Дмитрий Михайлович Гаркушенко
В шаге от бездны
Дальше больше. Колонии. Чем меньше мир и чем он беднее, тем легче его убедить, что все беды идут от Метрополии. За примерами ходить не нужно. Налоги! Архаичный и дикий способ забирать часть доходов у колониальных миров, прикрываясь необходимостью поддерживать экономический баланс, устоявшийся в течение нескольких веков. Разве это справедливо? Найдётся ли житель колонии, считающий это нормой? Был ли хоть один человек, за пределами внутренних миров, кто не поносил бы центр за этот «грабёж»? Ну конечно, были, не спорю… Но большинство…
Будто кукловод он дёргал за ниточки, оставаясь никому не известным, и управлял доверчивыми, глупыми и алчными людьми. Спонсировал террористические организации. Находил недовольных. Подталкивал сомневающихся. Запугивал трусливых. И при этом всегда держался в тени. Конечно, он не делал это лично. Через других людей. Через тех, кто ему доверял и поддерживал или любил деньги и не задавал вопросов. Тех, кто выполнит за приличную сумму любую работу, не интересуясь именем и мотивом заказчика. За каждым его шагом и поступком стояла маленькая цель, не видимая остальным. Все мы выполняли его волю, с дьявольской хитростью, направляемые его рукой и не способные увидеть все части огромного замысла.
Ну а потом, посеянные зёрна «Сопротивления» взошли. Разрослись. Стали самостоятельными. Окрепли. Оставалось лишь следить за ними и направлять в нужную сторону их рост.
– Я уже спрашивал это у многих, хочу спросить и вас. Как же так получилось, что Метрополия не разглядела угрозу в «Сопротивлении» и позволила ему появиться и набрать такую популярность?
– В этом тоже часть успеха Самуэля – в безалаберности центра. Сытость и богатство внутренних миров. Самоуверенность. Недальновидность их политиков и руководства. Самодовольство и алчность. Как и любая «империя» до неё, метрополия пала жертвой собственного благополучия и застоя. Рано или поздно это должно было произойти.
В отличие от центра с нами случилась другая беда. Мы пали жертвой собственных амбиций. Когда я попытался всё исправить, было уже слишком поздно.
Мария Сиваль
– Бар назывался «Флорес», самое грязное и шумное место, из тех, что я видела. Раньше он пользовался популярностью у туристов и гостей столицы, но сейчас превратился в притон. Он занимал два этажа в здании бывшего морского управления, на одной из центральных улиц. Я в нём не бывала. Его хозяин быстро смекнул, что бизнес, каким он был раньше, придёт в упадок из-за отсутствия туристов из Метрополии, но увидел для себя новую перспективу – огромную толпу солдат, желающих развлечься и вкусить простые радости жизни, вдали от боевых действий. А для этого им нужна лишь выпивка и женщины. Особенно женщины.
Лучшего бизнеса в сложившихся условиях и не придумаешь. Затраты минимальные, а выручка превзойдёт самые смелые ожидания. Что может быть более желанным для владельца бара, чем заполонившая улицы, не спящая ни днём, ни ночью солдатская братия, готовая оставить имеющиеся у них деньги на барной стойке, взамен получив порцию пойла, снимающего их усталость, скуку и страхи?
А основательно выпив, эти люди, хотели развлечений не только для души, но и для тела. Предприимчивый хозяин, освободил пустующий второй этаж от разнообразного хлама, потратил определённую сумму на ремонт и соответствующий интерьер, и получил в свои руки ещё один источник дохода. Не менее выгодный. Десять небольших, вульгарно и безвкусно обставленных комнат для «развлечений». Пусть они не отличались роскошью и чистотой, от них этого и не требовалось. Со своей основной функцией они справлялись отлично.
В былые времена за такой «бизнес» он получил бы приличный тюремный срок, но сейчас подобное стало нормой. Старые законы на Самуи не действовали.
