Джули Дейс
Игра за линией поля
Расставляю ладони по столешнице перед собой, чтобы не рухнуть и наблюдаю, как двигается макушка. То ещё зрелище, когда перед тобой смелая, а не зажатая девчонка. Я никогда не был ярым ценителем скромности.
– Так хорошо? – спрашивает она, продолжая двигать рукой.
– Не болтай.
Она кивает, и лукавая улыбка трогает её губы.
Черт меня дери, она улыбается, когда сосёт мой член!
Сдохнуть можно!
Это будут те ещё пятнадцать минут, потому что главный подарок этим вечером, как оказывается, ждёт вовсе не именинника, а меня.
Глава
11
. Трэвис
Мне не нравится эта западня.
Родители сидят напротив друг друга за обеденным столом, и надеюсь, не из-за моего вчерашнего родео в туалете. Нас не видели, по крайней мере, я так думаю. И у меня нет номера телефона партнёрши по веселью, чтобы уточнить подобный нюанс.
Я встречаю взгляд отца.
Он смотрит на меня, как будто заранее ищет поддержку, и нервно теребит манжет рубашки. Но я всё ещё не понимаю в чём, черт возьми, дело. Хотя бы понятно, что причина не во мне, потому что в таком случае ребята, хлопающие по плечу, требуется мне, а не ему. Не менее прискорбное выражение на лице мамы. Они оба выглядят поникшими. В глазах грусть и некая паника, которая ослепляет вспышкой света, стоит им переглянуться.
У меня нет желания и тем более терпения ждать у моря погоды. Я не выдерживаю молчаливую паузу.
– Что происходит?
– Сын, есть разговор, – отец переглядывается с мамой и натянуто улыбается.
Я припадаю к проёму и складываю руки на груди, позволяя им вывалить новости.
– Мы решили развестись.
Мне кажется, меня оглушает волной ультразвука так, что из ушей кровь готова биться фонтаном.
– Что ты сказал? – собственный голос кажется чужим, как будто за меня говорит эхо.
– Мы разводимся.
Ко мне возвращается способность выражать эмоции. К сожалению, они далеки от радостных ликований.
Я раздражённо фыркаю и выглядит это как плевок.
– Да вы, мать вашу, оба прикалываетесь!
Но это не грёбаный прикол, судя по их лицам.
– Послушай, иногда людям лучше разойтись, – мягко доносит мама. – Их отношения изжили себя, как, например, наши, Трэвис.
Испытывая неимоверный гнев, кипящий под кожей, с дури швыряю вазу, которая оказывается маминой любимой. Стекло разлетается на мелкие осколки, но мне нет до этого дела.
– Трэвис… – снова начинается она, но я выставляю руку вперёд, останавливая будущие аргументы, оправдания и всё последующее припасённое ими дерьмо.
– Нет, – я стискиваю зубы. – Отношения, черт возьми, не могут изжить себя! Такое невозможно. Это сраное оправдание!
Я переглядываюсь между ними, не скрывая бешенство, граничащее с ненавистью.
– Два взрослых человека не могли удержать на плаву собственный брак, прикидывались, что всё, мать вашу, шикарно! Семейка из рекламы сока, усраться можно от счастья! Да нас можно печатать на обложке Family Circle!
– Трэв… – суровый тон отца не пугает, я лишь небрежно отмахиваюсь.
– О, да мне плевать, даже не пытайся утешить или как там это называется. Давайте лучше решим, кому я теперь достанусь. Кто будет брать меня по выходным?
– Ты всё преувеличиваешь, – тихо вздыхает мама, сцепив пальцы в замок так же, как я зубы.
– А знаете, разводитесь. Насрать. Вы оба слабые, как подошва на моих кроссовках.
– Милый, мы…
– Заканчивай, я не хочу слушать ваше дерьмо. Вы не смогли или не пытались дать друг другу второй шанс. Вы не перекинете ответственность на меня. Я не буду ничего решать. Мне плевать, делайте, что хотите, я сваливаю отсюда.
Зашибенно! Просто охренительно!
В одиннадцать утра я хочу спалить родительский дом к чертям собачим, чтобы уничтожить ложь, которой накормлен и которая преобразовалась в тошноту. Через несколько часов самолёт, а я бы с удовольствием воспользовался услугами частного лайнера уже сейчас.
