Дмитрий Goblin Пучков
«Рим». Мир сериала
Вопрос по поводу жены центуриона: могла ли женщина, получившая похоронку, продолжать самостоятельно вести хозяйство? Насколько вообще женщины были юридически самостоятельны?
К. Жуков: Самостоятельность женщины была юридически ограничена, но за тетенькой всегда стояла ее семья – семья папы, и если вдруг такая хреновая ситуация случалась, то тетенька вполне могла, как показано в фильме, вести какое-то хозяйство от лица своей семьи или от лица мужа сестры.
Д. Пучков: То есть внутри рода о ней заботились, ее никто не бросил бы подыхать вместе с детьми.
К. Жуков: Естественно. Ну, единственное, могло получиться так, что она оказалась бы последняя в роду, но в кино у жены центуриона были сестра, муж сестры, какая-то толпа родни…
Почему при одинаковых орудиях труда Рим мог собрать гораздо большее войско, чем кельты, – производительность труда ведь одинаковая?
К. Жуков: Какие кельты? Если их всех вместе взять, так они, может, и смогли бы собрать больше, чем римляне, но кельты так глобально никогда не объединялись. Вот Верцингеториксу с большим трудом удалось несколько племен на время объединить, и то, судя по всему, их было сложно координировать. Весь ништяк римской военной машины заключается в том, что она была небольшая и при этом хорошо управляемая, дисциплинированная, мобильная, единообразная, с чем-то наподобие современного воинского устава. Возможно, поэтому, когда офицер поступал командовать в одиннадцатый легион, а потом его перебрасывали в тринадцатый, солдаты его понимали абсолютно точно, и он знал, что, если прикажет «нале-во!», все повернут налево. Он точно знал, что жалованье у него будет такое, у солдат – такое, а у квестора – такое. И приходить оно будет, скажем, 7-го и 22-го числа, то есть вовремя. Он мог проверить боеготовность своего бойца, просто на него посмотрев внимательно и поняв, что норма положенности у него не выполнена и эта «тумбочка» в увольнение сегодня не пойдет. Это называется дисциплина и субординация. У римлян она была, а у кельтов нет – там каждый был джигит.
Д. Пучков: Возвращаясь к ликтору и связанным розгам, означавшим единство. Когда все объединены общим командованием в единую, так сказать, общность, то способны на подвиги. Только объединение ведет к возрастанию мощи, а вот разбивание на куски: отсоединить от России Украину, суверенитеты и прочее, и прочее…
К. Жуков: «Хватит кормить Кавказ».
Д. Пучков: …особенно в сегодняшних рамках это добром не закончится. Поделиться на племена и заняться междоусобицами – значит себя ослабить.
К. Жуков: Это мечта соседей!
Д. Пучков: Мечта всех соседей, да.
К. Жуков: Римские военные силы были весьма небольшие для такой гигантской страны, но их громадный плюс – в дисциплине, в регулярных маршевых тренировках и в дорогах, то есть легион мог быть переброшен из Иллирии в Англию и обратно. Легион один, но он там повоевал, тут повоевал и вернулся в пункт постоянной дислокации.
Д. Пучков: Я не смогу процитировать Цезаря, но в «Галльской войне» есть отличный пассаж о том, кто населяет территорию древней Германии и насколько германцы хороши – они все здоровые, как кони, ходят голыми…
К. Жуков: «А это член германца…»
Д. Пучков: …чтобы крепость духа не терять, купаются в Рейне зимой, бегают за лошадьми, схватившись за гриву для скорейшего передвижения, и вообще они натурально монстры. А мы, итальянцы, маленькие, черненькие, кучерявенькие, но у нас дисциплина, и поэтому вертели мы всех этих германцев на другом приспособлении. Это важно.
Почему феодальное устройство превзошло античное, если орудия труда почти не развивались? Рабу же не надо много учиться, чтобы пахать плугом.
К. Жуков: Феодальное устройство превзошло античное приблизительно к XV веку, то есть через тысячу лет после того, как Античность закончилась. И опять же, какое античное – римское? Тут ведь вопрос в чем – производительность труда свободного крестьянина в Риме была выше, чем раба, не говоря уж о более позднем времени, когда она совершенно точно была выше, чем у раба, потому что для себя работали. Для себя работать ты заинтересован, а когда работаешь за еду, причем не факт, что хорошую, то заинтересованности категорически нет – от тебя не то что результат труда отчужден, как теперь при капитализме, – от тебя твоя жизнь полностью отчуждена, от начала до конца, поэтому работник ты будешь никакой, работать будешь только за страх.
