Дмитрий Аникин
Од
Ланскую помнишь?
Семенов
Как ее забыть.
Шаповалов
Она вернулась.
Семенов
Я не знал об этом.
Шаповалов
Мы все давно не слышали о ней;
казалось, и она про нас забыла,
в Париж уехав, бросив суету
московскую сует парижских ради.
Семенов
Зачем вернулась?
Шаповалов
Разное толкуют.
Муж Веры Николавны застрелился,
тут темная история… Не знаю,
сам на себя он руки наложил,
иль кто-то делу грешному помог,
но, кажется, у следствия возникли
не то чтоб подозренья… ряд вопросов –
придирчивых, бестактных, неуместных.
Чтоб их не слушать, Вера предпочла
из Франции убраться восвояси.
Семенов
Ты с ней встречался после возвращенья?
Шаповалов
Пришла ко мне, с порога заявила,
что знает все, что Луцкий ей писал,
мои-де понимает опасенья,
не осуждает долгое молчанье,
а нынче наше время подошло,
я не один и, действуя совместно,
нам ничего не стоит обернуть
на пользу нам и промедленье наше,
и нынешнюю резвую поспешность.
Мол, всё за нас: Общественное мненье,
и люди, и судьба, и даже Панин,
бездействием своим расхолодивший
сторонников, – и кто за ним пойдет
из тех, кого нам надо опасаться?
Семенов
Она тебя пыталась вербовать?
Шаповалов
Едва ли ей казался вероятен
такой итог – скорее, проверяла
намеренья мои, понять давала,
что нам во всех дальнейших наших планах,
какие бы ни были, без нее
не обойтись, она на всё готова
и нас в покое просто не оставит.
Семенов
Насколько Панин в курсе этих дел?
Шаповалов
Я после смерти Луцкого не стал
его тревожить. Без того достался
ему в наследство беспокойный сброд,
который надо было урезонить,
направить к цели, прекратить шатанье.
Я промолчал, ведь призраки живут
не собственною жизнью – нашим страхом
и памятью. А призрак Старика
хотелось мне забвением развеять,
а не своим усердьем напитать.
Пауза.
Об этом разговоре Панин знает.
Семенов
Тебя просил он с нами говорить,
но так, чтоб самому в тени остаться.
Шаповалов
Примерно так.
Семенов
Ну ладно, мы с тобой
проверенные, преданные люди,
но вот зачем ты Гурину открылся?
Тот глуп и ненадежен.
Шаповалов
Слово в слово
я Панину сказал, но он упрям,
и он уверен в преданности Гриши.
Семенов
Ну, с ним мы разберемся, а Ланская…
Шаповалов
Все к одному идет: мне принесли
сегодня списки принятых – и что?
На первом месте там Сергей Берсентьев.
Семенов
Да полно, тот ли?
Шаповалов
Тот. Я проверял.
Мы после смерти Луцкого о нем
забыли думать, но он объявился,
и Егерь поручился за него.
Семенов
Все это странно. Егерь и Берсентьев –
я не пойму, что связывает их.
ИНТЕРМЕДИЯ
Берсентьев
Этой страны
гибель недалека,
тьма обступила.
Высохшая река
времени не дождется
новых больших дождей,
нет и подземных
вод никаких у ней.
Ходики встали,
недвижны, как хмарь-тоска,
если не тронет
маятника рука,
а подтолкнешь чуть
стрелки, поднимешь груз –
тикают нервно,
всяких лишившись уз,
связывавших движенье
времени с ходом их,
бить будут полночь,
будто со слов чужих.
(Оборачивается в сторону хора и Корифея.)
Если начнется
мелочная возня,
забота какая,
ты не буди меня.
Даже и пьяный,
плохо ночами сплю.
Как все погибнет:
сам ли я погублю,
рухнет под весом
собственным в нужный час, –
разницы мало,
как похоронит нас.
СЦЕНА 3
Средняя московская мещанско-интеллигентская квартира. Приличная убогость по всей видимости вполне устраивает хозяйку, которая так и старается подчеркнуть невзрачность обстановки тщательной уборкой и всякой сувенирной продукцией в книжном шкафу.
Арина
Я слышала, ты принят. Поздравляю.
Берсентьев
Я должен бы тебя благодарить:
твои рекомендации в цене
у публики, до подвигов охочей.
Арина
Оставь свой тон. Довольно и на встрече
ты нашутился – Егерь говорил,
что, слушая тебя, едва сдержался.
Берсентьев
Сдержался Егерь, слушая меня,
сдержался я, стараясь с ним не спорить, –
взаимоуваженье наше стоит
твоих рукоплесканий и похвал.
