Что в том правда, а что вымысел, про то нам не ведомо, но быль, сокрытая в свитках древних, из уст в уста передается, из поколения в поколение хранится, от деда к отцу и от отца к сыну рассказывается, дабы не пропали в глубине веков славные подвиги пращуров наших, вершивших дела великие, во благо народа Рассенского…
Словянские земли южный тракт
Тишина древнего леса оглушала, вековые дубы, возвышались с обеих сторон тракта, полностью закрывая небо могучими кронами, и казалось, будто дорога шла сквозь зелёный тоннель. Куда ни глянь, словно сказочный многоцветный ковёр, росли папоротники и древние Лучезарки – цветы, мерцающие радужными огнями в сумраке бескрайней дубравы. Пели птицы, любопытные обитатели северного леса нередко выскакивали из зарослей, наблюдая за пришлыми незнакомцами, которые потревожили их спокойные пенаты, а затем с недовольным видом, возвращались в чащу, заниматься привычными делами.
Дорога в этом чудесном месте, была единственным напоминанием о могучем государстве людей, кое раскинулось от древней Гипербореи до гигантского разлома, а северные леса считались малой частью огромной империи, возведённой людьми и великанами на заре времён.
По краям дорожного полотна с момента возведения, сияла голубая люминесцентная краска, обозначающая контур южного тракта и не дающая пьяным мужикам, даже в полной прострации, заблудиться в самую тёмную ночь. Это придавало дороге некую таинственность, ведь никому неизвестно, что ждёт путника за следующим поворотом.
Как странно, – поймала себя на мысли Аппелагея, рассматривая тракт. – Столько лет прошло, а великанье творение продолжает радовать глаз людей, оставаясь такой же ровной, как и много столетий назад.
Ноги затекли от долгой поездки, и когда её бравые защитники решили встать на ночлег большим лагерем в чудной дубраве, княжна поправила длинный бардовый сарафан свободного покроя, накинула сверху голубую с золотом парчовую свиту, обула белые сандалии вышла из большой кареты и направилась прогуляться вдоль обоза. Витязи и ратники готовили ужин, некоторые собирали хворост для костра, дружелюбно поглядывая на обитателей леса, но были и те, кто откупоривал крынку с хмельным мёдом.
Видать, в ночной караул не заступать. Раз так, пусть отдохнут, – подумала княжна.
Служба у воинов словян не легка. Витязи постоянно перебрасываются из одной части страны, названною Даарией, в другую, будь то борьба с разбойниками или война с захватчиками. У ратников тоже не сахар, они ежегодно ратируются по приграничным гарнизонам, поэтому нахождение в центральных округах, каким является Ярилгород – столица всех земель словян, расценивается воинами как некий курорт.
Вот и пусть радуются миру, – Аппелагея улыбнулась этим мыслям, затем сойдя с дороги сорвала голубую Лучезарку. Тонкий лиловый стебель, острые угловатые зелёные листочки и пышный небесно-голубой бутон, придавали цветку некую утончённость, которая в купе с благоуханным ароматом, делала Лучезарку одним из любимых цветков девушек словян. Был ещё конечно Огнецвет – алый, в половину человеческого роста, с переливающимися бордовыми и золотыми оттенками лепестками, чудно-пахнущий, но обожали, всё-таки, больше маленькие Лучезарки.
Вдохнув аромат древнего соцветия, княжна с восторгом для себя поняла, насколько дивно это создание великого творца, и какую чудную красу вложили старые боги это растение.
– Держи, – передала Аппелагея цветок повитухе,– этот сгодится для обезболивающего снадобья.
С недавнего времени, супруг – великий князь Даарии Святослав Слович, обязал Аппелагею брать повитуху во все поездки, и это нормально в её-то положении, беременность хоть и протекала достаточно легко, но кто его знает, что случится завтра. Аппелагея медленно пошла дальше, бережно поглаживая чрезмерно большой живот. Малыш тут же почувствовал прикосновение матери и шевельнулся.