Д. Пучков: Ну, есть известная присказка: работают, как пленные.
К. Жуков: Вот-вот. Было хорошо только потому, что гигантское количество ресурсов концентрировалось в одном месте. Централизованное Римское государство всех рабовладельцев заставляло работать примерно в одном направлении, позволяло накапливать чудовищные средства в одном месте, а потом централизованно запускать их куда нужно. А феодализм возник, потому что Римская империя в V веке н. э. развалилась на куски из-за проблем в экономике. Феодализм родился на ее обломках. Момент был такой, что утрата общего экономического рынка потребовала разделения на более маленькие хозяйства, эти хозяйства не были кровно заинтересованы друг в друге, поэтому они развалились на кучу небольших стран. Потом эти страны развалились еще на более мелкие. Помнишь, как Ельцин говорил, когда у нас были большие проблемы в 90-е годы: «Берите на местах столько суверенитета, сколько сможете унести».
Д. Пучков: Проглотить.
К. Жуков: А тогда никто об этом не орал, просто забрали явочным порядком. И поэтому крестьяне, будучи каждый сам по себе более эффективен, чем любой раб, стали работать не в одно место, а в миллион разных маленьких мест, кормя своих защитников. Эту разруху пришлось преодолевать тысячу лет. Вот так.
Как публиковались официальные законодательные акты в Риме – ораторами или слухами, как в деревне?
К. Жуков: Нет, их писали на специальных свитках и клали в специальный государственный архив. Глашатаи оглашали их на форуме и везде, где только можно было. Важные законы, которые всех касались, переписывали от руки и вывешивали на улицах, чтобы любой мог прочитать.
Периодически показывают одного оратора/глашатая, который ловко помогает себе жестикуляцией рук…
К. Жуков: Жестикуляция – это одна из важнейших составляющих школы римской риторики, которую римляне у греков подрезали. Позаимствовали, надо сказать, почти все, в частности юмор, потому что египтяне, например, анекдотов вообще не знали, а греки очень даже любили рассказать какой-нибудь…
Д. Пучков: Пошутить!
К. Жуков: Поэтому школа жестикуляции была развита на высочайшем уровне. Все было связано с тем, что не было микрофона, интернета и телевизора, так что посмотреть выступление еще раз было невозможно. Оратору нужно было донести до слушателей все, что он хотел, за один раз. А раз нет микрофона и киловаттных колонок, приходилось пользоваться всеми доступными средствами, в частности жестикуляцией. Были приняты вполне определенные жесты, которые должны были подчеркивать то или иное слово, выражение, настроение, кульминационные моменты или, наоборот, моменты менее насыщенные. Взмахнул вот этак рукой – тебя увидели, и все настороженно посмотрели: сейчас что-то важное сказанет, нужно внимательно слушать. Потом можно отдохнуть, пока оратор воду льет. Это все было непосредственно связано с речью. Мы сейчас даже примерно не умеем говорить так, как умели тогда специально обученные люди, потому что от их мастерства зависело вообще все: политическая карьера, деньги, жизнь. Ты за одно выступление должен был покорить буквально всю публику! Теперь, наверное, только очень хорошие театральные актеры так умеют.
Д. Пучков: А правду говорят, что Адольф Гитлер у них ума набирался?
К. Жуков: Набирался. К сожалению, у нас нет стопроцентного понимания, как произносили речи в Древнем Риме, но так как вся средневековая школа риторики Европы была основана на римской, о средневековой риторической жестикуляции мы некоторое представление имеем. Средневековые источники ссылаются, соответственно, на римлян. Просто до наших дней дошло не все.
Д. Пучков: А в фильме как это выглядит?
К. Жуков: Очень ловко все сделано! Опять же, мы не можем сказать точно, что было именно так. Но попытка реконструкции неплохая, на мой взгляд. И выглядит здорово.
Д. Пучков: По-моему, одна из лучших…
К. Жуков: Человек-газета прекрасен!
