Денис Шлебин
2г0в2н0
– Да.
– Не тяни, срочно езжай в стационар, с этим шутить нельзя, потом мы тебя уже можем не спасти.
– Да, конечно.
Вся больная очередь притихла и уставилась на меня, я был примером того, что может случиться с каждым из них, я был воплощением их страха. А вот мне было по барабану, если и суждено было умереть вот так, в пандемию, от коронавируса, то никуда мне не деться от этого, и стационар не поможет, и уж тем более, не хотелось помирать одиноким в окружении безразличных ко мне людей, которые тоже присмерти, уж лучше дома в постели, рядом с любимой женой. Но в глубине души я знал, что умру не так и не сейчас, моё время ещё не пришло, я ещё так мало успел написать, это знание придавало мне сил и уверенности. Я знал, что если я рождён для писательства, то не умру раньше срока, а если умру, то мои книги – это самообман и тем лучше, я избавлюсь так от иллюзии, что писать – это моё призвание. Но если выживу, без всяких стационаров, лекарств и посторонней помощи, то, значит, мне всё это надо пройти, чтобы понять и рассказать в своих книгах, как это было. Я живу в этом отрезке времени, и я один из немногих, кто может об этом написать, в сети столько разных мнений, столько теорий, историй, что все они меркнут от своей несодержательности и неясности перед страхом и паникой, охватившими планету. Чем это закончится, одному Богу известно, если вообще закончится. Но одно уже очевидно и это связанно не с коронавирусом, хотя нет, и с ним тоже, но не только и не напрямую, мир меняется, сознание человека меняется.
Калыс довёз нас до домика под горами, я выполз из машины, дотелепался до порога сел на него, тяжело дыша, окинул взглядом сад, клумбу, озеро, горы, всё плыло в глазах, и разум был затуманен.
– Юля. – Прохрипел я. – Неужели мы все обречены? Неужели этот вирус медленно год за годом будет нас убивать? Неужели я обречён?
– Не знаю, Денис. – Юля села рядом со мной, обняла и заплакала. – Это какой-то апокалипсис.
– А помнишь, как мы ещё в прошлом году жили? Сейчас это кажется какой-то неправдой, как быстро мы привыкаем к новому, забываем прошлое.
Я закашлялся, слёзы наворачивались на глаза, но я терпел, комок подкатил к горлу, от чего стало ещё трудней дышать.
– Ничего. – Промямлил я, почти шёпотом. – Мы сможем, не знаю, как остальные, а мы сможем, я смогу, я не оставлю тебя одну здесь.
– Тебе надо отдохнуть.
– Нет, если я лягу, то не встану, мне надо шевелиться, «движение – это жизнь, а жизнь – это движение». Помнишь? Так сказал Аристотель, я вот пока ещё помню, значит живу.
– Помню, да это был Аристотель, а ещё сказал: – «Кто двигается вперёд в знании, но отстаёт в нравственности, то более идёт назад, чем вперёд» – может тебе стоит всё-таки лечь в стационар, я переживаю за тебя. – Юля снова заплакала.
– Нет, так у меня шансов будет меньше, «Любовь – это теорема, которую необходимо доказывать каждый день» – если тебя не будет рядом я расслаблюсь, некому будет доказывать теорему. – Я улыбнулся. – А лечь со мной ты не можешь, не оставляй меня, прошу, без тебя мне точно не выкарабкаться.
– Но там ИВЛ есть, вдруг ты начнёшь задыхаться ночью, мы не успеем добраться отсюда в больницу, мы же в горах.
– Всё будет хорошо.
Остаток дня мы провели в домашней суете, я старался изо всех сил шевелиться, что-то делать, было очень трудно, но я боролся с этим состоянием, превозмогал себя и вирус, который захватил моё тело. Если физически я мог бороться с ним, собирая волю в кулак, то вот морально было очень тяжело совладать со страхом, а самое трудное, это собраться с мыслями; мне будто память отшибло, словно лоботомию сделали, я несколько раз брал ручку, открывал тетрадь, но не мог собраться с мыслями, не мог понять, как это делать – писать.
