Джордж Лиминима Экклисици
Неополитики
– Лан. Я знаю о резерве и знаю, приблизительно, кого и куда распихали по-крупному, да и остальное тоже понятно. Приличные места все разобраны, если только кто-то где-то обделался. Наука же вне оборонки вряд ли кого интересует, они нищеброды, две трети уже поубегали. Но думаю, скоро деньги и туда начнут закидывать. А там омут глубокий, годами можно вкладывать, а эффекта и не увидеть. Понимаешь, о чём я? Да, и по делу. – И тут блуждание его глаз прекратилось, взгляд стал монолитным. – Если нефть не начнём в науку перековывать, то лет через тридцать ляжем. А с моими навыками я там буду аккурат на месте, поболее, чем другие.
– Хм, слова мужа. – Гость сидел, обдумывая. – Пожалуй. Что ж, считай, договорились. Будешь там осетров разводить, – двусмысленно добавил он.
Через две недели приказ был оформлен, и начался путь Кассандра в Конфитюры. Хозяйство своё он продавать не стал, а передал полностью местному колхозу, сказав председателю странную фразу: «Это ваша доля». Там вскоре началась настоящая вакханалия: мужики ходили с бреднями, кидали борную кислоту, но улова особенного не было. Поэтому по осени кто-то прокопал ковшом дамбу и спустил воду, естественно ради рыбы. К чести местного народонаселения, нашлась пара совестливых и хозяйственных мужиков, которые попросили у председателя бульдозер и кусок трубы и восстановили, как смогли, дамбу под весенний паводок.
Хозяйский дом к весне разграбили, металлическую дверь вырвали трактором вместе с куском стены, всё унесли, крышу разобрали и даже доски из пола повыпиливали.
В апреле основной пруд наполнился до краёв, но вода нашла лазейку под новой переливной трубой, и дамбу размыло полностью, даже ниже прежнего основания, образовав глубокий овраг, куда и упала труба. На дне его как-то мальчишки нашли старую зелёную медную монетку, повертели в руках да и швырнули в кусты. А напрасно, ведь это и были остатки той самой «солёной рыбы», которой, по словам хозяина, он запасся впрок. Одна такая монета уходила на аукционе от ста до четырёхсот долларов. Наш герой знал, чем занимался. Рыба была прикрытием и отличной маскировкой раскопок.
Первую партию монет и украшений, найденную в захоронении на вершине того самого холма, он отправил в музей на экспертизу. Не получив ответа, поехал разбираться. И тогда ему открылась потрясающая картина хищений из музеев страны, сотни тысяч редчайших музейных экспонатов были вывезены за границу. Вывозили полотна, книги, а уж о монетах, не слишком любимых музеями и державшихся в запасниках, и говорить не приходилось. Поэтому, поразмыслив, он принял решение поделиться с государством «по совести»: ценные находки оставил себе, их сбыт организовывал один сильно обязанный ювелир – таким манером наш спец обеспечил себе нормальное пенсионное накопление вместо государства, которое должно бы было это сделать. А последнее получило недешёвый рыбоводческий комплекс, выстроенный, надо сказать, на ранее заработанные деньги, плюс краеведческий музей получил ящик, в который бережно было уложено наследие времён, не имеющее выраженной материальной стоимости. А люди получили удочку, которой могли бы ловить рыбу, но быстро поменяли её обратно на несколько рыбин.
По истечении работ Кассандр заскучал, время поменялось, и его более не звали на выполнение разного рода пикантных задач. Поэтому он решил вернуться назад в столицу к какой-нибудь более-менее интересной работе. Они со старым товарищем придумали сценарий возвращения посредством приезда высокого гостя, что и было блестяще исполнено.