Д. Пучков: «Римский хлеб – для настоящих римских граждан».
К. Жуков: «Настоящий римский хлеб для настоящих римских граждан» – и пошел.
Вы сказали, что на подкуп Гая Клавдия Марцелла было потрачено 1,5 тысячи талантов. Талант – 24 кг, то есть 36 тонн серебра?
К. Жуков: Это не я сказал, а Плутарх. Не знаю, можно ли ему верить, – расписки не осталось. Может, он преувеличил, бог его знает.
Д. Пучков: Потому что это какие-то безумные деньги.
К. Жуков: Это во-первых, а во-вторых ему могли дать расписку, а не привезти 15 телег с баблом.
Д. Пучков: Кстати, вопрос: можно ли было столько золота увезти на телеге?
К. Жуков: Если прикинуть удельную плотность золота, каждый ящик должен был весить несколько тонн.
Д. Пучков: Я боюсь, их даже не погрузить было бы.
К. Жуков: Телега ушла бы в мостовую по ось.
Скажите пару слов о Помпее Великом.
Д. Пучков: О нем даже в трех не рассказать.
К. Жуков: Помпей Великий – он великий, поэтому про него так кратко не расскажешь. Но он был крут! Это уже три слова.
Как вы говорите, в источниках Атия описана как образец благопристойности. Может ли быть так, что это писалось, когда власть была у ее сына и писать нехорошее про его маму было опасно?
К. Жуков: Конечно, источники в данном случае полностью объективными считаться не могут, про Атию написано порядочно, и если бы она была такой дрянью, как показано в фильме, не может быть, чтобы ничего по шовчику не сквозануло. А про то, что она какая-то нехорошая, нигде ни слова не сказано.
Д. Пучков: Художественный прием.
Образ Атии – это образ Фульвии Бамбулы, жены Антония. Говорили, что Клеопатра должна быть благодарна Фульвии за то, что та воспитала такого подкаблучника, потому что эта тварь была, судя по всему, жуткая – вот как Атия.
Д. Пучков: Оклеветали, оговорили приличную женщину, подонки!
У Атии есть посуда, целый сервиз из стекла. Когда примерно начали делать стеклянные сосуды и делали ли вообще?
К. Жуков: Очень давно начали делать, точно сейчас не скажу, но уже в эпоху бронзы стекло знали.
Д. Пучков: Я замечу: это значит, посуду выдували. Значит, во-первых, должна быть печка, которая нагревается…
К. Жуков: Мегапечка!
Д. Пучков: …сколько там – 3000 градусов? Я уже не помню.
К. Жуков: Типа того.
Д. Пучков: Это раз, а два – должны быть трубы, которые губы и морду не обжигают, то есть труба должна быть длинная, откатанная, спаянная, склепанная. Если я правильно помню, не умели делать ровное стекло, пригодное для окон и зеркал, – не ахти получалось.
К. Жуков: Для зеркал делали, но они мутные были. Их умели делать более или менее пригодными. К XV веку в Европе изготавливали шикарные венецианские зеркала: стекло, под которое подкладывали серебряную амальгаму. Или золотую – оно тогда чуть-чуть желтеньким становилось. Лучи света отражались от амальгамы – и хозяин зеркала видел свое изображение. Стоили они как три чугунных моста, то есть зеркало было признаком баснословного богатства…
Д. Пучков: За гранью.
К. Жуков: Если в XV–XVI веках кому-нибудь дарили венецианское зеркало, то его абсолютно не в падлу было полностью отделать золотом, потому что золото стоило дешевле, чем само зеркало.
Д. Пучков: Круто! Стеклодувам запрещено было куда-либо выезжать, они все сидели как в плену. Если ты куда-то сбежишь – всю семью вырежут. Венецианцы за этим строго следили.
К. Жуков: Правда, в Германии уже к концу XV века сами научились зеркала изготавливать, там тоже ловкие парни были.
Д. Пучков: Ну, я замечу: в Венеции до сих пор на острове Мурано выдувают очень качественно и очень красиво!
Почему Катон всегда сидит в черной тоге? Так можно было?
К. Жуков: Как я уже говорил, это странно. В трауре он, что ли?
Д. Пучков: Ну, на зонах воры ходят в черном. Катон ведет воровскую жизнь.
