Как странно и непривычно было проснуться в его объятьях. Ощутить щекой дыхание, равномерное и спокойное. Открыв глаза, увидеть его лицо близко-близко: длинные ресницы, чуть дрогнувшие во сне, легкую улыбку на губах, едва заметную щетину, проступившую на скулах и подбородке.
Я не жила затворницей, всякое бывало, но никогда еще никто не засыпал в моей кровати, под одним одеялом, прижимая меня к себе. Пытаясь понять, как так вышло, что этому мужчине удалось с легкостью войти в мой дом и в мою жизнь, я вдруг осознала, что раздета, волосы наверняка растрепались, а лицо сонное, помятое – в таком виде нельзя показываться никому.
Хотелось остаться в его объятьях еще немного, рассматривать его спящего и вдыхать запах теплой гладкой кожи, уткнувшись носом в плечо, но я осторожно попыталась выскользнуть из-под руки. Евгений немедленно открыл глаза, улыбнулся и притянул меня ближе.
– Еще совсем рано, – промурлыкал он, целуя меня в висок. – Давай сегодня пропустим завтрак. Думаю, нам простят.
– У нас кроме завтрака уйма дел, – напомнила я с неохотой. – Тебе нужно ехать на телеграф, не забыл?
Приподнявшись, он склонился надо мной, прижав к кровати. Заставляя мысли о делах разом улетучиться из головы.
– Тебя не было четверо суток, и мир не рухнул. Продержится еще пару часов. – Он потянулся было, чтобы поцеловать меня, но вдруг отпрянул и посмотрел серьезно. – Или ты боишься, что кто-то заметит, как я отсюда выхожу? Что я тебя скомпрометирую?
– Полно тебе, это последнее, что меня заботит. Просто… – я невольно прикусила губу. – Вероятно, мы будем жить долго, гораздо дольше, чем во внешнем мире. У нас впереди очень много времени… на все.
– Уна, мне не хватит вечности, чтобы на тебя насмотреться, – сказал он, склоняясь и проводя губами по моей шее. – И все равно я не хочу уходить прямо сейчас.
Конечно, я сдалась. Стена из сдержанности, приличий и чувства долга, которую я много лет выстраивала вокруг себя, рухнула еще вчера, в один миг, стоило Евгению меня поцеловать. К завтраку мы безнадежно опоздали.
Наверняка обитатели гостиницы о чем-то догадались, но вида никто не подал – осведомились о моем самочувствии и выразили надежду встретиться вечером, посидеть у камина и вдосталь наговориться обо всем. Разве что Фредерик, проходя мимо, бросил в сторону Евгения подозрительный взгляд, но выражать свое недовольство иным образом не решился.
Мы расположились на веранде, намереваясь выпить кофе и разобрать, наконец, корреспонденцию. Ханна и Эмиль деликатно удалились, чтобы нам не мешать. Увы, от матери вестей не было, зато я получила денежный перевод, положенный горожанам, участвующим в борьбе с “нежелательными явлениями”, пару коммерческих предложений и срочное письмо от Департамента полиции.
Вкратце суть его была той же, что и в адресованном Евгению: что происходит в Сёлванде? Где находится его превосходительство губернатор округа Нодеборг, прибывший в город инкогнито? И почему агент не выходит на связь?
– Ларс задержал отчет, – сказал Евгений. Его письмо все же было подробнее. – Не доложил о приезде господина Йессена и не ответил на телеграмму. Мне велено отправить подробный доклад. Что же делать, Уна? Скрыть произошедшее не выйдет – неизвестно, сколько времени Ларс будет не в себе.
– Не нужно ничего скрывать, хуже будет, – отозвалась я, украдкой радуясь, что о ситуации с Той Стороной они узнают от Евгения, которому небезразлична судьба Сёлванда. – Сегодня можно ограничиться телеграммой, а до завтра составить отчет. Я попрошу господина Крогга приложить заключение о болезни Ларса. А потом… только ждать.
– Уверен, они этого так не оставят. Что теперь будет с городом? И с нами?
Покачав головой, я попросила его не думать пока об этом. Просто делать, что должно. Он тяжело вздохнул и обмакнул перо в чернильницу. Едва мы закончили, за мной прибыл экипаж.
– Госпожа Соммер, к вам человек от градоначальника! – доложила Бриджит. – Просит ехать в ратушу немедленно, говорит, вас вызывают для объяснений.
– Передай, что скоро буду.
Горничная поклонилась и скрылась за дверью, а мы с Евгением переглянулись. Наверняка в моем взгляде он уловил тревогу, нахмурился, накрыл мою ладонь своей:
– Хочешь, поедем вместе.