Я забираю привезённые вещи и покидаю стены дома, не желая слушать голоса родителей и тем более смотреть в глаза.
Поверить не могу, что не увидел разлад. Что был слеп по отношению того, что происходит прямо перед носом. Этим двоим можно выписать Оскар за лучшую игру в счастливую семейку, интерес лишь сколько вообще это длилось. Будет апогеем, если с момента моего рождения. Слова мамы о том, что отношения могут изжить себя – не переставая крутятся в голове. Это как признание в том, что вы не пытались, не искали точки соприкосновения, не обзавелись чем-то общим. Тем, что могло стать лекарством для брака и его сохранения. Забавно, как легко люди отказываются друг от друга, придумав самое банальное оправдание, типа «мы разные люди», мои, кстати, подошли с особенной изобретательностью. Дело не в том, что вы разные люди, все вокруг разные люди вопль до индивидуального отпечатка пальца, а в том, что вы не хотели или не пытались создать свой мир.
Я захожу в первый по пути бар и начинаю с тяжёлой артиллерии.
– Виски.
Либо моё мрачное настроение, либо такое же выражение лица делают своё дело. Никто не спрашивает документы.
Одним махом осушаю стакан и кручу его между пальцев, уставившись в одну точку на неопределённое количество времени, словно какой-то псих. Так или иначе, я положил огромный хрен на каждого. Удивительно, как какой-то захудалый бар с пьяницами может стать местом, где уютнее, чем в доме, в котором вырос.
Я беру ещё один стакан и меняю стул у бара на столик с диванами у окна.
– Дерьмо, так это ещё не все сюрпризы на сегодня, – не скрываю раздражение, когда напротив свою задницу усаживает знакомое лицо.
Я делаю большой глоток, желая подавиться с сдохнуть на том месте, где сижу.
Вселенная не проникается ко мне милосердием. Кажется, всё накопленное она решила вывалить именно сегодня и именно на меня.
Я впиваюсь взглядом в урода напротив. Его карие глаза тоже растерянно не бегают по обстановке. Они смотрят в мои с вызовом и издёвкой. Держу пари, молитва, чтобы кто-то из нас откинулся или под задницей разрезало землю, открывая ворота напрямую в ад, не сработала.
– Выглядишь так, будто готов кого-то убить, – с ухмылкой замечает Стив.
– Какой ты чертовски догадливый, – саркастично бросаю в ответ. – Свали на хрен, пока этим кем-то не стал ты.
– Я тут из-за тебя вообще-то.
Я хочу сделать новый глоток, но стакан так и не достигает рта. Он замирает у губ. Сколько прошло времени? Сколько я пялился в стену?
Парень напротив играет бровями.
– Они попросили Одри, но она вернётся только через час, поэтому попросила меня присмотреть за твоей задницей, глотающей крепкий алкоголь во время позднего завтрака.
Я запрокидываю голову назад и разражаюсь смехом. Он звучит фальшиво, злорадно.
– Ох, да, подожду, когда они узнают, что она заслала ко мне своего сомнительного дружка. Их маленькая любимица поменяет о себе мнение.
Стив откидывается на спинку дивана. Растянув руки по бортику, он смотрит на меня с ухмылкой, как будто что-то понял.
– А тебя это беспокоит? Переживаешь, что был у неё после тебя?
Я допиваю остаток жидкости и со звоном ставлю стакан на стол. Рука поднимается вверх, тем самым, заявляя о добавке.
Теперь нужно некоторое время, чтобы переварить то, что мог ошибиться и Одри всё же была с кем-то. Лицемерно с моей стороны, потому что сам не являюсь верным рыцарем в сияющих доспехах. Более того, меня интересует ещё кое-что, например, что он посвящён в тонкости наших взаимоотношений.
– Твой член не способен взволновать меня, – в конечном счёте, всегда можно обороняться ложью. Отчасти, меня действительно не волнует его сексуальная жизнь, она красноречива так же, как и моя.
– Но, если он будет находиться внутри Одри, ты проникнешься интересом.
– Как видишь, мне до сих пор насрать. Делай выводы.
