Дмитрий Андреевич Шашков
Гражданские и военные
– Это неправильные, неправильные, это бесшумные мины! – послышался голос, которого Петя сначала не узнал, так он изменился, потом понял, что это говорит Змей, – неправильные это мины! Нормальную мину слышно при подлёте! Я их столько в Славянске наслышал! Это какие-то… – и Змей зашёлся грозной руганью в адрес мин.
Ругань прервал новый хлопок. Все притихли. Петя не мог сказать, сколько этих хлопков всего было, но немного, и, кажется, всё стихло… Или это так долго тянутся секунды перед новым «прилётом»?..
– Подъём, бойцы, все целы? – услышал он громкий голос дяди Жени. Петя осторожно поднялся, оглядываясь по сторонам. Двое бойцов выглядывали из своего кювета, как-то глупо улыбаясь друг другу. У мешков Змей стоял уже во весь рост и, опять громко ругаясь, отряхивал от снега и песка свою форму. Худой сидел, откинувшись спиной на мешки, и смотрел куда-то перед собой остановившимся взглядом. У Пети мелькнула мысль, что он тяжело ранен или даже убит.
– Худой, ты как? – потормошил он его за плечо. Худой посмотрел на него выпученными глазами:
– Да нафиг мне это всё надо, а?
– Да-да, нафиг оно надо! – закричал вдруг один из «роботов»-гражданских, поднимаясь из-за мешков, – сдохните тут сами, если вам охота, а я не хочу! Я на это не подписывался! Меня приволокли сюда силой…
Он не договорил – Змей бросился на него, сбил с ног и, оседлав его, лежавшего навзничь, бил в лицо кулаками, удар за ударом, словно стараясь вколотить в землю. «Робот» истошно вопил, но тут на помощь ему пришёл дядя Женя, обхватив сзади Змея руками и оторвав того от гражданского.
– Ну, хорош, хорош, – сказал дядя Женя и обратился ко всем как-то даже ласково, – сейчас все перекуриваем, успокаиваемся, и продолжаем работать!
Не успели они закурить, как появился командир, обходивший посты часовых после обстрела.
– Все целы! – ответил он на вопросительный взгляд дяди Жени, – нам опять повезло…
Затем окинул внимательным взглядом присутствующих бойцов и обратился к Пете с Худым:
– Ну, что? Теперь вы двое тоже обстрелянные бойцы? Не обосрались?
– Не-не, нормально всё, – ответил Петя как можно спокойнее.
– Да-да, в поряде, внатуре! – поддакнул Худой.
Командир грустно улыбнулся, сказал бойцам с СПГ продолжать маскировку, и направился в здание бывшего клуба, позвав с собой дядю Женю. На гражданских «роботов», в том числе, на избитого Змеем, он даже не посмотрел.
XIII
Свежим морозным зимним утром Света опять пришла к высоким железным воротам воинской части.
– Караульный! Привет! – бодро крикнула она, – позови зам-по-тыла, я на работу устраиваться!
– Как я тебе зам-по-тыла позову? – буркнул, выглядывая, караульный. На этот раз им был незнакомый мужик в летах с седой головой и ворчливым голосом, – максимум могу помощнику начкара позвонить…
– Да, позвони, пожалуйста!
Часовой стал крутить ручку старинного аппарата, который, как теперь вспомнила Света, почему-то называют "тапик".
– На работу, – буркнул он в трубку, – баба.
Света оставалось ждать и обдумывать, что сказать сначала этому помощнику, а потом и своему начальству – перед Рысью было немного совестно, вспоминая, что она звонила Свете раза два или три, и Света игнорировала те звонки, потому что слишком погружена была в своё горе, казавшееся ей тогда невыносимым. Ещё сложнее, наверное, выйдет разговор с командиром по тылу, которого она сейчас так бодро выкрикивала – теперь она припоминала, что по армейским понятиям ее поступок даже в мирное время называется неприятным словом "самоволка", а в военное это что? Неужели, дезертирство?.. Свете вдруг стало страшно. Она посмотрела на железные ворота, на выглядывавшего из-за них угрюмого часового, который смотрел на нее, казалось, испытующе, положив руки на висящий на шее автомат. Но Света решила не отступать и стала мысленно читать одну из молитв, которым учила ее бабушка Соня.
– Так это ж наша Светка! – прервал её молодой голос, видимо, того самого помощника, хотя она его не помнила, – заходи, заходи, Свет, не мёрзни! Начальства никого нет, пошли пока к нам в дежурку чая попить.