Ночью я долго не мог уснуть, смотрел все фильмы подряд, ворочался в постели, боролся с мыслями, которые не давали покоя, ковид спутал все извилины, заморочил голову напрочь. Бывало, появится одна назойливая идея, причём, принеприятнейшая, и не даёт покоя, только фильмы отвлекали немного от таких мыслей, а вот читать вовсе не удавалось, из-за мыслей в голове, я даже не понимал, о чём читаю, полностью был отстранён от повествования. Под утро я всё-таки провалился в сон, но не на долго, на пару часов всего, проснулся от того, что начал задыхаться, встал, принялся втягивать воздух изо всех сил, ходить по комнате и махать руками.
– Денис, может в стационар всё-таки? – спросила Юля.
– Может. – Я был не на шутку напуган. – Хотя, знаешь, поехали в Каракол. Давай уедем отсюда.
– Как уедем? На совсем что-ли?
– Да, насовсем, мне надоело сидеть под горами в саду, в этом доме, медленно умирать и сходить с ума, я деградирую, мне необходимо общение в социуме, я человек всё-таки, социальное существо. Представляешь, сейчас весь мир сидит под замком, под домашним арестом, без права на общение, это страшное преступление против человечества.
– Да, и толка от этого мало, всё равно все переболеют, только к концу пандемии мы все будем нищие и полусумашедшие.
Мы собрали рюкзаки, запихали в них вещи, наспех, что-то бросили на даче, что-то взяли из того, что нам может не пригодиться. Накинули их себе на плечи и пошли к трассе по грунтовой дороге, несмотря на то, что шли мы вниз, ноги я еле переставлял, голова кружилась, воздуха не хватало, я буквально полз, пыхтел как паровоз и обливался потом.
– Ты уверен, что надо ехать? – Спросила Юля.
Она смотрела на меня напуганными глазами.
– Уверен, так надо, поверь мне, здесь я погибну, а там буду жить, вот увидишь, да и потом там можно вызвать скорую, есть больницы, стационары, а здесь глушь, посмотри, тут ведь кроме нескольких алкоголиков, пастухов и сумасшедших нет никого.
– Звучит разумно.
– Ещё бы, я же не кретинизмом болен, хотя это скорее всего черта характера.
– Ага, скажи ещё – взгляды и убеждения.
– Может даже уже и так, им дали возможность высказываться, почитай комментарии к новостной ленте.
– Ну да, здравомыслящий человек комментировать новости не будет, тем более отвечать на чей-то комментарий.
– Но важно ещё, что пишут и в какой манере. Повальная безграмотность и переход на личность. Так что кретины теперь получили возможность быть услышанными другими кретинами, и даже пообщаться друг с другом.
– Точно! – Воскликнула Юля. – Комментарии к новостям, это секта кретинов.
– Ага, там общаются особенные люди и прискорбно, что таких очень много.
Мы доползли до трассы, перешли её, и я предложил зайти на пляж, посидеть на берегу немного, перекурить, искупаться и уже потом ехать в Каракол. Юля поддержала мою идею, мы спустились к пляжу, там буквально рукой подать. На берегу никого не было, пандемия ведь, все сидят по домам, болеют, боятся и сходят с ума, потребляя всю эту чушь из телефона, а там такие страсти, ну, прям апокалипсис, а хоть даже и он, что с того? Мы ничего не изменим, никто из нас не может спасти мир, даже если мы все навалимся и то ничего не получиться, будет так как будет, пора нам уже признать, что мы ничего не решаем и ни на что не влияем, успокоиться и перестать мнить из себя невесть кого.
– Юля, представляешь, а ведь вся эта чепуха с людьми стала происходить после того, как смартфон появился у каждого в кармане. – Я разделся догола.
– Да, это ведь вот, совсем недавно мир изменился. – Юля одобрительно кивнула, глядя в даль, над синей гладью озера.
– Я нырну, потом продолжу мысль.