– Не выйдет, он вызвал только меня, – через силу улыбнувшись, я сжала его руку. – Лучше поезжай в Нодеборг, не медли! Только… если вдруг почувствуешь себя дурно, брось все и поворачивай назад. Кто знает, вдруг и ты тоже…
Боясь увидеть, как он отреагирует на такое предположение, я опустила ресницы.
– Заражен? Даже если и так – что с того, я не боюсь, в отличие от Ларса. Напротив, это бы сблизило меня с тобой, и я был бы рад.
– Мы и без того уже сблизились, – шепнула я едва слышно. – Гораздо сильнее, чем я могла себе позволить. Но сейчас не время это обсуждать. Нам обоим пора. Возвращайся скорее, я буду ждать.
Наскоро переодевшись в наряд, подходящий случаю, я спустилась в холл и сообщила, что готова. Провожаемая взволнованными взглядами, села в коляску, и кучер хлестнул лошадей – наверняка получил приказ доставить меня немедленно.
Экипаж грохотал по мостовой, распугивая прохожих, и казалось, изо всех окон смотрят нам вслед. Торопиться здесь было не принято, суетиться – неприлично для уважающего себя господина. Спешка означала, что произошло нечто из ряда вон выходящее даже для Сёлванда, привычного к странностям.
За короткое время, пока мы добирались до центральной площади, я пришла в совершеннейшее замешательство. Родившись и прожив всю жизнь в Сёлванде, нынешнего градоначальника, господина Оливера Гротта, я видела от силы пару раз. А после назначения на должность – всего единожды, в первый год, когда являлась к нему с отчетом о состоянии гостиницы. Тогда он выслушал меня, велел получить у секретаря распоряжения и инструкции и простился на долгие годы. До сего дня.
Господин Гротт слыл затворником. Он редко принимал кого-то лично, предпочитая получать доклады и передавать поручения через своих заместителей и секретаря. Никто не встречал его на променаде, не говоря уже о клубе, приемах и праздничных гуляниях. Лишь несколько приближенных и старых друзей навещали его и не рассказывали никому об этих визитах.
Убежденный холостяк, чудак и мизантроп – так про него говорили горожане, при этом непременно добавляя, что лучшего управителя не найти и без него еще неизвестно, что вокруг творилось бы. Местные жители легко прощали друг другу чудачества.
Но меня он все-таки принял лично. Робея, я зашла в кабинет, неожиданно темный, с наглухо зашторенными окнами. Пришлось ждать пару минут, пока зрение привыкнет, и все это время царила тишина. Лишь когда я взглянула туда, где за широким столом темного дерева возвышалась резная спинка кресла, похожего на трон, темный силуэт, сидевший на нем, произнес глухим голосом:
– Доброго дня, госпожа Соммер. Прошу вас, присаживайтесь.
– Ваше превосходительство, – пролепетала я, поклонившись, разыскала глазами стул для посетителей и расположилась напротив.
– Прошу простить за то, что вынужден принимать вас в темноте – меня снова одолела мигрень. Но если вам неловко – велю принести лампу.
– О нет, не стоит. Я не могу себе позволить причинять вам неудобство. И надеюсь, мой визит не сильно вас утомит.
Со стороны стола раздался короткий сухой смешок.
– Довольно любезностей. Перейдем к делу. Думаю, вы понимаете, зачем я вас вызвал?
– Полагаю, Третий отдел и вам направил телеграмму. Наверняка вас в первую очередь интересует, что случилось с его превосходительством губернатором Нодеборга? С прискорбием вынуждена сообщить, что он мертв. Тому есть трое… двое свидетелей в настоящий момент.
Коротко, но стараясь не упустить основных деталей, я рассказала о нашей экспедиции на Ту Сторону, начиная с исчезновения господина Йессена и Фриды из гостиницы и заканчивая встречей с сущностью, поселившейся в теле девочки. Тот разговор я пересказывать не стала, так и не решив, стоит ли о нем вообще кому-то знать.
– Все ясно. В его гибели я никого из вас не виню, и вряд ли у полиции возникнут к вам вопросы. Даже если пришлют особо дотошного агента, желающего выслужиться на этом деле – первый же визит за реку охладит его пыл, – он снова усмехнулся. – Сотрудник Третьего отдела будет отчитываться за свои действия сам, если, конечно, обретет способность говорить.
– Вы уже осведомлены о его состоянии?
