Дмитрий Аникин
Адмет
Принимай, окончена работа:
(сдергивает покрывало)
опустела свежая могила,
яму закидай землею новой
и родящей, чтоб цветы да травы
заступа следы от взгляда скрыли,
ей не говори, где место было.
Что стоишь? Иди к ней – узнаешь ли?
Адмет подходит к Алькесте, но натыкается на ее невидящий, неузнающий взгляд.
Алькеста (как бы в полусне)
Смерть вся прошла –
будто пустой
сон, свет ночной,
как не со мной.
Чем я была
в мертвом краю?
Не узнаю
душу свою.
Зеркало мне,
смерть, покажи,
плат подвяжи,
руки сложи.
Трепетом в кость,
память, явись,
бывший в крови
страх оживи.
(Снова застывает неподвижно.)
Адмет
Лучше б я сошел владенья смерти
обживать, она бы тосковала
день-другой о муже, я б вернулся –
зажили б, как прежде, даже лучше:
я бывал в походах, и возврата
женщина ждала, такая доля
у нее – нас ждать и дожидаться.
Геракл
Смог бы ты простить, вернувшись к свету,
женщину, оставшуюся плакать
на краю могилы; щеки в кровь и
черная на тело ткань, стояла
обезмужев – смерть преобразила
мертвых – чуть, живущих – что есть силы;
смог бы ты ее, вернувшись к свету,
всю узнать на глаз, на слух, на ощупь,
по дыханью в трудный, наивысший
час любви, супружества, простил бы
холод слез, печали? Как чужая
оказалась здесь, в твоей постели,
по рукам пошедшая, – вдовою
и осталась бы вдова, на горе
и на радость клявшаяся мужу.
Адмет
Не простит она последней жертвы:
жизнь ее, что мне принадлежала,
не моею стала, раз в уплату
за мою пошла, – теперь свободна
будешь ты, Алькеста, нам с тобою
тесно станет в доме. Та, другая,
кем была ты раньше, до могилы
заревнует, жить нам не позволит.
Появляется Аполлон.
Третья торжествующая песнь хора, аполлоническая
Невинные девы, мы пеньем своим
пресветлого бога приход возвестим;
прекрасным и страшным божественным ликом
мы ослеплены, мы пьяны болью дикой.
Аполлон
Где радость, смех? Исполнил обещание
я, данное на радостях, – отнял Алкид
у смерти ее цену, дважды выиграл
сегодня ты.
Адмет
Отягощенный опытом
предсмертия, как стану жить? Родителей
я потерял, поскольку смерть не выбрали,
жена стоит чужда мне, смотрит в сторону,
поскольку жизнь я выбрал.
Аполлон
Но жива она,
мила тебе по-прежнему, ты муж ее
и ценишь жертву – ваш скрепился ныне брак
вторым кольцом; ее ты знаешь: нежная,
ни словом ни полсловом попрекнуть тебя
она не сможет.
Адмет
Страшно, страшно, господи,
доселе неприступные законы мне
переступить, жизнь обменять на смерть, вернуть
потерянное; меры нет делам моим,
сверх всяких сил даешь; терплю я радость ли
великую, великое ли горе пью –
еще не понимаю. Страшно, господи.
Аполлон касается Алькесты, и она окончательно оживает.
Алькеста
Мой милый, мой возлюбленный…
Адмет
Жива?
Алькеста
Жива.
Прижми меня, целуй.
Адмет
Скажи, что было там?
Алькеста
Не спрашивай – согрей своими ласками,
гони остатки боли страстью бешеной.
Возьми меня.
Аполлон
Живите, дети, счастливо.
(Берет лиру и под ее легкий перезвон начинает.)
Заживете долгой, легкой жизнью,
праведной, не вспомните день горький
смерти вашей: нет рубцов на теле,
тления следов на сердце нежном
нет; течет бурливо, своевольно
жизнь, изнемогает под напором
сил благих; жить – так не знать о смерти
ничего, и смерти не осталось
позади, лишь бытие сплошное.
(Отступает от Адмета, обращается только к Гераклу и хору.)
Так один, другой от смерти ходят,
пролагают тропки, ставят вешки,
хитрецы и сильные, – немного
их пока, но дело прирастает
очевидным нищей попущеньем:
руки ее хилы, извернуться
просто – ходишь-бродишь жив под солнцем,
и таких все больше, время вышло
смерти безраздельного господства.
Кто-то вынут из круговорота,
не увидит пропастей Аида,
на земле останется навечно.
Это я свидетельствую, солнца,
жизни сильный бог, – смеюсь над смертью,
я лучей бессмертье расточаю
над землей, на радость человеку.
Геракл
Белым камнем отмечу начавшийся день –
день возврата, день солнцеворота,
прибывающих сил, золотых светлых дней,
отступающей, трусящей смерти.
Теплой кровью наполнятся жилы, пройдет
смерти оторопь, смоются раны
ключевою водой – в сердце радость и боль,
соревнуясь, торопят биенье.
Возвращается зренье усталым глазам,
пустоту, наготу, ада вечную тьму
наблюдавшим сквозь сон, – наблюдают теперь
листья сада, восставшего к свету.
Теплым шепотом слух наполняется – день
расцветающий, нежный, весенний
легким шорохом трав, звонким посвистом птиц
обещает нам долгое лето.
ЭКСОД
Четвертая торжествующая песнь хора, аполлоническая
Мы видели бога, его и поем,
мы видели бога, теперь не умрем,
мы стаей летим, недоступные смерти,
в пространстве меж твердью и призраком тверди.
Закончен, прощен бывшей смерти позор,
отняли добычу, смерть – пойманный вор.
Просторы земли, искаженные светом,
бессмертьем полны, обновленьем одеты.
