Джордж Лиминима Экклисици
Неополитики
Предисловие
Есть мощная дилемма в современном мире – это гигантская разница между уровнем технического прогресса и социальным устройством общества. С широко раскрытыми глазами и неприятием мы наблюдаем коллизии, происходящие в современном мире. Ещё лет 30 назад мы считали, что в XXI веке будет установлен прочный мир во всём мире, и люди приступят к завершению борьбы с заболеваниями, старением, социальным неравенством и загрязнением окружающей среды. Да, бозон Хиггса, адронный коллайдер, новые сверхмощные телескопы, генная инженерия, клонирование, нанотехнологии – с одной стороны. А с другой – вспышка насилия по всему миру, враньё и подавление инакомыслия, государственные перевороты и рост коррупции, экономические кризисы и бегство населения. Из глубин небытия, как казалось, вырываются варварство, братоубийство, религиозные распри, терроризм поражает страны, как чума, и вот, уже пошли разговоры о Четвёртой мировой войне.
А что на индивидуальном уровне? Вроде технологии дают нам широчайшие возможности: не вставая со стула, можно получить практически любую информацию, оформить заказ на покупки и путешествия, установить круг общения на любую тему, увидеть звёзды и планеты, творить, общаться и работать. Мы можем обучаться, исследовать и создавать необычайные процессы и вещи. Но принесло ли нам развитие технологий долгожданную свободу мыслеизъявления и самовыражения, взаимопонимания и признания? К сожалению, однозначно не ответить. Страх улицы и общественных собраний возрос, увеличилось число голодающих и проживающих за чертой бедности, вернулись репрессии. Рак перерастает в пандемию, и, как ни странно, растёт число неврозов и депрессий, включая суициды. Человек по-прежнему зажат, нервозен и бесправен, а интернет чаще использует как отхожее место.
Как же так? Почему наш высочайший интеллект в научной и технической сферах, наши новые знания, доступность культурных и духовных ценностей не приводят к росту чувства счастья и гармонии, чувства нужности и защищённости, открытости и общей свободы? Одна из причин – это то, что человечество не направляет высоту своего потенциала и лучшие умы на решение задач социального и политического характера, на создание ясной, прозрачной и логичной системы. Коррупция, преступность и терроризм – не в книгах, они за окном. Задача эта совсем не проста, она очень многоаспектна, и если даже эти аспекты раскладывать на взаимодействующие составляющие, то их исследование затрудняется тем, что, в отличие от физической системы, они способны менять свои характеристики и поведение под воздействием изучения информации о них.
Решение этой задачи я хочу разделить с Вами – с тем, кто не боится браться за «неодолимое», в ком чувство совести, морали, справедливости не позволяет мириться с окружающим вертепом, в ком стремление к гармоничному и достойному скрежещет об окалину и грязь сегодняшней действительности. Эта книга – не учебник, а приглашение к разговору. Читая, спорьте, но не хулите, а предлагайте. Я постарался обойтись без ругани и обвинений, чего прошу и у Вас.
Что-то Вам покажется простым и знакомым – так и должно быть. Встраиваясь в систему, оно обретёт полный смысл. Просто двигайтесь дальше, можете перескакивать с главы на главу, выбирая интересное. Но всё же эта книга построена на системе, которая начиналась с физических, а далее и метафизических построений. От их основ исследование пошло дальше – через экономику и психологию, физиологию и социологию. От общего к частному. Но изложение пойдёт обратным порядком – от простого к сложному. Я не хочу потерять Ваш интерес на общем теоретизировании, до него, возможно, дойдёт после насущного и актуального. Старайтесь следовать предложенной логике повествования.
Книга написана в литературном жанре и построена в основном на дискуссиях главных героев, чтобы начать наш разговор с Вами. Строя будущее, следует оглядываться назад и думать о последствиях, искать безопасные, постепенные и гармоничные пути поиска и внедрения идей и механизмов. Без революций и потрясений, без обвинений и насаждений. Как если б старое опало, как пожухлый лист, а на его месте началась новая жизнь. И надо отдавать себе отчёт в том, что старое и реакционное будет использовать идеи, заложенные здесь, чтобы, извратив и переврав, создать себе «костыль» или «подтяжку» – за этим надо будет следить совместно, следить и упреждать. Система, как я надеюсь, должна получиться устойчивой, защищённой и саморазвивающейся. При достаточном наборе элементов она сложится, как пазл, и самостоятельно начнёт исправлять недостатки и выявлять попытки искажения.