– Наш уважаемый доктор передал результаты осмотра, – мне показалось, что в голосе градоначальника мелькнуло пренебрежение. – Повторюсь – заботы Третьего отдела меня не касаются, если вы желаете возиться с их агентом, право ваше. Но то, что вы оставили дочку господина Йессена за рекой… Эта оплошность может дорого обойтись.
– Ее телом управляла иная сущность. Мы вряд ли сумели бы вызволить Фриду, не причинив ей вреда, – проговорила я, с трудом сдерживая гнев. Где же вы были, когда ваш драгоценный губернатор навязался на мою голову, а потом сбежал, как глупый мальчишка? – На моем попечении были раненый и человек без малейшего опыта, который не выжил бы на Той Стороне самостоятельно. Я не имела права рисковать ими.
Братец Ларс. Тот, кто имеет больше права здесь находится, чем многие из горожан. Стиснув зубы, я молчала – рассказывать об этом до того, как он очнется, я не собиралась.
– Этот ваш постоялец, фотограф, – после небольшой паузы спросил градоначальник. – Вас с ним связывает что-то личное?
– Простите, но я бы не хотела отвечать на подобные вопросы, – вспыхнула я, радуясь, что здесь так темно. Этот странный господин меня раздражал, и я втайне надеялась, что головная боль, о которой он упомянул, вынудит поскорее закончить допрос.
– Это не допрос, Уна. Все, что нужно, я узнал, вы могли бы и вовсе не отвечать. И причина моего самочувствия кроется не в звуке вашего голоса, напротив, он весьма приятен. А то, что вы говорите вслух, намного пристойнее ваших мыслей.
На минуту я потеряла дар речи. В памяти всплыл разговор с лже-Фридой, то, как существо отвечало на незаданные вопросы. Я и сама иногда могла прочитать другого человека, как это было с Евгением, но на уровне чувств и эмоций, а вовсе не дословно…
– Не вы одна обладаете необычными умениями. Собственно, вам повезло – ваш дар можно сдерживать, и он не мешает жить. Я не лезу в чужой разум нарочно, но слышу мысленные рассуждения так, как если бы это говорили вслух. Независимо от моего желания, – он тяжело вздохнул и откинулся в кресле, почти слившись с ним в полумраке. – Вы все почти непрерывно произносите внутренние монологи. Как только самих не утомляет?
– Если вы узнали все, что хотели, могу я получить распоряжения и вернуться к своим делам, ваше превосходительство? – неизвестно почему, но он не вызывал ни малейшего сочувствия. – Или, если вам угодно, братец Оливер?
– Вы забываетесь, – одернул он меня, слегка повысив тон. – Распоряжения? Пока я и сам их жду. Вам следует знать, что в последнее время Сёлванд стал объектом разногласий и пристального внимания. То, что произошло, непременно послужит поводом для скандала. Разыщите девчонку, это в ваших же интересах.
– Обещаю, что сделаю все, что в моих силах. Могу я…
– Вы свободны, госпожа Соммер, – перебил он, не дослушав.
Откланявшись, я развернулась к выходу, но не удержалась от вопроса, который занимал меня с самого детства.
– Сколько нас… таких?
– Немного, – ответил он. – Другие умеют скрывать это лучше, чем вы. И, в отличие от меня, способны выйти из дома без риска услышать грязные тайны прохожих или заполучить приступ мигрени от неумолкаемого гомона. Ступайте, госпожа Соммер. И наведите порядок в душе.
Два дня прошли на удивление спокойно. Словно сговорившись, мы проводили время так, как если бы ничего не произошло, и жили по заведенному ранее порядку. Зарядили дожди, потому никто не уходил из гостиницы надолго, предпочитая игру в бридж, или прогулки в саду в моменты затишья, или неторопливые беседы у камина.
Со стороны казалось, будто все осталось по-прежнему, разве что Ларса за карточным столом заменил Евгений – как и предсказывала Ханна, он быстро разобрался в премудростях игры и стал неплохим партнером для меня. Конечно, до хитрой актрисы и опытного Эмиля ему было пока далеко, но нам даже удавалось выигрывать чаще, чем можно было надеяться.
Состояние Ларса не изменилось. Все принимали это как обычную болезнь: справлялись о его самочувствии и выражали надежду, что со дня на день он непременно поправится. Я запретила его навещать, и кроме сиделки в его комнату заходили лишь я, доктор и горничная, которая там убиралась – в такие моменты Ларса усаживали на балконе, подышать свежим воздухом.
Я приходила к нему дважды в день, отпускала сиделку пообедать и отдохнуть немного и подолгу всматривалась в его спокойное лицо. Глаза его иногда двигались, словно он наблюдал за чем-то, видимым лишь ему одному, и от этого порой становилось жутковато.
