Денис Шлебин
2г0в2н0
Заражение
Жизнь шла своим чередом: вино, огород, сбор ягод, пока одним утром меня не стал преследовать запах ацетона, а потом и вовсе пропало обоняние и вкус еды, хотя и к жизни тоже. Я надеялся, что переболею в лёгкой форме, постоянно мерил температуру, она то поднималась, то падала, через несколько дней после меня, симптомы появились и у Юли. Мы продолжали так же шевелиться, поливать огород, собирать ягоды и цедить вино, я не чувствовал ни вкуса, ни запаха, делал его на глаз. Слабость и одышка были такими сильными, что я даже в туалет через весь сад ходил с трудом и останавливался отдышаться по пути, опираясь на ствол яблони. Потом я перестал спать, мне снились кошмары, отвратительные вещи, о которых я даже подумать не мог, мозги плавились, писать совсем не получалось, я начинал предложение, а закончить его не мог, терял мысль. Да ещё и ко всему прочему сломался телефон, просто отключился и больше не включился, благо у нас всегда с собой на такой случай старенький смартфон. Экран у него маленький, но читать книги всё же можно. Читал я тогда книгу Синклера Льюиса «Главная улица», это история молодой девушки, которая приезжает в американскую провинцию из большого города Минеаполиса, кажется, и переполняемая энтузиазмом, хочет привнести в деревушку городского блеска, но местные жители сопротивляются её рвению, в силу своего невежества и мещанства. Я отчасти находил себя в главной героине, живя на даче, оторванным от цивилизации. А спустя пару дней, представляете, вышел из строя Юлин телефон, теперь у нас для связи был только один, запасной, старый аппарат, он, конечно, нас ни разу не подводил, но оказавшись запертыми под горами в полной изоляции от общества, нам нужна была надёжная сотовая связь.
Всё переменилось однажды ранним утром, у меня начался приступ кашля, и я откашливал много мокроты, сидел возле огорода, кашлял и плевал. Юля позвонила таксисту Калысу, объяснила, что к чему, он согласился отвезти нас в город к врачу, я еле как нашёл в себе силы, чтобы собраться и сесть в машину, мы приехали в поликлинику, народа было полно, коридор, палаты, кабинеты, всё забито больными. Нас направили на флюорографию, мы простояли в очереди часа четыре, не меньше, один аппарат вышел из строя из-за нагрузки, поэтому очередь продвигалась медленно. Мы получили снимки с белыми пятнами на лёгких и отправились к врачу, выстояли очередь и наконец-то попали на приём.
– Так, что у вас? – спросил высокий, пожилой мужчина в круглых очках.
– Вот. – Я положил снимки на стол перед ним.
Он поднял их, держа в разных руках, направил к окну на свет, внимательно всмотрелся.
– Да, дела плохи, молодые люди, как девушку зовут?
– Юля. – ответила моя жена.
– Подними футболку, Юля, я послушаю тебя.
Юля повернулась к врачу спиной и задрала футболку. Врач с сосредоточенным видом слушал статоскопом и повторял:
– Дыши… Ага… Глубже дыши… Эмм… Ещё… Дыши.
Он вынул из ушей статоскоп и с облегчённым видом сказал.
– Хорошо. У вас пневмония, но хрипов нет, вовремя обратились. Теперь Вы, молодой человек.
Я так же повернулся спиной к нему и задрал футболку.
– Дыши… Глубже дыши…
Я вдыхал, как мог, но что-то не давало вдохнуть полную грудь, да ещё и маска на лице затрудняла дыхание. Я стоял лицом к окну, разглядывал деревья и лучи солнечного света, которые пробивались сквозь ветви, в их свете кружились и блестели пылинки. От глубоких вдохов, у меня закружилась голова, сознание затуманилось, я летел к пылинкам в солнечные лучики, в то же время, стараясь устоять на ногах и глубоко дышать.
– А у тебя дела плохи. – сказал доктор. – Как тебя зовут?
– Денис. – Я опустил футболку и сел на кушетку, чтобы не упасть.
