Дмитрий Goblin Пучков
«Рим». Мир сериала
IV
Кража у Сатурна
Д. Пучков: Итак, мы дошли до четвертой серии.
К. Жуков: В прошлый раз мы остановились на том, что Помпей слинял из Вечного города.
Д. Пучков: Это был тактический ход.
К. Жуков: Это был хитрый план Помпея – ХПП, за что Помпея все соратники немедленно прокляли, как положено настоящим либералам: какой такой ХПП? Биться насмерть! А Помпей сказал: «Вы насмерть биться будете? Нет? Тогда будет ХПП». И первые же кадры четвертой серии переносят нас к тактическим беглецам. Цицерон троллит Помпея за такой хитрый план. Помпей страшно обижается и говорит, что, пока они лясы точат, он ловко подпустил своего сына решить проблему украденных денег, которые, как мы помним, помпеянцы якобы попытались вывезти из казначейства.
Д. Пучков: Интересный момент: гигантские сундуки, в которых лежат вот такенные золотые слитки, кто поднимал? Там у них что, подъемный кран? Телега на деревянных колесах такой вес не выдержит.
К. Жуков: Категорически.
Д. Пучков: А даже если выдержит, то зароется в землю – и никакие буйволы ее не утащат.
К. Жуков: Потому что один ящик с золотом весит до хрена, а их там штук сорок.
Д. Пучков: Шестнадцать их было.
К. Жуков: Шестнадцать? Ну все равно это как танк.
Д. Пучков: Очень много, да.
К. Жуков: Поднять – не вопрос. Можно по одному брусочку спокойно перекидать. А вот как сын Помпея, несмотря на все его феерические дарования, смог бы один, ну, пускай с помощью своих подручных, эту фигню вытащить из города, в котором на каждом шагу сторонники Цезаря? Как, черт возьми?!
Д. Пучков: Многим интересно было, что во время госпереворота творится в казначействе. Нормальные люди подтянулись бы посмотреть, принять участие.
К. Жуков: Так они не «подтянулись бы», а подтянулись.
Д. Пучков: Мало ли делить начнут или вывозить, не дай бог. Можно же следом поехать, чтобы в лесу на опушке догнать.
К. Жуков: На самом деле так оно и получилось: первое, куда отправились местные грамотные парни, когда Помпей уже уехал, а Цезаря в городе еще не было, конечно же, в казначейство. Вдруг представится возможность немножко заработать «исключительно честным способом»! Там набралось такое количество желающих, что все друг на друга посмотрели и разошлись.
Д. Пучков: Но в фильме все равно выглядит отлично. Буйволы, повторюсь, меня просто поразили!
К. Жуков: Буйволы – настоящие монстры.
Д. Пучков: Телега отличная, сундуки, железом кованные, мужики… Ты, кстати, обратил внимание, что у них на ногах носки и сандалии?
К. Жуков: Правильно.
Д. Пучков: У нас же масса бешеных граждан кричит, что недопустимо носить носки… А тут оказывается, что уже в Древнем Риме…
К. Жуков: Они носили и портянки, но носки хорошо известны, их вязали при помощи одной спицы. У нас девчонки, которые реконструкцией занимаются, освоили эту технику вязания – получается офигенно, вязка очень плотная, пряжи уходит в три раза больше, чем если двумя спицами вязать. И надеть такие носки под калиги легионерские – то, что надо, потому что калига – это множество ремешочков, которые вокруг ноги оборачивают, и такая плотная подкладка сохраняет ногу от натирания. Наши парни, которые занимаются Римом и которые служили в армии, носят портянки, а те, кто не служил и слаб духом, – носки. Так вот, такие носки исключительно удобны. И историчны.
Д. Пучков: Как и портянки.
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: Многие не понимают, что такое портянка, считают ее чем-то предосудительным. Надо бы их всех на пару лет призвать для вправления мозгов.
К. Жуков: В сапоги призвать.
Д. Пучков: Если они есть – эти мозги. Итак, прибыл сын Помпея и уже занят пытками.
К. Жуков: Пытки отличные. Пока Помпей общается с Цицероном и Катоном, на заднем плане какие-то вопли раздаются – сын Помпея проводит дознание.
Д. Пучков: Я считаю, что заниматься этим надо было где-то в дальнем углу. Чтобы не бесить начальство.