Трудно и долго объяснять, что за действующий резерв и по каким правилам он работал. Достаточно, думаю, сказать, что Кассандр стал прикомандированным сотрудником безопасности, курирующим несколько научных организаций и НИИ. Его мало кто знал, под ним было несколько непосредственно прикреплённых к организациям офицеров. А обязанности его распространялись от антитеррора и антишпионажа до несанкционированного использования обветшавших методичек ДСП в туалетах организаций. Естественно, «экономическая безопасность» и неформальные стороны жизни сотрудников были его центральным приоритетом. Это придавало какой-то интерес работе, но всё равно окружающая действительность сильно угнетала его, чем дальше, тем больше. И заданный некогда вопрос «Зачем тебе это?» всё настойчивее требовал честного ответа. А его не было. Кассандр обладал не то чтобы интуицией, а каким-то комплексом тонких предчувствий, с которыми он давно наладил уважительные отношения. И эта его особенность заставляла совершать движения по сходящейся спирали вокруг его поляны, словно утягивая пружину внутри.
И вот, он уже сидит скрученный за столом посреди новой квартиры в доме «паствы» его. Засунув локоть правой руки под левую подмышку и уперевшись плечом в край стола, читает придурковатое письмо, присланное ему спецкурьером с короткой сопроводиловкой и личной просьбой сверху. И начиналось оно со слов: «Мон шер…» Он имел давний интерес к автору письма, и жил-то он теперь прямо рядом, можно было за солью зайти. Но дело требовало официоза и подготовки (так говорил ему здравый смысл) и должно было пройти ровно и без эксцессов. А вот компас предчувствий лихорадило, стрелка быстро вращалась то влево к ребячьей радости, то вправо к опасности. И это интриговало, наполняло грядущий день неуловимым смыслом.
А получилось всё шиворот-навыворот. Какой кометой туда принесло эту бабу? Весь чётко выстроенный день пришлось перекраивать с утра. Пошёл снег, и город начал резко замедляться. Несмотря на образовавшийся цейтнот, он успел переделать все дела, оставались только звездочёт и встреча в «Марриотте». Физик внимал словам как положено, но вот ввязываться в чреватые дебаты с ретро-хоррором, внезапно появившимся вместе с директором заведения, не планировал. Когда-то в академических и должностных кругах её называли Шахерезадой за долгие и уносящие напрочь голову речи. Остальные же звали её Немезидой, и астрофизики раскрывали другой, свой смысл этого имени – труднообнаружимая звезда, приводящая своим появлением к пагубным эксцессам. Эта зараза путала все мысли нашего героя, ведущего машину в центр города. Может, она и вправду ведьма, как утверждали некоторые? Она занимала всё больше пространства в его мыслях.
В какой-то момент наш герой включил дворники на повышенную скорость, пытаясь вместе со снегом смести её образ с лобового стекла. Но та, словно картинка-голограмма, просто сменила позу, сверкнув зелёным платьем. С таким он ещё не сталкивался, было похоже на наведённую галлюцинацию. Неужели ей хватило даже нескольких секунд, чтобы вонзить свою ядовитую колючку? Он уже опаздывал, но ему позвонили, встреча откладывалась, стоял весь город. Хорошо, наверное, относиться к тем, кто может развернуться через две сплошные, но не в данной ситуации. Патрон просто коряво переставил машину из пробки, стоявшей в одну сторону, в пробку, стоявшую в другую сторону – сторону дома.
Приехав запоздно к себе на квартиру, он уже знал, чем вытравить это бельмо с глаз, и применил излюбленное средство всех мужчин, желающих хотя бы ненадолго избавиться от навязчивой женщины в голове. Осилив слегка початую бутылку односолодового виски, Конфитюр перебрался в свою комнату и уселся в глубокое, редко используемое кресло напротив зеркала. Усталость уселась к нему на колени и, обняв, всей своей массой придавила его к спинке кресла. Тяжело и медленно дыша, он смотрел в зеркало, туда, где рядом с его отображением как бы сидела и она, недовольным, ждущим взглядом уставившись на него. «Да чёрт с тобой, хочешь поговорить, давай поговорим!» – подумал он. Она недовольно отвернула голову и уставилась на его отражение в зеркале, как если бы они сидели на одной скамейке.