Так я и сделал, вода показалась мне обжигающе холодной, я горел, борясь с вирусом, температура ниже тридцати семи не падала, и соприкосновение тела с холодной водой было отвратительно. В жизни вообще много отвратительных моментов, например, чистить уши, ненавижу это занятие, или палящее солнце летом, когда обливаешься потом, а зимой мороз, что аж глаза сохнут, всё время, что-то не так, очень редко бывает, когда всё совпадает, но это так редко, что может кому-то в жизни такого не пережить ни разу, вот тут-то без наркотиков и не обойти – ложная благодать. А почему бы и нет, разве можно сейчас сказать наверняка, что хорошо, а что плохо, где добро, а где зло, как нам всем выкрутиться из этой непростой ситуации, а самое главное не сойти с ума.
Я вышел из воды, закутался в полотенце.
– Слушай, в шестидесятые люди боролись за мир во всём мире, но нам объяснили, что за мир надо воевать, потому что есть зло и оно не дремлет, мы перестали протестовать против войны. Теперь мы бьёмся за экологию, пытаемся спасти планету и обитателей планеты, но и это безуспешно.
– Да, мы боремся за права меньшинств, за свободу слова. – продолжила Юля.
– Ага, но никто не борется против зомбирования, конечно, сейчас мы восстали против телевизора, когда его век прошёл, но никто не устраивает шествия против смартфона, никто не выступает за запрет интернета. Наоборот, все хотят большего, как с цепи сорвались, а ведь появилось то это всё совсем недавно.
– Слушай, а ведь да, всех всё устраивает.
– Зелёные, организовывают всевозможные акции, выпускают зверей из лабораторий, плескают краской на шубы из меха. Экологи устраивают шествия, приковывают себя цепями к деревьям, а интернет и смартфон все приняли и безоговорочно.
– Ну, да, хотя всё новое обычно не принимают, а тут все приняли, действительно ведь, никаких акций протеста нет.
– Скажу больше, если мы не начнём борьбу, то это поработит и уничтожит нас, мы превратимся в маркированный товар, будто морковка на прилавках, орешки в пакетике.
– Думаешь настолько?
– Конечно, технологии позволяют, почему бы это не сделать, да мы и сами этого хотим, это упростит жизнь на какое-то время, но следующее поколение, рождённое в этом мире, воспротивится этому, но будет уже слишком поздно, бороться с системой всегда сложно.
– Почему ты думаешь, что воспротивится?
– Это закон, новое поколение, всегда протестует против того, за что боролось предыдущие и борется за противоположные ценности, с которыми будет бороться следующее. Ну, и самое главное – это свобода, разве не за неё мы боремся с самого создания мира, по этой же причине Адам и Ева надкусили «яблоко».
– Как символично – надкусанное яблоко. – Юля ухмыльнулась. – И как ты предлагаешь бороться?
– Уничтожать сервера, взрывать их, уничтожать информацию, устраивать диверсии против дата-центров. Показать всем, что это уязвимая система. И начинать надо уже сейчас, следующим поколениям будет очень сложно, нужно сейчас показать возможные пути борьбы.
– Ты, прям так уверен, что следующее поколение начнёт противостояние?
– Да, они поймут, что мы ошиблись и это станет трендом.
– А так ли мы и ошибаемся?
– Да, ошибаемся. Так же как наши деды ошиблись, когда построили СССР, а потом ошиблись наши отцы, когда развалили тот же СССР. Я же говорю, это закон, так будет всегда, но насколько будет сложной борьба наших детей или внуков с этой системой зависит от нас сейчас, если мы молча всё это примем, мы войдём в историю как самое бесхребетное поколение, которое поставили на колени.
– А кто ставит на колени? Как-то это бредово звучит.
– Никто, всё само собой происходит, все думают, что так будет лучше, всегда так думали, всегда хотели, чтобы было ещё лучше, но получалось паршиво, за исключением произведений искусства. Бредово звучит, что нас хотят сделать рабами, что миром правит кучка людей и прочая мура. Надо объявить войну серверам, пока им не придумали искусственный интеллект.
– Блин, а ведь точно, если посмотреть с такой стороны, то мы создаёт существо, которое осталось только снабдить интеллектом.
– Да, тогда будет уже совсем сложно. Поехали в Каракол, у нас своя борьба и до серверов нам не добраться.