К. Жуков: Это специально, чтобы раздражать либералов, которые пороха не нюхали. Помпей – ветеран, ему, в общем, все равно: ну, пытают кого-то – ну и что?
Д. Пучков: Это как Сулла в сенате: «Пока кого-то режут, мы тут побеседуем».
К. Жуков: Да-да-да. У меня недоумение вызвало имя сына Помпея.
Д. Пучков: Он был на самом деле?
К. Жуков: У нас есть достоверная информация о двух сыновьях Помпея, которые были весьма известными персонажами. Это Секст Помпей Магн и Гней Помпей Младший. Оба очень толковые были, но в фильме этих двоих не показывают, а придумали какого-то третьего сына, который представляется как Квинт Валерий Помпей. Когда я это имя услышал, меня аж перекосило, потому что Помпей из номена превратился в когномен, то есть в кликуху, а фамилия у него оказалась Валерий вместо Помпей.
Д. Пучков: Мальчик, ты чей?
К. Жуков: Как сценаристы до такого додумались? Ну назвали бы его Помпей Младший или Секст.
Д. Пучков: Джуниор.
К. Жуков: Чем Секст хуже Квинта?
Д. Пучков: То есть один Квинт, а другой Секст? «Пятый» и «Шестой» – нумерация по порядку рождения?
К. Жуков: Секст Помпей был на самом деле младшим сыном. Хотя бог его знает, может, у Помпея до этого пять детей умерло.
Д. Пучков: Я когда-то жил в солнечном Узбекистане и трудился в геологической партии. Там у меня коллега был – гидрогеолог по имени Джума. Проживал он в кишлаке Карим-Дэвона. «Дэвона» значит «слегка того…», почти как у нас «юродивый» или «одержимый». От «дэвона» происходит слово «дэв», то есть «джинн».
К. Жуков: Я думаю, наоборот: от «дэв» происходит «дэвона».
Д. Пучков: Ну и как-то в беседе я его спросил, поскольку люблю языки всякие: «Джума, а имя твое как-нибудь переводится на русский?» – «Конечно!» – «Как?» – «Пятница». – «Почему?» – «А я родился в пятницу».
К. Жуков: Толково! А чего напрягаться-то в самом деле?
В общем, у нас появился Квинт Валерий Помпей, который, судя по фамилии, из древнего патрицианского сабинянского происхождения рода Валериев, а вовсе не из плебейского рода Помпеев.
Д. Пучков: Странная ошибка.
К. Жуков: С именами в фильме полная ахинея. Почему – не знаю. Выяснить, кого как звали, несложно. Я уверен, что они читали те же книжки, что и я…
Д. Пучков: Конечно.
К. Жуков: …и зачем надо было что-то придумывать?
Пока суд да дело, появляется Квинт наш дорогой Валерий Помпеевич…
Квинт приходит весь в кровище и говорит, что золота у Цезаря нет, видимо, разведка золото украла, перебив людей Дуриона – подручного Помпея. Помпей логично замечает, что без золота у Цезаря будет полный абсурд и коррупция и придется ему действовать силой, потому что купить он никого не сможет. А как только он начнет действовать силой, народ поймет, что Цезарь – диктатор, и отвернется от него.
Ну а в Риме в это время вводится военное положение: военные патрули, больше трех не собираться. Об этом сообщает феерический человек-газета. Весьма колоритный персонаж! Да, он опять обзывает Цезаря генералом – глупость ужасная, но как есть. А хитрый Цезарь собирается действовать не только силой, потому что Цезарь знает «за пиар».
Д. Пучков: Еще в фильме смешно показано, как эти военные люди мелкими подразделениями ходят и все время топают зачем-то.
К. Жуков: Это большая ошибка – перенесение современного опыта в древность. Какая-нибудь морская пехота США идет и обязательно отбивает шаг. Наша пехота ходит – она не просто отбивает шаг, а лупит по мостовой так, что Красную площадь регулярно перестилать приходится – брусчатку вышибают.
Д. Пучков: Это красиво!