– У тебя уже двусторонняя пневмония. Я напишу, какие купить лекарства, начни сегодня же получать капельницы.
– Это коронавирус? – спросил я.
– Да, а что же ещё.
– Тест не надо сдавать?
– Нет, это лишняя трата времени и денег, надо приступать к лечению. Юля, тебе я тоже самое назначу, не помешает. Через пять дней ко мне на осмотр.
Доктор открыл дверцу шкафа. Достал оттуда коробочки с лекарствами и принялся выставлять на стол ампулы по две штучки каждого.
– Вот, получите прям сейчас, подойдите к медсестре, она вам поставит капельницы.
Он сложил ампулы, шприцы и системы для капельниц в пакетик. Мы все вместе вышли из кабинета, доктор подошёл к девушке, что-то сказал ей на киргизском языке, она что-то спросила, единственное слово, которое я понял, это «коронавирус», после которого девушка – медсестра шарахнулась в сторону.
– Извините. – сказала она с напуганными глазами. – Я боюсь. Я не буду вам ставить капельницу.
Я почувствовал себя прокажённым, сердце сжалось, «Не может быть» – подумал я – «Не так ведь всё плохо. Или так?».
– Что нам делать? – спросил я доктора. – Сами мы не сможем поставить капельницы.
– Езжайте в детский спортивный пансионат, там открыли дневной стационар. – ответил доктор. – А живёте вы где?
– В Комсомоле живём.
– Там у вас есть медпункт, будете там получать капельницы. – Доктор улыбнулся. – Она просто студентка, молодая ещё и боится.
– А, это так страшно? – Я негодовал.
– Да, это очень страшно, вся надежда сейчас на Русских, на вакцину «Спутник», только она может остановить всё это.
Мы расплатились за приём, за лекарства, распрощались и поехали так же с Калысом в детский спортивный пансионат. На воротах при въезде висел большой баннер с надписью: «КАРАНТИН. ОПАСНАЯ ЗОНА. ВЪЕЗД ЗАПРЕЩЁН», и картинка шарика с шипами – самого коронавируса.
– Вы здесь подождёте, наверное? – я спросил Калыса. – Мы сами сходим.
– Ничего страшного. – ответил Калыс. – Я вас не брошу.
У меня снова сдавило сердце, но на этот раз от умиления. Мне так не хватало этих слов, после того как молодая медсестра отказалась ставить капельницы. Мы проехали через шлагбаум, показав рецепт и направление от врача, подъехали к ступеням, на них стоял охранник и двое врачей в защитных белых костюмах, масках и очках, картина жуткая, тем более, если её наблюдаешь изнутри в качестве заражённого. Я вышел из машины и направился в их сторону.
– Что Вы хотели? – Спросил меня охранник.
– Нам надо капельницы получить. – Ответил я. – Вот направление. – Я показал листочек.
– У нас нет мест, езжайте на автовокзал, там тоже открыли стационар, там есть места.
Меня разрывало на части от чувств: страха, апатии и злости, от всего происходящего и случившегося с нами со всеми, со всем миром. Это казалось страшным сном, и в любой момент я мог проснуться, но этого так и не происходило. Всё это было словно в кино, которое никак не могло закончиться. Мы сообщили родственникам, что заразились, они нам пообещали выслать денег на лечение, что с их стороны было очень благородно, а для нас жизненно важно.
Приехали на автовокзал, зашли в зал ожидания и никого там не встретили, на стене возле лестницы Юля увидела листок формата А4 с надписью, написанной от руки «Дневной стационар» и стрелка, указывающая вверх по направлению лестницы. Мы поднялись, у входа сидела за столом женщина, без маски, без перчаток, и без защитного костюма, она заполняла журнал.
– Здравствуйте. – поздоровался я. – А здесь стационар находится?
– Да. – женщина подняла на меня взгляд. – Что у вас?
– Вот. – я протянул ей направление и поставил на стол пакетик с лекарствами.
– Вы вдвоём?
– Да.
– А вы ели сегодня? – спросила она.
– Ещё нет. – ответила Юля.