Представляю на суд читателей первую часть книги, в которой даются необходимые элементы для понимания и построения будущей системы, а также происходит знакомство с главными героями, что, надеюсь, будет для Вас интересным.
Глава 1. Астрофизик
Вот седовласый астрофизик, учёный с мировым именем, лауреат премий и носитель почётных научных титулов, счастливый тем, что наконец, после долгих десятилетий, воплотился в жизнь один из великих проектов его института. Сегодня, как и обычно, он засиделся допоздна в своей лаборатории, синхронизируя данные нового космического радиотелескопа с данными радиообсерватории в Пуэрто-Рико. Но ночевать в институте давно запрещено, и он выходит на мороз, спеша на последний троллейбус. Своей машиной он так и не обзавёлся, так как его зарплата не дотягивает до уровня водителя троллейбуса, уже знакомого и привычного приветливого парня, так и не окончившего среднюю школу и приехавшего на работу из далёкой солнечной страны. Но нашего профессора это не задевает, много чудного и несуразного видел он в своей жизни, не меньше видит и сейчас. Одно он понял – за право свободно мыслить, пусть даже в рамках собственной головы, надо многим поступиться.
Последние сто лет, а возможно и ранее, люди развитого интеллекта, неважно в какой сфере, представляли опасность для тех, кто управлял толпой, с крестом ли, орлом или звездой на груди. Его наставник и учитель работал поначалу за колючей проволокой под надзором красноармейца с винтовкой, а далее была разработана система короткого незримого поводка, работающая и сейчас. Вжимая голову в плечи, проходит он мимо полицейского патруля, по опыту не ожидая от них ничего хорошего. За стенами институтской лаборатории его права становятся эфемерны, равно как и безопасность. Случись чего – адвокаты недоступны, их гонорар начинается от шести зарплат начальника лаборатории центра, и это только начало, далее нужна сумма на преодоление коррупционного барьера, равная финансированию бюджетной темы научной лаборатории за год. Государству же всё безразлично, при подаче даже обоснованного заявления будет отписка или встречное обвинение. В коррумпированном обществе взятка является энергией, приводящей в движение любой госмеханизм. Человек, пытающийся провести свои требования и гражданские права просто по закону, как налогоплательщик, рассматривается как лицо, нарушающее установленные правила, и попадает в сумрачное, вязкое пространство из неадекватных заявлений, отписок, игнорирований, а нередко и противоправных действий.
«Вы просто инертны и даже не пытаетесь ничего делать!» – вскричал как-то наш Астрофизик и стал бегать по инстанциям с заявлениями и жалобами, с закладками в Конституции, выписками из Административного и Уголовного кодексов. Родня и коллеги висли у него на руках, умоляя не делать глупостей. По счастью, в очередном кабинете ему попалась молодая прокурорша, которая, отпаивая его чаем, терпеливо объяснила ему существующие реалии. О том, что и в отношении неё закон не исполняется и она живёт с мужем и ребёнком который год в коммунальной квартире. Пожалев его как отца, она сделала несколько звонков, урегулировавших последствия его похождений, а на заявлении надписала: «Взято на контроль». Никто так ничего и не исполнил, но и зла не сделали. А наш герой вернулся на высокие орбиты своих звёзд и диапазоны пульсаров.
Скрипя удобными ботинками «Прощай, молодость!» по солёным прогалинам, вошёл он во двор своего дома, заставленный немытыми машинами. Там, где когда-то была хоккейная коробка, возведённая им с приятелями и аккуратно обсаженная деревцами, теперь была площадка, мощёная тротуарной плиткой. Верхом на страшненьких лавочках сидели златозубые парни, вытеснившие местных хулиганов, и ангажировали пьяненьких страшилок. Их коллеги по цеху завалили подъезд тюками и коробками и старательно утрамбовывали мешки в лифт. Старый лифт возил их на самый верх, на чердак, где ушлый управдом сдал чердачное помещение под предлогом ремонта. Глядя из-под низко надвинутых шапок, работяги расступились – за порядок в подъезде отвечал их смотрящий.