К. Жуков: Да, но тогда это было ни в коем случае нельзя делать. Никакого топота, потому что строй довольно плотный, рассчитан на рукопашную схватку, соответственно, любой удар в землю, любая вибрация может через щит, через плечо, через локоть передаться одному, потом другому. Эффект домино получится. Это мы знаем точно совершенно по хорошо документированной практике строевой подготовки XVIII–XIX веков. При Фридрихе Великом, Наполеоне, Суворове строевой шаг был тихий, без какого-либо отбива. Шли медленно, просто ступая на землю и не слишком широко шагая, чтобы не нарушить равнение. Так, как показано в фильме, быть не могло.
Д. Пучков: Но прикольно.
К. Жуков: Да…
Д. Пучков: Забавно, что, например, говорится «государственный строй» – настолько военная терминология глубоко проникла.
К. Жуков: А как иначе?
Д. Пучков: Итак…
К. Жуков: Так вот, хитрый Цезарь собирается склонить на свою сторону народ посредством удачных ауспиций, то есть гадания по полету птиц. Это было очень важно! Он направляется в храм, где его встречает братва во главе со странно одетым пассажиром, у которого на башке блестящая круглая шапочка. У остальных, которые сидят по бокам (судя по всему, подчиненных), тоги наброшены на голову как платки. И пассажир мутный с порога спрашивает: «Тебе чего тут надо, гражданин?» Я на это все с большим удивлением смотрел, потому что Цезарь еще в 63 году до н. э. (а речь в фильме, напомню, про 49-й идет) победил на выборах, став великим понтификом, то есть главой жреческой коллегии. Это должность пожизненная.
Д. Пучков: Позвольте, я перебью: «понт» – это вроде «мост»?
К. Жуков: Это наводчик мостов, понтифик – мостостроитель. Мосты между тем миром и этим строит.
Д. Пучков: То есть Рим организовался на семи холмах в месте переправы, да?
К. Жуков: Через Тибр.
Д. Пучков: Там мост был, они этот мост держали и со всех рубили бабло…
К. Жуков: Да, мост у них был очень символической штукой.
Д. Пучков: Понтифик. Папу римского до сих пор называют понтификом.
К. Жуков: И Цезарь тоже был папа римский.
Д. Пучков: Прикольно!
К. Жуков: Это, повторю, пожизненная должность. И вот великий понтифик приходит к себе на работу, а его спрашивают: «А вы, собственно, кто?»
Д. Пучков: Ну, может, здесь имелось в виду нечто ритуальное – «что привело?»
К. Жуков: Может, и как нечто ритуальное, но пассажир, одетый в круглую шапочку, не самая удачная попытка сделать костюм жреца-фламина.
Д. Пучков: Это тот, кто заведовал войной?
К. Жуков: Цезарь пришел ради ауспиций. Ауспиции проводили авгуры, начальником которых он и являлся. А круглые шапочки носили фламины. И почему-то фламин сидит во главе авгуров и спрашивает Цезаря: «Ты кто?» Ну, в оправдание сценаристов можно сказать, что Цезарь явился в храм не как великий понтифик, а как диктатор, поэтому к нему могли обратиться так именно в ритуальных целях, ведь он сейчас не исполнял своих жреческих функций.
Д. Пучков: Логично.
К. Жуков: Ритуальная шапочка фламина делалась из коры оливкового дерева и лакировалась.
Д. Пучков: Красиво.
К. Жуков: Да.
Цезарь уходит в храм к странному пассажиру, а его раб Поска направляется домой к Атии договариваться, как обычно, о званом политическом ужине. Прокрадывается он мимо стен с граффити, одно из которых, честно говоря, я не одолел. Перевел-то я его с легкостью, а понять, о чем оно, не смог. Звучит оно буквально так: Labienus fui. Labien – имеется в виду Тит Лабиен – древнеримский полководец, легат Юлия Цезаря времен Галльской войны, его близкий соратник и, видимо, друг, который отказался переходить с ним Рубикон и выступил на стороне оптиматов. Лабиен уехал вслед за Катоном в Африку, сражался вместе с сыновьями Помпея и погиб в сражении при Мунде в 45 году до н. э. Его голову в забальзамированном виде доставили Цезарю, и хотя они оказались по разные стороны баррикад, Цезарь с большим уважением к нему отнесся: похоронил его по всем обычаям. Лабиена не показали в фильме почему-то. Он один заменил бы всех этих невнятных старикашек, которые там мелькают. Оставили бы Помпея, Лабиена и Цицерона.