– Идите, поешьте, на голодный желудок нельзя, плохо станет, а потом приходите, поставим капельницу.
Мы отправились есть, наши головы не работали, мы действовали на автомате, делали, всё, что нам скажут, есть так есть, сказали бы ещё, что делать и мы бы, наверное, непрекословно за это взялись. С обратной стороны от главного входа в серое здание автовокзала мы обнаружили столовую, в которой было чисто, уютно, а возможно, ещё и вкусно. Мы сели за столик, и решили пригласить Калыса, он с нами возится весь день, наверное, проголодался, я позвонил, объяснил, где мы находимся, и он пришёл. Мы заказали по порции мант, Калыс нам сказал, что они вкусные, мы же просто поглощали безвкусную массу без запаха, это ужасно, когда ты не чувствуешь вкус, а распознаёшь только консистенцию, я открыл для себя, что консистенция еды мерзка, мясо – будто ластик жуёшь или тряпку. Мы молча проглотили наш завтрак, расплатились и потопали, получать капельницы, а Калыс – ждать нас в машине. Нас встретила всё та же медсестра, проводила в кабинет, в котором стояли три кровати, заправленные синими, байковыми одеялами, ещё, наверное, с советских времён остались. Мы разулись, легли на кровати, медсестра воткнула в нас иглы, зафиксировала пластырем, отрегулировала на системе подачу лекарства и ушла. Мы лежали на соседних койках, смотрели друг друга и улыбались, вся эта ситуация с коронавирусом, и с тем, что нас это привело на кровати на автовокзале, с подключенными к нам капельницами, всё это выглядело нелепо и абсурдно. А то, что нас ждало впереди выздоровление и жизнь под горами в яблоневом саду или смерть от неизвестного вируса, который сейчас свирепствует в наших телах, и то и другое одинаково висело грузом, и в этом во всём ещё надо найти силы на выздоровление, на борьбу за жизнь, которой не хочется. Смерть мне стала казаться единственным выходом из сложившейся ситуации. Я лежал под капельницей, улыбался жене, а сам боролся с мыслями о смерти, об освобождении от этого мира, в котором ничего хорошего не оставалось на тот момент. Мысль о том, что это может закончится, меня не пугала, мне даже казалось, что и Юле без меня будет проще, вдруг её жизнь тогда могла бы сложиться другим образом, наиболее лучшим, чем сейчас. Мои размышления о кончине, как о возможном, альтернативном развитии событий прервала вошедшая к нам медсестра.
– Как себя чувствуете? – с улыбкой спросила она.
– Хорошо. – мы ответили по очереди.
Она увеличила частоту капель в системе и ушла, а я уставился на капельки. Кап… Кап… Кап… Я почувствовал лекарство в руке холодом… Кап… Кап… Кап… Капало лекарство и вливалось в меня, оно должно было спасти меня, а я должен найти в себе силы бороться за жизнь, хотя бы ради Юли, если я для себя не хочу жить, то буду жить только для неё. Кап… Кап… Кап… От того, что лекарство стало втекать в меня быстрее, у меня закружилась голова, а холодок я ощущал уже в груди и горле, мысли спутались и улеглись, сознание притупилось, а восприятие происходящего растворилось в капельках, за которыми я наблюдал. Кап… Кап… Кап… Медсестра вернулась, набрала в шприцы антибиотик, подошла к Юле, открыла капельницу ещё сильнее, лекарство понеслось по трубочке, медсестра поймала его на середине, вытащила иглу из её вены.
– Поворачивайся на бок и спусти штаны. – сказала она.
Юля повиновалась. Медсестра поставила укол.
– Полежи немного, а то плохо может стать.
