bannerbannerbanner
полная версияГражданские и военные

Дмитрий Андреевич Шашков
Гражданские и военные

Полная версия

А из окон штаба за ними наблюдала пара глаз, полных восхищения и затаённой тревоги. Свете вдруг стало жаль, что она не умеет читать молитвы. Она бы прочитала сейчас какую-нибудь молитву за воина, отправляющегося в поход. Есть же, наверняка, такая молитва! Она даже хотела поискать в интернете, но её отвлекла работа. «Всё будет хорошо! – подумала Света, – вон он, какой богатырь!»

Бойцы тем временем залезли в низкий кузов и закрыли над собой тент. «Газелька» заворчала старым мотором и затряслась по разбитой дороге, а Света углубилась в работу, чтобы быстрее пролетело тревожное время ожидания.

Водитель машины сидел в кабине один и в гражданской одежде – опять же для маскировки их выдвижения. Прибыв в нужное место, он загнал машину в лесополосу, заскрипел ручником и вылез из кабины. Бойцы молча спешились и пошли сначала гуськом вглубь посадки, вслед за рослой фигурой с зелёным тубусом за спиной, на ходу распределяясь попарно. Водитель закрыл кузов, накинул тент и, задумчиво проводив их взглядом, уехал.

Шли затем довольно долго парами, огибая открытые пространства и слишком густые заросли. Первой парой шли, конечно, двое офицеров, когда младший по званию заговорил:

– Товарищ майор, мы тут на передке, разрешите без формальностей.

– Да, конечно, валяй, – ответил Андрей подчёркнуто дружелюбно.

– Вы нас так прям к укропам заведёте!

– По нашим картам, до них тут не менее двух-трёх километров.

– Но карты, сами понимаете…

– Так мы здесь как раз для того, чтобы уточнить карты!

– Всё равно, дальше посадки кончаются, мы можем уже оказаться у них в прямой видимости. Вы же знаете, у них там полно снайперов из западных ЧВК с крупнокалиберными винтовками, уверенно работают на два километра и даже больше. Кроме того, посадки на передке, как правило, минированы обеими сторонами, тут какие хочешь мины, растяжки, «лепестки»… – и он подал жестом команду взводу остановиться и занять круговую оборону. Бойцы послушно расходились парами в разные стороны, а Андрей смотрел на него внимательно и удивлённо.

– Почему вы взяли командование на себя, товарищ лейтенант? И почему отказываетесь выполнять боевую задачу?

– Товарищ майор, не отказываюсь! Просто глупо лезть туда всем взводом. Как прикажете, сходить мне или послать одного из бойцов?

Андрей окинул взглядом бойцов, расположившихся вокруг на местности – видно было всех до одного. Затем взглянул на лейтенанта, тот потупил взгляд и теребил пальцами предохранитель автомата.

– Я сам схожу, – ответил Андрей.

***

Майор двигался теперь вперед по реденькой лесополосе в одиночестве, оставив за спиною залегших бойцов и их лейтенанта. Всё же Андрей остался собой доволен – бойцы не знали, что это, на самом деле, его первый боевой выход – но он не только не позволит запятнать честь мундира, но и возьмёт на себя основной риск. Лейтенант по-своему прав, опасаясь за бойцов – их тут никто ничему толком не учил… А всё же, как громко слышен здесь каждый шаг! Невозможно идти по лесополосе бесшумно!.. Но вот растительность редеет, теперь можно будет рассмотреть что-то в бинокль. Но нет, там, оказывается, ещё небольшое поле, за ним опять посадка, – может быть, из неё будет видно? Огибая поле по-над посадкой, попробовал углубиться в неё, но нет, густой бурелом, опять в обход, далее сквозь неё, опять поле, и опять ничего толком не видно! Снова обходить, пробираться, стараясь не шуметь, хотя куда там…

Так он продвигался всё дальше, петляя по незнакомым посадкам, между деревьев без листвы, реденьких кустарников и густых буреломов, оставленных попаданием снарядов, а кое-где проходом техники, ломившейся здесь когда-то сквозь лесополосу. Вот здесь, похоже, раньше танк прошёл, тут БМП, там, понятно, несколько снарядов легло.

Ноги в новеньких берцах ступали по палой листве, хрустели мелкими ветками, и вот одна вдруг потащила за собой тонкую проволоку. Зло хлопнул запал гранаты, Андрей быстро залег, прижавшись к земле всем телом и головой, и озираясь одними глазами. Три секунды падали в вечность бесконечно долго! Если она, граната, может быть, где-то на земле, за каким-нибудь бугорком, может и пронесёт? Но нет, вот он видит её в ветвях, у себя над головой.