Сами понимаете, что входило в мои обязанности, помимо обслуживания клиентов в зале… Крысиная Морда, как я его называла, тот тип, что привёз меня сюда, был, если так можно выразиться, соучредителем предприятия и отвечал как раз за интимную сторону дела. Постоянно торчал в баре, рекламируя свой «товар» и следил за тем, чтобы не случалось никаких неприятностей и эксцессов. Иногда ему, вместе с помощником, приходилось применять грубую силу, приводя в чувства и осаждая слишком пьяных или перешедших границы дозволенного гостей. Своеобразная забота о нас, о своих подопечных. Правда, причиной этому были не тёплые чувства к нам, а забота о сохранении товарного вида, источника своих денег.
– Вы говорите НАС, а откуда были другие девушки?
– Две или три прилетели с колоний. Не спрашивайте зачем. Я не знаю. Как и не знаю, что заставило их этим заниматься. Каждому своё. Они были свободны, в отличие от меня, могли уйти в любой момент. Жили в городе, возможно, промышляли ещё чем-то. Я правда не знаю. Мне было неинтересно.
Большинство из нас были местными, не приезжими. Горький и отвратительный итог, постигшей Самуи беды. Им нужно было зарабатывать на жизнь, таким способом. Потеряв другие источники дохода, им пришлось устроиться на такую «работу». У многих были семьи. Уж не знаю кому пришлось тяжелее, у меня хотя бы не было выбора. Бежать было не куда и не к кому. А они… может и у них этого выбора не было, раз они очутились там. Не знаю…
Я тогда вообще мало что замечала вокруг. Мир сузился до этого полутёмного помещения, в котором я проводила дни и ночи. Не покидая его, не видя солнечного света и забыв, что воздух не обязан пахнуть алкогольными испарениями, потом и табачным дымом. Я превратилась в робота. Бездушный, бесчувственный механизм, покорный судьбе и выполняющий примитивные действия. Молчаливый и пустой.
Могу сказать – я была местной звездой, достопримечательностью и главной изюминкой заведения. Крисиная Морда старался вовсю. Он проявлял удивительную для такого человека эрудированность, используя всё новые и новые эпитеты, находя ёмкие и колкие фразы, для представления и подачи моей персоны для своих клиентов. Не буду перечислять все слова, которыми он давал понять окружающим, что я гражданка Метрополии, враг… И что со мной можно и нужно делать… И всё это под взрывы хохота одних и ненавистные взгляды других. Часто убирая деньги в карман, он хлопал по плечу очередного клиента и напутствовал его – «Оторвись на ней, приятель!»…
– Мария я…
– Вы женаты, мистер Фишер? – перебивает меня она.
– Нет.
– Близкие родственники?
– У меня никого нет.
– Не обижайтесь, но я вам сочувствую. Раз вы один, вам не знакомо ощущение сопереживания и поддержки от близких людей. Вы не знаете насколько один человек может изменить жизнь другого, спасти его, дать самое ценное – теплоту и заботу, а также уверенность что нужно… есть ради чего продолжать жить. Вытащить из такой ямы… Подарить второй шанс…
– Вы говорите про своего мужа?
– Да. О нём. И о дочери, чьё появление в нашей жизни, показало мне, как важно преодолеть самое страшное, забыть, не думать о прошлом, спасти себя и наслаждаться настоящим. В окружении любящих людей, исцеливших твои раны.
– Возможно, я ещё узнаю, какого это, – улыбаюсь я, глядя на Марию и радуясь, что на её лице счастье, а не слёзы от воспоминаний.
– Непременно!
– Так как вы его встретили? – спрашиваю я, имея в виду супруга Марии.