Заселение гастарбайтеров началось при первом управляющем ТСЖ. Везде царил бардак и раскардаш. Управляющий же погряз в суде с муниципалитетом за право устанавливать «ракушки» и ограду для двора. Второй судился с первым, так как бюджет оказался пуст, плюс долги, и ремонтировать было не на что. Тогда следующим управляющим избрали бизнесмена. Тот составил план, начал ремонт собственными силами, но быстро сдался, погрязнув в текучке, которая сопровождалась полной утерей документации предшественниками, продолжающимися дрязгами с городом, авральными работами, пьянками постоянно меняющихся работников и пр. Собственный бизнес стал страдать, и бизнесмен самоустранился. Дрязги жильцов вылились в интернет, началось их настоящее противостояние. К регулярным неплательщикам коммунальных услуг присоединилась ещё добрая четверть.
В этих обстоятельствах замглавы муниципалитета настоятельно порекомендовал «перспективного управляющего» – естественно, как оказалось, непристроенного родственника. Тот сразу после утверждения пришедшим на голосование «большинством» жильцов перебрался жить в цокольный этаж. Город тут же выделил средства на ремонт труб и исправно работавшей котельной. Заменили зимой асфальт на внутридомовой дороге и зачем-то бордюрный камень. Практически весь цокольный этаж, за исключением комнат домоуправления, был сдан в аренду, а одно из чердачных помещений каким-то чудом переведено в категорию жилых помещений и заселено гастарбайтерами.
И тут случился казус – кто-то из «гостей» в праздничный день тиснул в лифте недавно переехавшую блондинку. На разбор прямо из-за праздничного семейного стола примчался её покровитель – невысокий мужчина квадратного телосложения. После ужасающего акта членовредительства он провёл построение всех жильцов чердака, показал удостоверение и объявил новый порядок: теперь все гости стали ответственными за уборку подъезда по вывешенному внизу графику, чистоту придомовой территории и, позже, её охрану. А также мелочи, как то: регулярная мойка машины Мармеладки, как он называл свою пассию, и доставка сумок с продуктами к её двери. За численность проживающих наверху и их еженедельную поверку ответственным вскоре стал участковый, не хотевший быть обвинённым в рассаднике нелегалов и должностной халатности, а может и ещё чего. Следом мужчина спустился в цокольный этаж, и там досталось управляющему, с которого, в частности, был введён подушный оброк с каждого чердачника. Позже, по настоятельной рекомендации гостя, оформленной соответствующим письмом, управляющий ввёл электронную систему доступа проживающих в подъезды, а карточки с электронными ключами не за бесплатно раздал проживающим.
С тех пор дом засиял. Неплательщики подолгу стояли, матерясь, у подъезда, ожидая, что кто-нибудь откроет дверь, и после недели мытарств и тысячи письменных жалоб подписали с ТСЖ график реструктуризации долга в обмен на ключ. Летом, вернувшись с отпусков, народ обнаружил, что хоккейная коробка снесена, деревья попилены, а на их месте тротуарной плиткой выложена площадка со скамейками и металлической оградкой. Управляющий активно помогал городу осваивать ресурсы, направленные на родственные производства. Жильцы вскипели, ведь коробка была единственным местом, где можно было сыграть в футбол и баскетбол, а зимой покататься на коньках. Саженцы деревьев же всем двором возили из соседнего лесопарка. Страсти дошли до того, что было привлечено телевидение, перед камерами которого жильцы излили весь гнев. Вскоре вышла ожидаемая всеми передача. В ней рассказали, как благодаря одному талантливому руководителю удалось за год из бардака создать образцовый дом и двор. Показали чистые подъезды с системой электронного доступа, опрятный двор с импровизированной охраной и камерами, новым асфальтом и крашеным бордюром, показали центральную площадку с лавочками и мини-клумбой, рассказали о былых проблемах с задолженностями и неплатежами. И интервью молодого энергичного руководителя. Тот сразу после выхода передачи легализовал чердачников. Были введены в штат уборщики, охранники, озеленители, ремонтники и прочие с солидным уровнем оклада. А если кто-то хоть пискнет о реально получаемых деньгах, то выгоняли сразу по трое, как, впрочем, и за другие провинности. Такая вот круговая порука для бесправных. Расходы же естественно компенсировались значительным увеличением коммунальных платежей жильцов за счёт увеличения калькуляции на новые статьи затрат.