«А интересно, – снова подумал он. – Должно быть, в молодости она была весьма привлекательной женщиной». Словно услышав, её образ стал меняться: черты лица расправились и посвежели, змеиное платье плавно облегало обольстительную фигуру. «Да, если б я встретил такую женщину в молодости…» Его собственный образ на скамейке засветился юными чертами, заулыбался крепкими белыми зубами красавице напротив, и та кокетливо хлопнула длинными ресницами…
– Ну наконец-то, – послышался знакомый голос. Из тени дерева напротив скамейки поднялся человек высокого роста с рыжей бородой. – Мы уж и не знали, чем тебя ещё сюда завлечь. – Раздвигая длинные, ниспадающие листья дерева, сплошь осыпанного бусинами ягод от белого до клюквенно-бордового цвета и источающих вокруг смолянисто-фруктовый запах, он подошёл к Кассандру. В том словно бы взорвался сноп эмоций, он непомерно счастлив был видеть этого, вроде незнакомого человека. Словно потерянного брата, словно старого боевого друга, Кассандр крепко обнял его и не отпускал какое-то время. Но всему свой предел. Им надо было слишком о многом поговорить…
– Когда все ушли в Великий Час, мы с тобой средь немногих неразумных и упёртых остались здесь, среди дайутов. Строили вечные города, и восстанавливали их снова и снова, и хоронили их, и уходили. Учили дайутов высокому и достойному, но и сами учились. Теперь, мой друг, я остался здесь, а ты – почти последний из нас…
– И, видимо, не самый умный…
– Нет-нет, ты сам знаешь: чем сложней организм, тем дольше он развивается. Это как раз твой случай. Теперь ты должен освоить новые принципы, а я буду сопровождать тебя тенью.
Кассандр внимал ему, скорость его мышления возрастала, к нему словно возвращалась память об этом человеке и его истории, он стал понимать собеседника быстро и, в общем-то, без слов. Но всё же их сидело на лавке трое, и он не мог не спросить:
– А что за Немезида, кто она?
– Немезида?! В прошлый раз ты называл её Цирцеей. – Тот рассмеялся. – И пытался даже вначале ущипнуть! Но не суть…
Кассандр почувствовал затылком, что взгляд женщины поменялся на холодный, и повторил свой вопрос:
– Кто она?
– Она из пурайс. – И ветер словно усилил эти слова. – Они были ещё до нас. Она присматривает за дайутами по-своему.
– А я думал, до нас были только насекомые, – не совсем удачно пошутил он и повернулся к даме, желая раскрыть свою мысль про бабочек и цветы. Но в тот же миг увидел на её месте гигантского богомола, хищно разинувшего желваки. Инстинктивно тот отдёрнулся и взвился винтом вверх над деревом. Друг его с трудом догнал и, схватив за ногу, силой опустил летуна вниз на скамейку.
– Атайа, прошу Вас, он же почти вылетел…
Она весело зазвенела хохотом, вернувшись в свой нормальный облик.
– Это её пространство – пространство создаваемых и принимаемых ей образов, – пояснил друг. – Мы здесь у неё в гостях, и по-другому нам никак не встретиться. И то, что говорю я, воспринимается тобой только через неё. Это сложно, но по-другому никак. Поэтому не отвлекайся и не отвлекай её, у нас мало времени.
Он сел на корточки и стал что-то рисовать палочкой на земле. Но Кассандру этого не требовалось – все рисунки он видел в цвете и деталях прямо у себя в голове, точно так же, как воспринимал слова сразу связками и образами. Иногда даже казалось, что с ним разговаривают сразу двое, и образы накладывались друг на друга и перемешивались. И с каждым словом он чувствовал, будто с ним делятся добром, песчинка за песчинкой, капля за каплей. Непередаваемое чувство тепла и единения, единения всех троих. А поток всё возрастал, слова и картинки ускорялись, а время заканчивалось и пережимало горловину потока.