Мы вышли на трассу, остановили попутку, и поехали вдоль полей трясясь на кочках старого, ухабистого асфальта. Ехали всю дорогу молча, только водитель время от времени отвечал на телефонные звонки или сам звонил и договаривался где отдать передачку, затем останавливался, отдавал пакет, конверт или коробочку. Фоном в колонках тихо звучали песни на киргизском языке, ещё тише, еле-еле гудел двигатель и шелестели шины. Вдоль дороги мелькали вековые тополя, а горы, что вдалеке, казалось, движутся вместе с нами, от этого складывалось ощущение, что мы стоим на месте, а деревья несутся куда-то вдаль, ровным рядком. Над горами, на ярко-голубом небе висели огромные, густые облака, они были словно написанные кистью Куинджи на полотне азиатского неба. Я разглядывал мир за окном, весь этот мир, который был до человека, и который останется после, на эти горы смотрели древние люди, карябали на сказал солнцеголовых человечков и сцены охоты, а теперь мы фотографируем эти же горы на свои телефоны (ещё в двадцатом веке это был бы каламбур), выкладываем на свои страницы в соцсетях, превращаем их в контент, но им плевать, они переживут нас. И облака будут всё те же, как на полотнах Куинджи, ничто их не изменит, коронавирус – это всего лишь личная трагедия человечества и как мы справимся с ней, неизвестно, во что мы превратим жизнь в цифровой век, тоже неизвестно. Горы, небо, облака, поля, деревья, бегущие вдаль, как давно мы это видели вживую, не на картинке, когда мы вдыхали прохладу с ледников, что сверкают между острыми пиками скалистых вершин? Как давно мы сидим на самоизоляции на самом деле, до того, как нам об этом сказали? Как давно мы живём онлайн? Всё пришло к логическому решению, но логика ничто, когда видишь величие гор и облаков, в одном из которых, может, прячется забытый Зевс, он ждёт своего часа, держа наготове молнии в охапке.
В городе
Приехали на автовокзал, выгрузили рюкзаки и отправились на поиски квартиры. Городок приятный, люди его населяют приветливые и доброжелательные. Первым делом, прям с рюкзаками, отправились в кафе с названием «Восток» так, как и микрорайон называется «Восток», потому что восточная часть города. Кафе маленькое, скромное, я бы даже сказал убогое, всего четыре столика, из меню только ашлян-фу – это как охарактеризовал мой приятель скалолаз, Станислав Кокорин, когда приезжал в Киргизию в первый раз: – «Холодный суп с уксусом». К «супу» полагаются пирожки с картошкой, тонкие и длинные как стельки сорок седьмого размера, причём растоптанные, и беляши с мясом, но именно этого мы и хотели. Я очень люблю ашлян-фу, и по какой-то причине, только в Караколе его делают вкусно. Блюдо само по себе очень простое – лапша, крахмал тонко нарезанный, зажарка и всё это залито холодной водой с уксусом и соевым соусом, но несмотря на всю скудность ингредиентов, у каждого повара получается по-своему, и именно в Караколе оно у всех вкусное. Местные жители говорят, что всё дело в воде, мол, она у них мягкая и вкусная. По поводу воды согласен, она немного напоминает Петербургскую воду и волосы от неё тоже становятся мягкими, шелковистыми и блестят на солнце.
Так вот, заказали мы по порции ашлян-фу и по пирожку, умяли и заказали то же самое. Наелись от пуза, аж тошно стало, когда я накинул рюкзак. Вышли из кафе и отправились искать объявления на столбах о сдаче в аренду посуточной квартиры, искали долго, потому что телефоны у всех объявлений были оборваны или закрашены, видимо конкуренты так борются друг с другом. Наконец мы нашли на углу дома свеженаклеенный лист формата А4, его ещё не успели изуродовать. Мы только принялись набирать номер, как к нам подошёл парень:
– Hello. – поздоровался он с нами.
– Здравствуйте. – ответил я.
– Вы из России, что ли?
– Нет, мы местные.