– Мы встретились в тот момент, когда остро нуждались в ком-то. И стали спасением друг для друга. Я «работала» во Флоресе три, может, четыре месяца, не могу сказать точнее. Кошмар – растянувшийся на недели и месяцы, без малейшего шанса на освобождение. Будь у меня в то время, возможность соображать и мыслить, я бы задумалась о самоубийстве. Это был бы выход. Избавление…
В тот вечер Крисиная Морда подозвал меня к себе, когда я проходила мимо, неся убранные пустые стаканы на кухню, и велел подниматься в мою комнату. К очередному клиенту. Я подчинилась. Как обычно. Зашла, закрыла дверь, села на край кровати и тупо пялилась в стену. Как бывало – не раз. Вошёл он. Сделал несколько шагов. Тихо присел рядом со мной и стал разглядывать стену, напротив нас. Молча. Я честно не помню подробности нашей первой встречи. Не помню, как он нарушил молчание и о чём говорил, не уверенна, что он называл своё имя. Не помню свои ощущения и были ли в моей голове какие-то мысли. Всё как в тумане. В спасительном для меня небытие, сопровождающим каждый такой визит, очередного подвыпившего солдата.
Единственное, что я запомнила – это его уход. На мне была одежда. Он не дотронулся до меня и пальцем.
В том ужасе, окружающем меня в эти дни, любое событие, будь то драка на первом этаже, неожиданное разрешение данное Крысиной Мордой на лишние несколько часов отдыха или очередной мужлан, вознамерившийся отомстить всем и сразу, в моём лице за гибель своих товарищей, ничего не пробуждало во мне. Никаких эмоций. Но тот случай… Его приход… Словно в давно потухшем костре, неожиданно один из угольков разгорелся и дал надежду на появление пламени.
Потом он появился ещё раз, через два дня. Затем снова и снова. Он приходил постоянно. На час или два. Сидел рядом со мной, разговаривал. Рассказывал о себе. Делился воспоминаниями о доме и семье. С каждым его приходом во мне что-то оживало, возвращалось. Минуты, проведённые с ним наедине, затмевали всю горечь и отчаяние моего положения. Воспламеняли во мне потерянную надежду. Я, в свою очередь, постепенно смогла довериться ему и рассказывала о доме, о своём детстве, учёбе и жизни на Самуи. Я вспомнила рядом с ним о забытых мечтах и планах. О мире, существующим за стенами той комнаты и о людях – других людях, ещё не знающих войны, добрых и отзывчивых, весёлых и озабоченных, разных. Тех, кого я помнила и встречала раньше.
Мы действительно были нужны друг другу. Оба нуждались в собеседнике и друге. Из его рассказов я поняла, как мы похожи – в нём также, что-то умерло. Ушло. Растворилось и потерялось под влиянием произошедших событий. Я слышала горечь в его словах. Сожаление и боль человека, совершившего ошибку. Обманутого. Увидевшего ужасы войны и загнанного в тупик. Янис рассказал мне всё – о Новом Пекине, о «Сопротивлении», о Метрополии, о том, что он делал… Обо всём. Выплёскивая друг другу свои переживания, мы становились близки.
Помню, как однажды он взял меня за руку и сжал её. Молча. В тишине. Тогда он впервые коснулся меня… и этот простой, незамысловатый жест стал самым ярким проявлением чувств, которые я до этого испытывала. Тогда я поняла, что во мне зародилась любовь. Незнакомое чувство, но я точно знала – это она.
В свой последний визит, перед отправлением на фронт. Он пообещал вернуться и вытащить меня от сюда, чего бы ему это ни стоило. Пообещал найти способ. И взял с меня слово не терять надежды и верить ему. Он не хотел больше участвовать в том безумии. И не хотел бросать меня. Я плакала, прощаясь с ним. Пыталась ему верить, но понимала всю безвыходность ситуации, мы оба не могли распоряжаться нашими жизнями, они принадлежали другим людям. Я на правах рабыни, а он солдат, обязанный подчиняться приказам.
Наверное, я должна верить в судьбу, иначе как объяснить, то, что произошло потом. За минуту до его ухода, когда мы стояли, прижавшись друг к другу, и уверяли себя, что эта встреча не последняя, дверь в комнату открылась и в неё вошёл незнакомый мужчина… так непохожий на обычных клиентов «Флореса».