Так вот, граффити Labienus fui дословно: «Я был Лабиен». Что хотели этим сказать, не знаю. Ну а следующее граффити Caesar tyrannus и член, направленный в рот, который принадлежит лысой голове в лавровом венке, в пояснениях не нуждаются.
Поска приносит Атии, точнее – ее домашнему рабу список званых гостей. Там у них отличный диалог состоялся. Сразу видно: два домашних негра, которые за глаза всяческие…
Д. Пучков: Хаус-ниггеры, да?
К. Жуков: …гадости говорят про своих хозяев. «Ну, как дела? Тяжело быть рабом у диктатора?» – «Да не тяжелее, чем каждый день утешать мегеру» (то есть Атию). Атия, увидев список, страшно негодует: среди приглашенных Сервилия, которую она ревнует к Цезарю. Атия понимает, что сейчас Сервилия перетянет его на свою сторону, а это недопустимо!
Д. Пучков: Проклятая заочница!
К. Жуков: Ну и для наиболее эффективного противодействия Сервилии Атия будит закомплексованного Марка Антония, который лежит тут же в кроватке.
Д. Пучков: Отдыхает.
К. Жуков: «Почему Сервилия приглашена на ужин?» – «А?» – «Почему на ужин приглашена Сервилия из рода Юниев?» – «Разумеется, из-за сына. Ты ради этого меня разбудила, женщина?»
Сервилия хороша! На самом деле она была дама в возрасте, старше Цезаря года на четыре.
Д. Пучков: А сколько ему тогда было?
К. Жуков: Он сотого года рождения, а сейчас 49 год, стало быть, 51.
Д. Пучков: Ну, по тем временам…
К. Жуков: По тем временам-то уже ого-го!
К. Жуков: И опять: «Сервилия из рода Юниев»!
Д. Пучков: А тетке, значит, 55?
К. Жуков: Где-то 55–56.
Д. Пучков: Ну да, тетка уже б/у была.
К. Жуков: Так вот, Сервилия, судя по имени, из рода Сервилиев, а не из рода Юниев. Напоминаю: бабе в Риме собственного имени не полагалось, ее звали по фамилии, к которой добавлялся когномен, или номер, или приставка «младшая», «старшая». И если она Сервилия – значит, из рода Сервили-ев. Атия – из рода Атиев и т. д. Сервилия была дочерью Квинта Сервилия Цепиона Младшего и знаменитой Ливии Друзы, которая во втором браке родила Марка Порция Катона (Утического). Таком образом, Сервилия и Катон были сводными братом и сестрой, на это можно было в фильме намекнуть, чтобы создать интригу, это всегда интересно.
Д. Пучков: Конечно. Кстати, наблюдая за нашими свежеобразованными элитами, если можно их так назвать, неплохо знать, кто кого там трахает, кто от кого родился, кто кому кем приходится. Тогда схемы получения и распределения бабла выглядят куда как интереснее.
К. Жуков: А вот слой лучших людей в Риме был потоньше, чем у нас. Дело в том, что там народу было меньше. При этом, когда начинаешь изучать, кто кому был родственник, такое впечатление создается, что все были родственники всем. Может, в каком-нибудь седьмом колене, но обязательно.
Атия отстает от сонного своего любовника Марка Антония и бежит заботиться о потомстве, а именно об Октавии Фурине. Она приказывает отрезать у козла яйца, нарубить их мелко и пытается скормить их Октавию, говоря, что, если он съест их, его член обретет крепость дуба, а если не съест, она сожжет все его дурацкие книжки.
Д. Пучков: Ха-ха-ха, Макаренко прям!
К. Жуков: Говорит: «Стыдись – твой дед в твоем возрасте…» – «Я же еще ребенок!» – «От твоего деда, когда он был еще ребенком, половина рабынь уже родила, а ты что?»
Д. Пучков: Ну пусть бы радовался, что не болт козлиный на пятаки нарубили и жрать заставили. Хотя какая польза от этого – непонятно. Раньше считалось, что если съешь сердце, то сердце крепче будет…
К. Жуков: Подобное подобным – магический принцип. Козел крайне похотлив, и если сожрать его яйца, тоже будешь молодец.
Д. Пучков: Мы как-то попробовали сожрать бараньи яйца – нам не очень понравилось. Может, неправильно готовили.
К. Жуков: Черт его знает. Сырыми нужно было жрать, как там!