– Уже скоро,– сказала она, успокаивая егозу. – Скоро.
Если волшебники не ошиблись, когда впервые обследовали только что забеременевшую Аппелагею, то будет мальчик. Впрочем. Обследовали её не зря.
У мужа много врагов, есть даже внутри государства, но главными были Пхазары. Кто его знает что у них на уме. Пхазары уже пробовали устранить Святослава, устраивали засады в приграничных округах, пытались отравить и наслать убийц, но маги Чудо-камня всегда спасали.
Чудо-камень – атеней1 и хранитель мудрости.
Тут и школа чародейства и академия магических искусств, и магистрат хранителей жизни и боевые маги и лекари и оборотни и чудотворцы, а уж светочам – магам универсальной специализации, нет числа. На кого только не обучали в Чудо-камне и только на Чудо-камень можно было положиться в трудный час, в миг, когда враг прибегает к колдовству.
Змееловы – охотятся на подземных змеев, слепых драконов, длинных как черви с гладкой толстой кожей чёрного цвета, четырьмя короткими лапами и зубастой, огнедышащей пастью. Мыслеведы – приглядывали за сиринами и алконостами, чтобы эти волшебные птицы зубы не заговаривали люду простому и в рабство не заманивали велеречивым сладкоречием. Буревестники – следили за погодой, ратиборы – служили в боевых частях несметной словянской рати, но самыми важными из всех боевых магов Чудо-камня считались – некроборцы, ведь они защищают мир людей от Сумрака – обиталища злых сил – некромантов, колдунов, ведьмаков и прочей пакости, каждый день и каждый час и только Чудо-камень стоит между живыми и ещё более грозной силой чем всё то, что прячется в Сумраке, страшными и беспощадными существами на заре времён прозванными – Гротами или Грот-магами – владыками подземного мира.
– У тебя сын, Аппелагея, – сказала незнакомая ей светоч, вновь всплыли слова давно минувших дней, – на этот раз двойни не будет.
Ранее Аппелагея радовала мужа только двойняшками, Градимиром и Ладой, Волибором и Владимиром, но этот пострел своей подвижностью в материнском чреве даст фору всем четверым!
Она остановилась.
Нет, лишь троим.
Грусть печаль сковала душу княжны, когда воспоминания об утерянном семени коснулись материнского сердца. Владимир, третий сын убитый двумя лиходеями сразу после рождения, чуть не стал той пропастью, которая разрушив августейший брак, ввергла бы Аппелагею в пучину отчаянья и бездонной тоски. Однако муж, горевавший не меньше, проявил безмерно сильную волю и окружил Аппелагею всепоглощающей любовью и терпением, что княжна, со временем, всё же приняла это испытание от старых богов и стала жить дальше. Но сейчас и в эту самую минуту, горе вновь, словно это произошло лишь вчера, всколыхнуло материнское естество, а сопровождавший Аппелагею Сарион, напрягся.
–Аппелагея, с тобой всё в порядке? – спросил он, почувствовав перемену в её недавно умиротворённом настроении.
– Да, Сарион, все хорошо. Это не плотская боль, душевная.
Озадаченный Сарион поклонился, поправил свой серый раскидистый плащ так, чтобы рукояти двух полуторных мечей, висящие в ножнах справа один над другим, оставались незамеченными и, отправив повитуху готовить отвар, остался с княжной наедине.
Сарион преданный друг Словичей и далеко не дурак, к тому же он велизарный – воин-маг крайне редкой классификации. Велизарные считались сильнейшими магами в мире живых, и Аппелагея знала, по крайней мере, о трёх велизарных помимо Сариона, кто был на службе у её мужа, но, ни разу с ними не встречалась. Есть, конечно, ещё «Велизарная сотня» – сто воинов истинно преданных только Святославу, но эти «велизарные» не были истинными велизарными, они лишь воины-маги или ратиборцы принявшие решение служить с мечом в руках вне Чудо-камня, а не выбрать специализацию волшебства как все остальные.