Стив замолкает, но по его губам продолжает бегать раздражающая усмешка. У мудака отсутствует инстинкт самосохранения, а я переполнен желанием выплеснуть злость. Он мог стать хорошим вариантом для драки, лучший противник из имеющихся вокруг, но Одри души не чает в ублюдке. Я не готов выпускать пар и усугублять, жертвовать тем крошечным светом, что остался внутри неё по отношению меня. Она не приехала сама, но подумала о том, чтобы кого-то приставить. Ей не плевать, это немного радует.
– Так что, Кросс?
Я приподнимаю бровь и принимаю новый стакан с выпивкой.
– Что скажешь?
– Посвяти меня в детали вопроса, – жидкость всё ещё обжигает горло, но уже не так, как первый стакан.
Стив смотрит на меня, улыбаясь во все тридцать два белых.
– Ты с ума по ней сходишь, – он качает головой и издаёт смешок.
– Я бы не сидел тут с тобой, будь это так.
– А что бы ты делал? Сворачивал горы ради неё?
Я нехотя киваю.
– Так и есть, но получается, что мне насрать. Забирай и наслаждайся, пока не надоест.
– Без проблем, тебе-то не светит.
– Думаю, ты сам знаешь, что у меня нет проблем с сексом, как и у тебя.
Он щёлкает пальцами, как будто пришёл к какому-то выводу.
– Трахнуть какую-то малознакомую девчонку не проблема, проблема в том, что тебе этого недостаточно. Это так… выпустить пар, хотя тоже не весь. Чтобы угомонить это чувство, тебе нужна Одри. Секс – это не только физически, но и эмоционально. Ты не получаешь насыщение и остаёшься голодным. Всё будет только с ней, потому что хочешь её головой и телом. Даже не рассчитывай, что получится обмануть себя.
– Надеюсь, на сегодня все наставления, Гуру? Или ты всё ещё думаешь, что я собираюсь обсуждать с тобой жизненные трудности?
– Я бы послушал.
– Придётся обломаться, а лучше всего свалить, тем самым, облегчив мне существование.
– Не в моих интересах. Честно говоря, я тут даже не из-за просьбы Одри, а из любопытства.
Стив потирает между большим и указательным пальцами подбородок, вглядываясь в моё лицо. Я закатываю глаза и делаю глоток, чтобы хоть что-то помогло вынести его присутствие. Алкоголь отличный способ, даже если через пару часов не пустят в самолёт и придётся отсыпаться в зале ожидания.
Мой взгляд ползёт по татуировкам на его руках, а разум пытается отыскать хотя бы что-то, что привлекло Одри, потому что вопросов, что привлекло его – нет. К сожалению или счастью, я всё ещё затрудняюсь ответить, что она в нём нашла.
– Хочу понять, есть ли что-то у неё к тебе, – Стив нарушает молчание.
Как точно подмечено, вот это я тоже с удовольствием узнаю.
– С тобой и так всё понятно, хотя… – он продолжает рассуждать, не дожидаясь ответов от меня. – Мне бы понять логику, которой руководствуешься и причину, почему отказываешься.
– Клянусь, тебя озарит, когда свалишь.
Его взгляд поднимается выше и останавливается над моей головой. Уголок губ парня дёргается.
– А вот и она.
Я резко оборачиваюсь и упираюсь глазами в девушку, вышагивающую мимо столиков с такими же ценителями спиртного. Дерьмовое утро может быть не только у меня.
– Спасибо, что выручил, – Одри обнимает Стива, и он привлекает её ближе, ухмыляясь мне.
Я показываю средний палец и беззвучно говорю:
– Ешь дерьмо.
Стив игнорирует и поднимается на ноги, награждая её такой очаровательной улыбкой, что всё выпитое рвётся в обратном направлении. Никогда его не переваривал, и дело не только в их дружбе, а чём-то для меня до сих пор непонятном. Может быть, потому что между нами есть сходство, а я никогда не любил себе подобных.
Он салютует прощание и, сунув руки в карманы джинс, направляется к выходу.
– Я даже не буду спрашивать, какого хрена тут делаешь ты или подослала его, а спрошу, как нашла.
Её янтарные глаза останавливается на мне.
– Программа на твоём мобильнике, которую родители установили в четырнадцать.