Глава 3
Маркус Альери
– Люди, с которыми я обычно имел дело, хитры и осторожны. Считайте это необходимыми профессиональными качествами. Без которых в нашем бизнесе быстро потеряешь голову, в прямом смысле слова. Нельзя просто взять и позвонить или приехать в гости, будто старый друг и обстряпать дело. С идиотами и дилетантами никто не будет вести бизнес. А уж про доверие не может идти и речи. Никто никому не доверяет. Каждый сам за себя.
Вот и я не мог просто выйти в Сеть, набрать номер и сказать – «Эй, Джонни, как дела? Это Маркус, не мог бы ты мне помочь…». Словно звонишь бывшему однокурснику или своему стоматологу.
А ещё их нужно заинтересовать. А что вызывает больший интерес, чем пачка банкнот в два моих роста?
Я предупредил Ли Во Джонга, что потребуются расходы. Не буду же я платить из своего кармана. Он заверил – деньги не проблема. Затем я потребовал связь, с условием отсутствия слежки и проверки контактов. Если уж Комитет взял меня в штат, то пусть не лезут со своими играми в «наблюдение и контроль», мои тайны должны были остаться моими. Если я пообещал вывести на Борроу значит, сделаю это, каким способом – моя забота. Конечно, они понимали, что я нужен им больше, чем они мне. Чего бы они добились, сдав меня властям? Удовлетворения от заслуженного наказания? Чепуха! Одна жизнь против гипотетических миллионов, если то, что мы ищем, применят на какой-либо планете! На это они пойти не могли. Не такие люди. С убеждениями…
Заключив с ними сделку, я видел свой шанс. Если всё выгорит, доживу до старости. Ну а если уж делать дело, то со всей ответственностью, таковы мои правила. В конце концов, моя задача – свести их с Борроу, как они его будут убеждать и уговаривать их проблема. Таков был уговор.
Нам повезло. Нужный человек был жив и не потерялся в суматохе войны. Всё ещё был при деле. Мы встретились и договорились. Передали аванс. Оставалось ждать.
– Чем он мог помочь?
– Он занимался контрабандой – грузы, люди, информация, всё что угодно. В его распоряжении был небольшой личный флот, несколько быстроходных и малозаметных кораблей с проверенными и преданными людьми. До войны его бизнес процветал, вы не представляете, сколько всего незаконного и нелегального перевозилось такими, как он. Назовите откуда, что и куда, заплатите деньги и получите всё в лучшем виде. Никаких вопросов и сомнений. Я нередко прибегал к его услугам. Проверенная временем теневая транспортная компания, с хорошими рекомендациями.
– Он мог попасть на Эссен?
– Хитрый чёрт мог в тихую посадить одну из своих посудин у президентского дворца на Земле… Мог, поверьте. Но в этот раз всё осложняла война и место назначения. Эссен находится далеко. О том, что творится в этой колонии, известно только со слов пленных, попавших в руки Метрополии, да немногих здравомыслящих в руководстве колоний, севших за стол переговоров. Слухи, бредни и байки. Но общую картину знали все. Ставлю свою жизнь против ржавого гвоздя, наведаться в гости к Рангози мало кто хотел.
Уж про его тайную полицию и её методы, в то время мы уже слышали. Поэтому и мой человек, не собирался приземляться посреди их столицы и выйдя из корабля, интересоваться, где можно найти Александра Борроу, у меня мол к нему дело.
– Тогда за что же он взял деньги?
– Он взял аванс. Для начала за информацию. Ему нужно было время всё обдумать и найти лазейку. А даже на это нужны средства. Главный вопрос – где сейчас Борроу. Покидает ли он Эссен? Если – да. То, как часто, куда и с какой целью он летает? Искать его на родной планете и встречаться с ним, было бы чистым самоубийством. Риск слишком велик. Он общественный деятель, член партийного руководства, круглые сутки на виду, наверняка с охраной. И дома и вне его под постоянным наблюдением. Если честно, я плохо представлял какие есть варианты передать ему сообщение от нас. Кто-то должен был сделать это лично. Устно. И получить ответ, боясь быть тут же арестованным и переданным в лапы их полиции. Я бы первым делом выяснил, где он бывает и чем занимается. Для этого лучше всего подходят взятки. Нашёл бы нужных людей и подкупил бы их. Но деньги хорошо стимулируют мозговую деятельность, поэтому мы и заплатили моему знакомому. Теперь это его проблемы.