После этих слов медсестра повернулась ко мне и провела ту же манипуляцию с капельницей и моей задницей. Мы полежали немного, пришли в себя и отправились получать деньги, чтобы купить лекарства. Калыс привёз нас в банк, мы вошли вовнутрь, на входе охранник измерил нам температуру и, не глядя на дисплей тепловизора, брызнул антисептиком на руки. Вот так! Мы заражённые коронавирусом, вынуждены были идти в банк получать переводы от родных, да, мы были в масках, но это ведь не поможет, и сколько таких как мы, которые оказались загнанные в угол, а мы бы хотели думать о здоровье окружающих. Но как? У нас не было выхода, изоляция была невозможна в данной ситуации, да и просто не было других вариантов у нас. Мы подошли к окошку, стараясь соблюдать дистанцию от людей, думая не о себе, нам-то уже было поздно, а о людях, которые не удосуживались даже маски натянуть на нос, а ведь вот мы – заражённые совсем радом, но нет, все плевать хотели, лезли в окошко кассы, просовывая головы вперёд меня и пихаясь. Потом эти же люди обвинят правительство в халатности и полной недееспособности по противостоянию вирусу. Халатность людей, вот что, по моему мнению, привело весь мир ко всему этому кошмару, неспособность носить маски и соблюдать социальную дистанцию, а ведь это так просто, но нет, всегда кто-то виноват. А в демократическом обществе козлами отпущения делают чиновников, депутатов, президента, а они ведь все из народа вышли, и каждый хает их за то, что сам бы делал, сядь он в кресло. Да, чиновники такие же люди, не без греха, но когда мы нарушаем элементарные требования, разве мы вправе требовать от других людей большего? Думаю, нет. И вся эта грязь в сторону правительства – ничто иное как способ оправдать свою собственную халатность, по отношению к себе и к окружающим, и знаете, сколько не меняй президентов, депутатов, в стране будет твориться хаос, пока граждане не осознают ответственность, которая на них лежит. Коррупция и воровство начинается не в правительстве, а на дороге, когда вы предлагаете взятку гаишнику, когда вы обманываете покупателя, когда тащите с предприятия всё, что можно утащить. «Рыба гниёт с головы» – я часто слышу эту фразу, как оправдание тому, что мы так живём. Да, она с головы гниёт, но кто голова, если те же люди пишут в соцсетях, что правительство – это слуги народа, а если они слуги, то «голова» этой самой гниющей рыбы – народ, граждане, неспособные соблюдать элементарные требования врачей.
Получив перевод, мы отправились в ремонт сотовых телефонов, как раз напротив банка, через дорогу. Парень проверил экран и сказал нам, что телефон скорее всего намок, надо поменять чип и займёт это всего пол часа. Мы оставили аппарат и пошли в аптеку за лекарствами, народу там было не протолкнуться и все, видимо, больные коронавирусом, опять все с масками, спущенными на подбородок и никакой дистанции, конечно, никто не соблюдал, все лезли вне очереди, придумывая всевозможные предлоги, что им только спросить или всего лишь забрать. Мы простояли все эти пол часа, отведённые на починку телефона, купили лекарства, шприцы, систему, вату, спирт, в общем, всё то, что необходимо для прохождения лечения, лекарства были все по выписанному рецепту, но завышенной до ужаса цене, в поликлинике, у врача мы то же самое купили в разы дешевле. Благо нам денег выслали не скупясь, хватило на всё и ещё даже много осталось. Оставив внушительных размеров пакет с медикаментами в машине, мы пошли за телефоном.
– Ещё не готов, я поменял чип, но всё равно не работает, видимо дело в другом, надо ещё пол часа мне. – сказал парень с паяльником в руке.
– Хорошо, но Вы его почините? – спросил я.
– Наверное, починю, не могу обещать, Сами знаете, как оно бывает. – Он странно улыбнулся.
– Нет, не знаю, как оно бывает. – Меня насторожили его улыбка и неопределённость. – Через пол часа мы придём.
– А, и стоить это будет в два раза дороже. – небрежно бросил он, даже не глядя на нас.
– Как дороже? – удивился я. – А если Вы не почините?
– Ну, если не починю, то ничего не будет стоить.
Мы ушли, сели в машину к Калысу, рассказали, что у нас с телефоном непонятки и пока ждём. Мы сидели в машине с открытыми дверьми, курили и пили пепси, я не чувствовал вкуса ни табака, ни напитка – отвратительное состояние, и ко всему прочему, хотелось лечь и лежать, всё раздражало, я даже сам себя раздражал тем, что оказался в этой ситуации.
