ИНТЕРМЕДИЯ

Берсентьев

Эта женщина рядом

опасна – люблю ее;

думал, уже отмучился,

когда обладал, желал,

гнался за ней, преследовал,

обыскивал все углы,

когда, от меня скрываясь,

из всякой казалась мглы.

Думал, уже отмучился,

до светлого дожил дня.

Какое там! Только хуже.

Уверенно, как свое,

сердце берет и душу,

холодом от нее

веет неимоверным,

ледяною такой тоской,

что не отогреюсь водкой,

мертвой водой, живой.

Ходит ко мне – я, этим

встречам ведущий счет,

больше всего завишу

от чередованья их

с тяжолыми снами –

явью

постылой всех остальных.

Вряд ли к другим каким-то

ходят посланцы тьмы

засветло так и запросто –

с нею сроднились мы.

Женский голос

Ну, не скули, не жалуйся,

по имени назови –

рад ведь, признайся; смысла-то

без эдакой жить любви,

холодной такой, рассудочной,

бессмертной, – как хороша,

трепетна, зла, пугающа!

Ею жива душа.

Берсентьев

Вот и поговорили.

Думал, ты умерла, –

так мы давно не виделись, –

жизнь, как ей надо, шла,

подыгрывала, науськивала,

невесть чего ждала –

смерти твоей… Уверен был:

сгинула, померла.

Корифей

Все мы в долгу у смерти:

ты – за ее, я – за

чью-то еще, а кто-то

ждет, чтоб твои глаза

медью покрыть зеленой;

катится колесо

нашим усильем воли,

страхами – это все,

что нашей смертью движет,

забудемся – нет ее,

вместо нее сплошное,

чистое бытиё.

      СЦЕНА 4 (продолжение)

Берсентьев

И как ты прожила все это время?

Ланская

Бессобытийно, тихо, как во сне,

и если существует справедливость,

то парки на такие же семь лет

должны продлить мое существованье,

их не зачтя при дележе кудели,

которая идет на нашу жизнь.

Как я жила? Безденежье, тропинка

от бедности до ямы долговой

с пологими, покатыми краями –

не выбраться, а снизу мягко стелют,

заботятся о людях, не дают

им умереть спокойно. Ах, Европа,

убогий ад с чуть теплым огоньком, –

здесь как-то откровеннее…

Все думали, что я в Париж умчалась

красиво жить, – наивные глупцы! –

а я им подыграла потому,

что истина еще пошлее вышла,

я чуть не голодала. Новый муж,

полухудожник, полушарлатан,

последние мои истратил деньги

на скачки, на любовниц, на абсент

и застрелился, так что на меня

все подозренья пали. Слава богу,

что выпуталась, что не посадили,

что на билет последние две сотни

смогла найти и прилететь сюда.

А ты чем жил?

Берсентьев

Как лилии полей

не сеют и не жнут, так я и жил.

Ты не поверишь, Вера: я – рантье,

пусть не богат, но мне на жизнь хватает.

Я рад, что не приходится работать:

труд слишком унизителен для нервных,

поживших, слабых, мыслящих людей…

Ланская

Я слышала – ты в Общество вступил,

я слышала про неприличный, бурный

роман с одной восторженной девицей.

Она умна? красива? молода?

А ты пропал и глупостей наделал?

Как это мне знакомо! Жалко что

не по мою уж душу эти страсти.

Берсентьев

Все странно получилось. Навсегда,

я думал, что душа охолодела,

надежно успокоилась, уснула

до самой смерти, чтобы дотянуть

по ровной, по нехоженой дороге,

ничем не удивляясь, не болея.

Не получилось. Нет краеугольных

камней для человеческой судьбы,

решений окончательных.

Ланская

А я?

Могла стать окончательным решеньем

твоей судьбы?

Берсентьев (пожав плечами)

Все, что считал устойчивым, распалось –

я, как ни странно, рад, что так случилось,

я рад и унижениям любви,

и соли на открывшиеся раны,

и страху смерти.

Ново для меня

по-старчески за юбкой волочиться,

стать чуть не патриотом, опьянеть

от слов чужих, от взгляда, от намека.

Ланская

А Общество? Зачем туда пошел?

Берсентьев

Такие времена, что лучших женщин

политика влечет, ее изгибы,

борьба за то за се – и это мне

полезно: я не молод, не богат –

чем брать? А тут какие-никакие

есть козыри, припрятаны с тех пор.

Я замечаю в собственной судьбе

какую-то осмысленность, какой-то

подозреваю план. Иначе как

мне объяснить, что снова вовлечен

в интриги ваши…

Ланская

Если бы не бабы…

Берсентьев

Ах, если бы не бабы, я бы жил

спокойнее, тебя не знал бы, многих

других и до и после.

Ланская

Ты жалеешь…

Берсентьев

Нет. О тебе уж точно не жалею,

я холоден и сух, а это скучно.

Ланская

А я тебя немного развлекла.

Берсентьев

Совсем чуть-чуть. Меня ты оживила,

столкнула с колеи моей, и я

пошел свободно – до сих пор никак

не успокоюсь.

Ланская

Вижу.

Повисает неловкая пауза, которая может окончиться чем угодно – скандалом или любовной сценой.

Берсентьев

Говори,

зачем пришла, а то одни намеки.

Ланская

А если по любви?

Берсентьев

Конечно, так,

но должен быть и настоящий повод.

Ланская

Мне нужно денег, много денег, столько,

чтоб больше не задумываться, тратя;

и ты, я помню, не был бескорыстен,

стыдился честной бедности. Один

у нас остался шанс дела поправить.

Немалую собравшие казну,

там, в Обществе, забыли о борьбе –

пора напомнить. Может, налегке

им будет проще прежние обресть

отвагу, живость, жертвенность, а нам

их пригодятся деньги. Миллионы,

еще при Луцком собранные, долго

приумножались, быстро прирастали.

Берсентьев

И как их взять?

Ланская

Ну, предположим, есть

один нетрудный способ… Есть письмо,

почти что завещание.

Берсентьев

Почти что?

Ланская

Ну, скажем, завещание; не в форме,

но в сути дело.

Берсентьев

Так считаешь.

Ланская

Я

его прочту, а дальше мы посмотрим,

я думаю – получится.

Берсентьев

Интрига…

Ланская

Так много писем подлинных, что к ним

добавить лишний лист совсем не трудно,

а Петин почерк нарисую так,

что он бы сам признал перо и руку!

Берсентьев

Ну хорошо…

Ланская

Ты в деле.

Берсентьев

Да, конечно.

Я не смогу одну тебя оставить.

Ланская (смотрит на Берсентьева пристально)

А ты ведь ждал меня.

Берсентьев

Конечно, ждал.

Давай по старой памяти.

Ланская

Давай.

      ИНТЕРМЕДИЯ

Берсентьев и женский голос

Мертвящая скука,

привычная страсть –

о ней бы ни звука,

поскольку стряслась

позорно и поздно,

обиды не скрыть,

все клятвы на воздух,

на всю его прыть.

Час от часу крутит

сплошная метель,

в белеющей мути

дверь рвется с петель.

Снега затяжные

три ночи, три дня.

Дожди обложные

смывали с меня

последние краски,

готовили бел

плат лечь без опаски

под ноги тебе –

чтоб в дом возвратилась

тоску тосковать,

где стол и два стула,

готова кровать,

где водки немного,

а ватник надеть,

то и, слава Богу,

с тобой дотерпеть

до самой мы сможем

до светлой весны.

Не надо, Сережа,

мы будем честны:

мне некуда деться

в проклятой стране,

где с самого детства

дарованы мне

тугие печали

в растленную плоть,

где в раны влагали

мне соли щепоть.

Когда расставались,

бежала когда,

я думала: малость

отстанет беда,

под сенью иною,

под папским крестом

останусь живою,

привыкну. И что?

Российскую совесть

так просто не смыть,

российскую подлость

вдали не избыть.

Мы ближних не любим,

к чужим не добрей,

но всех хуже судим

обратных гостей.

Вернулась – насмешки,

уколы сносить;

все сдвинуты вешки,

где можно ходить,

Вернулась на ощупь:

кто, где – не пойму.

Тогда было проще

душе и уму.

Вернулась – как в навий

дом, смерти не счесть;

а слева направо

окрестишься здесь –

накинутся сворой

заради Христа,

утробною злобой

душа занята.

(На другой мотив.)

Плохо пою и, допев досюда,

водки налить я ищу посуду –

будешь со мною? Конечно, буду.

Держи, не пролей, давай.

Много не пей, не части, не требуй:

выжить не трудно под этим небом,

только живем не единым хлебом,

кое-чего еще

нужно. За деньги готов хоть в петлю.

Это не выход. Затем и медлю,

труд нестерпимый двойной подъемлю

за тебя, за себя – и как?

Не за трудами идет добыча –

хитрый, ночной у нее обычай,

злая, разбойная темень хнычет;

смотри, за твоим окном

ставит засады и свищет птичкой,

перекликается тайной кличкой,

грабит, сгоняет сарынь на кичку

наш промысловый люд.

Дуван, глянь, дуванят – барыш не малый.

Чем мы их хуже? Добра навалом,

грабь, что награблено, захудалой

совести рот заткнуть.

Шутишь все, девка. Какие шутки!

Нет ни рыжья, ни камней, ни шубки,

некогда ждать ни одной минутки –

вот оно: час, да наш.

В деле? А как же мне быть не в деле:

в драке и в краже, в аду, в постели

две мы души при едином теле.

Ну хорошо, что так.

      СЦЕНА 5

Место действия – квартира Арины.

Арина

И кто она такая?

Берсентьев

Шутишь, что ли,

забыла Основателей? Ланская,

вдова и муза Луцкого, одна

из первых идеологов движенья,

когда-то отошедшая от дел,

вернувшаяся нынче, женский лик

грядущей революции, во всех

замешанная ересях, что справа,

что слева были.