И как я забыл? Стоило бы избавиться от этого жучка на хвосте.
Одри продолжает стоять, возвышаясь надо мной. Её длинные ноги обтягивают джинсы, чёрная водолазка заправлена под ремень, тем самым, подчёркивая все нужные изгибы талии и бёдер, ремешок небольшой сумки перекинут через плечо и тянется вдоль тела, создавая ямку между грудей. На несколько секунд взгляд застывает на туфлях с отрытым носком и шнуровкой по центру, после чего возвращается к лицу.
Она отводит собранные в конский хвост волосы за спину и указывает подбородком на стакан.
– И с каких пор ты пьёшь с восходом солнца?
– А с каких пор совершеннолетний мальчик должен отчитываться перед кем-то?
– Чувствуешь, чем тут пахнет?
Я иронично поднимаю бровь.
– Твоим дерьмовым чувством юмора?
– Ха-ха-ха, – искусственным смехом, протягивает Одри.
Я допиваю остатки.
– Какого черта тебе нужно? Не помню, чтобы звонил и приглашал присоединиться.
– Вчера предлагал.
Одри бесцеремонно падает на противоположный диван и одним грациозным движением кладёт ногу на ногу. Обожаю язык её тела, сейчас поза читается как закрытая. В случае чего, она готова обороняться.
– У предложения истёк срок годности.
– И? – она ставит локоть на спинку дивана и подпирает висок.
– А? – не могу удержаться, Одри как магнит для засранца внутри меня. Она вытягивает его на поверхность.
– Собрался играть со мной в гласные? – её носик морщится. Это явный признак неодобрения.
– Всяко лучше, но ещё хочется спросить, какого хрена тебе надо от меня?
– Твои родители переживают.
– Так позвони и скажи, что я в норме и счастливого пути.
– Я не уйду.
– Раз уж на то пошло, может, пойдём в туалет и трахнемся? Скрасим время и печаль чем-то приятным.
На этот раз черты её лица не искажает отвращённая гримаса. Она быстро привыкает к скверной стороне моего характера.
– Я бы съездила тебе по роже и ушла, будь другая ситуация.
– Но ситуация дерьмо, не откажешь же убитому горю парню?
– А знаешь, нет. Пошёл ты, Трэв.
Я киваю.
– Вот и отлично. Рад, что мы пришли к единогласному решению.
– Знаешь, – Одри поднимается на ноги и вновь смотрит на меня сверху вниз. – Мне сказали, почему ты психанул, и я не вижу в таком решении ничего, чтобы обозлиться на весь мир. Это решение сложное не только для тебя. Им далось намного тяжелее. Если для тебя важно, чтобы они оставались в отношениях, то будь готов видеть разбитые и несчастливые лица, которые по твоей прихоти живут вместе, в то время как у тебя своя жизнь на другой стороне страны. Ты взрослый мальчик, Трэвис, а ведёшь себя, как тот пятнадцатилетний трус.
– Поздравляю, ты запала на труса.
– И это всё, что ты можешь сказать?
– А ты ждёшь, что я изолью душу в длинном монологе?
– Слушай, в чём твоя проблема? Я до сих пор не пойму, что послужило причиной крушения поезда.
– Ты.
Глаза Одри расширяются. Дыхание учащается, и она абсолютно точно злится, но продолжает держаться. Это мне не нравится. А вот если она запустит стакан в стену – понравится. Мне нравится её вспыльчивость, тогда она настоящая.
– Шути в одного, если не умеешь общаться без сарказма.
Я поддаюсь вперёд и смотрю на неё из-подо лба.
– Не нравится быть причиной крушения поезда? Ну тогда слушай.
Я вытягиваю вперёд ноги и скрещиваю в лодыжках, кладу руки по обе стороны дивана и в упор смотрю на неё.
– Ты выбираешь всех, кроме меня. Любого существующего урода на планете. Но не меня. Зануда Остин, шлюха Стив, грёбаный Уилл, сраный Митч. Парад уродов, твою мать. Все, кроме меня. Даже Максвелл!
Её лицо застилает удивление, а вокруг нас собирается любопытная кучка пьяниц. Тащите попкорн, сейчас будет драма.
Она пинает мою ногу, и я сдерживаю улыбку. Вот это уже больше похоже на Одри.