Некоторые добивались успеха и помимо княжьей сотни, служили в элитных подразделениях словянской рати, к примеру: в Соколах Береста2 или в Молчаливых3 либо в Стражах покоя4– эти отряды были на слуху. Другие воины-маги уходили со службы селились там, где душа пожелает и жили своим умом, но были и те кому не посчастливилось в чем-либо ли их надломила судьба и они, со временем, озлоблялись, становясь колдунами. Подобное происходило крайне редко и было скорее исключением чем правилом, Сарион же олицетворял собой истинный образец преданного делу Добра воина мага, он проявлял не только чуткость, достаточно редкое качество для воинов, но и сопереживание.
Аппелагея догадывалась: за маской преданности и юмора, кроется нечто большее – Сарион искренне любит Словичей как свою собственную семью, и это правда. Да. Впрочем, нужно отдать должное этому вояке, даже если отбросить его, мягко говоря, пёстрое прошлое в качестве кудесника по имени Аронис, то Сарион без посторонней помощи смог взрастить в себе велизарность и по праву заслужить пост главы элитного подразделения словян – главы Велизарной сотни. Недаром муж назначил его своим личным телохранителем вместо очередного магистра Чудо-камня. Супруг разглядел в Сарионе не только могучего волшебника, но верного друга и теперь Сариону вверялось самое ценное, что было у Святослава, Сариону доверялась семья.
Аппелагея пристально взглянула на велизарного, тот мялся – постоянно поправлял полы плаща, поглядывал на чёрные кожаные сапоги и сжимал рукоять верхнего меча. Тёмно-красный рубин на навершии отсвечивал бликами костров, навершие нижнего, велизарного меча – светилось голубым пламенем магии.
– Наверное, собираешься толковать со мной на неудобные темы? —вкрадчиво спросила Аппелагея. Сарион шумно выдохнул, пришлось ободряюще улыбнуться тем самым, подтолкнуть к разговору.
– Ты опять вспомнила Владимира?
Да, велизарный бьёт в самую суть, от него не скроешь смятение и муки, но с кем тогда разговаривать как не с другом? Муж далеко, и прибудет лишь к рассвету, а более она никому не собирается изливать душу, в данный момент во всяком случае.
–Как о таком горе можно забыть? – с болью в голосе ответила Аппелагея. – Потерять сына это тяжёлая ноша.
Велизарный предпочёл промолчать – не хочет развивать далее тему, в принципе характерно для Сариона, если взять к вниманию эти его последующие после прямого вопроса тактичные паузы, но Аппелагея помнила и ничего не забыла.
Старые поверья гласят: второй сын второй двойни рождён с чёрным сердцем будет, зло и порок укореняться в нём, лишь свет Чудо-камня спасти отрока может от судьбы горькой и лиха.
Княжна не питала доверия ко всем этим древним и чуждым ей сказкам северных словян, тем не менее муж верил, и этого, как оказалось, было достаточно – Святослав приказал отправить третьего сына к старцам на развитие, и ей пришлось подчиниться. Чародеи намеривались магией да добрым словом воспитать сына честным и порядочным мужем земли словянской, согласно древним законам, но человек предполагает, а судьба располагает. В ту тёмную и дождливую ночь, когда Владимир был рождён, что-то пошло не так. Сын погиб, как и трое воинов его защищавших, а у Сариона остался ожог на правой руке – подарок от тёмного пламени, что вырвалось из открывшегося портала в никуда.
Вот не думали не гадали, а древняя магия все ещё ходит по земле, как ходят и те, кто ею владеет, иначе про межпространственные порталы просто бы забыли, и до дня рождения Владимира это было именно так. Но гром грянул многих застав врасплох.
Нет,– остановила себя Аппелагея, маги, как и военные всё делали правильно. Охрана просто не ожидала проникновения тёмного зла через неподвластные ныне живущим червоточины. И произошло это в самое сердце цитадели Словичей, в сверх защищённый княжий терем. К тому же, во многом, внезапность предрешила удачный исход нападения, да ещё и сразу с двух сторон.