Я доверял его деловым качествам. Он попытается сделать всё возможное. Если нет, откажется от договора и честно вернёт непотраченные деньги. В этом я был уверен.
Мы условились, что как только он соберёт информацию и разработает план, способный привести нас к цели, мы получим его подробности и передадим причитающуюся ему сумму. Оставалось только ждать.
– Звучит так, будто Вы искренне решили помогать властям.
– А какой у меня был выбор? Сбежать?
– Ну да, не думали об этом?
– Я всегда чётко знаю чего хочу. И не меняю своих решений. Условия договора меня устраивали. Как и моя роль в этом деле. Если метаться, сомневаться или действовать наудачу, велик риск остаться ни с чем, а в этой игре на кону стояла моя жизнь. Так что я не собирался отступать и тем более искать пути побега. Куда бы я отправился, по-вашему? Кругом шла война. Спокойного места не найти. В Метрополии я преступник, а в колониях чужак, не заслуживающий доверия. Когда меня раскрыли, по большому счёту выбора у меня не оставалось. Этот вариант был самым лучшим. И в моих намерениях было довести дело до конца. Желательно с положительным результатом.
К тому же дальнейшие события сделали из меня должника, а я не люблю быть должным. Маркус Альери не из тех, кто не платит по счетам.
– Что вы имеете в виду?
– Мы возвращались на Третью Республику. Джонг доложил руководству о результатах нашей встречи. Я не слышал его разговора боссом, только заметил, как он поменялся в лице, после этого. Выйдя из кабины пилотов, он плюхнулся в кресло напротив меня и по обыкновению принялся тереть глаза. Я уже знал, что в такие моменты он размышляет и думает о чём-то серьёзном. В этот раз Джонг был необычайно хмур и, казалось, взволнован.
Я не стал ни о чём спрашивать. Мало ли какие проблемы у дипломатов. Может, их очередной проект по примирению сторон рухнул, по причине отсутствия мозгов у переговорщиков. Некоторое время он молчал, расхаживал по салону, иногда снова садился в кресло и тут же вставал, посматривал на меня или беззвучно шевелил губами. В общем, раздумывал. Признаться, меня это забавляло. Никогда не понимал людей, готовых тратить свои нервные клетки и время, а иногда и рисковать, возможно, даже жизнью, ради высоких идеалов и всеобщего счастья. Одно дело, если за это платят, причём не мало, а другое трудиться за «спасибо» или за эфемерное понятие «долг». Глупости…
Поэтому я не сильно удивился, узнав, что по пути в штаб-квартиру Комитета мы заглянем на Глизе, по несомненно, важному делу. Крюк был небольшой, мы изменили курс и двинули туда. Джонг объяснил, что там он хочет встретиться с агентом Комитета, работавшего ранее на Новом Пекине и переговорить с ним. Глизе, так Глизе. Мне было всё равно. «Я человек подневольный, куда Вы туда и я» – сказал я. Он лишь промолчал. И оставался хмурым и неразговорчивым до конца полёта.