А ежели пенять изволишь мне
на тон, на смех, за шутовской личиной
не видишь сердца пламенного ты –
я удивлен, обижен, ошарашен.
Как не узнать невидимые слезы
за смехом видимым.
Арина
А слезы эти есть?
Берсентьев
Смех точно есть, а значит, будут слезы.
Арина
Ты не серьезен.
Берсентьев
Плох тот заговорщик,
который тих, задумчив и серьезен.
Не шахматы – азартная игра:
что сдали – тем играешь; как придется,
бросаешь карты – вдруг да угадаешь,
дурацкий ход случайно будет в масть
и невзначай спасет твою фортуну.
Примерно так…
Арина
Мы не играем – наша цель ясна
и благородна…
Берсентьев
Да-с, и благородна…
Уволь меня от этих разговоров.
Во всем другом, ma chère, к услугам вашим,
но мне претит высокопарный слог
вот этот ваш – как можете вы им
так связно изъясняться? Не смеясь?
Других не хуже Обществу служить
Берсентьев сможет, умереть сумеет
других не хуже, это ремесло
нехитрое. Все будет в лучшем виде:
поможет Бог – наверно, победим,
а не поможет, так и проиграем…
Что до того, зачем я к вам пришел,
сама ты знаешь… По твоим следам…
И как они петляли, так и я
маршруты выбирал. А по-другому
я б век не знался с вашей шелупонью.
Арина
Ах шелупонью…
Берсентьев
Не хотел обидеть.
Арина
Ты сам-то кто?
Берсентьев
Я?
Общество сильней
попутчиками. От бойцов идейных
в иных делах не польза, вред один.
Неправильно вам ставить на одних
фанатиков – примешивайте к ним
за модою гонящегося дурня
и тех, кто с вами следует, блюдя
бубновый интерес, корысть свою.
Сподручнее не молотком единым,
но разным инструментом строить дом.
Арина
Я думала, все будет по-другому,
торжественней; а зря ты отказался
от Ритуала: я люблю его
торжественный, неумолимый строй,
мерцанье свеч, глухие голоса,
поющие таинственную песню,
а я с тобою рядом как твоя
наставница.
Берсентьев
Я знаю этот фарс.
Ты помнишь, для чего он был задуман?
Он есть проверка, оселок: тот, кто
прошел его во тьме и полуголый,
тот не годится для серьезных дел,
поскольку глуп, поскольку всякий бред
готов принять за чистую монету,
и шут не то что я, а настоящий,
природный шут, кто верит шутовству
чужому. И еще: когда поймают,
а он расскажет, как в одних трусах
бродил по подземелью, песни пел, –
послушают его да и отпустят:
чего взять с дурака, пущай поет.
Я сам писал стишки для этих песен.
Арина
Ты невозможен; впрочем, без тебя
мне было б скучно.
Берсентьев
Рад, что развлекаю,
всегда готов на ваш явиться свист,
тоску прогнать шутливым разговором,
иных томлений страстный зуд унять,
уже не разговором.
Арина
Невозможен.
Берсентьев
Так как насчет…
Арина
Не здесь и не сейчас.
Берсентьев
Ты ждешь кого-то?
Арина
Егерь должен быть.
Берсентьев
Да чорт возьми, чума на оба дома,
зачем он здесь?
Арина
Хотел потолковать.
Берсентьев
Мне уходить?
Арина
Конечно, нет, останься.
Он сам просил, чтоб ты ко мне пришел:
с обоими он хочет обсудить
теченье дел и будущие планы.
Берсентьев
Ах, вот чему обязан этой честью!
А я-то думал…
Арина
Ну, не обижайся.
Раздается на удивление своевременный звонок в дверь.
А вот и он, пойду ему открыть.
Берсентьев (сам с собой)
Каков дурак. Нет, врут, не исправляет
бег времени обычай наших чувств.
Кто в юности готовить хладнокровно
любовного напитка не умел,
тому не вызнать этого рецепта
у времени, сребрящего виски.
Весь опыт наших прежних неудач
не бережет от новых. Он обуза,
а не наука, чтоб стелить соломку,
где падать постоянно приходилось,
а будем живы – снова упадем.
Появляется Егерь.
А, милый Егерь, здравствуйте, не чаял
так скоро вас увидеть. Проходите,
как дома будьте. Не хотите ль выпить?
Егерь
Нет, не сейчас.
Берсентьев
Не здесь и не сейчас –
такое что-то слышал я недавно…
Да ладно, бог с ним. Зря от коньяка
вы отказались. Что ж, ну, я один,
не трезвому же с вами говорить…
(Выпивает стопку и недовольно морщится: коньяк у нее того-с… московский.)