Среди жильцов и так уже был раскол, и тут партия «не надо возникать, хуже будет» обрушилась на активистов, обвиняя их в удорожании. Другая часть вообще на всё забила, так как им надо было добывать хлеб насущный и детей растить, а не дрязгами заниматься. Поскольку бумаги от жильцов шли во все инстанции не первый год, они уже всем осточертели, и шансов получить оттуда поддержки не было. По времени как раз надвигалось годовое собрание – основной инструмент реализации собственниками своих прав. Однако «партия справедливости» была уже в меньшинстве, а управляющий набрался опыта, и в результате в один из дней, после ряда переносов даты мероприятия, жильцы получили через почтовые ящики утверждённый протокол общего собрания, где все действия управляющего одобрялись вместе с отчётом и всё, естественно, было совершенно по закону.
Как так получилось, я не буду рассказывать, дабы не учить заинтересованных дурному. Ревизор товарищества, на которого тоже надеялись – солидная дама из топовой аудиторской компании, привлечённая к работе во времена бизнесмена-управляющего и отлично себя зарекомендовавшая – также утвердила отчёт, правда с целым веером гневных замечаний по несущественным вопросам. Мало кто знал, что скандальная программа «Рет Люда» («адюльтер» наоборот) того же телеканала, что сделал программу об управляющем и дворе, поймала нашего ревизора на измене мужу прямо в собственном офисе. Программа об этом в эфир не вышла, ревизор получила все рабочие материалы телепередачи на руки…
Именно в это время наш Астрофизик, считавший каждую копейку и подначиваемый юристом-народником из общественной организации, бегал по правоохранительным кабинетам, размахивая кодексами, где, как мы уже знаем, и получил прививку химерной адаптации к установленному порядку. И слава богу, без последствий, ну или почти. Однако параллельно, интуитивно ощущая реальную нить полотна, он отписал письмо старому знакомому, работнику госбезопасности, сопровождавшему его в былые времена в поездках с циклом лекций и семинаров по Франции. Тогда у них сложились приятельские отношения, и Астрофизик счёл возможным именно сейчас обратится к нему с просьбой, проведав, что тот ушёл далеко наверх. Своё письмо он начал со слов «мон шер»…
Именно с этих слов – «мон шер» – начал свою речь коренастый человек в дорогом костюме, внезапно вошедший вечером в институтскую лабораторию. В нём наш герой сразу узнал патрона Конфитюрки или, говоря по-русски, покровителя Мармеладки. Мужчина выглядел серьёзно и дорого и говорил на неплохом французском, что, может быть, и выглядело вычурно, но, учитывая наличие в комнате других сотрудников, было оправдано, не говоря уж о том, что эффектно. Его появление в стенах всё ещё режимного института и использованное обращение сразу ответили на вопрос о предмете его визита. Он заверил визави в своём совершеннейшем почтении и даже искренне улыбнулся.
Возможно, так и было: его домашняя протеже поначалу сильно ныла, что он поселил её в дыру, а не в элитную постройку. Но тот объяснил ей, что это цивильный дом, сплошь заселённый интеллигенцией – врачами, академиками, конструкторами. А антураж он скоро поправит, главное – среди кого живёшь. Отдельно он отметил известного астрофизика наверху подъезда. Девица понимала, что вопрос на самом-то деле в половинной цене от реально элитного аналога. Но приняла правила игры и разместила на своих незатейливых страницах в социальных сетях среди прочего обложки зарубежных работ академика, как она его называла, поднимая в глазах подруг статус своего жилища.
Так вот, в своей речи, при всём её недружелюбном окрасе, патрон де Конфитюр поблагодарил профессора за его хождения и петиции и сообщил, что, несмотря на вызывающий манер его действий, принято решение о строительстве новой хоккейной коробки на маленьком сквере перед домом, а лично ему объявлена жёлтая карточка за неэтичное поведение.