– А ты? Ты выбрал меня? Нет, Кросс, ты трахнул меня и свалил со словами «это ничего не значит»! Чего ты ждёшь? Что я расстелюсь звёздочкой перед тобой? Буду целовать газон под твоими ногами? Или я должна ползти за тобой, как будто ты последний парень на планете? Очнись наконец, у меня есть гордость!
– Я ответил тем же. Ты не выбрала меня – я не выбрал тебя. Ещё вопросы?
– Перед тем, как очередной раз пошлю тебя, скажу: я начала встречаться с Остином после твоих слов. Можешь считать, что сам меня подтолкнул.
– Ты начала с ним до того, как что-то было со мной. Теперь улови суть: никому не нравится быть одним из. Общаешься с ним – трахнешься со мной, будь готова, что тебя тоже кинут за борт.
– Ты в своём уме?! – шипя, шепчет она. – Ты бросил меня после первого секса! Я не побежала за тобой и оказывается, в этом моя вина!
– Я не бросал. Всё изначально было понятно, и ты была согласна. Чего ты ожидала, Одри? Что в пятнадцать на всю жизнь?
– Только послушай себя! Ты хотел, чтобы это ничего не значило, и ты получил желаемое. Я не бегаю за тобой и не преследую, ты волен делать всё, что захочешь. Но ты чёртов эгоист! Ты запутался и решил, что это моя вина, что я должна разгребать твоё дерьмо!
– Я не просил.
– Тогда оставь меня в покое, не приходи ко мне!
– Не могу.
– Боже, да ты спятил! Что тебе ещё нужно?! Поскакать перед тобой на задних лапках? Или, может, мне тоже нужно отсосать тебе в туалете, чтобы ты забыл, как меня зовут?
– Хвалю за проявленную инициативу, но нет.
Одри хватается за голову и закрывает глаза. Она втягивает воздух и медленно выдыхает. Её глаза снова открываются, и я не вижу в них ничего. Плохой знак.
– Несколько минут назад ты предложил пойти и трахнуться в туалете, – сухим тоном напоминает она. – Что тебе нужно? Чего ты хочешь? Почему я?
– Мне просто нравится рушить твою жизнь. Без причины.
И-и-и-и, приз за лучшее враньё по праву достаётся мне!
У меня всегда была причина оставаться вблизи. Хочу или не хочу, но не могу держаться в стороне, это невозможно. Одри магнит для меня, вторая сторона моей медали. Тут работает принцип либо со мной, либо ни с кем. Я всегда знаю, что происходит в её жизни. А ещё я знаю, кто помог Остину расстаться с ней по переписке и сверкать пятками. Я на многое готов, чтобы всё оставалось по-моему. Вот такой я эгоистичный козёл, осудите за это, потому что не чувствую сожаление и ни капли не раскаиваюсь.
– Пошёл ты!
Она разворачивается и марширует к выходу, а я снова поднимаю руку за спиртной добавкой.
Дерьмовый день и худшее в нём то, что подкидываю дрова в пламя. Так уж вышло, что я всегда топлю корабль целиком. Есть во всём этом кое-что положительное: со дна только один путь – наверх.
– От них одни проблемы, – сипит за соседним столом мужской голос.
Я смотрю на помятое лицо и фыркаю.
– Оставь при себе своё жалкое мнение. Мне насрать. Я не тот, за чей счёт опохмелишься или добьёшь.
Мужик извергает проклятия, на которые плевать ровным счётом так же, как раньше. Я лишь надеюсь, что не стану его подобием и обещаю себе, что это последний стакан на сегодня.
Глава 12. Одри
– Это мне?! – не скрывая восторг, спрашиваю я, удерживая мобильник между ухом и плечом.
Мелодичный смех Митча мурашками расползается по коже.
– Всё тебе.
Из груди поднимается счастливый визг, который тонет вместе с носом в цветочных бутонах. Я обнимаю круглую коробку, половина которой цветы, а вторая клубника в шоколаде. И то, что она в шоколаде – мелочь. Митч не знает, что я не приверженица сладкого. К сожалению, мне не досталась сверхспособность лопать сладкое и оставаться стройной, а вот понюхать булочку и после ещё год плакать из-за цифр на весах – это про меня.