Через пол часа ничего не изменилось – телефон был всё так же поломан, а парень сказал, что ему ещё час надо провозиться и будет это стоить ещё в два раза дороже, уже от второй, поднятой цены. Я заподозрил что-то не то, да и денег у нас было не так много, за такую сумму можно было купить подержанный, рабочий телефон. Мы отказались ждать, что вывело из себя ремонтника и он, не поверите, буквально за пять минут вернул всё назад, выпаял чипы, и припаял старые, хотя до этого у него ушло намного больше времени. Мы забрали телефон в нерабочем состоянии, сели в машину и Калыс сказал, что есть ещё одна точка, где чинят телефоны, предложил нам туда заглянуть, так мы и сделали. Калыс нас привёз к другим ребятам, которые сказали, что ничего сложного и починят его, но только на следующий день, так как много работы. Мы оставили аппарат и отправились домой с Калысом, заехали по пути в медпункт с направлением, там оказались две весёлые женщины маленького роста, они измерили нам сатурацию, кислород в крови был немного занижен, но повода для беспокойства не было. Мы договорились с ними, что будем приходить на капельницу каждое утро. Вернулись в машину и ближе к вечеру добрались до дач, мы валились с ног от усталости, всё раздражало, выводило из себя, а коронавирус мучал организм, не давая шанса на отдых, тело ломило, температура росла, а мозги работали не так, как обычно.
Вечером мы сидели, пили кофе и решали, как же нам добираться до медпункта, находился он внизу, в посёлке, от нас километра четыре, и если туда бы мы дойти смогли, то обратно, в гору подняться после капельницы было бы совсем трудно.
– Юля, я не уверен, что даже до медпункта доберусь.
– Да, надо что-то делать, я тоже не в состоянии ходить на капельницы так далеко.
– Слушай, у нас ведь есть пара таксистов из посёлка, может кто из них согласится повозить нас, попробуй позвони.
Юля позвонила одному и сказала, что нам надо ездить пять дней в медпункт и обратно, он отказал и сказал, что у него дела. Второй, тоже отказал, но он был честен и сказал, что боится, ну, конечно, все боятся, его понять можно, а вот что нам делать, как нам выжить в этой ситуации. Нас опять выручил Калыс, он согласился возить, но нам это выходило дорого, он-то приезжал из соседнего посёлка. Так мы все деньги и спустили на дорогу до медпункта и обратно. Если честно, то говорить о какой-то взаимовыручке или о помощи в такой трудный для всех момент, сложно, конечно. Кто-то как Калыс рисковал своим здоровьем и помогал, но они и без того были такими, и наоборот, кто до пандемии был эгоистом, тот стал ещё хуже. В общем-то, ничего особенного и нового, всё проявилось в каждом, теперь сложно было скрыть свои пороки за красивыми речами, страх довёл людей до кипения, всё полилось через край и мир залило наболевшими проблемами, всех коснулось, никто не остался в стороне.
Утром приехал Калыс, в девять, кажется, если память мне не изменяет, мы сели в машину и поехали, трясясь на ухабах, в медпункт к маленьким пожилым медсёстрам. Они встретили нас с улыбками на лицах, уложили на кушетки, Юлю в процедурном, где стояли металлические банки с грязными и чистыми приборами, бутыльки со спиртом и прочая мура, а меня уложили на кушетку в гинекологическом кабинете, посреди которого стояло соответствующее кресло. Меня редко посещают извращённые мысли, но тут прям захотелось поэкспериментировать с женой на этом кресле, это должно быть удобно, оно, судя по механизму снизу подстраивается по высоте, и ещё эти поддержки под ноги, они просто великолепны. Медсестра перетянула мне руку, я сжал кулак, вены вздулись, она всадила иглу, закрепила её пластырем и ушла, оставив меня наедине с креслом и фантазиями. После того, как я изучил этот сексуальный снаряд, принялся разглядывать плакаты на стенах. На них было написано что-то на киргизском языке и нарисованы беременные женщины, маленькие дети, груди, врачи в белых халатах, видимо это рекомендации к беременности, инструкция такая в картинках. Меня утомила вся эта белиберда на полбутылки моего внутривенного коктейля из физраствора и лекарств, я достал телефон и продолжил чтение «Главной улицы».