В какой-то момент ниточка истончилась и прервалась. Слов прощания не было. Он открыл глаза и, ещё секунду назад воспринимая тонны информации, теперь не мог понять и ответить на простой вопрос: кто он и где? Когда пришло осознание, он скрутился калачом в кресле, всеми силами души желая вернуться назад – туда, где было хорошо, светло, и он уже снова начал было проваливаться в сон. Но годами взращённый стержень дисциплины разрезал пелену сна – если не встать и не записать мысли сейчас, то, что сейчас кажется понятным и очевидным, утром полностью исчезнет, забудется. Так было не раз, и эта встреча не была единственной.
Он резко крутанулся, сбросив себя на пол с кресла. Удар был несильным, но достаточным, чтобы очнуться. Была половина третьего, сон продлился без малого два часа. Осторожно, чтобы не расплескать мысли, он сел за стол и включил зелёную лампу. Белые в синюю клеточку листы легли на стол. Писал коротко, тезисами. О своём новом долге, о первом этапе в триста дней, о прощении и сотрудничестве и многом другом. Не забыл нарисовать запавший в память чертёж, благо память была фотографической. Посчитав, что он накидал достаточно тезисов, чтобы потом восстановить полную картину, Кассандр переместился в другой конец комнаты и обрушил тело на диван.
Пробуждение пришло ровно в пять утра. Времени на сон было не достаточно, но ничего не поделать – все последние годы он просыпался именно в это время, и причина того, как казалось, должна быть изложена на бумаге, лежащей на столе. Сначала он провёл процедуру утреннего туалета и, лишь полностью приведя в себя в порядок, сел за письменный стол. В руке у него дымилась кружка традиционно нетрадиционного китайского чая с грибами линчжи и какими-то травами, обработанными по нанотехнологии. А от себя были по-доброму добавлены горный мёд, лимон и лечебный коньяк. Через пару минут этот напиток зажёг у него внутри свет, который вскоре дошёл и до головы, но, несмотря на сфокусировавшееся зрение, написанное на бумаге выглядело абракадаброй.
Беда в том, что тот он, который проснулся среди ночи, отличался от того, который смотрел сейчас на бумажку, как лесная красавица-осина отличается от бревна на стройке. Материал вроде тот же, а суть разная. Но наш герой никогда не сдавался – медленно концентрируясь, он возвращал себя в то ночное состояние. Постепенно стали слышны слова. Как шорохи, всплывали фразы и образы. Словно ключи, бумажные тезисы стали открывать кладовочки с информацией. Постепенно удалось восстановить часть утерянных данных, но то, что он вспомнил, вступило в резкое противоречие с его сознанием и здравым смыслом. Вспыхнули эмоции, и разгоревшийся внутренний спор полностью прекратил процесс воспоминания.
К сожалению, восстановить удалось только половину, и она уже была под яростным обстрелом его характера и устоявшихся убеждений. Внутри он понимал, что нужно время на переосмысление, что понимание придёт, ему надо просто над этим дюже потрудиться. Так уже было, когда после подобных пробуждений, сам не свой, он перемалывал новые мысли и новые взгляды. «Да уж, ребята. Воистину не самого мудрого вы выбрали для этой задачи», – сказал он вслух, но процесс уже было не остановить.
Простите, уважаемые читатели, за мистику, но было бы неправильно не изложить эту сторону истории, выхолащивая её до рационального повествования. Наша жизнь – чу́дная штука. Но если вам будет проще, считайте, что у этого героя с годами просто немного поехала крыша. У сложных людей, знаете, не без сумасшедшинки. Хотя, как покажут дальнейшие события, если это и было ночным бредом подвыпившего человека, то некоторые вещи странным образом нашли свой отклик в жизни других персонажей.