– Господи, помилуй меня грешного!

VIII

Петя отдыхал после очередного караула, удобно расположившись в плетёном кресле на крыльце здания бывшего клуба. У ног его, словно верный пес, стоял, опираясь на разложенные сошки, полюбившейся уже ему ПКМ. Петя наблюдал за работой «роботов», копавших теперь окоп, – двоих только что привезли из села, пойманных за какое-то мелкое хулиганство. Дядя Женя с двумя бойцами специально ездил за ними на «Уазике», откликнувшись на жалобы гражданских, регулярно обращавшихся за решением проблем с мелкой преступностью к ним, поскольку обращаться было больше некуда – с началом войны бывшая милиция, по большей части, разбежалась или вступила в ряды ополчения. Третьим «роботом» был старый знакомый – Худой – вернувшийся в этот статус после самовольного оставления поста. Под глазом у него красовался огромный синяк – результат воспитательной беседы с ним командира. Тот сначала пытался объяснять Худому что-то про «преступление против воинской службы», вспоминал свою срочную службу ещё в советской армии. Худой, однако, не хотел признавать себя виновным, пытался по обыкновению юлить, что ещё больше возбуждало командирский гнев. Гнев прорвался наружу после совсем уж неудачной фразы Худого «командир, ну чего ты чудишь?».

– Видишь, братан, – подошел Худой к Пете, – вот и волыну отняли, пока спал после караула. Понимаешь?

Петя молча протянул ему сигарету, зная, что он её сейчас попросит. Пете не хотелось ругать его, хотя он и не находил поступок командира несправедливым.

– Ты только, Шварц, старого кента не забываешь! – говорил Худой, присаживаясь рядом на корточки, – как думаешь, возьмут меня обратно? Волыну вернут?

– Откуда ж я знаю? Посмотрим.

– Ну, ты за меня замолви словечко! Мы ж кенты, да?

– Да что от моего словечка изменится? Это же армия, здесь командир всё решает. Он человек бывалый, советской закалки, а ты так… нарушаешь…

– Да кто ж знал, что нельзя…

Другие два «робота» недовольно поглядывали на привилегированного собрата, который вместо работы курил вместе с одним из ополченцев. Но тут из дверей здания появился Змей, и Худой поспешил вернуться к работе. Змей встал рядом с Петей в пол-оборота, оперевшись на перила крыльца, и посмотрел на Петю с выразительным укором:

– Пойми, панибратству тут не место!

– Ты про что?

– Я про то, что ты теперь не «робот», ты – военнослужащий! Тебе завтра, может быть, кровь проливать, как и мне, как и любому из нас… А эти типы, – он бросил пренебрежительный взгляд на притихших и усердно копающих «роботов», – они будут тем временем бухать и курить где-нибудь под забором! А потом нас ещё гражданские спрашивают, «когда война кончится?», я на это говорю, «когда все эти бухарики из-под заборов вылезут и возьмутся за оружие, пойдут в ополчение», а не пойдут, мы их сами приведём, только в качестве «роботов»! Тут ведь каждому своё! Кто на что сгодится, понимаешь? Нормальным пацанам воевать, всяким алкалоидам окопы для нас рыть, убираться, мешки таскать… Командир их ещё жалеет, скоро отпускает, я б не отпускал, только набирал! Набрал бы из них отдельную трудовую роту – человек сто за раз чтоб работали, вот настроили бы нам укреплений!

– Надсмотрщиков не напасёшься, – засмеялся Петя, – а ты не куришь и не пьёшь?

– Курю, начал во время войны, потому что тут нельзя не начать… Стольких пацанов уже потеряли… Выпить могу, помянуть. Я же с лета воюю. Со Славянска. Такого повидал… – тонкие черты его лица в этот момент дёрнулись, как от внезапной боли, а глаза смотрели куда-то в сторону. Пете захотелось сказать ему что-то доброе, или обнять. – Такие пацаны, Петь, погибали, а эти отбросы за нашими спинами отсиживались! Так что теперь пусть работают и… боятся! – с этими словами он рывком скинул с плеча автомат, щёлкнул вниз флажок предохранителя…

– Ты что делаешь, Змей?!

… И пустил длинную очередь над головами копающих «роботов». Те действительно не на шутку испугались, выронили лопаты, Худой упал ничком, закрыв голову руками.