– Вот и я думаю, откуда туристы могли взяться, границы-то закрыты. – Он хихикнул и спросил. – Из Бишкека, наверное?
– Из него.
Мы не звонили, ждали, когда он отвалит.
– Вы квартиру ищете? Могу я вам помочь чем-то?
– Да. – говорю. – Ищем. Помочь можете, найдите квартиру.
– А знаете, там вот есть гостиница на мощённой улице, «Неофит» называется.
– Знаю, но мы не любим гостиницы, нам лучше квартиру.
– Тогда могу посоветовать посмотреть на сайте Lalafo.
– Там мало вариантов и дорого. На самом деле мы уже нашли и вот собираемся позвонить. – Я показал пальцем на лист с объявлением. – Это проверенный метод.
– А, ну, тогда извините. Всего вам доброго, я просто думал, что вы иностранцы.
– Так все думают. – Я улыбнулся.
– Я понимаю, как это раздражает, мы ездили как-то в Бишкек и там все нас принимали за европейцев. Извините ещё раз.
– Да, ничего. – ответил я и протянул ему руку. – До свидания.
Наш приятель пожал мне руку и вошёл во двор, а потом скрылся в подъезде. Только он закрыл дверь, как из кустов вылез пьянючий мужик и закричал нам, а может вовсе и не нам, но мы насторожились.
– Э! Приет! Еуопта, да?! Я щас! – Он упал на задницу и растопырил ноги, всё так же в кустах. – Эээ! – Заорал он. – Пааи! Ну зе!
Мы списали номер и пошли прочь от злополучного и оживлённого места. Обошли дом и наконец-таки позвонили, нам сказали, что квартиры все заняты, но дали другой номер, записать мы не смогли, постарались запомнить, но ничего не вышло. Пришлось рыться в рюкзаке в поисках тетради и ручки, их у меня всегда полно. Я пишу везде, где только возможно, в дороге, пока еду, в гостях, когда жду кого-то, в общем, пишу я всегда, всюду и много. А так-как постоянно таскаемся с Юлей, то в тетрадях частенько появляются какие-то записи, не имеющие отношения к книгам, это номера телефонов, адреса, фамилии, номера автобусов и разные цены на транспорт, еду, проживание. Я откопал блокнот с этой самой книгой и приготовился писать, а Юля позвонила по номеру со стены. Продиктовала цифры, я записал, затем Юля позвонила по номеру уже из моей тетради, объяснила, где мы находимся, прочитав все вывески вокруг нас: магазин «Дастан», вулканизация, магазин автозапчастей «Нурик». Арендодатель понял нашу локацию и сказал, что скоро подойдёт. Мы перешли через дорогу, встали в тени, прикурили по сигарете и принялись ждать с вот этим самым, ну, знаете, таким тягостным чувством внутри, когда время замедляется и находится масса причин, чтобы торопиться, и выражать недовольство, некомфортно от ожидания становится даже физически, тело начинает ныть, невозможно найти удобную позу. В каждом прохожем мы видели арендодателя и пристально смотрели на него, но все они оказывались не теми. Представляю какого было им от наших взглядов, полных ожидания и надежды. Наконец один из приближающихся к нам мужчин отреагировал таким же взглядом и поднял правую руку над головой, как бы показывая: – «Я здесь, ребята, вы дождались!». Мы и вправду дождались и ожидание было нелёгким. Он даже не догадывался, что мы ждали этого момента почти полгода. Я представлял уже себе душ с горячей водой, только поверни вентиль и всё, я ждал полгода, когда наконец я сяду на унитаз, а не на корточки и посру хорошенько за всё это время, а потом ещё и ещё. И конечно мягкая кровать, и телевизор со всей глупостью в нём, которая часть этого мира.