Весь следующий день он просидел в квартире, словно в берлоге. То, что предстояло сделать, ему не слишком нравилось, но это была его задача, а значит, он с ней справится. Ни много ни мало ему предстояло измениться самому, и этот процесс в нём уже был запущен. Второе – это запустить процесс изменения окружающих, и пути или ключи к этому должны были появиться по мере выполнения первого этапа. Третья часть задачи своей фантастичностью вообще выходит за рамки этого повествования. Но было и послабляющее обстоятельство – на всей этой работе никто не настаивал, каждый маленький предпринятый шаг был бы уже пусть небольшим, но всё же результатом. И он был не один – всё, что он получал, как и всё, что он сделает на своём пути, мгновенно передавалось другим, задействованным в этом. И как бы в благодарность и в поддержку, он был вправе получать вспоможение и от их маленьких шагов.
Целый месяц он переболевал и перерождался – не так громко, как это звучит, но внутренняя работа была огромной, да и материалов он перелопатил немало. Понимание путей решения задачи ещё не выкристаллизовалось, но пора было переходить уже и к действиям. Первым стояло обеспечение безопасности тыла. Жена уже давно ждала разговора, она прекрасно понимала, что затевается какая-то новая компания типа кладоискательства, но на сей раз всё было гораздо сложнее. Между ними не было преград непонимания или недоверия, они были чётко притёртыми деталями одного целого, хотя всем казалось, что это совсем не так. Но то была постановка. Долго описывать её реакцию на его рассказ и объяснения, главное – то, что она всегда гордилась своим мужем, он был для неё всадником с гордо реющим стягом. Таким он был и сейчас, когда другие мучились подагрой и геморроем с одышкой. Он шёл туда, куда другие и заглянуть боялись. Следующим днём она выехала из страны, у неё был свой план работ. Необходимые коды, координаты и прочее каждый из них знал назубок, и они динамически менялись, но это уже специфика их бывшей работы.
Вечером следующего дня после отъезда жены он приехал на новую квартиру – ту, что в Доме учёных. Состояние Кассандра всё ещё было чумное. Он чётко понимал, что поставленную задачу ему самому не решить, но вот что делать – было непонятно. Кого привлечь, если на эту тему и рта ему открыть нельзя было? Двор только очищали после очередного снегопада, и он шёл по узкой протоптанной тропинке между подъездами. Кое-как разминался со встречными прохожими, но один, особо мутный деятель, просто никуда не глядя влетел ему головой в грудь. И стукнуть бы ему по лысой крышке, но это оказался маленький юстировщик лазеров из соседнего подъезда. Конфитюр демонстративно издевательски извинился перед ним, но тот только простительно махнул рукой, не поняв сарказма, и побежал дальше…
Если бы ему хоть дали подсказку! Как всегда в столь затруднительные моменты, ему потребовалось выйти на середину пространства, и в данном случае это оказалась та самая дворовая площадка со скамейками и клумбой. Увидев, кто приближается, молодёжь поспрыгивала со скамеек и сугробами укатилась прочь. Не замечая этого, наш мыслитель сел верхом на лавку и упёрся подбородком в кулак. Если б дали хоть подсказку… Ну а вдруг уже дали, а он просто по тупости её не увидел? Может, уже неделю под нос тычут или вот – с разгона вколачивают в него, как этого юстировщика. Он внимательно перебрал все обстоятельства, рассматривая их как намёки, но ничего путного не было.