Через три дня мы сидели в уличном кафе. На переполненной людьми улице, во втором по величине городе планеты Кардин. Я никогда там не бывал. Хотя и город и планета не сильно отличались от остальных внутренних миров Метрополии. Чистота, благосостояние, размеренность и лёгкий налёт скуки. Ещё недавно мы наблюдали паническое бегство не многих уцелевших после вторжения колоний, обитателей Флопеи, а теперь я лицезрел их соотечественников, спокойно болтающих и попивающих кофе, на залитой ярким солнцем, утопающей в зелени, улице, посреди мирного, живущего другими треыогами города. Беды одних, совершенно не изменили традиционный уклад других. Впрочем, как и всегда. Я с улыбкой представил как эта толпа, окружающая меня и беззаботно расхаживающая по улицам и площадям, разбегается во все стороны с дикими криками и вытаращенными глазами, появись в их небе штурмовики Колоний, сбрасывающие бомбы на их головы и дома. Вот было бы зрелище…А пока я наслаждался чистым воздухом и прохладой, особенно долгожданной, после перелётов. Терпеть не люблю замкнутые пространства кораблей и спёртый воздух в их салонах и помещениях. Я с удовольствием жевал превосходный стейк и запивал его местным напитком, на основе какого-то злака. Крепким и обжигающим. И не сильно прислушивался к разговору Джонга и его коллеги, он представился как Николай, а фамилию я и не пытался запомнить. Они обсуждали свои дипломатические делишки, связанные с Новым Пекином. Я так понял, Николай работал с их политическим руководством, на первых этапах войны, а теперь приехал домой, повидать семью. Тогда я и услышал, что Метрополия высадила войска на Пекин, буквально несколько дней назад. Переговоры не увенчались успехом. Комитет проиграл эту схватку. В дело вступили пушки. Меня это мало заботило, а вот Джонга очень интересовал Новый Пекин, он буквально заставлял своего собеседника вспоминать все подробности, фамилии, места и события, свидетелем которых был Николай до отъезда с колонии… Позже я узнал причину этого любопытства… А пока мне всё нравилось. Еда, выпивка, отдых.
Я как раз управился со своим стейком, как в нескольких десятках метров от нас, дальше по улице, раздались крики и шум визжащих покрышек автомобилей. Поверх голов, сидящих вокруг людей, я заметил несущийся в нашу сторону маленький фургон. Ну, знаете из тех, в которых обычно перевозят замороженные продукты или полуфабрикаты, с холодильной установкой внутри. Он летел как сумасшедший, вилял, сбивал людей, таранил препятствия, будто водитель уснул за рулём или считал, что такой стиль вождения подходит ему как нельзя лучше. Послышался и звук сирен патрульных машин. Полиция гналась за фургоном, лавируя среди беспорядка, оставленного их преследуемым. Раздались выстрелы. Толпа в кафе и на тротуарах рядом со мной испустила дружный не то рёв, не то крик и ринулась врассыпную, не разбирая дороги, сшибая и опрокидывая столы. Люди падали. Давили друг друга, толкались и буквально лезли по головам, лишь бы очутиться подальше от проезжей части и тротуара. Фургон в это время качнулся из стороны в сторону, накренился и врезался в угол здания метрах в пятнадцати от нас. Всё это заняло считаные секунды. Его появление, паника и звонкий удар металла и пластика о кирпичную стену.
Я, Николай и Джонг вскочили со своих мест, но не побежали. Сохранили хладнокровие и не поддались панике. Мы увидели, как задняя дверь фургона открылась и оттуда выскочило несколько вооружённых людей. Они принялись палить в полицейских. Тут уже мы, не сговариваясь, пригнувшись, поспешили к стоящему рядом автомобилю и все втроём спрятались за ним. В такой ситуации лучше уйти с линии огня, спрятаться, а не нестись с криками по открытому пространству, в надежде на спасение. Найти временное убежище и оценить обстановку, а потом уже действовать. Выглянув из-за машины, я увидел, как некоторые паникёры попадали под пули, намереваясь будто бессмертные, проскользнуть прямо между стрелявшими. Одна женщина, видимо, обезумев от страха побежала к дверям магазина, рядом с которым остановился фургон, при этом она чуть не свалила одного из этих людей. Наткнулась на него, что-то выкрикнула и упала. Пуля полицейского, стрелявшего в того мужчину, попала ей в грудь.
Численный перевес был на стороне блюстителей закона. Это хорошо понимали и убегающие от них. Как-то разом они выдали дружный залп и побежали в нашу сторону, стреляя на ходу. Причём не только в полицию. Во всех, кто попадался на глаза. Один из них поравнялся с нашим укрытием и хладнокровно застрелил скорчившегося за цветочной клумбой официанта кафе. Повернул голову и увидел нас. За доли секунды пока он поворачивал ствол винтовки в нашу сторону, Николай, бывший к нападавшему дальше меня и Джонга, с невообразимой скоростью успел кинуться к нему и принять на себя короткую очередь, предназначавшуюся нам. Его тело ещё не успело потерять равновесие, как он был мёртв. Тут же меткая пуля пробила голову стрелявшего в нас мужчины, не дав ему шанса закончить начатое. Николай упал на меня и тут же прогремел взрыв. Фургон был напичкан взрывчаткой. Кто-то привёл её в действие.