И он быстро повёл её за собой в небольшую комнатку на первом этаже с телефонами, какими-то ящиками и шкафчиком с ключами. Тут же на железной кровати спал и начальник караула, вытянувшись во весь рост в форме и берцах на аккуратно застеленном покрывале. Помощник не стал его будить, а только поставил кипятить в трёхлитровой банке воду при помощи старого опасного кипятильника. Вода не успела ещё вскипеть, как откуда-то появилась Рысь, уже кем-то, видимо, проинформированная о возвращении Светы, и бросилась с ней обниматься.
– Как ты? За тебя все так переживали! Всё образуется!
Света, смущённая совсем неожиданным для неё столь тёплым приёмом, не знала, что и отвечать, только благодарила и спрашивала, не сердится ли на неё зам-по-тылу. К ещё большему своему смущению, она совершенно забыла, как зовут этого пожилого офицера, запомнившегося ей негромким добрым голосом, благообразной сединой и тем, что до войны, по собственному признанию, ничего общего с военным делом не имел, кроме разве что срочной службы в советской армии в юности.
Рысь заверила её, что всё в порядке, и действительно, тот, появившись вскоре в «дежурке», заулыбался приветливо. Все было вскочили, чтобы как положено встретить командира, и даже спящий начкар зашевелился, но добрый старик остановил их жестом, который даже спящий начкар, казалось, не просыпаясь, уловил, и вновь стал безмятежно посапывать во сне.
– Привет, Светлана! Так и думал, что вернёшься… Вполне тебя понимаю! Страшно, когда уходят такие как Андрей! – Света вздрогнула от этого имени, ей меньше всего хотелось сейчас о нём говорить, и Рысь с помощником также напряженно притихли, даже спящий начкар, кажется, засопел тревожнее, – интеллигентнейший человек, образованный и отважный! Не мог он сидеть за картой и рисковать другими, всё хотел сам, всё брал на себя… Есть такая беда у нас, у командиров! Из штаба корпуса кричат «разведать», «взять» и так далее, а кого посылать? Вчерашних шахтёров и таксистов? Или патриотичную молодежь?.. Нельзя, конечно, с вами, с подчинёнными, такие вещи обсуждать, но мне всё равно, я человек старый, да и вся наша военно-политическая самодеятельность уже порядком мне надоела… Андрюша-Андрюша!.. Он мне по возрасту как раз в сыновья годился… Мои-то сбежали, когда война началась, а он, наоборот, приехал… Погибнуть! В офицерском училище его с детства, видать, так учили – за Родину погибать, а здесь оказалось нужно по связи рявкать: «Взять», «Добыть», «Удержать»! Он так не умел или не хотел… А теперь вот, похоже, грядёт новый «замес», как выражаются молодые люди, – сколько их теперь опять поляжет?! Опять буду отправлять «груз двести» – такой вот долг службы! Тоже часто думаю, лучше как Андрей…
***
Спустя немного дней после её возвращения на службу, как-то вечером, светин телефон зазвонил давно забытым рингтоном. Это был Петя. Сначала сомневалась, отвечать ли…
– Алло…
– Привет… Это я… Наконец, позвонил, вот… Я тут недалеко, блокпост, трасса на Дебальцево,– знаешь, где это? Служу… гм, потихоньку… Слушай, Свет, я на самом деле очень соскучился и по тебе и по дочкам… Ты прости за всё что было! Простишь?..
– Да, да, конечно, Петь! И я тоже очень соскучилась! Приезжай как-нибудь! Как же рада, что ты позвонил, наконец-то! Не представляешь! Возьми увольнительную на день, хотя бы, и приезжай скорее, столько не виделись! Расскажешь, как ты и что ты!..
– Я бы с радостью, Свет, но не могу пока приехать, извини, не пустят…
– Ты там в "роботах", что ли?
– Да, так получилось, но это временно, накосячил…
– Да, ничего, понимаю, бывает. Я ведь тоже служу тут… некоторое время… при штабе… Ну, это ладно! Давай, может, я к тебе приеду?
– Да нет, тут у нас готовится… Да и я в таком виде пред тобой предстать не хочу, извини… В качестве "робота"!.. Лучше подождем немного, Бог даст, приеду к тебе при параде! Хорошо?.. Слушай, вам деньги, наверно, нужны, – как передать, я придумаю! Как вы вообще там?