Мы переступили порог, я скинул рюкзак, тапки и заглянул в уборную, сан узел совмещён, но всё новенькое, блестящее, ванна с унитазом прям манили. Потом я глянул в спальню, большая двуспальная кровать, а на стене внушительных размеров монитор. «О чудо!» – подумал я, – «Этого мне и не хватало!». Хозяин квартиры забрал у меня плату и ушёл, а я взял пульт с тумбочки, нажал на «power», одновременно падая на кровать. Блаженство! Телевизор включился на RenTV, где Прокопенко рассказывал о вмешательстве и влиянии инопланетян на древние цивилизации. Ну, наконец-то этот параноидальный бред, как я по нему соскучился. Что ж, человечество не может жить без сказок и мифов, признаюсь вам, мне нравится наблюдать за тем как люди сходят с ума, а телеканалы поднимают на этом рейтинг, да, что там телеканалы, и писатели, даже, представьте себе, мелкие и крупные производители чего-либо, все срут и без того в перегруженные головы землян. Спекулируют на гомофобии, на расизме, а взамен мы получаем ничего не понимающих людей, каждый верит в свою сказку и стремится к благополучию и счастью, которое вообразил себе не без помощи монитора, пусть то будет телевизор, планшет или телефон. Безумие всегда завораживает и пугает, особенно если оно планетарного масштаба. Я тоже участвую во всём этом, но как наблюдатель, любопытно, что же будет дальше, в следующих сезонах, найдут выход семь с половиной миллиардов (а может и больше) героев, или всё же все погибнут, ну, или хотя бы разрушат всё то, что мы имеем на данный момент.
Я лежал на кровати в маленьком городке, который основал Пржевальский, в съёмной квартире, стараясь, как и все, убежать от себя, от пандемии, и жрал бред из ящика. А за окном шумно играли дети в «ковид», даже не подозревая, с чем им придётся столкнуться в будущем, они ещё верят взрослым, у которых всё вышло из-под контроля и даже они сами. Всё это выглядит настолько грустно, что, кажется на happy end не стоит надеяться. Но как ни странно – жизнь продолжается, люди так же жрут и срут, только сон стал тревожным…
Юля курила на балконе и, я думаю, она разделяла со мной мои мысли. По крайней мере мне этого хотелось, иначе я бы не желал продолжать в одиночку просмотр апокалиптического реалити шоу «Пандемия». Я собрался с силами и отлепил себя от кровати, да, я направился к унитазу, снял штаны и уселся на прохладный пластиковый стульчак. Ооо!.. Как же это приятно сидеть в тепле в туалете, читать книгу. Такие привычные банальные радости и удобства, которые мы перестали ценить. Разве это не счастье? Только срав полгода в вонючем туалете с опарышами под тобой, которые копошатся и кажется, что их больше чем остального содержимого в яме, возможно оценить повседневное, наскучившее удовольствие каждого сумасшедшего человека.
Выйдя из туалета, я предложил Юле прогуляться и купить курицу гриль на ужин. Так и сделали, обулись и вышли в город, который изнывал от вируса. Прошли мимо детей, они играли, смеялись, бегали и шумели, будто ничего не происходит, да, они и понять-то толком не могли ничего, но глаза их потускнели. Нет, не пандемия давила на них, а взрослые, планы которых рухнули, обычная череда событий, таких, комфортных и привычных сменилась на страх, и чтобы убежать от него люди готовы на что угодно, лишь бы не принимать действительность.
Миновав детей, мы вышли со двора, надели медицинские маски и отправились в центр по узким улицам среди редких прохожих тоже в масках и с потухшими глазами. Вдоль улиц редко встречались старые домики столетней давности и более. Они были построены ещё до октябрьской революции казаками и хранили в себе русский дух, крича ставнями и деревянными крылечками о былом размахе Российской Империи, которая кажется уже такой далёкой, почти мифической. За семьдесят пять лет советского союза с бетонными этажками и маленькими квартирками из одной из них мы и сами только что вышли, но такими комфортными, с унитазами, ваннами и до безобразия типичными. Комфорт и безобразие поглотили нас, выгнали из домиков со ставнями.
Мы проходили мимо здания милиции за решётчатым забором с пиками. Во дворе у входа стоял крупный бюст Дзержинскому. Откуда-то выскочила маленькая сильно волосатая собачонка и кинулась на нас, мы шарахнулись, и я сказал: – «Мусорская собака, и такая же злая как они со своим Дзержинским» – в момент, когда я это говорил, выглянул мент из маленькой будки на проходной. Он наверняка слышал мою реплику. Мне стало стыдно, но это чувство быстро отступило.
