Джордж Элиот
Даниэль Деронда
– Почему же ты не воспитала меня в таком же духе? – спросила Гвендолин, но заметив сокрушенный вид матушки, поняла, что нанесла глубокую рану. Отбросив шляпу, она упала на колени и воскликнула: – Мама, милая мама! Я же пошутила. Я не думаю ни о чем подобном.
– Как я могла, Гвендолин? – еле сдерживая рвущиеся из груди рыдания, пробормотала бедная миссис Дэвилоу. – Ты всегда была сильнее; даже если бы обстоятельства сложились иначе…
– Дорогая мама, я тебя не виню! – воскликнула Гвендолин, страдая от угрызений совести. – Разве ты в состоянии что-то во мне изменить? Тем более что я такая очаровательная. Ну же, не плачь. – Она достала носовой платок и нежно вытерла глаза матери. – Честное слово, я вполне собой довольна и рада, что не похожа на тебя и тетю в молодые годы. До чего же скучными вы, наверное, были!
Нежные ласки дочери помогли матушке успокоиться, как часто случалось в подобных случаях. Но случившийся инцидент был неприятен обеим: Гвендолин страшилась непривычного ей чувства раскаяния за доставленные матери страдания, а миссис Дэвилоу с горечью осознавала, что дочь имела право упрекать ее за свое воспитание. По этой причине возникло обоюдное решение исключить мистера Грандкорта из разговоров.
Когда же мистер Гаскойн раз-другой упомянул имя нового соседа, миссис Дэвилоу обеспокоилась, как бы Гвендолин не выдала своей проницательности в отношении действительных мыслей дядюшки, однако тревога не оправдалась: Гвендолин так же безошибочно чувствовала характеры людей, с которыми приходилось общаться, как птицы чувствуют погоду. Приняв твердое решение избежать контроля со стороны дяди, она так же твердо решила с ним не сталкиваться. Взаи-мопонимание между ними основывалось главным образом на удовольствии от совместной стрельбы из лука. Один из сильнейших лучников Уэссекса, мистер Гаскойн с гордостью отмечал успехи племянницы, а Гвендолин, в свою очередь, старалась сохранять его снисходительное отношение, тем более что после неприятности с Рексом миссис Гаскойн и Анна чуждались ее. В общении с милой кузиной мисс Харлет пыталась держаться с полной сожаления нежностью, однако ни одна из них не решалась упомянуть о Рексе, а Анна с трудом выносила присутствие разрушившей счастье брата самовлюбленной красавицы. Она добросовестно старалась избегать малейшего проявления изменившихся чувств, но разве тот, кто испытывает боль, способен наполнить взгляд и прикосновение радостью?
Несправедливое осуждение ожесточило Гвендолин и заставило вести себя еще более дерзко. Дядя также мог рассердиться, если бы она отвергла второго влюбленного мужчину. Однажды, думая об этом, Гвендолин заметила:
– Мама, теперь я понимаю, почему с радостью выходят замуж: чтобы избежать необходимости доставлять удовольствие всем, кроме себя.
К счастью, мистер Мидлтон уехал, так и не сделав какого бы то ни было заявления.
Восхищение красотой и обаянием мисс Харлет распространилось в радиусе тридцати квадратных миль от Оффендина, плотно населенных свободными молодыми людьми, каждый из которых не упускал возможности побеседовать с остроумной девушкой. И все же, несмотря на веские основания, что долго ждать более разговорчивых поклонников, чем стеснительный викарий, мисс Харлет не придется: таковые пока не появлялись.
Природа позаботилась не только о том, чтобы деревья не сметали с неба звезды, но и о том, чтобы не каждый из восхищенных красотой девушки мужчин непременно в нее влюбился, и даже о том, чтобы не каждый из влюбленных признался в своих чувствах. Законы природы, несомненно, милостивы и не заставляют всех нас дружно влюбиться в самое восхитительное из всех смертных существо. А мы уже знаем, что не все признавали в Гвендолин безусловное превосходство. Впрочем, она приехала в Оффендин всего каких-то восемь месяцев назад, а любовь в некоторых людях проявляются так же медленно, как тянутся к солнцу растения.
Ввиду того, что ни один из обитавших в округе достойных молодых людей еще не сделал Гвендолин предложение, почему-то считалось, что мистер Грандкорт совершит поступок, который они не совершили.