Футбольный термин был использован не случайно. Дело в том, что хоккейной она была зимой только для детей. На самом же деле она являлось гладиаторской ареной для футбольных баталий среди мужчин близлежащих домов. Особенно зимой, когда мяч превращался в заледеневший каменный снаряд, начинались брутальные схватки. В специальной защитной экипировке они носились по запорошенному снегом льду и били по мячу своими канибадамскими ботинками с такой силой, что когда мяч вреза́лся в деревянные щиты ограды, раздавался звук, от которого подпрыгивали и крестились старушки в квартирах. Хотя выше пояса бить не разрешалось, вратари рисковали получить сотрясение мозга от попадания в голову. Игра была быстрой, с бортами, стоял крик и ругательства, но всегда без мата, за игрой следила масса зрителей с балконов и окон. Играли на интерес: пара бутылок коньяка, ящик пива или более прозаичный бидон квашеной капусты. А то и просто на «жопки», когда проигравшая команда вставала спиной полусогнувшись и получала серию пенальти по заднему месту. Поверьте, каменным мячом – это совсем не сахар. Но главный приз, конечно – это звание победителя. И чаще всего им становилась команда хозяев, то есть та, в которой играл наш академик.
Да, он был совсем не синюшный червь от науки. Под драповым пальто и шапкой с очками скрывалось высушенное, жилистое тело азартного бородача, который никогда не пропускал ни лыжных гонок, ни марафонов. И поздороваться с ним за ручку было когда-то большой честью для любого местного хулигана. Так что коробка эта была символом мужской доблести в микрорайоне, и её снос был актом, оскорбляющим достоинство и память бойцов, сродни публичной кастрации.
Услышав о возрождении коробки, наш профессор вцепился взглядом в гостя и неучтиво спросил, понимает ли тот, что скверик относится к общежитию другого госинститута, земля эта не муниципальная, а федеральная, и вопрос надо решать с государством. «L'état c'est moi» («Государство – это я») – ответил гость и сопроводил это таким взглядом, что слова будто продавились от переносицы до мозжечка учёного. «Так, да не так!» – вдруг прозвучало позади.
В дверях стоял седовласый академик – директор астроцентра, замечательный человек, в прошлом борец-любитель, депутат разогнанного Верховного Совета, уже история и последний столп науки. Гость отнёсся к появлению директора снисходительно, и даже не собирался представиться. Но слова принадлежали не ему. Из-за спины академика выступила немолодая, но всё ещё эффектная женщина с восточным типом красоты. Гость знал её по недалёкому прошлому, знал случайно, через, пожалуй, единственного своего друга. И то, что было ведомо ему, ставило его в тупик.
Она обладала властью непонятной природы, более весомой, чем ведомство гостя. Будучи замдиректора НПО со сходным с центром названием «Астрофизика», она была недостижима и неуловима. Но и встречи с ней тоже избегали, просто боялись. Сокращённая вместе с огромным числом сотрудников, она вроде как бы совсем исчезла. И тут…
Она стояла во всём блеске, в переливчатом зелёном платье с подобием крупной чешуи. Наш удав де Конфитюр напоролся на гораздо более крупную анаконду. И однозначно, умом и интуицией понял две вещи: первое – это встреча не случайна, и второе – надо ретироваться достойно, но спешно и, желательно, не разговаривая. С большим достоинством, отвлекающим движением и уместной прибауткой-извинением он скользнул в коридор и растворился в нём. Оценив скорость и изящество манёвра, директор понял, что он был лишь сопровождающим, и спросил свою спутницу:
– Кто это?
Он был явно не рад нахождению незнакомца в стенах его центра.
– Исхименит, – ответила она и, почему-то повернув голову к нашему физику, добавила: – Я расскажу Вам позже.
Она сделала пасс рукой, и учёные постепенно вышли из ступора, провожая взглядом удаляющуюся пару.
Кто такие исхимениты, я Вам тоже расскажу позже. Частично персонажи, которых Вы встречаете здесь, являются героями совсем другого повествования, и здесь, не упоминая их имён, я привожу лишь очень краткое их описание и повествую об их мыслях и деяниях, относящихся лишь к теме данной работы, чтобы Вам не так скучно было читать. А пока позвольте вернуться к тому позднему вечеру, когда наш первый герой, возвращаясь домой, протиснулся между тюками гастарбайтеров и стал взбираться по лестнице.