А впрочем, этот влетевший чумаход – вот кто он? Перед глазами всплыла его тоненькая папочка. Питерский инженер, конструктор, лет двадцать как переехал в Москву. Специализируется на оптических резонаторах мощных лазерных генераторов. Обучаем, легко работает в команде. И что нам это даёт? Шестерни в голове медленно ворочались, со скрипом и прокрутами. Все размышления о политических баталиях, парламентских устоях, политических партиях, идеях нравственного государства – тяжеловесным мусором переваливались в голове уже давно, но произвести на свет что-то реально живое и самостоятельное не могли. Всё разбивалось о людскую природу – столь двуликую и переменчивую. Ещё Железный Феликс – отец террора, победитель контрреволюции, саботажа и беспризорности – на заре величайшего эксперимента под названием «Советское государство» просто спёкся, столкнувшись с этой самовоспроизводящейся громадой под названием «бюрократия» и «коррупция». Боролся, сражался, выступал, громил, обличал даже в свой последний день на Пленуме ЦК. Но эта махина оказалась ему не по зубам, сердце не выдержало, и после нервного срыва он скончался.
«Нет, тема дисциплины и жёсткости наказания определённо должна иметь место, но она не ключевая, – думал он, всё больше замерзая на скамейке. – Нет, бороться с людской природой – это как с ветром. Дураки напролом прут, умные его в парус запрягают или ветрогенераторы ставят. И где мне взять генератор? Своими умениями мне его точно не сделать. – Его глаза сами поднялись от снега к горящим окнам дома и сразу же нашли окно того юстировщика. – А-а, ну допустим. Генераторы и прочее вы умеете делать – в принципе, это и нужно. Люди потребляют энергию и, грубо говоря, выделяют свет, но только хаотично и с тем же успехом поглощают его. А что делает твой лазер? – Он словно разговаривал сам с собой – с тем собой, что за последние годы сильно поднаторел в технических науках. – Лазерный генератор из хаотичного спектра излучения выделяет и вырабатывает только необходимый свет, накачивает среду легко перевариваемой, возбуждающей энергией и заставляет излучать её слаженно на заданной частоте. Берём специалиста по среде – психолога-социолога, берём мастера по генераторам, а дальше – дело за апертурой, то есть за спецами по управлению излучением – и готово! – Пазл стал складываться. – Для этого ты меня усадил на эту точку? – с ухмылкой спросил он кого-то невидимого. – За лазерщика отдельное спасибо».
Теперь его глаза ещё пристальнее уставились на окна. Все три окна его квартиры горели ярким расточительным светом, выше на пару этажей тлел огонёк кухни Астрофизика. При воспоминании о последнем все окна стали походить на созвездия. И там, совсем рядышком, под зелёным светом штор сияло окно Директора. И прежде чем полностью осознать посыл, затёкшие, заиндевевшие ноги понесли его вперёд к дому. Если разобраться по совести, то команду к движению вперёд выдал не мозг, а сильно переполненный мочевой пузырь замёрзшего человека. Голова же в тот момент лишь выдала фразу из чужого устава: «Плохой план, чётко реализованный, лучше полного безделья».
Глава 3. Директор
Бывший директор крупного машиностроительного предприятия, бывший зам генерального конструктора, бывший младший научный сотрудник был весьма одарённым и толковым хозяйственником, конструктором и некогда учёным. Совсем недавно оставшись без работы и вернувшись на свою старую квартиру из-за семейных обстоятельств, он всё ещё чувствовал себя как будто на маленькой старой даче, приехав после многих зим отсутствия. Перспектив с работой больше не было: большие директора – не уборщицы. Выгнали с работы – новую не найдёшь.
Но запас был сформирован и частично защищён от бракоразводного процесса. А персональная пенсия, как ни странно, его вполне устраивала: квартирка маленькая, но аккуратная – затрат минимум, икру он на сервелат не намазывал, предпочитая продукты, купленные исключительно у знакомых крестьян. Запас коньяков, виски и элитных водок, накопленный за предыдущие годы начальствования, был столь огромен, что вместе с горой ненужных картин, ручек и статуэток, оставленных на основной квартире, мог бы составить долгосрочный задел для какого-нибудь сувенирного магазинчика. Была у него и квартирка на зарубежном курорте, но она его не интересовала, и он оставил её на попечение ушлой риэлторше, которая сначала впихнула ему её, а впоследствии занялась её сдачей. Та нещадно приворовывала, но тем не менее что-то сбрасывала на его счёт, открытый специально под это дело.