За стеной, у Юли, в процедурном послышалось шевеление, видимо в неё уже всё влилось. Она вошла в мою обитель.
– Ухты. – Воскликнула она. – В каком ты кабинете.
– Ага, святая святых.
– Как ты?
– Представляю тебя в этом кресле.
– Мммм. Хочешь, чтобы я была твоей пациенткой, и ты меня обследовал?
– Это тоже неплохо, но вообще, я бы хотел заняться любовью на этом кресле.
В кабинет зашла медсестра, мы замолчали, она с серьёзным видом посмотрела на остатки в бутылочке, повернула колёсико и почти мгновенно слила всё в меня, у меня аж в глазах потемнело. Юля подошла к креслу, положила руку на подколенник и стрельнула глазами. Медсестра, ни о чём не догадываясь, вынула иглу, положила вату и согнула мою руку в локте.
– Полежи немного. – Сказала она и вышла.
– Ты как? – Спросила Юля. – Белый как стена.
– Это всё из-за кресла, разволновался. Может по-быстрому, пока никого нет.
– Мммм, я не против, но нас Калыс ждёт.
– Да, точно. – Я встал с кушетки. – Ты не расплатилась ещё за капельницы?
– Да, я заплатила.
Мы заглянули в приёмную, где сидели две маленькие женщины, попрощались и Калыс повёз нас домой, где нам был предписан постельный режим в ожидании – выживем мы или погибнем. Всё это ужасно, что случилось с нами, со всей планетой, это настоящий ужас, и болезнь принеприятнейшая, но стоило ли это всё того, чтобы сидеть взаперти? А следом прокатится кризис, а он спровоцирует новые войны и вот это будет по-настоящему страшно, но всё это впереди, мы ещё поборемся несколько лет и с самим вирусом, и с кризисом. Мыслить позитивно в этой ситуации не получалось, уж слишком всё мрачно, как-то абстрагироваться от происходящего тоже не выходило, всё настолько нас касалось, что действительно страшно было помереть, все кругом умирали, в мире был самый настоящий траур, это война, а когда и как она закончится неизвестно. Я помню тот мир, где всё было иначе, где мы были свободны, нам ничего не угрожало, мы жили своими проблемами, казалось, что и солнце тогда светило по-другому, на планету опустился мрак. Как хочется вернуться туда, где нет коронавируса, в то время, в ту жизнь и прожить хотя бы день до того, как мир изменился. Или ещё раньше, до одиннадцатого сентября, пока мир не потряс страшный теракт в США, после которого начались войны в Ираке, в Афганистане, а после в других странах и их всё больше и больше, страна за страной пылают, то революции, то террористы, мир охвачен войной, планета полыхает, задыхается. Что мы делаем? Зачем? Нам надо остановиться, мы не правы, мы всё не так поняли, ошиблись… Но нет, с этого пути не свернуть, слишком трудно, мы поверили, что по-другому нельзя, и поверили всем сердцем, искренне, мы как загнанные звери боимся и грызём всех подряд, чтобы выжить, для нас все стали врагами. А всё ведь так просто, и об этом нам известно две тысячи лет, об этом говорил Иисус, но кто его тогда послушал? Лишь малая часть людей осознала, что есть другой путь, путь радости, любви, а остальные скандировали: – «Распни Его! Распни Его!» – ничего не изменилось, сейчас человечество скандирует с большей злостью и ненавистью. Головы катятся долой с плеч тех, кто выбирает жизнь в любви и мире… Это конец? Вовсе нет, это начало, но, чтобы построить новый мир, надо разрушить старый, этим сейчас мы все и заняты, мы уничтожаем до основания всё что было. И здесь можно всего разного приплести; и предсказание индейцев племени Майя о конце света, и наступление новой эры, и Библейский апокалипсис, но как не называй – это крах цивилизации, нашего с вами мира, который мы сами и уничтожаем, главное, чтобы наша популяция как вида полностью не исчезла, как когда-то исчезли динозавры, и чтобы мы не превратили планету в безжизненный Марс. Пора уже перестать закрывать глаза на всё происходящее, хватит делать вид, что всё в порядке, ничего подобного, всё очень скверно и от этого нельзя дальше бегать, надо принять, что мы натворили и постараться как-то исправить и исправиться самим. Ведь если у тебя откроется кровотечение ты будешь бороться за выживание, цепляться за жизнь, а тут вся планета истекает кровью и это мы её рвём на части, на куски. Пора прекратить искать мистическое объяснение всему происходящему; это мы сами убиваем друг друга, обворовываем, обманываем, унижаем, злим, угрожаем, это мы – люди выходим на площади городов и устраиваем давку, может кто-то и руководит нами, может это даже добрые побуждения, но злом добра не добьёшься, все эти ужасы мы творим во всём мире, вот только коронавирус не наших рук дело, по крайней мере хочется в это верить, что мы не настолько ещё докатились до демонического мировоззрения, а иначе мы в аду и черти в нём мы сами.