Физик равнодушно шмыгнул наверх, за годы в нём выработалась толерантность. Он даже вступил с гостями в симбиоз, сдав по требованию жены на лето свою квартиру. Взамен он получил простенький ремонт и вроде новую газовую плиту. Его сейчас больше расстроило, что он запачкал пальто, протискиваясь между машинами у подъезда. Одна принадлежала беспечной девице, взявшей за пример Мармеладку и пытавшейся наплевательским поведением обозначить свой повышенный социальный статус. Вторая – старому приятелю Астрофизика, некогда доросшему до директора предприятия, но недавно дошедшему до критической точки в отношениях с министерством из-за своего упрямого нежелания работать по «системным» правилам, в которых профессионализм и достижения были совсем не главными. Вопрос о его уходе был уже решён, жена разразилась очередной истерикой, и, плюнув на всё, он вернулся жить в свою старую квартиру, принадлежащую матери. Усталый и простуженный, после стояния в многочасовых пробках, он не нашёл в себе силы на поиск места у дома или пешую прогулку от дальней парковки и бросил грязную машину у подъезда, мысленно извинившись перед соседями.
Проходя лестничные площадки, наш герой вспоминал былые времена, как, приходя друг к другу в гости, они часами и ночами спорили, рассуждали о бытии, о мироздании, его законах и поведении, о человеческой ответственности за отъём тайн у вселенной и многом прочем. Толпою аспирантов и разнородных младших сотрудников переходили от одной лестничной площадки к другой и, прокурив одну квартиру, шли пить кофе и спорить дальше в другую. Могли ли они тогда предположить, что история завалит весь их научный локомотив на обочину и время распылит их по странам и континентам? Что звоня в Нью-Йоркский институт, он будет слышать всё тот же неугомонный смех однокашника из соседнего подъезда, а позвонив в Харьковский институт, слышать обиженную речь их старого приятеля и некогда жизнерадостного завсегдатая компании? Как же так всё вышло, разве такое будущее они себе представляли?
Но вот и последний этаж, его квартира. Всё те же работяги теперь вынимали тюки из лифта и заносили наверх, на чердак. Снова пришлось протискиваться. Дешёвая железная дверь клацнула, открываясь, и он вошёл в прихожую. Уже оттуда он увидел, что на их маленькой кухне разыгрывается МХАТовская сцена: заломив руки, жена декларировала: «Нерусское, нерусское там всё!»
В гостях был сын, уже маститый специалист-ITшник, давно и осознанно покинувший Родину. Искренне беспокоясь о родителях и мечтая их перевезти, он, помимо прочего, занимался переводом, компиляцией и подготовкой к публикации серии работ отца, готовя материальное обеспечение его старости и, главное, поддерживая интерес к его имени для ещё возможного перехода его на новое достойное рабочее место.
– А что же здесь русского-то? – Сын обвёл глазами кухню, бросил взгляд в окно. – Мебель – итальянская, шторы – шведские, техника и телевизор – европейские, машины – немецкие, японские… Берёзки? Иван да Марья? Так берёза с дубами и рябиной растёт по всей средней полосе – и в Германии, и в Канаде. Иван и Марья – имена иудейские, а у нас с вами имена греческие, так как веры мы византийской.
– Не ёрничай, здесь наша земля, могилы предков, их труд, их подвиг!
– Земля? Наша? Да здесь припарковаться-то негде! Кругом заборы да шлагбаумы. Летом, помнишь, на лодке остановиться негде было, весь берег в запретных табличках. И про могилы! Если б я налом не проплатил, где б вы деда хоронили, а?! А как его лечить не хотели и недолеченного из больницы вытурили? Это при всех его заслугах, наградах и подвигах! – Он снова повернулся к окну и кивнул подбородком на соседний дом. – Шёл к вам, заводских снабженцев встретил, они продукты бывшему начальнику производства носят. Какой человек был! Гроза! Министру обороны среди ночи звонил. А сейчас – немощный, нищий старик, глаза на мокром месте, и кланяется, кланяется за картошку и хлеб, за то, что хотя бы эти не забыли, навещают. И про культуру ты мне не говори, то, что приезжает к нам в отели на шопинг и по делам – это всё выхолощенная, пустая публика, за очень редким исключением. Не читают, не знают, не думают. Пошлость и злоба.
– Но тебя-то здесь вырастили и выучили!
– Кто меня выучил, все вперёд меня уехали. Вот только кто вырастил, – посмотрел на отца, – чего-то упирается. Вроде уж низвели в самый низ, только что ещё квартиру не отобрали – нет, всё упирается. А ведь там приглашают, ждут… Дом вам в кондоминиуме присмотрел, там соотношение русских больше, чем у вас в вагоне метро. Целая улица, русские вечера каждую субботу, всё приличная публика, из окна форель ловить можно!.. Тридцать пять миллионов уже из страны выехало, и совсем не колхоз.