Тем временем Луций Ворен организовывает пиршество, чтобы обозначить свое вступление в ранг эксплуататора: он собирается продать рабов, возить галантерею, купить еще рабов и так далее. Ну а для этого нужно сначала забухать, чтобы показать свое уважение богам и соседям. Он жалуется специалистке по корпоративным праздникам – такой толстой бабе, – что за эти деньги в Нарбонне он бы заказал десять пиров, на что баба отвечает, что в Нарбонне улицы не завалены трупами. «Опасности нет», – говорит Ворен. «Да, я помню: в прошлый раз не было опасности, когда Сулла ввел войска. Опасности не было, а дома можно было красить кровью».
Д. Пучков: Одна из лучших фраз в фильме!
К. Жуков: Да-да-да. В разгар подготовки врывается карлик Марка Антония, которого он зовет Катоном (в издевательских целях, конечно же), и приглашает Ворена к Марку Антонию на ковер. Ворен у него спрашивает: «Что, сейчас?» «Нет, после мартовских ид, – говорит карлик. – Пошли быстро!»
Д. Пучков: Тоже шутит, да?
К. Жуков: Да, тонко.
Стоит такой голый и вальяжный Марк Антоний. Сначала я подумал, что его бреют; нет, оказалось его не бреют, а скребком моют.
Д. Пучков: Для помывки намазывались маслом…
К. Жуков: …ароматическим.
Д. Пучков: А потом все это… с отдушками, с присадками скребком удаляли?
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: Мытье как таковое… А мыло у них было?
К. Жуков: Было, конечно. Мыло изобрели еще в Древнем Египте в III тысячелетии до н. э. Оно было не кусковое, как сейчас. Кусковое мыло довольно поздно придумали делать, насколько я знаю, примерно в XII–XIV веках уже нашей эры. До этого скорее был гель для душа. Делался из выщелоченной золы, жира и, возможно, каких-то ароматических присадок.
Д. Пучков: Ну как-то странно: если маслом намазаться, то специфически себя ощущаешь. Мы все-таки привыкли жир смывать, а не размазывать.
К. Жуков: Они тоже мылись в банях, но считалось, что скребком гораздо эффективнее очищать тело, чем мочалкой. Железный скребок полукруглого профиля. С тебя все лишнее сдирают.
Д. Пучков: Эпиляция. Я читал, что они всю шерсть с тела старались удалить. А Марк Антоний какой-то шерстяной.
К. Жуков: Я думаю, что актер взбунтовался, сказал: не дам себе сиськи брить!
Д. Пучков: Может быть. Ну, стоит Марк Антоний, цинично развесив достоинство…
К. Жуков: И намекает Ворену, что за дезертирство мог бы его распять. Распять гражданина Рима? Как бы не так! Ворен отбрехивается, что срок он выслужил, клятвы не нарушал (в отличие от Марка Антония). «По эту сторону Рубикона римляне должны быть гражданами, а не солдатами. По закону я мог поступить только так, потому что с самого основания Рима…» – «Вот только не надо про основание – жизнь меняется, жизнь не камень, жизнь вода». А Ворен отвечает: «Тогда я, видимо, утону».
Но Ворена-то позвали не просто так, а чтобы предложить ему стать префектом ветеранов в легионе с зарплатой в 10 тысяч сестерциев. Ворен говорит: «Не надо мне этого вашего всего, буду галантереей торговать». Вот так. На что Марк Антоний отвечает: «В следующий раз я не буду такой добрый». Типа вали.
Атия перед пиром выбирает парики – лиловый, желтый, белый, зеленый… Очень круто все это выглядит. Правда, одета она в какое-то безумное платье в виде рубашки с разрезным воротом – такого не было. Выглядит отвратительно для понимающего человека!
Д. Пучков: Скромнее надо было быть или что?
К. Жуков: Не было таких разрезных штук, она могла носить какую-нибудь домашнюю тунику.
Атия и Сервилия наряжаются. Сервилия плачется, что она за восемь лет отсутствия Цезаря могла немного подурнеть, и у рабыни выясняет, так ли это. Ну а дальше интересно показано: пир в высшем свете и параллельно у Ворена в низшем свете, там какие-то бандиты сидят…
Д. Пучков: Бандиты отличные…
К. Жуков: Эраст Фульман – странное имя, он кто – еврей, немец? Но персонаж хороший. Все побухивают. К Атии является Цезарь в окружении ликтов.