– Вы нашли того, кто открыл портал? – спросила она велизарного, тот отрицательно покачал головой. – А второго? Того, кто спрыгнул с балкона?
– Мы занимаемся этим,– ответил Сарион. – После того как ты родишь, княжна, я лично возглавлю расследование.
Аппелагея удовлетворилась тем, что к поискам убийцы сына подключится самый компетентный в этом деле маг, то есть велизарный, успокоилась и медленно двинулась дальше.
Волшебство, открывающее межпространственные двери, забыто людьми давным-давно. Раньше, в незапамятные времена, порталами пользовались для путешествий даже за Тридевять земель и в быту чтоб выйти из терема в баньку и не отморозить себе зад пробежкой по зимней улице, но теперь, древнее знание безвозвратно утрачено. Даже могучие чародеи великанов, живущие в далёкой Гиперборее, не владеют им.
Но кто-то владеет?
Это понимание многократно усиливало беспокойство в цитадели магии на Чудо-камне, и не только там, военный совет княжьей рати созывался пять раз,но решение не приходило, ибо противопоставить такому могучему волшебству как: открытие дверей куда вздумается – нечего.
Малыш снова дал о себе знать, Аппелагея прогнала тягостные воспоминания, решив сконцентрироваться на том, как назвать четвёртого сына.
Муж предлагал Велиславом, в честь своего прадедушки, основавшего Лукоморье, а матушка, бывшая царица Вязи, желала знать внука как Викториана, но сама Аппелагея думала иначе.
Есть определённый порядок предложений имён, как от родни новорождённого, так и от высших сановников к ней приближённых. Так вот, каждый по очереди, и в соответствии рангу, предлагает имя юному княжичу или княжне. Если Градимира назвал муж, считая – «Строитель мира» как раз подходит наследнику государства, то Ладу окрестила матушка Коппея. Волибору дал имя брат мужа Святополк, а Владимиру верховный старец Светозар. Наконец, настала её очередь, и Аппелагея это сделает лично, так, как душа повелит. А вот если у них будут ещё дети, то после княжны право назвать следующего ребёнка принадлежит её сестре Ольге, потом главному воеводе Даниле Большерукому. Далее в шахматном порядке шли более дальние родственники со стороны мужа и из её рода, но так далеко Аппелагея не загадывала.
Сама княжна ещё никого не называла и не становилась со-матерью. У младшей сестры Ольги два сына от Святополка, Твердислав— старший, названный Святополком по праву отца и Ярополк, имя которому дал Святослав по праву преемственности и как глава Рода. Если появится третий, то право назвать принадлежит тоже Святославу как великому князю, но муж уже передал его матушке Аппелагеи – владычице великого города Вязь, царице Коппее. Далее порядок предложения имён был такой же как и в её собственном случае.
Внезапно в памяти всплыл один разговор, состоявшийся семнадцать лет тому назад, шуточный, конечно, но отчего-то запавший в душу. Тогда матушка была крайне разгневана действиями светлейшего князя, её возлюбленного Святослава, относительно слишком скорой культурной ассимиляцией Вязи Словичами. Поэтому, наплевав на чуждые ей словянские правила, да подчиняясь древним законам Фемискиры, матушка сказала им сестрой;
– Если старые Боги дозволят мне ещё раз выносить, то рожу я только в Фемискире, сокрытой от глаз Словичей. Я отправлюсь в тайный город и сделаю это невзирая на волю твоего мужа Аппелагея. Именно так гласят наши обычаи, именно так поступают вольные фурии, а я последняя кто не присягнул Словичам, поэтому дозволяю вам, мои доченьки, назвать это дитя.
Имя мальчику предложила сама Аппелагея, а девочке младшая сестра. Ольга со всей серьёзностью подошла вопросу, и после долгого раздумья выдала – Кассиопея. Аппелагея напротив, считая разговор шуточным, выпалила первое, что в голову взбрело:
– Пусть будет Фома. – Ха! – Вот же придумала, не могла быть посерьёзней!