Клим Александрович мельком упоминает офигительно сделанные медицинские инструменты, с помощью которых лечили Пулло, а на самом деле в Риме были возможны подобные операции?
Д. Пучков: Это про трепанацию, да?
К. Жуков: Не только были возможны, но и известны фактически: когда раскапывают могилы, иногда находят останки со следами таких трепанаций и серебряных заклепок, которые ставили, чтобы закрыть дырку в черепе.
Д. Пучков: Круто!
Вопрос про еду: в сериале плебеи постоянно едят кашу и хлеб с оливковым маслом. Было ли мясо дефицитным продуктом и что входило в рацион простых граждан Рима и легионеров?
К. Жуков: Да, плебеи постоянно ели кашу, хлеб, оливки, чеснок, лук. Мясо ели, прямо скажем, далеко не всегда и не все, потому что оно не считалось повседневной едой. Жрали кашу и хлеб в основном. И легионеры в том числе.
Д. Пучков: Замечу, что каша у них была из ячменя, то есть перловка. И ничего: полмира захватили на перловке-то. А наши стонут – невкусно им, видишь ли.
К. Жуков: Да, но они, правда, все оливками заедали размером с кулак.
Можно ли чуть подробнее осветить численный состав римской армии, населения римских городов в сравнении со средневековой Европой и Русью. Если я все правильно понял, в Риме людей было гораздо больше как в городах, так и в армиях. С чем это связано – климат, наличие жратвы, организация? Как обстояли дела с кровавым поносом и медициной?
К. Жуков: С кровавым поносом отлично обстояли дела. В самом Риме народу было очень много, мы не можем сейчас сказать сколько точно, но говорят, что уже в момент расцвета империи, к концу I века н. э., там проживало до полумиллиона человек, что даже по современным меркам немало.
Д. Пучков: Отдельные специалисты говорят, что если сравнивать, сколько где в древности народу жило относительно того времени и современности, то сейчас Рим был бы городом с населением примерно в 100 миллионов человек.
К. Жуков: Типа того.
Д. Пучков: Сто миллионов – это цифра!
К. Жуков: Местные жители, как правило, называли Рим просто «город», и всем было понятно, о чем речь. Чего лишние буквы тратить? Рим был не только важным центром, большим городом, как для нас Москва, а для американцев Вашингтон. Он нес несопоставимо большую смысловую нагрузку, потому что тогда на половине Евразии ничего похожего не существовало. Это было чудо света, куда приезжали люди, которые всю жизнь прожили в каких-то землянках.
Д. Пучков: Как в художественном фильме «Гладиатор», где они Колизей увидели: а-а-а…
К. Жуков: И вдруг четырехэтажные дома высотой чуть ниже наших хрущевок! Если человек ничего, кроме землянки, не видел – впечатление небывалое. Орды людей – за полчаса ты увидишь больше людей, которые туда-сюда по улицам ходят, чем за всю предыдущую жизнь. Какие-то немыслимые общественные сооружения вроде того же самого Колизея. Конечно, при Цезаре его еще не было…
Д. Пучков: Зато был цирк.
К. Жуков: Был… Он, правда, был меньше.
Д. Пучков: Для скачек.
К. Жуков: Адрианов цирк ты имеешь в виду? Нет, Адрианов цирк – это позже гораздо. При Цезаре цирк был меньше, но все равно для своего времени это было настолько грандиозно, что, оказавшись в Риме, люди понимали, что он владеет всем миром.
Д. Пучков: Говорят, что в цирке, где скачки проводились, помещалось 250 тысяч человек.
К. Жуков: Это про Адрианов цирк, более позднее сооружение, к сериалам отношения не имеющее.
Д. Пучков: Все равно много. А в Колизей влезало…
К. Жуков: 50–60 тысяч человек – это больше, чем у нас стадион «Петровский». Адрианов цирк для скачек – это же огромное сооружение. Можно представить, когда какие-нибудь вандалы, которые якобы все сожгли и у которых в орде было тысяч тридцать военных, приехали, сели в этот цирк…
Д. Пучков: В уголку.
К. Жуков: И поняли, что они даже одного фанатского сектора заполнить не могут, а если местные жители захотят, то варвары эти просто из города не уйдут, потому что каждый римлянин кинет в них по табуретке, и всем им придет кирдык. Но местным жителям было все по фигу.