Болезнь мучала, не позволяла писать, я начинал предложение, а к концу его забывал, с чего начинал и что хотел написать, меня это пугало, неужели я отупел настолько, что не могу больше писать, это было самое страшное, нет, не то, что я не смогу больше писать, а то что я отупел. Я лежал в постели на втором этаже того странного домика в котором нам позволили пожить, пытался собраться с мыслями, понять, что происходит и как быть во всей этой ситуации, но ничего не получалось. Рядом лежала Юля и тоже о чём-то думала, я знал, что она не спит, коронавирус забирает сон, возможно уснуть только когда измотаешься напрочь, да и то, снится такая чепуха, что писать об этом даже противно, так что без примеров, кто болел тот знает.
– Юля. – Позвал я.
– Да.
– Что дальше будет?
– Не знаю. Мне страшно.
– Не бойся, может всё закончится, мы выздоровеем, и придумают вакцину, всех вакцинирую, а через год мы уже заживём прежней жизнью. И в двадцать первом году будем работать, как и прежде гидами в горах, границы откроются и все ринутся путешествовать после локдауна.
– А если этого не произойдёт? А если это надолго или даже навсегда, что мы тогда будем делать?
– Будем дальше жить, как получится, главное сейчас выжить. Сейчас вообще ни о чём кроме как о лечении думать не стоит, наверное, главное сейчас нам выкарабкаться с тобой без последствий.
– Да, ты прав, и на крайний случай у нас есть вино.
– Ага, знать бы ещё какое оно на вкус получается. – Я засмеялся.
– Блин, какой кошмар, кто бы мог подумать, что так будет?
– Знаешь, а давай посмотрим «Заражение», сейчас он на высоте, бьёт все рейтинги. Там Джуд Лоу снимается, мне говаривали не раз, что я похож на него.
– Говаривали? – Юля хихикнула.
– Ты над словом смеёшься или над моей схожестью с Джуд Лоу?
– Над словом, а вы и вправду немного похожи. – Юля приподнялась и посмотрела на меня. – Ну, надо же, действительно похожи.
– Тогда тем более стоит посмотреть.