А если и вправду матушка решит связать жизнь с благородным мужем, и тогда будет их первенец Фомкой.
Княжна улыбнулась.
Медленно прогуливаясь, Аппелагея вышла из размышлений и огляделась. Обоз, расположившийся на половину версты в одну и другую стороны, готовился ко сну, звери лесные мирно бродили в чаще, опасаясь приближаться к людям. Лишь птицы, дружной гурьбой, охотились за крошками, оставленными на походных столах уставшими воинами.
Собрали обоз с единственной целью – сопроводить Аппелагею в Ромашковую слободу, где ждут лучшие лекари и повитухи словян. Муж обещался прибыть туда же через три дня, после того как закончил дела в союзной Вязи, и уж как неделю тому назад выехал, тепереча возлюбленный со всех ног спешил навстречу.
Вязь – родной город.
Аппелагея закрыла глаза и с поразительной точностью вспомнила высокие шпили имперского триединого дворца Фурий, пронзающие облака. Тяжёлые знамёна реют гонимые ветром. На крышах каждого из дворцов, органично дополнявших друг друга, и создававших впечатление единого целого, блистали голубые с золотом морские черепицы, – дивное диво для этих мест, расположенных в глубине материка или старинный подарок подводного царя первым трём сёстрам за… Аппелагея попыталась вспомнить, за что именно наградил Аслан основательниц Вязи, но так и не смогла. Бросив это дело, она вновь предалась приятным воспоминаниям.
Узкие, овальные окна, широкие балконы и парапеты. Длинные лесенки и каменные мостики, соединяющие башни на головокружительной высоте, а вокруг, внизу, дворцового комплекса, раскинулись дивные сады Амазонии с фонтанами и небольшими озёрами высокими пальмами и гигантскими баобабами, с каменными изваяниями прославленных воинов ив центре, мраморная композиция древних владык каждая высотою в десять саженей и выше.
Первая, старшая из трёх сестёр – Аглая, длинноволосая, русая, высокая фурия, восседала верхом на крылатом, белом как снег, коне по кличке Мираша, другие сёстры стояли в строгих позах справа и слева и каждая из цариц была равная из равных и по-своему прекрасна. Обволакивающая стройное тело Аглаи тонкая шёлковая ткань, так живо переданная мастером в камне, будто колыхалась от только что налетевшего порыва ветра и небольшая прядь кудрявых волос, вот-вот готова была вырваться из боевой косы. Правой рукой Аглая сжимала поводья, левая отведена назад в замахе и сжимала орорак5. Создавалось впечатление, будто древняя прародительница готова разрубить тебя, разорвать на кусочки! – если ты предашь память предков.
Аппелагея поёжилась.
Второй сестрой основательницей Вязи считалась Багряна, та кто стоял слева. Её защитная кираса прикрывала весь торс, скрывая отнюдь не атлетично-малую, а вполне себе приличную – не характерную для фурий, грудь и кожаная птеруга6 еле прикрывающая длинные стройные ноги. Короткие волосы виднелись из-под полностью закрытого шлема – апулока7, сдвинутого на затылок, в одной руке копьё во второй круглый щит с оттиском стремительно пикирующего сокола. Да и вообще, Багряна, смотрелась больше как мирянка, причём красавица мирянка, нежели как фурианская воительница. Но столь сильное различие между внешностью и характером никого не должно было ввести в заблуждение на её счёт, подвигам Багряны нет числа.
Третья сестра – Вера, вообще была без одежд и защиты, она стояла справа от Аглаи, сводила раскрытые руки ладошками друг к другу и меж ними сияла магия. Да, Вера была волшебницей и самой высокой из трёх сестёр. Длинные волосы ниспадали и будто лились по плечам и спине, она делала как бы короткий шаг навстречу и с прищуром глядела вперёд. Вот так они и стояли, грозно взирая на проходящих мимо амазонок, фурий и других потомков своего Рода, да с укоризной как бы говоря: ты будешь достойна Наших свершений?! Будешь?!!!