Д. Пучков: Видимо, не без оснований.
К. Жуков: Да. А вообще в других городах жило немного народу. Рим как нечто безумно богатое и упорядоченное в своем регионе все стягивал внутрь себя, поэтому чем ближе к Риму, тем было многолюднее и лучше. На периферии было уже по-всякому, а ближе к лимесу, то есть к границе, была полная жопа. Например, известного авторитета и порнографа Публия Овидия Назона сослали в Молдавию, чтобы он там страдал, потому что после Рима остаться навсегда в Молдавии было очень серьезным наказанием.
Д. Пучков: Фактически в тундру.
К. Жуков: Да.
III
Сова в терновнике
К. Жуков: Я с большим интересом пересмотрел третью серию первого сезона. Начинается она, я бы сказал, с душераздирающей сцены: Атия порет раба в домашнем храме предков, и лики предков, маски, взирают на происходящее из стенных ниш. Порет она его просто потому, что у нее плохое настроение и нужно как-то справиться со стрессом.
Д. Пучков: Не в духе.
К. Жуков: А что может быть лучше, чем как следует выпороть раба? Раб при этом терпит и, когда все заканчивается, спрашивает: «Вы закончили, госпожа, я могу идти?» Она: «Да-да, иди».
Д. Пучков: «Ступай».
К. Жуков: Причина ее плохого настроения понятна: Гай Юлий Цезарь перешел Рубикон с единственным легионом, что наверняка для него и его сторонников ничем хорошим не закончится, а так как Атия из их числа, то и она может пострадать. Поэтому она, конечно, переживает. Тут же по дому прогуливается Брут, он в недоумении. «Интересно, зачем Цезарь так поступил?» – думает Брут и произносит эту мысль вслух. А в это время у себя дома недоумевает Помпей со всеми своими сторонниками: что это Цезарь такое отчебучил?
Тут нужно заметить, что мы говорим «помпеянцы» и «цезарьянцы», а в историографии для их обозначения приняты красивые термины: популяры – это сторонники Цезаря и сам Цезарь, и оптиматы – сторонники Помпея и, соответственно, сам Помпей. Оптиматы – «лучшие», «сторонники лучших», а популяры – «сторонники популюса – народа», то есть кого попало, всякого быдла. Термины сугубо историографические, потому что разница между оптиматами и популярами была зыбкая: оптимат мог перебежать к популярам, популяр – к оптиматам, а кто-то мог занять промежуточную позицию.
Д. Пучков: Как настоящий партиец, да?
К. Жуков: Да. Но для понимания процесса термины, которые ввел Теодор Моммзен, очень полезны. Первыми популярами были братья Гай и Тиберий Гракхи – знаменитые народные трибуны. А Помпей был видным оптиматом. Конфликт между Цезарем и Помпеем – это, говоря историографическим языком, конфликт популяров и оптиматов. Так вот, по поводу Помпея и его недоумения: недоумевал-то он совершенно правильно. Хороший монолог произносит! Ходит вокруг бассейна и рассуждает: что вообще творит Цезарь? Сейчас зима, воевать не положено – он же нарушает все обычаи.
Д. Пучков: Не сезон.
К. Жуков: А дело в том, что Цезарь зимовал в Цизальпинской Галлии. Действие, напомню, начинается 10 января 49 года до н. э., то есть в тот день, когда Гай Юлий пересек Рубикон. Цезарь находится в Цизальпинский Галлии, то есть перед Альпами, а верные ему войска – в Трансальпийской Галлии, то есть за Альпами, и зимой быстро переправиться они не смогут, даже если все бросят. Форсирование зимних перевалов – это неоправданные потери и очень медленный марш. И хотя Цезарь немедленно вызвал верные войска, нужно понимать, что до весны значительных подкреплений у него, скорее всего, не появится. А будет у него один XIII легион, где и состоят по фильму главные герои со стороны народа Луций Ворен и Тит Пулло. А с единственным легионом, пускай даже составленным из опытных и обстрелянных ветеранов, идти на Рим было безумием, просто самоубийством, о чем Помпей и говорит.