Возможно, причина такой уверенности заключалась в том, что он казался еще более достойным претендентом, а людям всегда кажется вероятным то, что всего лишь отражает их желания. Например, мистер и миссис Эрроупойнт, не озабоченные блестящим замужеством мисс Харлет, считали вероятным совершенно другой исход.
Глава X
Поместье Брэкеншо-Парк, где проходило собрание лучников, было расположено на пологих холмах, возвышавшихся над окружающей долиной, далекими низменностями на востоке и широкой полосой возделанных полей, простирающихся на запад. Построенный из грубо обтесанного известняка замок стоял на плоской вершине самого высокого из холмов и казался черно-белым из-за контраста светлого, отмытого дождями камня и разросшегося на стенах темного лишайника. Поле для стрельбы из лука представляло собой ровную, тщательно ухоженную площадку в дальнем конце парка, огражденную с юго-запада высокими вязами и густыми зарослями падуба, за которыми скрывалась посыпанная гравием дорожка и свежескошенная лужайка, где располагались мишени.
Трудно представить более живописный фон для ярких, как цветы, молодых леди. Все они ходили, кланялись и поворачивали головы так, как это сделали бы роскошные лилии, если бы внезапно обрели способность двигаться. Звуки также радовали слух, даже когда замолкал приглашенный из Вончестера военный оркестр: всюду слышался мелодичный смех и жизнерадостные, дружеские разговоры. Голоса то возвышались до сдержанного возбуждения, то понижались до добродушного бормотания.
Никакое другое развлечение на свежем воздухе не могло соперничать с собранием лучников: здесь не было ни шума, ни толкотни, лишающих привлекательности большинство современных раутов. Трудно представить общество более избранное, ибо число приглашенных было ограничено ввиду ужина и бала в замке после собрания. Зрители, кроме арендаторов лорда Брэкеншо с семьями на соревнования не допускались. Этой привилегией воспользовались главным образом женщины, к тому же привели детей, а также младших братьев и сестер. Немногочисленные мужчины развлекались тем, что держали пари в пользу любимых лучников, а женщины обсуждали туалеты нарядных леди, пытаясь представить, кем бы они хотели стать, если бы получили право выбора. Гвендолин, кстати, не пользовалась успехом у этих бесхитростных сельских душ, однако окружавшие мисс Харлет мужчины с редким единодушием провозгласили ее прекраснейшей среди присутствующих дам.
Неудивительно, что в этот чудесный июльский день Гвендолин наслаждалась жизнью. Неоспоримое превосходство, пусть даже в неподходящей обстановке, тешит душу тех, кто его ценит. Возможно, миф о рабе, гордящемся тем, что его купили первым, вовсе не миф, однако для полного удовольствия внутренние ощущения должны находиться в гармонии с внешними обстоятельствами. Именно в таком состоянии и находилась Гвендолин.
Кто будет отрицать, что в женских руках лук и стрелы – одно из красивейших оружий кокетства? Пользуясь ими, можно принимать различные позы, исполненные грации и силы, но без свойственной мужчинам идеи кровопролития. Освященный веками британский обычай добыть еду, «что-нибудь убив», в наши дни уже не требует лука и колчана: воины, охраняющие свои земли от завоевателей, сражаются под иной защитой, нежели туча стрел. Стрельба из лука не отравляет воздух отвратительным запахом серы и не калечит людей так, как ружья. Единственная опасность – промах, который только больше распаляет добиться успеха. Лучники клуба Брэкеншо получали благородные символические призы: не те, которые можно унести в свертке, унизив честь до мелкой выгоды, а золотые и серебряные стрелы и звезды, обладающие достоинством лавровых венков. Иными словами, клуб лучников Брэкеншо был основан на благородных принципах, исключающих даже мысль о скандале.
Сегодня все складывалось благоприятно: погода стояла умеренно теплая, без ветра, способного нарушить прическу, наряд или полет стрелы, – так что когда прозвучала команда собрать стрелы из мишеней, шествие веселых молодых леди представляло собой великолепное красочное зрелище. Гвендолин напоминала Калипсо в окружении нимф. Глядя на ее грациозную походку, изящные движения и величественную фигуру, все признали непревзойденное очарование мисс Харлет.