Аппелагея вздохнула, сердце забилось чуть быстрее от воспоминаний о легендарных предках, и она силой заставила себя упокоиться, переключив внимание на иные образы Вязи.
Там где кончался сад, начинались высокие оборонительные стены внутреннего круга – так назывался защитный периметр вокруг дворца, а за ним раскинулся древний город.
Старше чем сама жизнь, древний город являл в себе образцы тысячелетнего зодчества. Дома сложенные из тысячепудовых гранитных плит, с узкими окнами закрытыми ожелезнёнными ставнями, что раньше были бойницами и мощёные камнем улочки и проулки. От дома к дому перекинуты укрытые в гранит мостки и переходы как сверху, так и подземные. В нишах стен, в узких проулках, куда даже в ясный день не проникали лучи солнца, скованные каменными руслами лились родники, сотни, тысячи, и небольшие фонтаны, где каждая фурия могла омыть своё разгорячённое службой тело. Жили в древнем городе только фурии, более никому не дозволялось иметь там свой угол, простой амазонке лишь мужеством и отвагой можно было заслужить это право.
Три широкие улицы, берущие начало во внутреннем круге у триединого дворца Фурий, расходились в разные стороны, равноудалёнными друг от друга и когда пересекались с поперечными проулками древнего города, через каждый десятый, раздваивались, давая видимую картинку сверху, будто лучи солнца исходят от центра триединого дворца.
Потом шёл старый город с хоромами и теремами знати и чертогами для иноземных посланников. Вперемежку с величественными палатами богатеев раскинулись жилища простых амазонок и старых воительниц, кто не захотел жить в древнем городе или не заслужила такой чести. Конечно, никто не отделял их жилища каменными или деревянными заборами, на манер терема или чертога иноземца, но каждая амазонка владела малыми собственными хоромами с небольшим двориком и конюшенкой для боевого коня.
За старым городом раскинулась вся огромная современная Вязь с сотнями кузниц и рынков, домами мирян и теремами средней знати, трактирами для приезжих и тренировочными полями для вязийцев, словно муравейник она кишмя кишела повседневностью, жизнь бурлила здесь и била ключом. Кто-то каждый день рождался, кто-то умирал, кому-то сопутствовала удача, а кто-то брал своё сам ни смотря ни на что и в стороне от всей этой житейской суеты, из года в год, на протяжении десяти тысяч лет, у широких внешних стен, слаженных из жёлтого южного кирпича, стоял себе мирно и чинно древнейший в истории человечества храм – Голубой Молнии, округлым хрустальным куполом сияя в лучах солнца.
Стройные колонны храма, из неизвестного материала, отдалённо и только по цвету напоминавшего Змеевик, расположились по кругу, поддерживая купол, в центре, застывшая белым мрамором раскинулась множественными причудливо изгибающимися «ветвями» застывшая в песке молния. Словно само Древо Жизни, подаренное старыми богами и траченное давным-давно в огне пожарищ подземного вторжения, оно возвышалось на добрых двадцать с третью саженей, олицетворяя собой мощь и величие старых богов. Каждый, кто впервые видел подобное создание Матери Природы, падал на колени от изумления и лишь её муж Святослав и старший сын Градимир, когда впервые увидели Древо Жизни, остались стоять и не поддались искушению преклонить колено перед древним Величием, правда, рты раззявили как провинциалы-деревенщины.
Аппелагея улыбнулась.
Тридцать четыре года прошло с того момента, как она отказавшись от титула царицы и стала женой, князя словянских земель. Святослав тогда был крайне резок и юн, если вспомнить, поэтому, наверное, первую их встречу, вряд ли можно назвать любовью с первого взгляда, но что случилось, то случилось и как ей думалось, произошло всё так, а не иначе именно по воле старых богов.