Тут надо по поводу XIII легиона пару слов сказать. Теодор Моммзен, например, доказывал, что XIII парный легион не ходил никуда с Цезарем и что вообще его создал только Октавиан Август, потому что, по мнению Моммзена, легион был создан в 6 году до н. э., а мы говорим сейчас о 49-м. Но в 109-й книге Тита Ливия из «Истории от основания Города» и в «Записках о гражданской войне» самого Цезаря однозначно сказано, что XIII легион был. И мне кажется, что доверять Цезарю можно несколько больше, чем Моммзену. Уж, наверное, Цезарь помнил номера своих легионов, а каких-то особых резонов врать по этому поводу у него вроде и не было.
Д. Пучков: А Моммзен чем при этом мог руководствоваться? Это позднейшая вставка какая-то?
К. Жуков: Это из критики источников исходит. Но вернемся к Помпею. С точки зрения арифметики, простой логики и римского закона Помпей абсолютно прав, потому что у Цезаря было около пяти тысяч солдат, а может, и меньше, ведь легион номер XIII только что вернулся с Галльской войны, конечно понеся потери. А новобранцы наверняка еще не все были в строю – короче говоря, около пяти тысяч человек и какое-то количество конницы. Помпей теоретически располагал вдвое большим количеством солдат: он два легиона забрал у Цезаря по окончании Галльской войны под предлогом борьбы с парфянами. Кроме того, только из Рима и его окрестностей можно было набрать очень серьезное войско. Да еще сам город – это мощнейшая крепость. И пятью тысячами его штурмовать? Абсолютно невозможно. В свое время на пике славы Ганнибал не осмелился этого сделать. После всех своих побед при Тразименском озере, при Каннах, когда ему была открыта дорога на Рим, он понял, что штурмовать его не сможет.
Д. Пучков: То есть не потому, что Ганнибал был лох и не догадался взять Рим приступом. Это было непросто, да?
К. Жуков: Да. А далее логика римского закона: кто такой Юлий Цезарь? Проконсул, причем, по мнению сената, со спорными полномочиями. Как только проконсул пересекает Рубикон с войском, он автоматически становится Hostis Publicae, то есть врагом общества, врагом народа. И это было бы для него исключительно опасно. Один его легион, даже составленный из ниндзя и терминаторов, просто растворился бы среди всех этих бесчисленных городов-крепостей, расположенных вокруг Рима. Они перестали бы его пускать, закрывали бы двери перед ним, и ему каждый город пришлось бы штурмовать – на это никаких сил не хватит. Общество должно было буквально всколыхнуться, тем более что все прекрасно помнили Луция Корнелия Суллу, который совсем недавно проводил аналогичные мероприятия, и все знали, чем это закончилось.
Д. Пучков: Как скажут в следующей серии, «когда в город заходил Сулла, дома можно было красить кровью».
К. Жуков: Помпей рассчитывал, что он автоматически будет считаться защитником отечества, потому что находится в Риме, его поддерживает сенат и не он, в конце концов, куда-то вторгся, – у него вообще тут легионов нету, по крайней мере прямо сейчас. У Помпея все в рамках закона, а у Цезаря с точки зрения закона позиция слабая, и народ должен был от него отвернуться. Но это только в теории, потому что Цезарь, как выяснилось, понимал ситуацию несколько глубже. Он очень хитрый был.
Но вернемся к фильму: Цезарь двигается по солнечной зимней Италии – аж завидно, черт возьми: у нас май хуже, чем у них январь. Идет на Рим. Он отправляет Луция Ворена и Тита Пулло с конницей на разведку, напутствовав: «Никаких грабежей и поджогов!» Попутно им выдают в тубусе воззвание, которое нужно зачитывать гражданам. И, по словам Марка Антония, который там неподалеку на лошадке катается, «если не будет сопротивления, езжайте прямо в Рим и приколотите к воротам сената».