– Да, в общем, всё более-менее, справляемся… У тебя-то как дела? Расскажи подробнее! Что делал все эти… полгода!.. Больше уже…
– Да… Что делал? Сначала работал… Ну, как сбежал… В Москве, на стройке. Думал, денег подзаработаю, вас заберу к себе, квартиру снимать будем… Жил-то в общежитии… Изрядный клоповник – летом там жара, вонь потных работяг… Ну, это ладно, дальше больше – вместо того, чтобы деньги копить, стал попивать…
– Ты что?!
– Да вот так… Стыдно было… За всё… Очень! Но теперь-то я уже точно не подведу! Тут у нас обстрел был, и ничего, пронимаешь? Всё в порядке, служу дальше, хоть пока и в качестве «робота»… Вообще, нормально всё обошлось, без потерь. Командир говорит, повезло… А ещё, самое главное, ждем, что укропы попрут! Поэтому тоже не надо тебе сюда ехать… Я вот и позвонить решился, на всякий случай, мало ли оно что… Прощения попросить.
– Про то всё забыли, Петь… Я за тебя молиться буду! И меня тоже прости… Чуть было тебя не забыла!.. Прости, ладно?
– Конечно, конечно, что ты! Я же сам виноват! Куда как больше виноват! Я тебя очень люблю!
– Вот и замечательно! Я тебя тоже очень люблю! Молодец, что позвонил! Представляю, как это было непросто!..
Они долго ещё разговаривали друг о друге, и о детях, успели даже осторожно затронуть планы на будущее, пока позволяли средства на телефонах обоих.
XIV
Петя лежал в подвале для "роботов", на грязной койке, повернувшись лицом к стене, и тихо счастливо плакал. И понимал, что никогда ещё не было так тепло и спокойно у него на душе – ну, разве что совсем в детстве!
Что-то кольнуло его в бок. Петя почесался и достал двумя пальцами клопа, посмотрел на жалкую букашку и аккуратно положил в сторону, не став давить.
– Шварц, братан, что случилось? – услышал он хриплый голос Худого, – да всё будет тип-топ, братан, что ты?! Не расстраивайся!
– Да я не расстраиваюсь… Ты не понял, друг! Просто кое-что очень важное произошло… Сам пока не могу толком понять… С женой помирился! Не просто помирился, больше того! Она на меня зла не держит за всё, что было… Да я тебе и не рассказывал ничего толком… И никому, потому что не мог! Я ведь сначала сбежал от войны… как заяц! От этого… Да не важно!.. Короче, бросил семью, представляешь? Жену, детей, и не просто бросил, а в трудную минуту… А теперь вот вернулся, служу худо-бедно, а главное, она меня простила, представляешь? Зла не держит… Трудно понять!.. Не хватает только, знаешь чего? Я теперь пойду еще в церковь покаюсь!
– Ну, ты даешь, Шварц! Что-то ты совсем раскис! Так сырость на тебя, наверно, действует так, сыро тут в подвале! От сырости и не такое бывает! Тубик, например… Ну, ты прикинь в церкви попы эти, на мерседесах ездят! Ты на ботиночки их посмотри! А ты будешь ему душу наизнанку! Ты что, сильно верующий?
– Да нет… Не верующий, в общем… – Петя вдруг посмотрел на Худого в упор и заговорил громко и резко, – Худой, что ты за человек такой? С тобой разговаривать, как дерьмо жрать! Только что всё хорошо было, пока ты не влез, сука, – и Петя бросился на Худого. Тот увернулся с неожиданной ловкостью, кинулся через весь подвал, перепрыгивая койки, к закрытой железной двери. Петя бежал через подвал за ним, раскидывая койки, мимо притихших в ужасе "роботов"-гражданских, и настиг у самой двери, откуда деваться Худому уже было некуда, и обрушил на его голову чудовищный боковой удар. Голова Худого, увлекая за собой тело, отлетела, ударилась в железную дверь, весь он обмяк и, как мешок, плюхнулся на пол. Железная дверь после удара угрожающе загудела, кто-то из наблюдавших эту сцену "роботов" тихо застонал. Петя обернулся, словно пытаясь разглядеть что-то в полутемном подвале, и сказал как-то устало: "Вякните мне тут ещё кто-нибудь что-нибудь…" И отправившись на свою койку, лег на неё, делая вид, что решил поспать. Так пролежал он в темноте несколько долгих минут, пока, наконец, Худой не начал стонать и шевелиться. Петя с облегчением встал, подошел к нему, похлопал по щеке: "Ты как?" Худой смотрел на него ошарашено, как будто не узнавал, потом попытался встать, опираясь на петину руку, затем его стошнило. Подвал наполнился едким запахом рвотных масс.