В одно из таких дежурств я рискнула прикоснуться к его сознанию. Зная, что Ларсу пришлось бы не по душе такое вмешательство, я сделала это осторожно, украдкой, чувствуя себя едва ли не преступницей. Здесь мои способности становились слабее и глуше, чем на Той Стороне, но их хватило, чтобы увидеть – сознание Ларса будто тонуло в плотном тумане. Он не утратил рассудка, воспоминаний и прочего, составлявшего его личность, просто впал в состояние полного безмыслия.
При этом он действительно наблюдал, пропуская увиденное сквозь себя без каких-либо рефлексий. Возможно, видел меня и догадывался, что я делала. От понимания этого стало стыдно, и я прекратила вглядываться в его разум. Ларс никак не отреагировал, продолжая безмятежно смотреть сквозь меня.
– Простите, что нарушила обещание. Больше этого не повторится, – сказала я. Вдруг он услышит и вспомнит потом, когда очнется. – Я очень за вас испугалась и не смогла не проверить… Но, кажется, с вами все в порядке.
Замолчав, я присмотрелась к нему внимательнее. Ни один мускул не дрогнул на лице. Положение тела оставалось неизменным, дыхание ровным и спокойным. Если такое состояние продлится еще несколько дней, наверняка понадобится массаж. Или хотя бы прогулки, ведь он сможет двигаться, если кто-то его поведет…
– Ларс, вы ведь меня слышите? Наверное, вам интересно, что происходит за дверями этой комнаты, так ведь? У нас все хорошо. Евгений написал в ваше ведомство подробный отчет, вам не стоит волноваться об этом. Его назначили на должность, так что вы теперь коллеги.
Чем дольше я говорила, тем сильнее чудилось, будто он слушает, просто не отвечает. И ему скучно от того, что он целыми днями один в этой комнате, не в силах справиться даже с интимными делами без посторонней помощи. Неважно, вспомнит ли Ларс, но я решила каждый день делиться новостями, чтобы ему не было так одиноко.
Я рассказала про неразбериху с Третьим отделом, передала слова врача о том, что с глазами все будет в порядке. Сообщила, что мы нашли Фриду – вдруг в тот момент Ларс ничего не осознавал. Выразила надежду, что он вскоре заменит меня за игрой, и передала пожелания скорейшего выздоровления от соседей, не забыв добавить, что все по нему ужасно соскучились.
Я все говорила и говорила, пока не услышала, как вошла сиделка, возвращаясь с обеда. Но об одной новости сообщить не решилась. Братец Ларс. То, чего он боялся больше всего, оказывается, давно случилось, а он и не заметил. И если получится, то пусть бы и дальше не замечал.
– Возвращайтесь скорее, Ларс, – шепнула я на прощание, почему-то смущаясь сестры милосердия.
Перед уходом я поделилась с нею опасениями, связанными с вынужденной неподвижностью ее пациента, и предложила водить его на прогулки по саду. Она пообещала справиться у врача, и на этом мы простились. Ларсу тоже пора было обедать: специальную еду для него (каши, пудинги, бульоны, муссы – то, чем нельзя подавиться) уже принесли в номер.
– Никаких изменений? – спросил Евгений, встречая меня по пути на веранду. Остальные расположились там чтобы покурить после обеда и почитать газеты.
– Все по-прежнему. Он будто грезит наяву, совершенно не замечает, что творится вокруг. Врач уверяет, с глазом будет все в порядке, скоро сойдет кровоподтек, а в остальном…
Я покачала головой. Все шло к тому, что разбираться придется Евгению: письмо в Третий отдел он отправил, но обстоятельного ответа пока не получил. Только телеграмму с приказом следить за происходящим в Сёлванде и срочно докладывать обо всем, что здесь случилось.
Приказ этот поначалу вызвал у моего друга оживление: он хотел было немедля сообщить о подслушанной в городе сплетне, как свинья одного из фермеров выбралась за изгородь и нанесла серьезный ущерб теплице с клубникой. Я с трудом убедила его, что Третий отдел не оценит шутки, особенно в такой ситуации, и Евгений моментально остыл к новой обязанности, приняв ее как докучную повинность.
– Я бы хотел его навестить. Мне почему-то кажется, что он хоть что-то осознает. Должно быть, ему одиноко.