Дальше мы прошли улочками с грунтовой дорогой, по обочинам стояли вахтовки ГАЗ 66 и УАЗы. Летом обычно их не увидеть в городе, но этот год всё отменил, изменил и перепутал. Грузовики в наклейках, покрывались пылью и выгорали на солнце. Они говорили о том, что в горах никого нет, а хозяин сидит дома и думает, где заработать денег, чтобы прокормить зимой детей, которые ничего не понимают и просят что-нибудь вкусненькое, новые игрушки, а ещё собирать в школу их, из прошлогодней одежды они ведь выросли…
Мы вышли на центральную улицу и уже по аллее, вдоль нескончаемых вывесок магазинов, аптек, мед центров подошли к ЦУМу. Вот и центр. Постояли на перекрёстке, обдумывая, в какую сторону пойти, решили направиться в сторону церкви. Она построена в тысяча восемьсот семидесятых, из дерева, очень красивая и она такое же напоминание о широте и влиянии Империи. До церкви мы не дошли, да, и всё равно она закрыта на карантин. Мы встретили «Газ Воду» с колоритной и габаритной продавщицей с ярко накрашенными глазами синими тенями и оранжевыми румянами на щеках.
– Здравствуйте – Я подошёл к ней.
– Здравствуйте, ребята. Водички?
– Да, а какая у Вас есть?
– Вот. – женщина показала на листок А4, на котором столбиком были перечислены сиропы: дюшес, буратино, тархун, кола, апельсин.
– Я буду дюшес. – сказала Юля.
– Вот это правильно, настоящая советская вода. – продавщица польстилась выбором Юли и принялась сцеживать воду из автомата в пластиковый, одноразовый стаканчик. – А Вам молодой человек?
– Давайте тоже дюшес.
Я хотел сначала колу взять, но после реакции размалёванной женщины стало как-то неудобно, и я решил тоже выпить советского лимонада. Стаканчики были маленькие, а пить хотелось сильно после прогулки под палящим солнцем, мы выпили всё залпом, и надо признаться, не утолили жажду. Пока женщина с клоунским макияжем наливала лимонад я приметил точку с курами, они вращались на вертелах за стеклом, с них капал сок, а румяная корочка, оказывала магический эффект на меня, я уже ни о чём не мог думать. Туда мы и направились. Перед нами выбирал кур мужчина, он взял двух позажарестее, и попросил побольше соуса.
– Здравствуйте молодые люди. Курочку? – Женщина оказалась любезной, хотя выглядела как учитель математики или физики в школе.
– Здравствуй, да. – Я спустил маску, улыбнулся и она совсем растаяла.
– Какую вам?
У неё оставалось всего три, и она их все сняла с вертела.
– Выбирайте.
Мы выбрали позажаристее, как наш предшественник. В животе у меня заурчало от предвкушения, а может от ашлян-фу с пирожками. Женщина со строгим видом завернула курицу в лаваш и упаковала в пакет.
– Нате вам два соуса. – Она положила две маленькие баночки в пакет с курицей. – А то им можно, а вам нет что ли?
Мы расплатились. Взяли курицу и направились в квартиру, где была ещё не опробована ванна. Прошли так же мимо скучающих машин, Дзержинского, детей, которые уже утомились от игр, но по домам расходиться не спешили.