– А случись чего, кому мы там нужны? – Мать недоумённо пожала плечами. – Здесь какая-никакая поликлиника своя.
– Вот именно – никакая! Забыла, как тебе там пневмоторакс заведующая уколом забацала? И ничего, уверен, она работает и дальше. Там, случись что, есть страховка и гарантированные гражданские права, а не липовые. Не скажут «нету тела – нету дела», я тебе примеры до утра могу перечислять, хотя ты и сама всё знаешь.
– Сын, сын! – прервал его физик. – Я знаю всё, что ты хочешь сказать. Не надо. Не надо, всё и так понятно и известно. Я знаю, – он помедлил, – ты вернёшься, со своими ребятами, вы все, с детьми и жёнами. То, что происходит – это наша вина, моего поколения. – Он говорил тяжело, с большими паузами. – Я не знаю, как исправить, я умею лишь хорошо делать своё дело и буду делать его до конца, чтобы вам было куда возвращаться… Ты уж прости.
Он замолчал, его руки с выступающими венами лежали на клеёнчатой скатерти. Только указательный палец подрагивал, словно выписывал что-то мелким почерком в воздухе.
– Сколько возможностей не использовали, сколько людей потеряли! Я вижу, что страна во власти ворья, вижу плесень реваншизма, пожирающую умы и наше будущее. Но вот что делать – ума не приложу, не понимаю. Чем лучше я делаю своё дело, тем хуже – мной, моим трудом туранчоксы прикрывают страшные лица жулья и бездарей, отбивают растасканные деньги. Но уезжать не буду. – Он замотал пальцем правой руки перед носом невидимого оппонента. – Свою ношу надо нести до конца. Я всегда был честен и знаю: судьба даст мне шанс за это что-то поправить, внести свою лепту, может, хоть кому-то помочь, чтобы не было так стыдно перед вами, избавиться, как говорит твоя мать, от этого когнитивного диссонанса фрустрированной личности. – И он криво усмехнулся.
– Да не нагоняй на себя напраслину. – Сын сел. – Не ты один голову ломаешь, и вины твоей тут ни в чём нет. И диссонанс – он не внутриличностный, а как раз между личностью и бытием, то есть страной, с её парадигмой и укладом. И это не та ситуация, в которой, не справляясь, ты должен измениться сам. Наоборот, здесь необходимо изменить страну, окружение. И отдельные личности здесь ни при чём, вопрос, понимаешь, системный.
– Вот смотри, – продолжал он. – Феноменологически на сегодняшний день политический уклад в этой стране мыслители обозначают как президентско-монократическую республику. Прагматически же речь идёт об эволюционирующей форме ордынской сатрапии. В психике человека, как известно, в его подсознании очень чётко укореняются успешные модели поведения, особенно те, которые при встрече производят болевой или устрашающий момент фиксации. При длительном воздействии и собственном положительном опыте они оседают в геноме человека как устоявшиеся программы и выживания, и развития. Ордынская модель сатрапии или самоуправляемой колонии сформировала и задала дальнейшую форму развития российской государственности. И её живучесть и эффективность была доказана столетиями. Она же сформировала отношение государства к человеку как статистической единицедохода и ополчения. Отношение же человека к власти было сформировано как к сакральному престолу, центру, который всё знает, понимает и видит. Судить, размышлять, решать – это удел главы, остальные должны рьяно исполнять приказы и пожелания, соревнуясь в исполнительском мастерстве и холопьем угаре, при этом благоговея от своей причастности.
Подавленное личностное развитие, неразвитая система критичности и ответственности приводит к инфантильности человека, его боязни свободы. Свободы действий, свободы суждения и принятия решений. Последнее – одна из самых энерго-, психо– и интеллектуально затратных функций любого человека, то, чего пытается избежать любой живой организм, если только он не приучен к этому регулярными тренировками и занятиями и эффект от этих затрат для него очевиден и привычен. В отсутствие тренировки работает энергосберегающая функция, и ответственность, с благодарностью от облегчения, перекладывается на того, кому она положена по «статусу». Но внутренняя мораль, которая является проявлением божественного и высшего в человеке, внутренний закон развития, как высшая доминанта, не могут быть подавлены извне или враньём самому себе!