Оглушённый, я попытался подняться, и мой взгляд упал на лежавшего рядом стрелка, на отвороте его куртки был прицеплен маленький знак с изображением орла – символа «Сопротивления». (пауза)
– Позже я узнал, что у Николая осталась жена и двое детей.
Зак Черезку
– Меня хотели отправить в тыл, на лечение, но я отказался. Готовилось что-то крупное и я горел желанием принять в этом участие. Синяки и ушибы сошли быстро, чертовски болело колено, отбитое при том допросе, но боль только распыляла во мне жажду мести. Хотелось найти тех сволочей и поменяться с ними местами. Вот была бы потеха. Я бы показал им, что не только они поднаторели в искусстве близкого общения с пленными… Руки, конечно, доставляли самое большое неудобство, болели долго. Но нажимать на спусковой крючок я мог, а большего и не требовалось. Полковой врач только махнул рукой на мой отказ от эвакуации в тыловой госпиталь и раздражённо бросил «лишь бы ты не был обузой». Ему было всё равно. А я хотел действовать.
Наш полк больше не распылял силы, гоняясь за маленькими отрядами неприятеля. Такая тактика себя не оправдала. В этой игре мы постоянно оказывались на шаг позади. Плясали под чужую дудку. По их правилам. Хорошо, что командование не топталось на месте. Реагировало на обстановку. Если Сопротивление и его мобильные отряды пользуются поддержкой коренного населения, устраивают свои базы в их деревнях или снабжают оружием, значит, пришла пора избавиться от этих местных. Выжечь их дома и тайные убежища. Лишить Сопротивление возможности опираться на них. Полностью зачистить территорию. Планомерно и тщательно. Всё тот же принцип – если вы не с нами, значит вы враги.
– А те, кто просто прятался от войны? Встречали таких?
– Да, были и такие. Не скажу, как было в других местах. Знаю только то, чему был сам свидетелем. Им не повезло больше остальных. Переждать – не лучший выбор. Думаете Метрополия – зло? Куда там!
Вот вам пример… Наверное, в том месте раньше добывали мрамор или что-то подобное. Я не специалист по камням. Но там был большой карьер, в предгорье, старый и заброшенный. Несколько зданий, ангары для техники и оборудования. Рядом озеро, возможно образовавшееся после ухода людей, на месте извлечённой породы. Линия электропередач, позже выяснилось, что действующая. В общем, находка для лагеря или постоянной базы.
Мы двигались на север, судя по картам, в этом районе было полно таких брошенных разработок. Между ними даже сохранилась старая железная дорога, пришедшая в негодность, поросшая кустарником и травой. Мы должны были прочесать окрестности, в поисках убежищ повстанцев. Найти их норы или маршруты передвижения. Зачистить этот сектор.
Колонна нашей техники вышла к тому карьеру не задолго до темноты. Первое, что я увидел – тела. Много тел. Мёртвые лежали у дороги, вдоль проволочного забора вокруг административного здания, двухэтажного, с плоской крышей, на которой я заметил импровизированный наблюдательный пункт. Раздвижные ворота ограды покорёжены. Большой грузовик, со сгоревшими покрышками и пятнами копоти, уткнулся в стену бетонной будки, находящейся за ними. Возле него два обгоревших тела. Видимо, водитель и тот, кто сидел рядом. Они протаранили ворота, прежде чем их подожгли. На площадке перед зданием стояло десяток машин, и легковые и внедорожники, даже дом на колёсах, подобный я видел в детстве, в нём жила семья моего товарища, мы вместе ходили в школу. Машины изрешечены пулями, местами повреждены огнём. Среди них также тела – все в гражданском. Не военные.