Арина (заходя в комнату)
Ну вот, я вижу, вы и подружились.
Берсентьев (смотрит на Арину с некоторым недоумением, но, встряхнувшись, отвечает)
А как иначе? Можно ль не любить
прекрасного такого человека!
Егерь
Я не затем пришел, чтоб препираться
с тобой по пустякам.
Берсентьев
А что, у нас
с тобою есть серьезные вопросы?
Готов я препираться по серьезным.
Егерь (перебивает; говорит он размеренно, монотонно, как будто бубнит на собрании в жилконторе; ничего скучнее его речей Берсентьеву не приходилось слушать: речь звучит как заученная и чуждая произносящему; отдельный вопрос, кто ее сочинял)
Ты наш недавно и не можешь знать,
как изменилось Общество с тех пор,
как умер Луцкий и ему на смену
пришла такая гниль, что в свой черед
все Общество грозится сделать гнилью.
Мы одряхлели, выпали клыки,
ступились когти, страшные когда-то.
Берсентьев (стараясь попасть ему в тон)
Бездействуем и ждем невесть чего,
довольные неспешным ожиданьем.
Нам хорошо: святому делу служим,
но не рискуя, в тишине и в тайне,
в спокойствии. Служение такое
не может помешать делам карьеры,
ниже делам торговым, меркантильным,
но придает нам значимость, рисует
над головою некий ореол
и прочно успокаивает совесть.
Егерь
Мы просто ждем, когда наступит время,
но время никогда не наступает
для труса, а для смелого всегда,
любой момент удобен для начала.
Но нам твердят: "Поспешность нас погубит,
терпение – вот наша добродетель;
накопим сил – тогда наверняка
мы действовать начнем, и лавр победный
заслуженной наградой увенчает
усилья наши…" Лишь накопим сил…
Берсентьев (тихо)
Их время обесценит, их поест
инфляция, она – закон всеобщий,
не только денег.
Егерь (продолжает свою речь с того же места, где остановился, – видимо, опасается сбиться)
Но сил нехватка будет налицо,
как ни копи и как ни собирай их.
Их никогда и прежде не хватало,
однако побеждали, и момент
всегда был неудобен, но пытались –
и получалось. Надо начинать,
а там посмотрим – может, что и выйдет.
Расчетливость нам точно не поможет:
как ни считай, а наших шансов нет.
Одна надежда: может, где ошибка
вкралАсь в расчеты, может, русский бог
своим поможет детям бесталанным.
Берсентьев
Поможет, как же, он на то и бог,
на то и русский – дважды, значит, может.
Егерь
При Луцком это верно понимали,
и Общество готовило удар.
Он не успел, наследники ж его
наследовали должность, а не дело.
Арина
Но люди есть, которые готовы
испробовать судьбу свою на прочность.
Берсентьев (тихо)
Испробовать судьбу страны на прочность.
Егерь
Затеем дело – остальным придется
хоть поневоле присоединиться.
Ты с нами?
Берсентьев
Да.
Арина
Ничуть не сомневалась.
Берсентьев смотрит на них выжидающе.
Мы точных дат пока не знаем сами.
Егерь
Через неделю общее собранье,
там многое решится, там поймем,
кто с нами. и тогда назначим срок.
Во время долгой и довольно-таки напряженной паузы они осторожно переглядываются, стараясь проникнуть в мысли друг друга. Приятное, но бесполезное занятие. Впрочем, для Берсентьева их мысли и планы менее загадочны, чем собственные. Наконец Арина решается прервать затянувшуюся паузу.
Арина
Час поздний.
Берсентьев
Быстро время пролетело.
Егерь
Вы остаетесь?
Берсентьев (оглядывается на Арину, видит ее отрицательный жест)
Нет, пойду, пожалуй.
Егерь
Пойдемте вместе. Нам ведь по пути.
Берсентьев (про себя)
Еще два километра этих нудных,
трескучих разговоров.
(Вслух.)
Ну, пойдем.
Они идут по крутящейся сцене. Арина остается где-то позади.
Берсентьев
Тяжолый воздух, мартовский, сырой –
мне кажется, что я вдыхаю воду
холодную, что я иду по дну
асфальтовому, я взрываю ил,
на здешний снег, на теплый снег похожий.
Зима прошла, но мартовские дни…
Они мертвей январских и февральских.
Избыток сил, что на зиму копился,
весь расточен, голодная пора
и трудная настала. В это время
всего ясней я различаю смерть
в ее приметах полного распада.