Д. Пучков: Фульман в торговле галантереей понимает гораздо больше, чем Ворен. Он задает Ворену наводящие вопросы и видит, что тот – полный дебил!
К. Жуков: Лох.
Д. Пучков: И испытывает веселое недоумение.
К. Жуков: Да, тем более Ворен говорит, что ему предлагали в солдаты опять пойти. «Чего же не пошел? Это ведь уважаемая профессия. Кого знаешь? Никого не знаешь? Кому взятки давать будешь? Не знаешь, кому давать? Сколько открытий чудных…»
Д. Пучков: «Какой у вас интересный стартап!»
К. Жуков: Неустойчивый бизнес-план. У Фульмана на лице написано, что он не в восторге от бизнес-плана.
Д. Пучков: И тут Цезарь с ликторами.
К. Жуков: Цезарь приходит с ликторами, они несут фасции с топорами. Этого быть не могло. Внутри померия топоры в пучки розг вставлять было нельзя, потому что топоры означали военное насилие, его можно было осуществлять лишь за границами Рима. Внутри Рима – только розги. И тут же Цезаря оглашают: «Проконсул Гай Юлий Цезарь, император галльских легионов». Ну так, для справки: в 49 году Цезарь был назначен диктатором rei gerundae causa, то есть для ведения войны. Это была официальная должность и официальный предлог для назначения. Он не был уже никаким проконсулом.
В это время происходит классная сцена, когда мифический Квинт Помпей пробирается в город под видом труповоза с какими-то адскими скифами. Стража ворот спрашивает их: «Чего приперлись?» Они говорят: «Возим трупы, дробим кости, занимаемся мертвечиной». – «Заходи, вы по адресу. И скажи своим скифским животным, чтобы близко не подходили к честным римским гражданкам». – «Все будет сделано – не подойдут».
Д. Пучков: Насилуйте трупы.
К. Жуков: Да-да. В это время Цезарь рассуждает на пиру о религии с тем толстым жрецом, который был облачен во фламинскую шапку: мол, религию надо оставить нашим достойным жрецам. Как будто он сам не жрец! На него бы косо все посмотрели.
Д. Пучков: Так-так.
К. Жуков: То есть такого быть не могло, потому что религия от политики была неотделима. Недаром должность жрецов была выборная, точно так же, как должность магистратов. Это сейчас церковь отделена от государства, а тогда она была неотъемлемой его частью.
Зато прикольно дальше показано, как Цезарь этому самому жрецу предлагает некий подарок, чтобы птицы удачно полетели. Ну, не напрямую ему, а его жене. А жрец говорит: «Знаете, если бы я дал волю своей супруге, она бы даже на завтрак ела устриц». – «Ну тогда двести тысяч». – «И одевается она очень дорого». – «Тогда двести пятьдесят». – «Это очень щедрый подарок, жена очень обрадуется. И птицы тоже». Отлично втер взятку!
Д. Пучков: Они ведь возили с собой каких-то куриц, давали им пожрать и, глядя на то…
К. Жуков: …как они трескают…
Д. Пучков: …делали выводы. С аппетитом клюют или без аппетита? Если с аппетитом – все будет хорошо, а если без аппетита, то…
К. Жуков: С птицами было все очень тесно связано.
Д. Пучков: Можно же применить коварный прием – не кормить куриц некоторое время. Тогда они со страшной силой клевать начнут – и значит исход боя предрешен. Для вдохновения личного состава почему бы и не сжульничать?
К. Жуков: Я думаю, что несознательные граждане жульничали. Но римляне были чудовищными фаталистами, у них знаки судьбы, рока, фатума, если почитать литературу, пронизывали буквально всю жизнь. Они постоянно смотрели знамения, знаки своей удачи или неудачи. Если вдруг удача отворачивалась, это означало, что боги от тебя отвернулись, а против богов идти нельзя ни в коем случае, то есть если суждено погибнуть и птицы плохо едят, нужно идти и погибнуть, потому что так написано на роду.
Д. Пучков: Интересно.
К. Жуков: Я уверен, что кое-кто жульничал, но в среднем, думаю, у них это было на полном серьезе.