Будучи Фурией – представителем клана элитных воительниц Вязи, да ещё и в самом расцвете сил, Аппелагея любила охотиться в рубежных с Ярилгородским княжеством землях. Места там чудные: высокие вековые дубравы, речки быстрые с холмов бегущие прямо в чаще старого леса. Рыбы вдоволь, ягоды, а дичи столько, что хоть руками лови, в степях Вязи такого изобилия не сыщешь.
Иногда она встречалась с разъездами словян, и не всегда эти встречи проходили мирно. Северные словяне, видите ли, не любят незваных гостей у своих рубежей, поэтому каждый раз нарывались на драку, наверное, таким образом, хотели отвадить её да и других от своих лесов, но Аппелагеи было всё ни по чём, окончание подобных встреч всенепременно заканчивалось в её пользу. Хоть северные словяне – славные воины, лишь единицы могут противостоять обученной фурии, а одолеть, способен лишь один на миллион. И это правило работает с рядовой воительницей, но как мы помним, Аппелагея была сильнейшей фурией за все времена! Поэтому защитники рубежей Словичей получали по мордасам всякий раз как встречались с властительницей Вязи.
И однажды, на очередном охотничьем выходе к рубежам Даарии, ничего не подозревая о воле старых богов, Аппелагея столкнулась с незнакомым охотником один на один в глухом лесу. По обыкновению, Аппелагея решила нарваться на хороший бой, тем паче повод имелся – её стрела, как и стрела незнакомца, попали точно в одну и туже цель, разумеется, спор за добычу привёл к конфликту.
В то время Святослав только-только принял бразды правления от скоропостижно скончавшегося отцаи, будучи убит горем, желал выпустить пар. Встреченная на охоте фемискирская фурия, как раз подходила для добротной схватки.
Когда поединок закончился, и обезоруживший непобедимую царицу Вязи неизвестный молодой воин грозно возвышался над ней, держа оружие наготове, подскакала охрана – десять тяжеловооруженных амазонок. Они окружили лежащую на спине Аппелагею, наставили копья на словянина и, ничего не понимающие, приготовились растерзать его, как вдруг, откуда ни возьмись, появился Сарион. Тогда, сорок лет назад, он был ещё юным кудесником Аронисом но драться умел также хорошо как и сейчас.
Аппелагея улыбнулась.
– Я помню тот момент, – заговорил, идущий рядом, Сарион. – Амазонки всполошились не на шутку.
– Опять читаешь мои мысли?
Велизарный пожал плечами и вежливо ответил.
– Твои эмоциональные образы очень сильны, от беременности полагаю. С каждым днём мне всё сложней укрывать их от стороннего взора.
Аппелагея с благодарностью и укором толкнула велизарного в плечо, как она помнила, Сарион единственный кто был в тот день с мужем, и один был готов насмерть защищать своего друга. Лицо Сариона чуть тронул румянец смущения.
– Я обязан это делать, ты же знаешь.
– Да, знаю,– шутливо отмахнулась Аппелагея. – Сейчас меня интересует другое: почему ты, тогда при нашей первой встрече много лет назад, не сказал: кем являлся мой наречённый? Хотя, был обязан представить друг другу правителей сопредельных государств, или ты не узнал меня?
– Узнал, конечно же. Краеведанье – основная дисциплина в первом классе Чудо-каменной школы магии и нам было приказано в лицо запомнить всех западных правителей, включая их наследников, дальних родственников, высокопоставленных чиновников и военно-командующих, а также их матерей отцов, любовниц и любовников, ростовщиков, ежели такие имели какие-либо дела с вышеназванными особами и лже-прорицателей. Но в момент, когда Святослав одолел тебя, и амазонки хотели напасть на нас, как-то было не до соблюдения светского этикета, – попытался отшутиться Сарион, – помнишь? Признаться, я думал, как сохранить светлейшего живым и здоровым, а не как представляться по всем правилам. Нам бы сбежать тогда…
– Прекрати,– весело засмеялась Аппелагея. – Убегать! Неподобающий поступок для велизарного!