Неловкая пауза.
Егерь
Берсентьев, я хотел тебя спросить
о Луцком, он ведь был тебе приятель…
Берсентьев
Я с Луцким познакомился давно…
Еще и слуху не было о славе
теперешней его, он в те года
безвестен проживал и тяготился
своей судьбой, идущей под уклон.
Мы с ним сошлись в шестнадцатом году
на кафедре. Казенный интерес
к делам науки ослабел в ту пору,
и жили мы забытые так прочно,
как быть бы нам забытыми сейчас.
Но Луцкий не ценил очарованья
аскезы нашей. Беспокойный нрав
его терзал, он мог бы растревожить
спокойное теченье наших буден,
и хорошо, что омут наш ему
не нужен был.
Егерь
Но ты ему был нужен…
Берсентьев
А мне в то время было все равно,
с кем говорить, о чем, – пусть будет Луцкий,
тем более мы родственные души:
он, как и я, тогда запоем пил.
Бог Дионис, радетель совпадений,
путей скреститель, смешивать горазд
людей своих за общею бутылкой
диковинно, причудливо, назло
судьбе их и характеру.
Пауза.
Егерь
Давай
рассказывай.
Берсентьев
О ком мне рассказать?
О мудреце, о нравственном вожде
о совести погибших поколений?
А может быть, свой тон переменив,
о Луцком-собутыльнике, по-скотски
со мною поступившем человеке,
нечистоплотном в денежных делах?
Егерь
Да как ты можешь!
Берсентьев
Я могу, могу,
я, может, и зажился так на свете,
чтобы успеть.
Егерь
Обгадить?
Берсентьев
Оправдать!
И оправдаться…
Егерь
В чем?
Берсентьев
Да в самом главном!
Мне б подождать, а я пру напролом.
Пауза.
О нем дурного слышать не хотят
(ну, в тех кругах, где мы с тобой гуляем)
и кинутся озлобленною сворой
на очевидца, так чего спешить?
Уходит время – подождем; весы
качнутся, и потянет тяжесть вверх
былые исхудалые заслуги.
Егерь
Качнутся и обратно.
Берсентьев
В свой черед
качнутся, но уменьшится размах;
как память убывает, зарастает
своим быльем: волчцами, сорняком –
вот так же убывает амплитуда,
пока не остановятся весы
в устойчивом, недвижном равновесье.
Что им Гекуба, почему Гекуба,
и кто она такая – все пройдет.
Бывают легковеры – мнится им,
что это суд истории. Смешно,
и не дождаться. Я живу сейчас
и вижу то, что в бедной происходит,
истерзанной стране, – вы, молодые,
запутались, как он опутал вас,
и вот мой долг – распутать, отпустить
на волю вас – летите, в добрый путь!
Крылом махните старому.
Егерь
Чего?
Берсентьев
Для вас для всех, Петруша, Луцкий жив.
Егерь мучительно и безуспешно пытается понять смысл происходящего разговора; все было так хорошо и просто спланировано – и с первых же слов пошло совершенно наперекосяк. Он еще не уразумел, что с такими людьми, как Берсентьев, по-другому не бывает.
Берсентьев (закуривает и продолжает)
Конечно, Луцкий жив, навьючив вас
своими вожделеньями, отправив
к своей – и самому неясной – цели,
бесстрашным вам вручивший темный страх,
его терзавший и с ума сводивший.
Конечно, жив он – как ему не жить,
а живы ль вы – не знаю, не уверен.
Вы променяли собственную кровь
на кровь его – покойника, ревнивца,
оттуда охраняющего славу.
Егерь
Мне кажется, что Луцкий для тебя
действительно живой.
Берсентьев
Живой.
Егерь
Впервые
я слышу от тебя такую речь –
взволнованную, страстную… живую!
Берсентьев
Да, если духи видят все земное,
то представляю, как ему забавно
теперь следить витки моих путей,
притянутые к чуждым им орбитам,
к его орбитам, – нет, не кончен спор
у Луцкого со мной, и темы живы,
и доводы один другого краше
на языке толкутся.
Егерь
Смысл какой?
Берсентьев
Когда бы Луцкий за собой не вел
в селенья Орковы такую свиту,
я б тяжбы прекратил. Бесовский корм
оставил бы его достойной доле –
забвению…
Но все не так. И потому придется
загнать осину в сердце упыря:
не все ж ему резвиться на просторе,
смущая неокрепшие умы!
Вот так-то, брат, приходится трудиться,
так больно застарелая вражда
царапает по сердцу, так забота
придавливает грудь ночным кошмаром,
всегда одним, и так в живую кровь
подмешивают ртуть воспоминаний.