– Работайте, работайте! – услышал Петя сквозь звон в ушах весёлый голос Змея, – копайте глубже, в следующий раз очередь ниже пройдёт!

Однако ещё через секунду из двери на крыльцо выскочил дядя Женя, бросил беглый взгляд на роботов, ткнул пальцем в Змея:

– К командиру!

Змей поспешно пошёл за ним, заметно побледнев. «Роботы», перекурив, опять взялись за дело.

IX

Света, услышав тарахтение «Газельки», оторвалась от монитора и выглянула в окно. Знакомый лейтенант, комвзвода разведки, в залитой кровью разгрузке вытаскивал из кузова тяжёлый предмет, вроде мешка или большого негнущегося свёртка, ещё один боец из разведки, тоже перепачканный кровью, подхватил предмет за негнущиеся ноги. Еще на предмете она различила лицо, напоминающее восковую маску, черты которого показались ей знакомыми. Словно с Андрея слепили маску для музея восковых фигур…

Света быстро вышла из комнаты, мимо притихших товарок, по коридору через дверь на плац, потом миновала «Газельку» с угрюмыми разведчиками и «предметом», потом к железным воротам, в калитку, мимо подавленного часового. Быстро шагала теперь по пустой серой улице.

– Почему именно он? В батальоне две-три сотни мужиков, и из всех из них она выбрала только его, и именно ему же и надлежало умереть?! Почему не тому другому, который давно в безопасности в Москве, открыл уже, наверное, новый бизнес?.. Почему именно ей? Есть столько женщин, с которыми ничего такого никогда не случалось – которых не бросал в трудную минуту муж, у которых не погибал внезапно возлюбленный, которые вообще никогда не видели войны, не прятались с детьми по подвалам, не просыпались среди ночи от канонады!.. И ведь даже самый разумный в этой ситуации выход – покончить с собой – для неё не доступен, потому что у неё две дочки, которые как якоря держат её в этом тошнотворном мире, где мужчины либо трусы, либо «двухсотые»! А ведь она ещё не старая – ей ещё лет тридцать или сорок предстоит жить!.. Или сначала дочек, потом себя? Да нет, так у неё не получится. И бросить их одних тоже не сможет. И что с этим со всем делать?!

 

Света не могла бы сказать, сколько она пробегала не разбирая дороги с этими вопросами по опустевшему серому городу, прежде чем отчаяние ее как будто притупилось под действием физической усталости. Во всяком случае, она наконец присела на троллейбусной остановке, рассчитывая поехать домой. Дочки уже, наверное, из школы пришли.

– А при Украине-то троллейбусы лучше ходили, – приставала какая-то бабка к какому-то молодому военному в солдатском бушлате с пустыми погонами, – за что вы воюете? Чтоб совсем житья не стало?

– Что ты к нему пристала, – вступилась другая, – он-то тут причем!

– Он причем? А я причем? Я всю жизнь работала, а тут на пенсию даже сдохнуть не по карману – хоронить как собаку в картонной коробке придётся! Или в морге вонять, там и так смрад, когда мимо идёшь!

Света не могла больше выносить этого разговора и пошла пешком, несмотря на усталость, не дожидаясь троллейбуса. Тот как назло вскоре обогнал ее и бодро скрылся за поворотом.

– Что ж это за издевательство?! – закричала она в голос и разрыдалась, но всё же шла дальше по пустынной улице, всхлипывая и бормоча что-то совсем уже невнятное, когда знакомый звук, резкий оглушительный хлопок, заставил её остановиться и взбодриться. «Прилет» снаряда или мины, причем близко – впереди за поворотом. Света привычно метнулась к ближайшей пятиэтажке, нашла подъезд и скрылась в нём, машинально захлопнув за собой старую дверь без стёкол, поднялась на полпролёта, стараясь держаться подальше от окон. Разрывов было не более десятка и всё стихло. Выслушав стук осколков снаружи и переждав пару минут, спустилась и открыла дверь. Мимо пробежала, вытаращив глаза и поджав хвост, ошалевшая от такой жизни собака. Света опять пошла дальше своей дорогой, когда из-за поворота услышала крики нескольких голосов и визгливое женское причитание. Света и тут флегматично двинулась далее, уже привычная ко многому, но то, что ждало за поворотом, заставило ее замереть. Посреди проезжей части стоял развороченный троллейбус, на обильно политом кровью асфальте валялись фрагменты тел. Света разглядела худую руку подростка, женскую ногу, валялись какие-то окровавленные кучи тряпья. Рядом стоял плачущий старик. Потом она отвернулась и опять двинулась дальше, стараясь уже не смотреть. Зачем ей это в памяти? Она всё равно ничем не может помочь.