Мы зашли в квартиру, я включил телевизор и принялись рыться в объявлениях в поисках квартиры на длительный срок, в надежде свалить с дачи раз и навсегда. Объявлений мало нашли, только два более или менее подходящих. Одна в центре, а вторая на окраине, цена одинаковая у обеих по $100 в месяц. Созвонились, договорились, что посмотрим на следующий день и со спокойной душой взялись за поедание курицы. На кухне в шкафчике нашлось большое блюдо, я его ополоснул, накрыл лавашем и наломал на кусочки курочку. Блюдо поставили посреди кровати, а сами завалились по обе стороны. Юля принялась уплетать, а я, истекая слюной от запаха и её причмокивания, принялся впопыхах щёлкать по каналам, в поисках какого-нибудь корма для мозга. По ящику ничего приличного не было, сплошь Российские сериалы про ментов или мелодрамы с непроходящей истерикой и скандалами, новости, в которых уже пропаганда даже, кажется, вышла из-под контроля, ну и, конечно же ток-шоу, где собираются странные некрасивые люди и разбираются в нелепых жизнях, до которых в основном они докатились из-за алкоголизма. Неужели алкоголизм настолько повальное явление, что даже в студиях собираются алкаши и несут свой бред, а по другую сторону телеэкрана сидят другие пьянчуги и пытаются разобраться в таких непростых ситуациях – кто с кем и кому изменил по пьяне, как один алкоголик отобрал детей у другого. В таких ток-шоу иногда показывают их дома, где царят полнейшая грязь и разруха, и в этом во всём голожопые дети лазают. Частенько они устраивают потасовки прям в студии, ну, это совсем дно! Мне кажется, они на передачу приходят под «мухой». И почему только мы живём во всём этом дерьме и жалуемся на нелёгкую судьбу? Неужели это и есть наша русская идея – водка, феня и селёдка, или это особенность нашей души, а может мы просто деградировали и вымираем как нация? Алкоголизм, воровство и мордобой, хотя даже не мордобой, а истерика, мы уже даже не дерёмся – отвыкли или мужики перевелись. А вдруг алкаши правы, во всём виновато правительство, что не даёт жильё, не заставляет работать, не платит пособий, не лечит от алкоголизма, причём принудительно. Хотя единственное в чём можно обвинить правительство, так это в том, что они такие же люди, как и мы, с русской душой, широкой, как сама страна. Только одни управляют страной, а другие не могут справиться с уборкой в доме, но зато прекрасно знают, как справиться со всей необъятной родиной. Кто же мы, русские люди – алкоголики с душой, которая не умещается в теле или всё-таки талантливый народ, который подарил человечеству классиков, только вот забили нас в прошлом столетии, что мы до сих пор по инерции боимся, пьём и боремся сами с собой?..
Я остановился на RenTV, где как всегда несли чепуху для параноиков, я, наверное, тоже параноик раз из всего вышеперечисленного, что имеет прямое отношение к действительности, выбираю фоном для еды бред про гуманойдов, снежных людей, рептилойдов и массонов. Да, я бегу от действительности, она невыносима и становится всё больше похожа на бред шизофреников.
Курицу мы умяли быстро, и я отправился в душ. Эх, долгожданный душ, какое это блаженство. Мы настолько привыкли к комфорту, что этого нам уже мало, мы привыкли к забитым прилавкам, что уже и не знаем, чего нам хотеть и чему радоваться. Мы больше не стремимся друг к другу, не жмёмся телами холодной ночью, не ценим душевное тепло. Мы превратились в эгоистов, запертых в квартирах, не добываем огонь, чтобы согреться, еду, чтобы прокормиться, мы выполняем ненужные, однообразные действия, чтобы вечером после работы побродить по супермаркету, где столько видов колбасы, что всегда остаётся та, которую ещё не пробовали. А придя домой, пьём пиво перед ящиком и одновременно листаем ленту в соцсети, просматривая всякие глупости, или играем в игрушку. Мы забыли о любви, о живом общении, привыкли к одиночеству, а оно забирает много времени и сил, нам некогда ходить на свидания, нечего рассказывать, потому что ничего не происходит, пустота – наше всё, дух авантюризма заменился страхом, любовь – эгоизмом, сострадание – надмением и радостью, что кому-то хуже, чем нам. Мы расслабились умом, перестали думать и анализировать, мы передаём друг другу информацию из ленты, которую нам вбрасывают как кость голодному псу. Мы стали ведомыми, нами легко управлять. Мы следуем моде, думая, что так отличаемся друг от друга. Ничего подобного, все как один – армия глупцов, выполняющих безответственно монотонные действия. Ищущие славы, выкладывая фото еды в Instagram с цитатой Бернарда Шоу или Раневской, даже не понимая, что пишем о себе, обнажая свою душу.