– Если серьёзно, то я хотел узнать: готова ли царица Вязи чтить свои традиции и выйти замуж за победившего её простого воина.
– Ты хитрый лис Сарион. Очень умело поставил на кон соблюдение традиций с одной стороны, и честь воина с другой?
– Не понимаю, о чем ты? – увернулся велизарный.
– Ой, ну как же! – во всеуслышание засмеялась Аппелагея. – Святослав был вынужден либо жениться на поверженной собственной рукой фурии, либо убить. Таков закон! – Сарион помалкивал. – Правильно молчишь и не говоришь о праве ночи. Муж никогда бы им не воспользовался!
Будучи царицей, Аппелагея всегда и везде рьяно поддерживала этот стародавний обычай, и чтила его лично, но представить себе не могла, что однажды сама окажется на месте поверженной. А закон, собственно говоря, устанавливал право победителя взыскать с побеждённой фурии сладострастную ночь, либо её жизнь. Глупые выбирали смерть, умные поднимались и тренировались ещё усерднее, чтоб более ни один муж не мог их одолеть. Иногда, проведённая ночь с мужчиной заканчивалась беременностью, и тогда, воительница снимала свой чёрный акинак, становясь простой амазонкой, или того хуже, мужней девой, но чаще всего фурию более никто не побеждал. То был хороший урок в прилежности к военному делу.
– А если бы на его месте был другой? И он решил бы выбрать сладострастную ночь? – с опаской произнёс Сарион и, прочтя мысли Аппелагеи, сам же ответил. – Неужели ты бы покончила с собой?
– Я не была глупой, да и трусливой меня никто не называл, но я, на тот момент, являлась царицей великой империи. Непорочной, не побеждённой, —Аппелагея вновь погладила живот – малыш сильно беспокоился, с чего бы?– В тот миг, когда мои амазонки окружили вас и «обнажили мечи», я поняла: выхода у меня нет. Кинжал в налокотнике при мне и всегда остёр, я собиралась перерезать себе глотку, однако, Святослав поступил иначе.
– Да, помню, – прервал Аппелагею велизарный, – светлейший преклонил перед побеждённой колено, и назвал своей. Похоже, он ошеломил тебя?
– Ещё бы! – воскликнула Аппелагея. – В один миг мне дали, так сказать, сохранить лицо, но взамен, потребовали всю без остатка! Коны богов сильней законов людей, даже самых старых и мудрых. В тот миг я уже не имела права распоряжаться своей жизнью, потому как не могла отвергнуть благородство, которое проявил Святослав к, как он думал, рядовой фурии, желая взять её в жёны, и я решила тогда: возможно удивление, когда мой будущий муж узнает кто я на самом деле, стоит того чтоб остаться в живых?
– Небольшая «месть» за проигрыш?
– О, да!
– Да ты коварна, княжна!
Они весело засмеялись, а потом, какое-то время, продолжили идти молча, пока Аппелагея не заговорила вновь:
– Я никогда не спрашивала об этом,– осторожно начала она, —ты, случаем не читал мыслей Святослава в тот момент?
Сарион утвердительно кивнул.
–Не читать его – было бы так же сложно, как и не видеть твои сейчас. Представьте себе, если перед человеком с добрым слухом проснётся вулкан, думаешь, он не услышит грохот? Нечто подобное было тогда в голове светлейшего.
– Забавное сравнение, однако… – Аппелагея немного замешкалась, она всеми силами старалась остановить своё любопытство, но всё, же девичья природа взяла верх, к тому же она беременна, а это простительно при чрезмерном интересе. – Однако мне важно знать о его чувствах в тот момент, расскажи, пожалуйста.
– Странно, что светлейший сам не рассказал! – удивился Сарион.
– Мой муж – благородный человек, и по прошествии лет я не сомневаюсь в его любви, но всё же, мне интересно: что значило для словянского князя, победителя Ариев и грозе Пхазар, преклонить колено перед Фемискирской царицей?