– Эта девушка напоминает ретивую скаковую лошадь, – заметил лорд Брэкеншо, обращаясь к молодому Клинтоку.
– Первый сорт! И невероятно хороша собой, – согласился не скупившийся на знаки внимания элегантный эллинист. – Никогда еще не видел ее столь очаровательной.
Возможно, Гвендолин действительно никогда еще не выглядела так хорошо. Лицо светилось ничем не омраченным удовольствием. Довольная собственными шансами на победу, она благоволила ко всем собравшимся и Вселенной в целом. Осознание, что у нее отсутствует высокий титул и огромное наследство, как у мисс Эрроу-пойнт, только помогало прочувствовать свой триумф. Поменять группу поддержки, чтобы предстать в более выгодном свете, Гвендолин ни за что бы не согласилась: мама внешностью походила на добрую симпатичную герцогиню, дядя и тетя Гаскойн в сопровождении Анны также выглядели прилично, а сама Гвендолин слишком жизнерадостно верила в себя, чтобы хоть в малейшей степени завидовать мисс Эрроупойнт, хотя та и считалась одной из лучших лучниц графства.
Даже внезапное появление герра Клезмера, удивившее всех, не испортило веселого настроения Гвендолин. При виде контраста между Клезмером и английской провинциальной аристократией по лицу мисс Харлет скользнула усмешка. Мы, англичане, народ разнообразный, и добрая половина представителей нашей нации может отличаться телосложением и строением лица. Однако надо признать, что англичане как тип не похожи на живую, страстную нацию, поглощенную мыслями об идеальном мире и считающую реальную действительность лишь досадной необходимостью. Сильной стороной истинного английского джентльмена следует считать строго приличный внешний вид. Он не желает ничего вычурного в одежде и точно так же не желает выглядеть возвышенным и вдохновленным.
А теперь представьте, как общество мужчин, отмеченных печатью чистокровного английского происхождения, может встретить появление герра Клезмера – с гривой буйных волос, развевающихся на ветру, в нелепой старомодной шляпе, словно в шутку нахлобученной на голову, поверх правильных, но крупных черт, выразительного рта и чисто выбритого выдающегося подбородка. К высокой худой фигуре совершенно не подходил костюм, тем более неприглядный, что, не соответствуя английскому стилю, подчеркивал стремление стать своим. В просторных одеждах и во флорентийском берете, музыкант без стеснения мог бы встать рядом с Леонардо да Винчи. Но что делать, если он предстал перед почтенной публикой в брюках, не соответствующих английскому пониманию фасона? Что делать, если лихорадочный блеск в глазах и неуклюжие движения вызывали улыбку, особенно при взгляде на шляпу, требующую коротко остриженных волос и степенных манер – таких, например, как у мистера Эрроупойнта, чья безликость и безупречный внешний вид нигде и никогда не вызывала ни тени насмешки? Чтобы стать великим, надо умереть, а чтобы вписаться в общество, желательно стать таким же, как все.
Многие из присутствующих знали Клезмера лично или слышали о нем, однако видели его только при свечах, сидящим за музыкальным инструментом, когда он был музыкантом и не обладал той мировой славой, которая заставляет большинство обычных людей считать артиста великим, прослышав о его огромных гонорарах. И вот герр Клезмер предстал в новом свете – неожиданно появившись июльским днем в избранном обществе. Одни с трудом сдерживали смех, другие испытывали неудовольствие тем, что Эрроупойнты злоупотребили присланными им пригласительными билетами.
– До чего же причудливы эти артистические натуры! – заметил молодой Клинток, обращаясь к мисс Харлет. – Посмотрите, как он смешон: кланяется леди Брэкеншо, приложив ладонь к сердцу. А перо на шляпе миссис Эрроупойнт едва достает ему до плеча.
– Сразу видно, что вы профан, – возразила Гвендолин. – Не в состоянии оценить величие гения. Герр Клезмер внушает мне благоговейный ужас; в его присутствии я невольно склоняю голову.
– О, значит, вы глубоко понимаете его музыку.
– Вовсе нет, – легко рассмеялась Гвендолин. – Это он глубоко понимает мое пение и считает его жалким.
Мисс Харлет нашла в себе силы шутить даже после того, как Клезмер вынес неутешительный приговор ее музыкальному таланту.