Я мечтательно вздыхаю.
– Имей в виду, я могу привыкнуть и тогда запросы начнут расти.
– Всё зависит от их адекватности. Меня не пустят в космос за звездой. Могу попробовать, но сомневаюсь в успехе.
– Сойдёт, – улыбаюсь я. – Обойдусь без звёзд.
– Тогда всё под контролем. У меня предложение, и я не знаю, как ты отнесёшься.
– Говори.
– Сегодня благотворительный вечер, я бы хотел, чтобы ты пошла со мной.
Я прищуриваюсь, теребя шёлковую ленточку вокруг коробки.
– И всё?
– Да.
– Сколько у меня времени?
Митч берёт несколько секундную паузу.
– Два часа.
Мне приходится сильно закусить губу, потому что эти два часа должна была потратить на подготовку и пробы. Я не могу отсиживаться и ждать, пока меня заметят. Хочешь получать предложения и быть на счету – начинай действовать. Вот, каковы были планы.
Я не в силах разорваться, желая всего и сразу, но выпаливаю раньше, чем думаю:
– Хорошо.
– Тогда заеду к шести, – в голосе Митча проскальзывают бодрые нотки, отрезая все пути обратно.
Я бубню что-то наподобие «созвонимся» и бросаюсь к шкафу.
Джинсы, блузка, туфли и помада – весь арсенал, благодаря которым можно добиться мирового успеха и даже симпатии со стороны комиссии. Волосы оставляю в лёгкой небрежности, перебросив на одну сторону и стараюсь улыбнуться отражению как можно очаровательнее. Улыбка – лучшее из оружий.
Я поворачиваюсь к Лав, которая всё это время наблюдала за мной с толикой замешательства.
– Ну, как? Сойдёт для программы новостей?
В зелёных глазах появляется одобрение, а на губах намёк на улыбку.
– Я бы хотела быть уверенной и красивой, как ты, – тихо говорит она, придвинув ноутбук ближе.
Я окидываю её недоверчивым взглядом.
– Знаешь, я думаю, что ты красивая, просто боишься быть в центре внимания из-за чужого мнения. Тебе стоит бороться со страхом. Самообман уничтожает самооценку получше чужого мнения. И в первую очередь, избавься от всех мешковатых футболок, они убивают фигуру.
– Ты… – она поджимает губы, словно боится договорить, но я, кажется, догадываюсь и поэтому подсказываю:
– Помочь?
Она отрывисто кивнула и сжалась в одной из тех самых мешковатых футболок.
– Хорошо, но не сегодня.
Я хватаю сумочку и вылетаю из комнаты, а спустя мгновение – из кампуса.
За время пути едва ли не попадаю под машины. Дважды. Все сигналят и выкрикивают грубости на которые никак не реагирую. Знаю, это моя вина, и лучше бы за время короткой прогулки собраться с мыслями и показать ту, кто подойдёт на роль ведущей, нежели ту, что не может и двух слов связать. Мне нужно это место. И мне нужно показать себя на все сто, а не облажаться, что сейчас очень даже в моих силах.
Взгляд устремляется к полю, мимо которого следую и к знакомой фигуре в толпе парней.
В горле пересыхает.
Я заставляю себя отвернуться, но, когда делаю это, глаза возвращаются и продолжают пялиться.
Проклятие!
Трэвис расставил кулаки по бокам и свёл брови, слушая, полагаю, капитана. Мне открывается лишь одна сторона его лица, но всё равно замечаю сосредоточенность и собранность, которые он обычно выражает, как будто легко может переключиться от безудержного смеха к каменному выражению. Во мне горит зависть, потому что я не такая. Чтобы остыть, обычно приходится вымещать гнев на любом из попавшихся предметов, даже если придётся избить стул. Такое уже было. Я знаю, о чём говорю. И с недавних пор прогуливаюсь по кварталу или всемирной сети, в поисках чего-то привлекательного. Того, где можно выпустить пар. Айкидо, например. Хороший способ бить кого-то и не попадать в неприятности. А я очень люблю неприятности.
Я увеличиваю шаг, изучая самую простую футболку, обтягивающую его рельефное тело. Чертовски плохая идея это делать.