Подмосковной дачи не было, так как при надобности он пользовался вип-номерами отраслевых пансионатов. Да и вообще ему хотелось отдохнуть от всей похабности и суеты последних времён. Он ещё напрягался, слыша звонок телефона. Казалось, сейчас диспетчер заверещит, что продукцию надо отправлять на испытания, а в сборочном цехе ещё конь не валялся. Или срок отгрузки по контракту через неделю, а из министерства вернули разрешительные документы без половины подписей. Или, хуже всего, преступные ошибки нового руководства решат спихнуть на него – мол, нам и так уже досталось. В общем, дёргался. И вставал по привычке ни свет ни заря. И копии документов, докладных держал в надёжном месте. И всё-таки ждал, что кто-то наверху, распознав коварные действия чиновников, надаёт им по шеям и его позовут назад…
Да нет уж, всё он понимал, откуда ноги растут. Надо было обвыкаться, но сначала отдохнуть. Особой радостью были старые друзья, из юности – те, что не померли и не разъехались. Он был стянут с ними пелёнками особой душевной чистоты, искренней юношеской дружбы и весёлости. Так, словно он жил когда-то в другом мире. И очень радовался, когда они приходили к нему в гости, обожал угощать чем-нибудь особенным навроде двадцатилетнего французского коньяка и, словно мамка, смотреть, как они уплетают деликатесы, специально припасённые для таких случаев. Народ, несмотря на наличие всего в магазине, далеко не всё мог себе позволить и был не избалованным. Особо интересно было слушать истории, как сложилась судьба старых товарищей – это было словно чтение книг о занимательных людях и их судьбе. Толстых книг – ведь его в доме не было почти долгих сорок лет.
Вот и сейчас в гостиной напротив за столом сидел его старинный друг Астрофизик. Уже раз в пятый за последний месяц, и все истории вроде были им давно рассказаны, но Директор был крайне рад его визиту, ведь именно с ним он любил делиться своими мыслями обо всём происходящем. Голова работала, как недюжинный агрегат, а пообщаться было не с кем, аудитории не было. Тот пришёл к нему как к бывалому хозяйственнику и административному работнику за советом по общему для них вопросу.
Дело в том, что за последнее время в жизни их коммунального товарищества или, как его называют, товарищества собственников жилья произошли новые изменения. К их дому был присоединён другой, схожий по размеру, относительно новый, кооперативный, когда-то относившийся к медицинскому ведомству, и общежитие напротив, ранее тоже относившееся к одному из НИИ, вместе с тем самым сквериком, где обещали восстановить хоккейную коробку. И если с кооперативным было всё в порядке, то общежитие было скопищем проблем. Там жили некогда заселённые работники НИИ, плюс какие-то люди по настоятельным рекомендациям важных персон. Временные жильцы обросли семьями и хозяйством, выселяться отказывались, равно как платить коммуналку, ссылаясь на различные задолженности их организаций. Местный Швондер, ничтоже сумняшеся, списал все долги, включая колоссальный долг горимущества с пенями. Да ещё заплатил аванс на закупку забора для ограждения увеличившейся территории, как ни странно, у компании, открыто аффилированной с местным чиновничеством, что увеличило годовой дефицит бюджета ТСЖ. Плюс, как оказалось позднее, он поставил все необходимые подписи под разрешением на строительство малого спортивного сооружения в сквере рядом с домами, под которым имелась в виду далеко не хоккейная коробка. За все «заслуги» он отправился прямиком, как Вы догадываетесь, на тёплое место в мэрию, как доказавший делом свою искреннюю преданность делу чиновничества.