Егерь
О чем ты? Бред какой-то.
Берсентьев
Все о нем же.
Я виноват не менее, чем Луцкий,
и что моя вина не воплотилась,
и то, что плотью кость не обросла,
тут нет моей заслуги: по-другому
пойди дела, и я бы ухватился
за чудную удачу, что вилась
вокруг меня, своим смущая танцем.
Но не случилось наглой танцовщицы
поймать в объятья.
Егерь
Зависть?
Берсентьев
Ни к чему
завидовать тому, кто расторопней
шагнул в капкан. Когда б не оттолкнул,
железо это лязгнуло б по мне,
а так я уберегся – благодарен
своей судьбе за этот оборот.
Ей-ей, не лгу. И правда благодарен.
(Затягивается и продолжает)
Свобода, революция – когда
о сих предметах мы не толковали;
когда, скажи, в какие времена
мы гибельных не видели примет
в делах страны; когда не ожидали
скорейших перемен и мятежей,
когда им не готовили стези,
когда борьба нам кровь не горячила?
А вот гляди ж – болтали поколенья,
и все сходило с рук, и ничего
в России их словам не отзывалось.
Спасал Бог! И Тишайшая страна
жила как должно – в благости и силе.
Но правильно назначено, что должно
войти соблазну в мир…
Егерь
И что? Вошел?
Берсентьев
Два вора шли на дело и равно
делили страх и скорую добычу,
но одному из них Господь не стал
вменять греха – перед любым законом
теперь он чист, безвинен и оправдан,
как будто обернулись глупой шуткой
его дела, достойные возмездья:
ловитва по карманам, труд разбойный.
Он, может, что и взял, но эти цацки
и так его, и до покражи были,
подарком иль наследством, он не знал,
и что с того – свое досталось в долю.
И где тут грех, за что молить пощады,
о чем тут горевать? Пример не точен
и сбивчив – но ты понял? Так?
Егерь
Наверно.
Берсентьев
Второму же придется отвечать
по полной мере и не ждать поблажки –
откуда быть ей в мире бед сплошных?
Наоборот, из-за того, что первый
вот так скользнул из цепких лап закона,
возьмутся за второго с большим рвеньем
и злобой – на, паскуда, за обоих!
Егерь
И это справедливо?
Берсентьев
Ты б спросил
у Луцкого, а мне на что пенять,
зачем в гордыне отвергать дары,
которые даются не по праву,
а произвол Божественный являют?
Егерь
Ты странно говоришь.
Берсентьев
Заговоришь
еще не так, в последнюю минуту
от бездны отшатнувшись. До сих пор
преследует меня тлетворный запах,
вид безобразный.
(Резко меняет тон.)
Низкая душа,
избавившись от жути, начинает
над собственными страхами смеяться:
мол, ничего, с достоинством держались,
острили, да-с, не поддавались, нет-с –
и вот уже ей ничего не страшно
до следующих страхов. Отряхнется
так пес бродячий: только что скулил,
а враг ушел, так он и рад стараться –
облает и оскаленных клыков
покажет запоздалую угрозу.
А страхи надо было пережить
и накрепко запомнить. В них душа
становится душою, возрастает.
Пауза.
Все как-то слишком просто получилось,
попали слишком вовремя, волна
пошла в народе от песчинок наших
сильней, чем от иных камней.
Егерь
Ты пьян.
Берсентьев
И я бы мог висеть сейчас портретом
на ваших стенах. Вместе с ним…
(Пожимает плечами.)
Один…
А кровь когда польется, будет он
за все, во всем по горло виноватый.
Егерь (начинает говорить раздраженно и с аффектацией; кажется, впервые за вечер он сбросил с себя маску)
Пускай ты прав и Луцкому удача
крапленою колодой подмешала
козырный ряд от двойки до туза –
но козыри свои мы отходили;
пускай вы с Луцким угадали время –
но время на исходе; ничего
пускай вы не угадывали, время
само нашло вас, выбрало, вскормило –
но милости окончены его.
Берсентьев
Ну, хорошо, весь вечер ты твердишь,
что надо начинать. Так в чем же дело?
Не знаю, как другие, – я готов,
но ты, хоть не любитель разговоров,
который час толкуешь мне о разных
приватных обстоятельствах правленья,
о Луцком, о наследниках его.
Давай-ка напрямую. Ну! Дерзай!
Егерь (поколебавшись)
Через неделю общее собранье,
ты будешь там, так вот и расскажи,
как с Луцким примирился и тебя,