Огромный минус Трэвиса в его привлекательности, о которой он тоже осведомлён. Второй минус – загадочность. Хочется разгадать, узнать его, получить ответы, но я имею опыт и знаю, что результат не понравится. Именно в данную секунду напрашивается вывод, что когда-то меня шибануло не так уж и хорошо, если пялюсь сейчас. Но ведь это не запрещено? Все мы время от времени можем смотреть в сторону Феррари, но это не означает, что пойдём и купим её. Какой бы красивой не была машина, внутри неё индивидуальный характер. Характер Трэвиса желает лучшего. Он такой же скверный… как, ладно-ладно, мой.
К счастью, успеваю отвернуться до того, как почувствую его взгляд на затылке. Небеса сейчас распевают Аллилуйя, и я готова подключиться к псалмам.
Я быстро перебираю ногами по насыщенному светом коридору, вдоль которого расположились белоснежные колонны, на расстоянии между ними успеваю зацепить картины, в основном это постеры фильмов. Каблуки туфель стучат по тёмно-синей плитке под ногами, эхом отражаясь в стенах, под их ритм подстраивается клокот сердца. В конце концов, подходя к двери, жизненно важный орган ощущаю в горле. Лав явно поторопилась с выводами, завидуя уверенности, которую не испытываю сейчас. Меня одолевает страх и нервозность, а это худшие спутники на прослушивании. Не представляю, как Ви смогла что-то выдавить настолько хорошо, что получила роль. Сейчас хочется закрыть глаза и открыть уже тогда, когда всё пройдёт. Нельзя облажаться. Как бы сильно ни хотелось, но не будет второго шанса произвести первое впечатление. Это же грёбаная мечта быть в числе школы искусств Тиш. Мне откроются двери во многие компании, если буду в числе студентов, участвующих во вне учебных кружках. Сейчас тот самый случай, когда сдохни, но сделай.
Выполняю дыхательное упражнение и переступаю порог, попадая в помещение со столиками, за которыми ерундой страдают такие же желающие, как я.
Отлично, стоит вспомнить, что такое конкурентоспособность. Я едва ли не свернула шею, чтобы попасть в школьную группу поддержки, а тут придётся задействовать только улыбку и связную, чётко поставленную речь, без прыжков, шпагатов и помпонов.
Я падаю за один из столов и достаю телефон, прося поддержки у лучшей подруги. Она должна прилететь со дня на день и это как бальзам на душу.
Ви отзывается спустя минуту, отправляя собственную фотографию с лучезарной улыбкой на фоне доставшейся тёткиной мини квартиры.
Из меня вырывается сдавленный писк, на который обращают внимание окружающие.
Я подавляю желание подпрыгнуть до потолка и пишу: Получается, мы не увидимся ближайшие сутки.
Печальный эмоджи в конце предложения ставится автоматически. На ожидаемый вопрос, издаю тяжёлый вздох и набираю: Потому что ты всё это время будешь занята Максвеллом, а у меня вечером что-то вроде свидания и общественного мероприятия.
И я снова получаю вопрос, потому что ещё недавно на сегодняшний вечер не было грандиозных планов. Коротко рассказываю о предложении Митча и успеваю отправить, прежде чем услышу своё имя.
Вскидываю голову и вижу мужчину возрастом двадцати пяти. Он выглядит так, словно является студентом и в то же время окончившим университет. Возможно, ни в одном из предположений не ошибаюсь, студентом можно быть в любом возрасте, в распоряжении не только бакалавриат, но магистратура и аспирантура. Его миндалевидные глаза оливковым цветом устремляются в мою сторону, как только отрываю задницу от стула. Они оценивающе скользят по моему телу, порождая неприязнь. Я ненавижу, когда оценивают телосложение, но не в силах влиять на мужские повадки пещерных людей.
Он поправляет ворот рубашки постельного голубого оттенка, как будто она и так не на месте, после чего жестом приглашает подойти.
Именно его интерес заставляет выпрямить спину и забыть о страхах. Некоторым стоит наглядно показать, что у девушки имеется не только вагина, в которую можно сунуть член, но и мозги, которыми она умеет пользоваться.
Приглашение проходить так и не получаю.
Мне вручают лист с тремя новостями-анонсами.