Д. Пучков: А каким образом авгуры толковали волю богов по полету птиц? На север, на юг, левый квадрант, правый квадрант…
К. Жуков: Птицы могли просто не взлететь. У нас был турнир Святого Георгия, во время которого организовали формальные упражнения с оружием. В частности, была деревянная клетка с рычагом, в который на полном скаку нужно было ударить копьем. Рычаг поворачивался, открывалась крышка – и оттуда вылетал белый голубь. Ну вот, удар нанесен, рычаг повернулся, крышка открылась, голубь высовывает голову, как перископ подводной лодки, и решает, что никуда не полетит.
Д. Пучков: Это знак.
К. Жуков: Да. Голуби не захотели вылетать, так и сидели в клетке.
Так вот, пока Цезарь уламывает не то авгура, не то фламина, в общем, представителя религиозного бизнеса, Лидия – сестра Ниобы, жены Ворена – нажирается в свинину и начинает нести чушь: мол, ее муж не любит, а любит Ниобу. Лидию приходится срочно удалять из места принятия алкогольных напитков, на что Ворен давит серьезного косяка: чего это она забегала вдруг?
Д. Пучков: Он толком не расслышал.
К. Жуков: Да он вообще дурак, но ревнивый и с очень, очень серьезной паранойей. Как только закончился пир, на двор к Ворену вламывается Квинт Помпей со скифами и начинает выпытывать про золото, а скифы достают какие-то немыслимые сабли.
Д. Пучков: Сразу вопрос: а в город-то можно было с саблями?
К. Жуков: Ну, они пронесли их, например, в своем труповозном инвентаре или, может быть, как в известном фильме «Большой куш», купили у Бориса бритву на месте. В общем, каким-то образом они разжились саблями. Откуда создатели фильма взяли их, я не знаю, потому что у скифов были мечи акинаки. Сабель в то время в принципе ни у кого не было.
И тут, когда Ворен начал бычить, напирая горлом на саблю, появляется паланкин с бухим и разодетым в шелка Титом Пулло. Он заходит во двор и начинает кидаться в скифов пригоршнями золотых монет. Скифы, естественно, сразу поняли: заплатит им Помпей или нет, неизвестно, а деньги – вот они. И тут же передрались. После чего Ворен ловко отоварил товарища Квинта головой об стол и взял его в плен. Кстати, Квинт разговаривает со всеми через губу, хамит: «Эй вы, плебеи, чего третесь тут?» А сам-то кто? Его рекомендуют как командующего Теренской флотилией «Бич Нептуна» – наверное, имеется в виду Гней Помпей Младший, потому что он был командующий флотом.
Д. Пучков: Он был «бич Нептуна»?
К. Жуков: Да. А товарища Квинта с носком во рту приволакивают на пир к Атии. Ворен говорит Пулло: «Послушай, откуда у тебя бабло?» А тот отвечает: «Ну как – откуда? Случайно телега с золотом попалась». Ворен ему говорит: «Ты дурак! Ой, дурак! И ты ничего умнее не придумал, как сыпать золотом сразу после того, как пропала городская казна? Надо срочно все отдать, пока ты еще не успел много потратить». Пулло в шоке: что значить отдать?
Д. Пучков: Если оно его, да?
К. Жуков: Только что забрал и спрятал. Кому отдавать? Но тут Ворен проявляет недюжинную житейскую сметку. И они везут золото, а заодно еще и Квинта к Атии, потому что там сидит Цезарь, верховный их начальник. Цезарь увидел Квинта и очень обрадовался. Ну, конечно, Марк Антоний сказал: «Сейчас я ему это порежу», а Цезарь говорит: «Дать коня, накормить и отпустить – пускай отвезет своему папе предложение о мире». Марк Антоний в шоке: «Как отпустить?» «Никогда не смей оспаривать моих решений при подчиненных», – сказал Цезарь. Вот так вот.
Д. Пучков: Правильно.
К. Жуков: И это правда, потому что хоть Квинта и не было в реальности, но Цезарь постоянно, повторю, выступал с мирными предложениями. Это было важно для сохранения видимости приличий и законности: он не тиран и больше всего на свете хочет помириться с Помпеем. Раньше все было хорошо, и надо бы сделать так же, как раньше. Но Помпей на это не мог согласиться, почему – мы уже говорили. Это было бы проявлением слабости.