Арина

Зелье, баловница:

в таком почтенном возрасте так шастать

по сторонам… Но я тебя, Сережа,

спросила не о том: я знаю, кем

была у нас Ланская; кем была

Ланская для тебя – вы с нею спали?

Берсентьев

Когда-то было.

Арина

За его спиной.

(Театрально всплескивает руками. Берсентьев смотрит на нее несколько удивленно.)

Берсентьев

Ну не перед лицом же, в самом деле.

Арина

Ты друга предал – предала тебя

Ланская.

Берсентьев

Так-то чистый водевиль.

Арина

Какая низость. Как ты это можешь?

Берсентьев

Определенно, низость в этом всем

присутствовала некая.

Но вспомню

и нашу дружбу: крепче нет союза –

вино в три горла; ритм у трех сердец,

единый шифр стучащий; что еще?..

Пытливых три ума, в одних задачах

запутавшихся; помню: мы втроем

страну исколесили – всю познать,

всю разгадать хотели, из окна

вагонного поглядывая; мы

почти что свято жили, и мы были

почти семья.

Арина

И вы бежали с нею

в Париж.

Берсентьев

И там остались доживать –

я и сейчас, по-твоему, в Париже,

а может, я приехал день назад,

а тот Берсентьев, коего ты знала, –

он что? Он – призрак, тень, скользяща в мрак

из мрака зарубежного, он – гость,

блуждающий и сторожащий клады,

закопанные в подмосковный грунт,

лишь дунь – и нет его, петуший крик

раздерганную ветром тень прогонит

со света…

Арина

Может, так и есть, Берсентьев.

Берсентьев

Уж ты-то знаешь, как я здесь бытую

доподлинно, постыдно, неотлучно.

А впрочем, пусть Париж – все будем там.

Арина

Вот и езжай опять с Ланской своею.

Берсентьев

Ты поревнуй, оно тебе полезно:

разгонит кровь, пусть глазки заблестят

и заалеют щечки. Мы так с Верой

намедни, как пришла она, былое

припомнили.

Арина

Заткнись.

Берсентьев

Ага… Уже

вздымается высоко грудь. Ланская

прекрасно сохранилась – чудеса

творят эти французские притирки,

крема – бела, жирна, блестяща кожа

ее в моих руках была.

Арина

Заткнись,

я не желаю слушать ничего.

Берсентьев

Жаль, это злость, не ревность, я тебе

противен этой искренностью.

Арина

Ты

мне вообще противен.

Берсентьев

В лжи и правде?

На всех путях морских и сухопутных?

Далеких или близких? Вправо, влево?

Во всех составах: крови, слизи, сперма?

Во всех частях: нос, лоб, виски и уши,

рот и глаза, ступни и бедра, руки

и плечи, мозжечок и мозг? Всё, всё

тебе противно?

Арина

Шутовство особо.

Берсентьев

Любовь моя постыла – лютый пыл,

и мысль моя – безжалостный анализ,

воспоминанья – клад благой, тяжолый,

надежды – дым над бездной, возраст, рост

и вес. Всё так?

Арина

Ну, перестань.

Берсентьев

Не надо

особого ума, чтобы понять,

в чем дело. Неумелая в своих

постыдных женских каверзах, ты так

срываешь злость на мне. А надо было

всего лишь облапошить старика,

задобрить похотливого, кой-что

небрежно заголить, кой-где погладить –

и он готов, Берсентьева бери

и…

Арина

Думаешь, подослана?

Берсентьев

А как же.

Арина

Кто ты такой, чтобы ради тебя…

Берсентьев

И, раз меня тут ловят, то давай

наживку не скупясь. Иди ко мне.

(Пытается облапить ее, получает отпор и, ничуть не смутившись, продолжает.)

Такая ты мне нравишься: стыдлива

и трепетна, горда и беспощадна.

И, вообще, спасибо тем, кто так

удачно угадал, не приготовил

какую-нибудь модную блондинку,

костлявую и гордую собой.

Арина

Я рада, что устраиваю.

Берсентьев

Ты

им передай, что на меня ловушки

не надо ставить; что, поймав медведя,

попробуй еще вырвись; пусть услужат,

помогут мне – я не забуду их.

Арина

Я Егерю стучу? Ты так считаешь?

Берсентьев

Я думаю, есть те, кто поумней

и поопасней Егеря. Ты им

и про него рассказываешь. Да?

Вот им и передай.

Арина

Твой низкий ум

везде подвохов ищет, а их нет

в прямой манере нашей делать дело.

Берсентьев

Ну, может быть, и так.

Арина

Твоя Ланская

тебя должна понять, твой подлый вкус

к предательству.

Берсентьев

Ну, вот ее и спросишь,

насколько разделяет мои чувства.

Арина

Спрошу ее?

Берсентьев

Не позже как сегодня.

Тебя, меня и Егеря Ланская

зовет на ужин. Будет очень скромно,

почти что по-семейному: напьемся

и – души нараспашку – всё обсудим,

что накопилось.

Арина

Странная идея

небось твоя.