– Пятнадцать минут на подготовку, – сообщается мне.
Улавливаю нотки высокомерия в голосе и мысленно называю парня Мистером Мудаком в рубашке. И, безусловно, в тех же мыслях посылаю его в задницу. Если первое впечатление можно произвести повторно, то он заочно завалил вторую попытку. Но вариантов не так уж и много. Я обязана научиться держать лицо и сохранять невозмутимость. Боже, это будет сложно. Уже известно, что я не всегда могу спрятать язык за зубами, когда дело касается мудаков, лучше сразу рубить топором.
Я возвращаюсь на прежнее место и абстрагируюсь от внешнего мира. Существует только текст, который необходимо отточить и получить за это бурные овации.
Университетские новости не такие уж и сложные в чтении. Не были вручены слова, о существовании которых раньше не имела понятия, поэтому память начинает работать режиме нон-стоп. В конце концов, к поставленному времени готова попросить сигаретку и закурить. Накатывает волнение, орошает тем самым адреналином, по которому скучаю. Я буквально чувствую, как кровь носится по венам, предвкушение чего-то неизведанного, сладостью крутится на кончике языка. Я далеко не консервативный человек, мне всегда требуется что-то новое. Папа гордится подобной чертой моего характера. Он говорил, что не нужно перенимать выражение «не умеешь – не берись». Наоборот, не умеешь – берись и изучай.
Он чертовски прав. Я умру со скуки из-за стабильности. Мне нужно балансировать на грани провала и успеха, в этом заключается жизнь: взлёты и падения. Американские горки. Качели. Неизвестность. Тернистость.
Уже знакомое лицо появляется в поле зрения, приглашая внутрь.
Я чувствую себя готовой свернуть горы и попросить ещё одну сигаретку после этого.
В просторной студии нахожу ещё четверых таких же парней и все они не отличаются ничем от первого, разве только оттенками рубашек.
Чёртово везение!
Это будет легко, если случайно не наступлю на их тонкое мужское эго.
Обнажаю одну из припасённых вежливых и в то же время очаровательных улыбок, на которые только способна. Улыбайся, – как говорил папа, – это введёт противника в заблуждение. Мой отец, может быть, человек мира, гармонии и всего того, что таится в радужном мире хиппи, но я всё равно склонна доверять его подсказкам и наставлениям. Они всегда работают.
Моя улыбка становится настоящей, когда вспоминаю кулон с символом пацифик, который подарила ему ради забавы и который он хранит по сей день. Папа способен заменить на посту Иисуса, чтобы тот взял отпуск и ни о чём не беспокоился. Удивительно, что у него родилась я, возможно, это заслуга мамы, которая более строга к моим выходкам. От неё никогда не получаю снисхождение.
Занимаю кресло за столом в виде полумесяца и спокойно реагирую на яркий свет и камеру. Пару месяцев назад я выходила на сцену с кучей зрителей в зале, способны ли меня напугать четыре человека с членом между ног? Вряд ли. Я была в короткой юбке чирлидерши в кругу напичканных тестостероном парней и выжила. Я прошла огонь, воду, медные трубы и ежедневные шутки с сексуальным подтекстом. Некоторые даже понравились, поэтому поднимаю табличку с оценкой десять из десяти.
Без запинки и волнения произношу всё то, что было на листочке и с лёгкостью пёрышка завершаю «эфир».
Хочется расплакаться от гордости за саму себя. Меня распирает на части и к собственному удивлению, не задумываюсь о том, прошла ли пробы. В эту секунду важно лишь то, что справилась и справлюсь ещё тысячу раз. И, конечно, каждого награждают крылатой фразой «мы примем решение» или «мы вам перезвоним». Я не исключение. И мне плевать.
Я покидаю стены студии и уже на выходе врезаюсь в мужскую грудь, витая в облаках. Отшатываюсь назад и окрылённость как рукой снимает.
Его глаза насыщены чистотой светло-серого, а это означает нейтральность. То же самое, что сравнить с голубым небом без единого облачка. Белая футболка в некоторых местах грязная и практически вся влажная. Глупее и не придумать, ведь он был на тренировке. Разве были сомнения, что Трэвис не вернётся в прежнюю футбольную гавань? Нет. Он там как рыба в воде.