– Полагаю, ваше пение не предназначено для рафинированных ушей, чему я очень рад. Мне оно доставляет удовольствие.
– О, вы очень добры. Но как чудесно сегодня выглядит мисс Эрроупойнт! Золотистое платье невероятно ей идет.
– Чересчур великолепно, не находите?
– Ну, если только чересчур символично – словно олицетворение богатства.
Слова Гвендолин прозвучали почти злобно, но на самом деле не подразумевали ничего, кроме забавной болтовни. Она не стремилась убрать с дороги ни мисс Эрроупойнт, ни других соперниц, веря в свою удачу даже больше, чем в мастерство. Получить первый приз – это успех, особенно поразительный для дебютантки, а при темпераменте Гвендолин первый успех определял следующий. Она витала в облаках: все удовольствия казались возможными – и думать о том, что делать дальше, чтобы держаться на должной высоте, не собиралась.
– Интересно, кто победит? – осведомилась леди Брэкеншо, выступающая в роли верховной жрицы.
Во время одного из перерывов к ней подошел супруг.
– Похоже, мисс Харлет получит золотую стрелу. Ей-богу, так и будет, если ничего не изменится. Она уже почти догнала Джульетту Фенн. Поразительно для первого состязания. А Кэтрин сегодня не дотягивает до своего обычного уровня, – добавил его светлость, обращаясь к миссис Эрроупойнт. – Но она завоевала золотую стрелу в прошлый раз. А так даже лучше: сложилось острое соперничество, и все получают шанс.
– Кэтрин обрадуется, если выиграет кто-нибудь другой, – заметила миссис Эрроупойнт. – Она так великодушна. Исключительно ее деликатность заставила нас пригласить герра Клезмера вместо каноника Стопли, который выразил желание ее сопровождать. Уверена, что ей самой было бы приятнее видеть каноника, но она всегда думает о других. Я предупредила, что не принято приглашать в общество человека, настолько далекого от нашего круга, но Кэтрин ответила: «Гений никогда не соответствует тому, что принято. Он является в мир, чтобы создавать новые правила». Приходится согласиться: это действительно так.
– Да, несомненно, – небрежно подтвердил лорд Брэкеншо и поспешно добавил: – Что касается меня, то никакого великодушия. Я хотел бы победить! Но, черт возьми, не осталось ни единого шанса. С возрастом я становлюсь все ленивее. Молодые рвутся вперед. Как справедливо заметил Нестор[13], боги не посылают нам все сразу: когда-то я был молод и смел, а теперь становлюсь старым и мудрым. Старым уж точно. Этот дар получает каждый, кому удается прожить достаточно долго, так что зависти он не вызывает. – Граф мило улыбнулся жене.
– Право, милорд, люди, двадцать лет живущие по соседству, не должны упоминать о возрасте, – возразила миссис Эрроупойнт. – Не случайно тосканцы говорят, что годы созданы для тех, кто сдает дома в аренду. Но где же наш новый сосед? Мне казалось, что мистер Грандкорт обязательно сегодня появится.
– Да, кстати, он должен быть здесь. Времени уже немало! – воскликнул его светлость, взглянув на часы. – Он только на днях приехал в Диплоу. Во вторник навестил нас и сказал, что немного утомился от дел. Должно быть, заботы увлекли его в ином направлении. Эй, Гаскойн! – позвал он пастора, который как раз проходил мимо под руку с мисс Харлет. – Это уже слишком. Вы не только стреляете лучше нас, но и привезли племянницу, чтобы победить всех лучниц.
– Действительно, крайне нелюбезно с ее стороны обойти более опытных соперниц, – признал мистер Гаскойн, улыбаясь. – Но я здесь ни при чем, милорд. Я всего лишь хотел, чтобы Гвендолин прилично выступила, никого не превосходя.
– И я тоже не виновата, – добавила Гвендолин с очаровательным лукавством. – Если уж прицелилась, не могу промахнуться.