Голова её вдруг стала работать удивительно ясно и четко. Она выжила, чудом не сев в этот самый троллейбус, и это прекрасно, потому что ее дочери не останутся теперь одни. Они ждут ее дома, а значит, ей есть зачем жить. Положение не безвыходное, потому что они могут уехать втроем хотя бы в качестве беженцев. Пусть им придётся жить какое-то время где-нибудь в бараках – она точно не знает, где размещают беженцев, но где-то же размещают, – главное, там не будет обстрелов! Все войны рано или поздно заканчиваются. На службу она уже не вернётся – не хочет встречать у штаба новых «двухсотых», заполнять о них документы. Впрочем, от неё вряд ли кто-то и потребует возвращаться – присяги она никакой пока не давала, да и вообще всегда может сослаться, что она женщина с двумя детьми и без мужа…

Добравшись с этими мыслями до дома, встретила у подъезда престарелую соседку.

– Слышала, Свет, мина в троллейбус угодила? Тут у нас недалеко!

– Да уж, тёть Сонь, слышала… – устало ответила Света.

– Это ж надо, что опять творится! Я детство под бомбежками провела, ещё в ту войну, в Великую Отечественную. Отец на фронте погиб, ещё в 41-м. Мать ночами выла белугой! У меня первое воспоминание из детства: в доме темно, мать воет и снаряды рвутся… Долго потом темноты боялась, со светом спала, пока замуж не вышла. Там уж к мужу прижмусь, можно и свет выключать… А вот опять на старости лет угораздило – опять война! Значит, Бог так ссудил…

– Зачем же так?!

– Значит, надо. Пути Господни неисповедимы. Ты б сама, Свет, в церковь хоть когда зашла, а то измученная такая, смотреть на тебя горько.

– А у нас тут есть церковь? – спросила Света, вспоминая, что была последний раз в церкви, когда венчались с Петей.

– Конечно, есть! Как не быть? Церковь везде есть.

X

– А знаешь, Шварц, что за день-то сегодня? – спросил Худой, подсаживаясь к Пете и принимая от него сигарету. Петя опять сторожил очередных “роботов”, и Худой всегда рад был устроить себе самовольный перекур.

– Ну и что за день?

– День трех “д”! – торжественно произнес Худой.

– Чего?

– День денежного довольствия!

– А, ну да…

– Послушай, Шварц, мы ж кенты! Ты ж знаешь, как меня кинули! Обратно в роботы перевели! Мне теперь хрен что дадут! Ты ж подогреешь старого кента, не забудешь?

– Да мне тоже, вроде, пока особенно нечего получать, всего ничего отслужил, да и довольствия того… Хотя у нас тут и трат никаких… Послушай, Худой, я конечно понимаю, кенты и всё такое, но есть идея поинтереснее: поскольку у нас тут трат никаких, кормят-одевают, эти деньги надо откладывать. И ты, когда тебя восстановят по службе, деньги копи, после войны, может, вместе дело откроем. После войны, в связи с разрухой, за дешево можно будет…

– Да не гони, Шварц, чего ты чудишь? Давай я сэма намучу, шмали хорошей, а хочешь, ширы? Или шлюх? Это дороже, но я найду варианты!

– Ну даешь, – засмеялся Петя, а потом сказал серьезно, – знаешь, у меня ведь жена и две дочки, мне бы им деньгами помогать… Давно их не видел, были причины, но теперь скоро уже, надеюсь, буду с деньгами и по форме…

Петя не хотел говорить дальше, и его выручило урчанье штабного “Урала”, не спеша подкатывающего к блокпосту.

Бойцы в ожидании собирались к машине. Настроение у всех было приподнятое. Даже у тех, кто стоял на постах, хотя им довольствие получать предстояло, конечно, отдельно, после смены. Только теперь Петя увидел всех бойцов блокпоста в сборе, – оказалось, человек двадцать, – стояли весёлой дружной компанией. Один только Худой, напротив, места себе не находил от разочарования. Дядя Женя сочувственно посмотрел на него и сделал вид, что забыл отправить его обратно в подвал к другим “роботам”.

Из кузова “Урала” выпрыгнули несколько бойцов, сопровождающих ценный груз, в новенькой форме и берцах, с начищенными автоматами, рассыпались по сторонам, заняв позиции как для круговой обороны.

Рейтинг@Mail.ru