Это все странно с точки зрения истории: во-первых, непонятно, к каким воротам сената нужно было это воззвание приколотить, потому что у сената не было постоянного здания. Ну ладно – куда-нибудь да приколотили бы. Нужно было сказать что-то вроде: на форуме приколотите – там люди бывают. Во-вторых, несмотря на всю свою лихость, Цезарь не был идиотом, военную топографию он знал на пять с плюсом, а переть от Рубикона сразу на Рим было бы в самом деле самоубийством. Цезарь бы на такое, конечно, не пошел. Ему нужно было занимать сначала ключевые города в собственном тылу, которые обеспечивали бы дорогу на Рим, подвоз продовольствия, поступление подкреплений и в случае чего – отступление. Если бы он этого не сделал и пошел сразу на Рим, это был бы конец. Помпею не понадобились бы даже какие-то большие силы, нужно было всего лишь послать в тыл Цезарю пару когорт верных солдат, которые гарантированно закрыли бы два каких-нибудь ключевых города. Когорта маленькая, дойдет быстрее, чем большое войско. И все, Цезарь попадет в крайне непростое положение. Поэтому Цезарь не пошел на Рим. Первым делом он пошел в Аримин, современный Римини, который находится на побережье Адриатического моря. Это Восточная Италия.
Д. Пучков: Я там был.
К. Жуков: А я нет.
Д. Пучков: Там хорошо. Там памятник Цезарю стоит.
К. Жуков: А Марк Антоний то ли одновременно, то ли чуть позже, но по крайней мере в очень сжатые сроки захватывает Ареццо (это античный Арецций, центр Тосканы, Флорентийская губерния). Таким образом берутся под контроль две точки, контролирующие дороги на Рим: приморская и центральная. И только взяв опорные пункты, Цезарь стал угрожать Риму, причем угрожать специфически: он сел в Аримине, расположил там временную штаб-квартиру и вступил в очередные переговоры с Помпеем (вообще весь свой поход, пока они с Помпеем еще непосредственно не схлестнулись на поле боя, Цезарь постоянно разговаривает с ним о мире). Что интересно, Помпей тоже соблюдает видимость приличий и присылает Цезарю некие извинения, мол, как так получается, я не понимаю, но получается вот так.
Ну и в-третьих, пехотный центурион Ворен, какой бы он ни был крутой, как обрыв, вряд ли получил бы под командование легионную конницу.
Д. Пучков: Потому что привык сражаться пешком?
К. Жуков: Конница – это вспомогательный контингент из союзников. Во времена Цезаря при легионе имелась одна алла, то есть 10–12 турм по 30–32 всадника. Каждой турмой командовал декурион, декурион примус, то есть первый декурион. У каждого подразделения был свой штатный кавалерийский командир, опытный, прошедший с этими парнями огонь, воду и медные трубы. Чтобы пехотинец вдруг оказался во главе конницы? Как?
Д. Пучков: На дорогом коне.
К. Жуков: Тем более что в маршевой колонне ему лошади по штату не полагалось, он пешком топал. А тут у него вдруг появилась кобыла, и он в пехотном доспехе оказался во главе всадников. Куда он дел свой щит? На кого-то повесил, что ли, или, может, в обоз сдал? Ну и уж точно совершенно там не могло быть простого легионера Пулло, потому что ему категорически никакой лошади не полагалось. По фильму он рядовой.
Д. Пучков: Им же Цезарь подарил дорогих коней в предыдущей серии.
К. Жуков: Да, но они в походной колонне-то на них идти не могут, они должны идти в маршевой колонне вместе со всеми, чтобы при необходимости быстро перестроиться в боевой порядок. У него судьба – фурка на плече, щит за спиной, шлем на груди и «пыль, пыль, пыль из-под шагающих калиг», если Редьярда Киплинга немного перефразировать. Это все немножко странно для понимающего человека. Как если бы в фильме, скажем, «Экипаж машины боевой» комиссар из полка пехоты выдернул бы четырех пехотинцев и сказал: вот вам Т-34, езжайте, воюйте. Ну какая разница, в конце концов, на танке или пешком…
Д. Пучков: Вы же солдаты!
К. Жуков: Давайте! Но при всей своей неоднозначности ход чисто драматургически оправдан, потому что персонажей второго плана множить нельзя, иначе народ запутается. Если сейчас вдруг появится какой-нибудь префект конницы или декурион примус какой-то турмы – это будет лишнее. Зачем? Уже три серии прошло, их никто не знает.
Д. Пучков: А потом пропадет навсегда.
К. Жуков: Потом он пропадет, или, наоборот, его придется вводить и нагружать чем-то еще – это неправильно. А персонажей первого плана нужно нагружать максимально, чтобы у них характер был наиболее яркий, рельефный. Поэтому два пехотинца оказались во главе кавалерийского подразделения, чего в реальности, скорее всего, быть не могло.