Я открыл ноутбук, и он осветил комнату, кое-как на поломанной клавиатуре набрал название фильма в поисковике, и мы погрузились в постапокалипсис на мониторе. Да уж, этот фильм смотрелся как-то странно, аж жутко было от такого совпадения, а может они знали, что так будет? Но самое интересное было почитать комментарии к этому фильму до двадцатого года, никто не верил, что такое возможно, все разносили в пух и прах сюжет фильма, а вот выкусите, так оно всё и получилось. После просмотра и короткого обсуждения, мы всё-таки уснули, а утром отправились вместе с Калысом на процедуры, Юлю так же положили в процедурном, а мне пришлось немного подождать в коридоре, пока освободится мой гинекологический кабинет. Пока сидел, разглядывал плакаты на киргизском языке с картинками про СПИД, там были нарисованы наркоманы, проститутки, презервативы, ну, и в том же духе, сами знаете, что такое СПИД и как он передаётся. Были ещё про гигиену картинки, как надо мыть руки, пищу – всё в картинках, как и на предыдущих постерах, ну, и про туберкулёз, грипп и, кажется, венерические заболевания, если я правильно понял рисунки, а может это о сексе в целом, но вроде все знают как, что и куда. Среди этого всего висел плакат «Palette» «Schwarzkopf», краска для волос, неожиданно его здесь увидеть было, видимо медсестрички приторговывали их продукцией. Моё разглядывание прервала девушка, вышедшая из моего кабинета, она вскользь глянула на меня и смущённо опустила глаза. Я заглянул в кабинет, там сидела за столом маленькая медсестра и что-то писала. Не знаю, какая из них, та, что ставила мне вчера капельницу или другая, причёски у них были почти одинаковые, обе коротко подстрижены отличался немного цвет волос, у одной каштановый, а у той, что сидела в кабинете фиолетовый оттенок волос был, интенсивный цвет, с пленительным оттенком, потрясающее сияние с кератин комплексом, как было написано на плакате.
– Я следующий, можно войти?
– Да, проходи. – Медсестра даже не глянула на меня. – Ложись на кушетку. – Промямлила медсестра.
– Раздеваться не надо?
Она ничего не ответила, даже ухом не повела, моя шутка не прошла, а ведь это почти классика. Я лёг на кушетку, даже обувь не снял, ноги всё равно не помещались, я ростом не подхожу под стандартную мебель, а малолитражные автомобили для меня вообще, как коробочка, руль еле умещается между ног, выгляжу я смешно в таких машинках. Маленькая женщина, смешала лекарства в бутылке, перетянула мне руку и всадила иглу, с первого раза не получилось и со второго тоже и с третьего, она расковыряла мне всё и вколола в итоге в вену на предплечье, извинилась и вышла. На этот раз я отказался от фантазий и разглядывания кресла. Я открыл читалку на стареньком смартфоне и погрузился в суровую северную часть США в штат Миннесота, в маленький городок, в котором всё почти так же, как и в нашем посёлке, только разница больше чем в сотню лет между нами.
Мы так прокатались на капельницу ещё три дня, Юля чувствовала себя гораздо лучше, а вот меня силы покидали с каждым днём. После последней капельницы мы поехали к врачу, выстояли в очереди, зашли в кабинет, там толпились люди, кого-то клали в стационар, кого-то в больницу, ведь другие болезни тоже никто не отменял, людям так же надо было удалять аппендицит и лечить сердце. Доктор послушал Юлю, сухо командуя: – «Дыши… Не дыши… Глубже… Дыши» – он улыбнулся и добавил: – «Вот видишь, всё хорошо, теперь давай тебя послушаю» – это он ко мне обратился. Я подошёл, задрал кофту, он так же покомандовал «дыши – не дыши», но вид у него был напуганный.
– Как ты себя чувствуешь? – Спросил доктор.
– Не важно. – Ответил я.
– Лучше, чем до лечения или хуже?
– Однозначно хуже, силы меня совсем покинули, дышать тяжело, иногда задыхаюсь ночами.
– Так, это плохо, надо тебе в стационар лечь, там аппарат ИВЛ есть, кислородом подышишь.
– Я не хочу в стационар. – Меня это всё прям взбесило, какой к чёрту стационар. – Чем я рискую если не лягу?
– Можешь начать задыхаться, а там считанные минуты, чтобы тебя спасти. Полежишь недельку, под наблюдением.
Он выписал направление на клочке бумажки, мы вышли из переполненного больными людьми кабинета в ещё более переполненный коридор, люди были в панике, у всех читался ужас в глазах. Это было страшное зрелище, кто-то плакал, кто-то срывался и кричал, а кто просто стоял и смотрел в одну точку. Из кабинета выглянул врач.
– Денис! – Крикнул он. – Верно, ты Денис?
Я обернулся.