Народ издал привычную фразу «фигасе», и в кабинет пошла толпа, возглавляемая юристом-народником. До дверей ТСЖ дошло всего пятеро активистов, а в кабинет управляющего зашёл юрист в полном одиночестве. Там уже сидела врио – Швондерова жена. Она выслушала все негодования общественника, вытянув губы вперёд трубочкой и пытаясь скосить на них подвыкатившиеся глаза. А когда юрист стал угрожать прокуратурой, на очень провинциальном жаргоне, не без мата, объяснила ему, что в общежитие, помимо прочего, заселены сотрудники прокуратуры, как бывшие, так и действующие, которым тоже списали долги. И если он хочет, чтобы ему отвинтили башню, то милости просим, флаг в руки и вперёд! И вообще он счётчики перекручивает, у неё свидетели, и в прокуратуре его ждут.
Дама жила совсем другими категориями и понятиями, разговаривать с ней было бесполезно, во всяком случае, людям, привыкшим к логике и связному изложению мыслей. Не дожидаясь формального утверждения «голосованием» на должность, она издала несколько распоряжений, которые привели к резкому увеличению коммунальных услуг в квиточках, навроде однообразного застекления балконных лоджий в соответствии с требованиями… «Фигасе» опять прокатилось эхом по квартирам и, в частности, занесло Астрофизика за советом к бывалому другу-администратору. Тому до местных склок дела никакого не было, хотя последняя квартплата отдавала уровнем элитного жилья. Да и балкон ему хотелось застеклить. Но друга было по-человечески понятно, да и, в общем-то, он не любил, когда кто-то рядом безобразничал без его санкции. За время беседы он уже выстроил в голове план, как не по-доброму и мощно урезонить зарвавшуюся Швондершу, когда в дверь, несмотря на поздний час, позвонили.
Решив, что это соседка, без страха и сомнений, весь гладкий и вальяжный, он открыл дверь. На пороге, в дополнение к неприятным мыслям об управдоме, стоял ещё один не лучший персонаж. Вид у него был, как будто его на ночь забыли на балконе – лицо красное, а на бровях сосульки. Пускать его никто не собирался, но тот стремительно шагнул в прихожую.
– Я сильно извиняюсь, но дуже треба з Вами погутарить, – совсем не на французском сказал он.
Действовал он, словно медведь в тесной берлоге – быстро вращаясь, расчищал пространство между дверью и хозяином. Мгновенно скинул запорошенную обувь, кистью руки послал шапку на вешалку и, стряся с себя заиндевевшую дублёнку, всучил её хозяину. Прежде чем тот открыл рот для вопроса «Чем обязан?», гость в три шага оказался за дверью туалета со всеми возможными извинениями.
Хозяин был дороден и высок, а гонора у него ещё оставалось в избытке. Своим гневным окриком он мог заставить постового стража порядка стоять по стойке смирно или вытрясти душу из чиновника средней руки. И гостя мог выпроводить в два счёта за дверь. Тем более у него был немалый опыт общения с этой братией и весьма немалого калибра. Но этот конкретный тип был ему интересен, совсем не такой, как другие: грубый, но не хамоватый, прямолинейный, как таран, и в то же время ушло-вёрткий. Опять же, по слухам, беглый французский… Так борцы любят встречу с достойным противником. И глаза… Они были цепкими, жёсткими, но в них были жизнь и поиск, что встречалось всё реже. Определённо тот был ему интересен. Поэтому вместо «Какого чёрта?» в закрытую туалетную дверь прозвучало:
– Проходите, коли уж зашли.
– Замок в квартире заклинило? – поинтересовался хозяин у вышедшего из уборной гостя.
– Нет, есть разговор, сложный и длинный, было бы неудобно общаться в коридоре.
– Да, конечно, прошу. – И длинная рука в атласном халате указала направление к гостиной. – Тапочки не забудьте, пол холодный и в занозах.
Кассандр вплыл в зал, распространяя вокруг себя волны холода. С физической точки зрения это ерунда, но Астрофизика буквально обдало заморозкой, когда он увидел входящего. Тот по-доброму улыбнулся сидящему в знак приветствия, а заметив квиточек квартплаты, пошутил: