bannerbannerbanner
полная версияАдмет

Дмитрий Аникин
Адмет

Полная версия

Любовь моя была как ветр восточный – рушь

слепою силой, Эвр, сметай препятствия!

Любовь моя была как ветер северный

суровым дуновением сил ревности.

Чем стала? Тенью, судорожной нежностью.

Я хил теперь, рассеян, голова пуста,

душа больна от страха – не смотри, уйди,

меня запомни сильным.

Алькеста

Ты мне всякий люб.

Адмет

Живым меня запомни.

Алькеста

Нет здесь мертвого.

Адмет

Готовься к тризне, волосы растрепывай,

царапай щеки в кровь: наемных плакальщиц

хорошая жена не приглашает в дом;

пройдешь к гостям – пусть видят непритворную

скорбь, обноси их чашей поминальною.

Третья предсмертная песнь хора, общая

Без тебя вдова

соберет гостей.

Чем еще жива!

Маетою всей –

рассадить, разлить;

кто-то скажет речь:

надо как-то жить,

слез не хватит течь.

Воем вой, жена,

воем солнце встреть,

вся твоя вина –

рання мужа смерть

Алькеста

Неужели ты думаешь, что отпущу,

что останусь одна доживать, без тебя,

день-деньской тосковать,

мять пустую кровать?

Страхом робкое сердце объято мое,

но на то я и женщина, слабая тварь,

чтоб бояться и брать на себя тяжкий груз,

чтоб холодное ложе собой согревать,

мужа не отпускать,

от беды укрывать.

Можно ль женскою тенью насытить Аид?

Вся душа моя легкая тут – забирай!

Сколько было любви, раздувал месяц май,

что осталось – предсмертная, мелкая дрожь;

Смерть, стели плат бело,

обвивай мою плоть!

Я за тебя умру, останься жить, Адмет!

Адмет

Как ты решилась?

Алькеста

О, не отговаривай.

Адмет

Дары такие только боги вышние

нам могут посылать, в несметной щедрости, –

кто я, чтоб отвергать с неблагодарностью?

Кто ты: полубогиня в женском облике

или моя жена, Алькеста юная?

Алькеста

Я женщина, и потому я жертвую

немногим: чем безмужней, вдОвой станет жизнь?

Томлением пустым.

Адмет

Во век Фессалия

день этот будет праздновать, во храмах всех

девичьи хоры встанут верность женскую

восславить в день весенний, будут жертвовать

Алькесте, духу твоему пречистому

мед сладкий, светлый, как была любовь моя,

полыни горькой лист, как есть судьба моя.

Алькеста

Нет, я не дух, я женщина. Не в храминах –

в дому семейном помни, обещай детей

не выдать головою злобной мачехе,

стань им отцом и матерью, раз мать ушла,

им расскажи (как вырастут, как в ум войдут)

о том, как их любила, как лелеяла;

не долг один другому предпочла их мать –

единственный свой долг сполна мать выполнила.

Адмет подходит к Алькесте и нежно обнимает ее.

Адмет

Всю я ее запомню.

Нет, не надежна память –

сделайте ее идол,

истукан – я возьму на ложе.

Гулкое одиночество

темных пустых хоромин

я заполню приметами

женщины, я одену

статую в платья, кольца,

цветы, с нею разговоры

я заведу опасные

о тайнах любви и гроба.

Сделайте ее идол –

в подробностях ее тела

я распалю желания,

почти оживлю родную;

насколько мне хватит страсти,

столько ей будет жизни;

брак продолжаю, долгу

супружескому покорный.

СТРОФА 1

Подумай, куда спешишь?

День пережди – потом

горькие слезы лить

будешь.

Шутишь чем? Смертью самой!

Нельзя.

Каждому дана своя.

Не дури, мать моя,

не дури.

АНТИСТРОФА 1

Боги давали срок –

отходи весь урок,

не проклинай себя,

истребя.

Лучше за ширму шасть:

женское дело – прясть,

женское дело – пасть

живою.

Алькеста (падает)

Прощай, мой муж.

Адмет

Прощай, жена.

Корифей

Мертва?

Адмет

Мертва.

СТАСИМ 2

СТРОФА 1

Вольноотпущенники смерти, клейменные

небытием до рожденья, что

мы испытывали,

какую бездну переплывали,

сохранили почему тяготение к ней?

Вкус смерти до сих пор на губах,

вид ее, лишь уснем,

мерещится в снах, впотьмах,

и движемся к ней день за днем.

Корифей

Ледяная тоска возврата

в крови,

в мыслях,

в костях –

окунемся,

омоемся небытиём,

успокоим душеньку,

истомившуюся живьем.

АНТИСТРОФА 1

Ты живи – я умру, заслоню тебя, уберегу,

ни смерти тебя не отдам,

ни другому какому врагу:

женщина умела рожать,

потому легче ей умирать:

смерть ту, что до жизни была,

носила в себе, берегла

и с главною справится –

родит себе смерть сама.

СТРОФА 2

Боги возвращаются жить:

Дионис, испробовав смерть,

возрождается в капле вина,

Персефона топчет пути туда и сюда,

вверх взбирается жить,

вниз отходит – смерть ей нужна,

в матерную утробу вернулась она.