Когда Квинт привез оптиматам предложение о перемирии, оптиматы тут же перессорились, потому что сбежавший к ним Брут сказал, что условия хорошие и можно на них соглашаться. Цицерон говорит: «Да чего там, пока такое предлагают, надо брать. Победим – не победим, бог его знает! Я вообще устал уже». Ну а непримиримые Катон и Помпей говорят, что все дрищи и надо воевать до победного конца. Сейчас они соберут легион и порвут всех на тряпки. В общем, в стане союзников раскол. Цезарь был умный.
Тем временем Цезарь спрашивает у Пулло: «Какое золото?» Тот отвечает: «Понимаете, я случайно нашел какую-то телегу и потом к ней вернулся, ну, просто потому, что там была очень красивая рабыня…» «Погоди-погоди…»
Д. Пучков: Минуточку!
К. Жуков: «Золото спрятал у Фламиниевой дороги, все в порядке с ним».
Д. Пучков: Можно забрать.
К. Жуков: «Можно забрать. Покажу». «Боги меня любят», – говорит Цезарь, который без золота чувствовал себя не очень хорошо. В реальности, повторюсь, городская казна ему досталась в полном объеме.
Д. Пучков: Но следует признать, что сюжетный ход отличный.
К. Жуков: Да, сделано здорово именно в привязке к тому, что Цезарь перессорил оптиматов, ловко подпустив к ним этого самого Квинта.
Д. Пучков: Красота.
К. Жуков: Ну и под конец серии муж Лидии пытается уговорить Ниобу возобновить порочную сексуальную связь, а Ниоба опять ломается как-то не слишком убедительно. Видно, что ей, в общем-то, было с ним неплохо. Ну и конечно, их застукал Тит Пулло, одетый в креативную легионерскую футболку с наштампованной вороной…
Д. Пучков: С интересным принтом!
К. Жуков: Чисто как нацист. Такого не было. Выглядит чудовищно! Я все ждал, когда они зиговать начнут, что, впрочем, они регулярно и делают.
Д. Пучков: Ну это же оттуда взято, да?
К. Жуков: Оттуда. Запомоили, правда. Они немножко не так зиговали, как Гитлер. Как-то кидали среднюю зигу.
Д. Пучков: Ниже?
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: То есть руку вверх не поднимали?
К. Жуков: Нет. Пулло вроде как всего-то не услышал, но…
Д. Пучков: …сообразил.
К. Жуков: … так-так, ага…
Д. Пучков: Да у нас тут ковбой!
К. Жуков: Потому что Пулло опытный в отношении девок, в отличие от Ворена. Это потом сыграет.
Авгуры совершают гадание на полете птиц. Поскольку все куплено – знамение благоприятное, голуби вылетают куда надо, Цезарь доволен – понимает, что боги к нему расположены. Пришлось немножко заплатить, но, в конце концов, главное – результат. И люди довольны: убедились, что у главного начальника с богами все в порядке. На этом серия заканчивается, а Цезарь гадко ухмыляется.
Д. Пучков: А вот Цезаря хватанул эпилептический припадок.
К. Жуков: На нервной почве, от переживаний.
Д. Пучков: Я читывал, что всех рабов проверяли на падучую, то есть ставили шест, на него надевали колесо от телеги. Колесо крутили, а рабов загоняли под него и заставляли смотреть на солнце как через стробоскоп. Раб смотрел через мелькающие спицы на солнце, его тут же колбасить начинало. Если у него падучая, то его выбраковывали. Не знаю, что происходило дальше. Если рабы не годились – что с ним было?
К. Жуков: Во-первых, непонятно, была ли у Цезаря эпилепсия. Какие-то припадки вроде бы у него случались, но это могло быть результатом какой-то серьезной травмы. И совершенно не факт, что эпилепсия. Сейчас врачи спорят, что у него могло быть: начиная от малярийной лихорадки, которую он подцепил на болотах, от нее тоже бывают припадки дай боже, до микроинсультов. Так вот, эпилепсия или что-то на нее похожее считали божественным трансом. Если у такого человека, как Цезарь, вдруг случалась эпилепсия, это было очень даже почетно, потому что он в это время разговаривал с богами. По крайней мере, имел шансы, потому что душа выходит из тела, его всего трясет, а в это время с ним какой-нибудь Марс или Зевс накоротке беседует. Это как раз скрывать бы не стали, потому что это не проклятье Аполлона, а, наоборот – благословение.