– Вот же… – Худой слабым голосом пространно выругался, и тут его как осенило, – Шварц, ты что? За что, братан? Я же свой в доску! Мы ж с тобой и на нарах вместе и на воле…
– Помолчи, – перебил его Петя и, развернувшись, угрюмо пошел к своей койке, лег на неё, на этот раз действительно пытаясь заснуть…
***
Железная дверь истерически взвизгнув распахнулась. В дверном проёме, в хлынувшем ярком свете на мгновение появилась коренастая фигура, и голос дяди Жени неожиданно резко скомандовал: «Все на выход». Выбежав, обитатели подвала увидели перед собой командира и выстроились перед ним в шеренгу.
– Ну, вот и дождались, – без вступления сказал командир, – получен приказ пополнить нашим подразделением сводную батальонно-тактическую группу, наступающую на Дебальцево!
И стал, прищурясь, разглядывать по очереди их лица, ожидая реакции. Видно было, что зрелище ему не нравится.
– Ну, – с вызовом сказал он, – мужики вы или «роботы»? Оружие мы вам дадим, люди нужны!
– Я! Я готов, командир! – срывающимся голосом, тщетно силясь говорить поспокойнее, заявил Петя, – я на этот раз не обосрусь! Решено! Пулемёт верните!
– Молодец! – командир жестом скомандовал Пете выйти из строя «роботов», – А ты, Худой?
– Я бы… В другой раз… Голова раскалывается, он меня тут приложил… Еле на ногах стою! Чес-слово!..
– Как приложил? – обратился командир к Пете, и тому пришлось подтвердить, что было дело. И тут разом заныли, загундосили остальные «роботы»: «Ну, отпусти!», «Мы же вообще гражданские!», «Не умеем!», «Страшно!». Обычно спокойный командир вдруг побагровел, глаза налились кровью, а на лбу вздулась кривая толстая жила:
– Перестреляю, пидарасов! – взревел он, выхватывая пистолет, – честные пацаны вместо вас погибать будут!..
«Роботы» дружно повалились на землю – кто на колени, кто просто упал ничком, кто-то затравлено озирался, стоя по-собачьи на четвереньках. «Пощади!» – орал один, «Умоляю!» – другой, третий вдруг начал креститься, и командир внезапно остыл.
– Бог с вами, не буду грех на душу брать… Вон там, – он махнул пистолетом в сторону заснеженного поля, пересечённого лесопосадками, – там Горловка, или туда, вдоль трассы, Енакиево, бегите! В спины стрелять не буду… Марш!
И «роботы», сорвавшись с мест, бросились со всех ног, хрипя и спотыкаясь, бежать. У подвала, кроме командира, остались только дядя Женя и Петя, грустно смотревший вслед убегающему Худому.
– А ты молодец, – обратился к нему командир, Петя обернулся к нему, и командир неожиданно обнял его крепко, прижавшись лбом ко лбу, – пошли, впереди работа… Пулемёт, конечно, отдам!
А дядя Женя тем временем совершал один за другим звонки по телефону – было видно, что ему, в основном, не отвечают, или отвечают что-то не то… Они с командиром обменялись взглядами.
– Короче, все, кто есть, – заключил дядя Женя, указав на собравшихся перед зданием бывшего клуба нескольких бойцов, среди которых Петя увидел Змея, Саню и других старых знакомых.
– На манеже одни и те же, – грустно прокомментировал командир, а Петя вдруг почувствовал гордость, что теперь опять один из них, из немногих.
Вскоре за ними пришёл «Урал», который, как пояснил дядя Женя, должен был доставить их на точку развёртывания сводного батальона. В кузов загрузили СПГ и ящики с боекомплектом, следом полезли бойцы. Командир закрыл за ними борт.
– И это всё? – спросил водитель «Урала», – мне сказали, отдельный взвод забрать с тяжёлым вооружением! Ещё думал, как поместятся!
– Твоё дело не думать, а баранку крутить, – огрызнулся командир, залезая к нему в кабину с правой стороны.
По дороге присоединились к колонне разнородной военной техники, какое-то время ехали вместе с ней. Из тентовоного кузова не было ничего толком видно, только слышно работающую необычно много и близко артиллерию. Саня и Змей, сидя впереди с двух сторон кузова, то и дело открывали маленькие оконца-прорези в тенте, выглядывали вперёд по ходу движения, но обзор загораживала кабина. Дядя Женя ворчал что-то про то, что "так не делают", что людей не берегут, что теперь "ходим колоннами, как они". Петя толком не разобрал. Наконец "Урал" остановился и заскрипел ручником. Кузов открыл снаружи командир, неожиданно весёлый и бодрый.