АНТИСТРОФА 2

Кинут душу на новый срок

жить, ей тело найдут в размер –

марш на землю, но эта жизнь

не твоя, не моя – все ложь

ваш хваленый метемпсихоз,

если в памяти тишь да глушь.

Пар душа, если нет примет.

Хоревты предстают в личинах Деметры и Персефоны.

Деметра

Кто увел ее? Тоскую,

смерть кляну и призываю;

опаляет, как чужую,

землю солнце, я сгораю,

только теплыми слезами

умываюсь – солонее

с каждым днем они, и сами

землю жгут. О, где ты с нею

ходишь, горе, спишь, разлука?

Кто увел, сковал, стреножил,

вор, невинную на муку –

на супружеское ложе?

Будет сев его бесплодным,

будет жар благой не смешан

с льдистым семенем холодным,

будет мертв и безутешен.

Смерть идет-бредет на воле,

собирает с мира жатву –

жатв иных не будет в поле,

пусть попомнит мою клятву:

пока вспять не обернется

время, дочь вернув невинной,

кроме смерти, не пожнется

ничего с земли пустынной.

Персефона

Мать-земля, прости, родная,

расступись, мне нет возврата

к легкокрылым ветрам мая:

я не та, я тьмой поята.

На жаре, на солнцепеке,

самым ярым, жарким летом

не согреюсь – на востоке

страшны мне приливы света.

Осень спелыми плодами

пригибает ветви долу –

я пуста, мертва, как камень,

нет в утробе, нет в подоле.

Лишь зимой заледенелой

я вернусь – на камень камень,

холод сердца, холод тела,

холод зимний под ногами.

ЭПИЗОДИЙ 3

Царский дворец, поминки по Алькесте.

Первая поминальная песнь хора, дионисийская

Как на пиру на брачном,

пьяны лежим на тризне:

в сердце не место мрачным

мыслям, как светлой брызнет,

пьяной вино струею;

выживший и печальный,

царь, упивайся всею

жизнью в ее начальный

день! Ты – младенец, будет

все тебе: горя мало

юному, опыт студит

кровь, ты начнешь сначала;

сколько ни есть тут злата –

будет твое, могила

время вернет – расплата

честная за смерть милой.

Пей, веселись, охотой

дебри тревожь лесные

и до седьмого пота

тела люби молодые,

мощь укрепи десницы,

мудростью стань богатый,

страны расширяй границы,

политикой мысли радуй.

Возраст прими печальный

старости – легче пуха

тело, чтоб в час прощальный

плоть не держала духа.

Полные меры жизни

прожил, детей оставил

без царства, на дальней тризне

внуки тебя прославят.

Вторая поминальная песнь хора, дионисийская

Празднует, как сорвавшись

с цепи, не залить ни кипрским,

ни сиракузским страха

испытанного: от бездны

шаг отделял – Алькеста

выручила, схватила

за шиворот, а сама-то

ухнула, в кровь разбилась,

лежит, с головой укрыта,

как покрывалом брачным,

тканью иного брака,

вечного, – погребальный

полог на ней, расшитый

орнаментом: асфодели,

разломленный плод граната,

в тумане немая Лета

протекает, земли Аида

в единый круг замыкая…

Третья поминальная песнь хора, аполлоническая

Будущих сколько судеб,

бывших в ее утробе,

ад навсегда осудит,

в руки ад примет обе –

мучима каждой смертью,

будет лежать во гробе

женщина, будет местью

каждая ей особой.

Появляется Вестник.

Вестник

К нам гость пришел.

Адмет

Кто он таков?

Вестник

Не ведаю.

Одежда небогатая на страннике,

и речь его проста, но что-то в облике

величественное, и сила грузная

в движеньях выдает себя. Сокрывший лик,

к нам Аполлон спускался жить в изгнании,

но легкий трепет воздуха вокруг чела,

но жар благоуханный, взгляд лучившийся

божественной природы были верными

приметами. И гость, пол гнущий, кряжистый,

как будто из породы той же – мужеством

прославленный Арес или работою

Гефест вседневной утомленный.

Адмет

Кто бы к нам

из сильных небожителей ни шествовал,

негоже осквернять власть безмятежную

печальным, погребальным нашим зрелищем.

Для их очей пресветлых оскорбление

вид смерти черной – яркими одеждами

тьму распугайте ночи, песни новые,

задорные начните – хмарь тяжолую

вон из души. Скорбям воздайте здравицами!

Возвращается Вестник, за ним идет человек огромного роста в накинутой на плечи львиной шкуре. Царь узнает в вошедшем своего старого друга Геракла и бросается обнимать его.

 

Геракл

Друг Адмет, не прогони скитальца!

Утомленный верстами заботы,

мужеством гонимый в путь недобрый,

я найду ли кров гостеприимный

в городах Фессалии просторной?

Корифей

Мы готовим кров гостеприимный

странникам и стол, богатый снедью,

винами разымчивыми, – дорог

нам любой прохожий; Зевс – защита

путнику, мы, соревнуя с Зевсом,

к нам зашедшего берем под руку;

край наш дик, но мы кладем пределы

дикости, ее не допуская

в наши домы: пусть по ветру хлещут

песни фессалийские колдуний –

во дворце светло, звучат напевы

стройные; за стол кого сажаем,

тот нам равен и любезен; щедрость

Рейтинг@Mail.ru