В самом здании на первом этаже, мы нашли ещё больше погибших. Я видел детей и женщин. Многие находились в почерневшей от огня комнате, среди самодельных кроватей, столов и спальников, расстеленных на полу. Тут же были их вещи и одежда. Они задохнулись от дыма. Сложно понять кто, нападавшие или защищающиеся, а может, те и другие использовали самодельные зажигательные гранаты, что-то наподобие ёмкости с горючим и фитилём, поджигаемым перед броском, одна из таких штук угодила в окно и подожгла находящиеся в комнате тряпьё, от него вспыхнуло всё остальное… Наверное, так и было. Или почти так.
Мы обошли все строения и округу. Насчитали тридцать восемь тел.
– Кто это сделал и почему?
– Откуда мне знать?! Мне уже осточертела эта планета и эта операция. Надоело… Может, это сделали повстанцы, может одна группа гражданских, укрывшихся здесь, не впустила, послала к чёрту или отказалась делиться припасами с другой группой, таких же как они… Не знаю. Мало ли кто. Война шла уже давно, и в этом безумном котле всё перемешалось. Правительственные войска, союзные колонии, сопротивление, гражданские, поддерживающие нас, гражданские поддерживающие восстание… гражданские никого не поддерживающие… мародёры и беглецы… Там всех хватало. Это вам не грёбаная шахматная партия, где есть белые и чёрные, не конфликты прошлого, где исполненные гордости и чести, посвятившие всю свою жизнь войне рыцари, в честной схватке решали кто достоин победы, а мирное население с равнодушием наблюдало со стороны исход боя, понимая, что их жизнь останется прежней, кто бы не взял верх… Новый Пекин – это не две стороны и не благородство и не честь.
Много людей не пожелало ни остаться лояльными Метрополии, ни кинуться в объятия союзных колоний. Они спасали себя… и свои семьи. Возможно, на их месте я поступил бы так же. Их бросили. И они никому не доверяли. Ни нам ни Сопротивлению. Решив уйти подальше от заварушки, они надеялись остаться в стороне, но там где нет сторон – нет и законов, а беззаконие порождает произвол, за которым следует жестокость и стремление к выживанию, даже за счёт других.
В послевоенных докладах вы найдёте примеры так называемых военных преступлений, совершённых обеими сторонами. Но как классифицировать убийства одних гражданских другими гражданскими? Об этом вы думали?
– Мы никогда не узнаем…
– Мы никогда не узнаем, сколько деревень и городов вычистило Сопротивление. Сколько одурманенных подростков сдало своих же родителей этим фанатикам. Скольких они обвинили, приговорили и казнили за лояльность Метрополии. Вот это мы не узнаем. Как и в скольких местах население искало пристанище и безопасность, как они выживали и чем кончили. Уверен им было бы что рассказать о человеческой сущности. Те, найденные нами тридцать восемь человек, поведали, если бы могли о милосердии и правде.
– Вы считаете, что правда была на вашей стороне?
– Я лишь выполнял приказы.
– Другие скажут то же самое – «выполнял приказ».
– И будут правы. И я их пойму. Лишь бы молчала собственная совесть. Если она есть.
Я сверяюсь с заметками в своём блокноте.
– Тот человек – Джейк, спасший вас. Он ещё одна сторона?
– Ааа… Это… Можно сказать и так. Я называл их «слепцы». Они иногда попадались среди фанатиков Сопротивления. Некоторые считали их трусами и дезертирами, спасающими свою шкуру, но я видел в них другое – разочарование. Нет, не войной и смертью, не ужасами конфликта. Нет. Такие, как он прозрели, увидели, куда их завела слепая вера в бредовую идею о равенстве и братстве. Они не испугались и не открестились от восстания. Они вдруг поняли, что воюют и ненавидят людей ничуть не лучше и не хуже их самих. И разум подсказал им простой вопрос… «Почему»? Тот, кто не нашёл ответа, стал «слепцом». Я видел, как это происходит.