Ну и Ареций с Аримином не показали по тем же самым причинам: канал HBO работает на широкую аудиторию, в первую очередь на американскую. Что такое Рим, американская аудитория наверняка знает, а про Ареций и Аримин там никто не слышал. Пришлось бы объяснять абсолютно ненужные подробности, минуты две ушло бы. Поэтому сделали монтаж, и Цезарь сразу пошел на Рим, хотя расстояние до него километров 350–400.
Д. Пучков: Далеко, да.
К. Жуков: На электричке не вдруг доедешь. Но сделав скидку на жанр, нужно похвалить сценариста: да, нам не показали захвата подступов, не показали штаб-квартиру, откуда Цезарь вел переговоры, но намек на все эти важнейшие моменты в фильме есть, и психологическая составляющая в сценарии отражена. Видно, что сценаристы отрезали это не потому, что были не в курсе, как их коллеги, работавшие над дебильным фильмом «Викинг», которые, по-моему, вообще ничего не знают, а потому, что им нужно…
Д. Пучков: Ты смотрел добротный ролик BadComedian про «Викинг»?
К. Жуков: Да, конечно.
Д. Пучков: Он прекрасен!
К. Жуков: Так вот, коротким диалогом удалось справиться с очень сложной задачей, которая стоит перед драматургом, когда нужно большой объем событий впихнуть в маленький хронометраж и не потерять при этом исторической и драматургической правды.
Отправив двух своих подручных с разведкой, едут Марк Антоний и Цезарь и общаются. Цезарь спрашивает: «А чего твой Ворен такой мрачный?» – «А, так он стоик и республиканец, он убежден, что мы совершаем страшное преступление и святотатство и боги нас обязательно покарают». «Возможно, он прав» – говорит Цезарь. «Эй, преступлением наш поход будет, только если мы проиграем!» – отвечает Марк Антоний. И тут Цезарь считает нужным ему напомнить: «Ты не забывай, что я борюсь за свои законные права». Фраза крайне важная, потому что Цезарь всюду постулировал две вещи: он отстаивает собственный попранный дигнитас, то есть права, достоинство, честь – такое вот древнеримское совокупное понятие. Если бы какого-то говночиста обидели, то он имел право других говночистов, которые его обидели, побить, и если он справится, то по римским меркам он молодец. Но Цезарь – народный избранник, и ущерб его дигнитас – это ущерб Риму, и он не себя защищает, хотя и себя тоже, безусловно. Он защищает выбор римского народа.
Д. Пучков: Толково!
К. Жуков: Это первое. И второе: он сражается за благо республики, он защитник народных трибунов. Процитируем его седьмую главу из «Записок о гражданской войне». Как раз начинается все с похода XIII легиона к Рубикону. Узнав о притеснении трибунов, Цезарь произносит речь перед военной сходкой. В ней он упоминает о преследованиях, которым он всегда подвергался со стороны врагов; жалуется, что они соблазнили и сбили Помпея, внушив ему недоброжелательство и зависть к его славе, тогда как он сам всегда сочувствовал Помпею и помогал ему в достижении почестей и высокого положения. Он огорчен также небывалым нововведением в государственном строе – применением вооруженной силы для опорочения и даже совершенного устранения права трибунской интерцессии. Сулла, всячески ограничивший трибунскую власть, оставил, однако, право протеста неприкосновенным; Помпей, который с виду восстановил утраченные полномочия, отнял у трибунов даже то, что они имели раньше. Каждый раз, как сенат особым постановлением возлагал на магистратов заботу о том, чтобы государство не понесло какого-либо ущерба (а этой формулой и этим постановлением римский народ призывался к оружию), это делалось в случае внесения пагубных законопроектов, революционных попыток трибунов, восстания народа и захвата храмов и возвышенных мест; подобные деяния в прежние времена искуплены, например, гибелью Сатурнина (имеется в виду Луций Аппулей Сатурнин) и Гракхов. Но теперь ничего подобного не происходило, не было даже и в помышлении. В конце речи он убеждал, просил солдат защитить от врагов доброе имя и честь полководца, под предводительством которого они в течение девяти лет с величайшим успехом боролись за родину, выиграли очень много сражений и покорили всю Галлию.