– Для многих это может кончиться плохо, – добродушно парировал лорд Брэкеншо, а затем снова посмотрел на часы и повернулся к миссис Эрроупойнт: – Да, время и вправду не стоит на месте. Впрочем, Грандкорт всегда опаздывает, это я заметил еще в городе. К тому же он ничего не понимает в стрельбе из лука. Но я велел ему непременно приехать, чтобы увидеть весь цвет нашего общества. Он видел визитную карточку Эрроупойнта и спрашивал о вас. Полагаю, в городе вы с ним не встречались: Грандкорт много времени провел за границей, так что с ним знакомы немногие.
– Действительно, я его не знаю, – подтвердила миссис Эрроупойнт. – Что очень странно: с его дядей, сэром Хьюго Мэллинджером, мы дружны.
– Не вижу ничего странного. Дяди и племянники не так часто появляются вместе, как дяди и племянницы, – возразил его светлость, улыбаясь священнику. – Можно отвлечь вас на минутку, Гаскойн? Хочу перекинуться парой слов насчет стрельбы по мишеням.
Гвендолин также предпочла удалиться и провести оставшееся до следующего выступления время в обществе мамы и тетушки. То обстоятельство, что мистер Грандкорт может вообще не появиться на состязании, чуть испортило ее настроение. Под едкими насмешками о Грандкорте как о будущем женихе, скрывалось чувство, весьма далекое от безразличия по поводу того, какое впечатление она на него произведет. Гвендолин не боялась оказаться в его власти (Гвендолин не осознавала, что стремление покорить само по себе является некой зависимостью) и заранее поместила мистера Грандкорта в разряд тех любезных, полных неутомимого восхищения поклонников, которых у нее было немало. Предчувствуя, что все родственники жаждут, чтобы он ей понравился, Гвендолин заранее решила считать незнакомого джентльмена нелепым. Однако все сказанное выше вовсе не означало, что мисс Харлет не желала присутствия мистера Грандкорта на празднике, и даже предчувствие неприятных последствий в том случае, если претендент не вызовет симпатию и получит отказ, не вызывало ни тени желания, чтобы он не обратил на нее внимания и обручился с мисс Эрроупойнт.
Поэтому, когда он все-таки появился на празднике, ни миссис Эрроупойнт, ни мистер Гаскойн, ни кто другой не восприняли это событие острее, чем Гвендолин, хотя упорно отказывалась смотреть в ту сторону, где находился джентльмен, и ничем не выдавала своего интереса к тому, появился или нет вызвавший так много разговоров мистер Мэллинджер Грандкорт. Мисс Харлет настолько глубоко погрузилась в стрельбу из лука и так решительно отказала себе в искушении внимательно посмотреть по сторонам, что, даже если бы новый обитатель Диплоу занял самое лучшее место среди зрителей, она все равно бы его не заметила. Однако все это время уверенность в его присутствии ни на миг не покидала сознания. Возможно, именно благодаря этому Гвендолин начала стрелять еще лучше, чем прежде, так что три стрелы подряд попали в «яблочко», и публика встретила успех восторженными аплодисментами. Среди лучников Брэкеншо подобное достижение вознаграждалось не вульгарным денежным призом, а специальной золотой звездой, которую следовало с гордостью носить на груди. Этот миг стал счастливым не только для Гвендолин: о подобном успехе мечтали мама и дядя. Публика выстроилась в два ряда, чтобы героиня смогла торжественно прошествовать туда, где восседала миссис Брэкеншо, и получить из ее рук драгоценную награду.
Все присутствующие смотрели только на нее, тогда как сама Гвендолин не замечала никого вокруг, хотя и тешила себя мыслью, что герр Клезмер и мистер Грандкорт видят ее в самом выгодном свете и скорее всего восхищаются.
Благосклонную улыбку леди Брэкеншо Гвендолин встретила без тени румянца (краснела она только в тех случаях, когда была застигнута врасплох). С очаровательно счастливым лицом она улыбнулась в ответ и грациозно склонилась, позволяя приколоть звезду на плечо. Как только церемония закончилась, Гвендолин оказалась в окружении восторженных зрителей, принимая поздравления и обмениваясь игривыми репликами. Теперь всех интересовало точное количество очков, и когда собравшиеся отправились к мишеням, победительница оказалась в одиночестве, рассеянно рассматривая наконечник стрелы. Внезапно рядом раздался голос лорда Брэкеншо:
– Мисс Харлет, вот этот джентльмен не пожелал ждать, когда его представят. Позвольте познакомить вас с мистером Мэллинджером Грандкортом.