– Не стоит. Возможно, ты прав, у меня ведь тоже возникает похожее чувство, но вдруг наши визиты утомляют и причинят вред вместо пользы, – увидев на его лице тень разочарования, я поспешно добавила: – Прошу, не злись. Ларса я навещаю, пусть я не самый близкий ему человек, но зато смогу почуять, если что-то пойдет не так. Подожди немного.
– Уна, пообещай, что скажешь, если с ним станет совсем плохо, – попросил Евгений, прежде чем открыть передо мной дверь на веранду. – Даже если это нельзя передавать его начальству.
– Я доверяю тебе и обязательно скажу. Думаю, Ларс будет рад узнать, что у него здесь появился друг, – с этими словами я невольно усмехнулась. – Должно быть, ему вообще было недосуг обзаводиться друзьями.
– Это сложно, если ты вечно в разъездах, – он взглянул на меня из-под ресниц. – В этом вы немного похожи.
Стараясь не подавать вида, будто его слова меня задели, я предложила наконец присоединиться к остальным. Пусть о нашей связи наверняка прознал весь Сёлванд, открыто ее показывать не следовало.
Расположившись за столиком и послав Лилианн за кофе, я рассказала о самочувствии Ларса. Однако Ханну интересовал вовсе не он.
– Я всем сердцем волнуюсь о нашем дорогом ревизоре, но он по крайней мере в надежных руках, – сказала она. – Гораздо сильнее я беспокоюсь о судьбе малышки Фриды. Как-то она там, в плену у потусторонних созданий? Жива ли еще? Ох, Уна, если бы я могла хоть чем-то помочь! Быть может, послать кого-то в город, узнать новости?
– Ханна, милая, но вы ведь вернулись незадолго до обеда! К тому же вы говорили, что хозяин ресторана обещал прислать Бо, если что-то станет известно.
Получив мой категорический отказ покидать гостиницу, господин Оливер Гротт снарядил экспедицию для поиска Фриды. Вчера утром трое опытных мужчин, не раз бывавших на Той Стороне с разными поручениями, отправились к купальням. Пока они не вернулись, но их и не ждали раньше сегодняшнего вечера. А если вспомнить временное искажение, в которое попали мы втроем, возвращение и вовсе откладывалось на неопределенный срок.
– Этот мальчишка такой шалопай, – отмахнулась Ханна. – Пошлют его, а он заиграется по дороге и забудет, куда шел… Нет, пожалуй, прогуляюсь сама перед ужином.
– Не советую, – возразил Эмиль, выпуская колечко дыма. – Безо всякого сомнения, вы украшение Империи и внушаете обожание всюду, где бы ни появились, но над Сёлвандом сгущаются тучи, – он взглянул на свинцово-серое небо над рекой и взмахнул рукой с зажатой между пальцами сигарой. – В метафорическом смысле, разумеется, как природное явление они отсюда и не уходят. Вам не следует выказывать столь явный интерес к делам его жителей.
– Отчего же? Мне они показались радушными и гостеприимными, – искренне удивилась Ханна. – К тому же я совершенно не разбираюсь во всей этой политике, это каждому ясно. А Фрида… она ведь не местная. Выходит, я просто обязана принять участие в ее судьбе, с какой стороны не посмотри! Что вы думаете по этому поводу, Уна?
Пусть неохотно, но пришлось согласиться с Эмилем. Ханна не видела всей ситуации, возможно, и не интересовалась ею, но события собирались в некую цепочку, которая неминуемо вела к громкой развязке.
Я вспоминала их одно за другим, на первый взгляд несвязанные, но постепенно сложившиеся в целую картину. Прибытие Ларса с ревизией и его бесконечные отчеты. Евгений, которого магия вытащила из другого мира. Газетные статьи об опасности и вредоносности “заражения”. Скандал с губернатором. Несчастный случай с Ларсом…
Внезапно я вспомнила подробности того случая и поняла, что совсем о них не задумывалась, отвлекаясь на последствия. Ларс, швыряющий динамит в охотничий домик. Мертвое поле. Преломление времени и пространства.
Неужели Ларс всегда брал с собой взрывчатку? Для самозащиты она не годилась. Выходит, он собирался уничтожить нечто на Той Стороне и воспользовался динамитом осознанно, по заранее продуманному плану. Я припомнила, как это было: он дождался нас снаружи, отпустил на безопасное расстояние и…
– Он хотел уничтожить проход, – шепнула я Евгению, воспользовавшись тем, что Эмиль и Ханна отвлеклись на спор.
– Какой проход? – переспросил он, ничего не поняв.
– Ларс. Когда пытался взорвать дом там, в купальнях.
Судя по взгляду Евгения, он все понял. И про поступок Ларса, и про необходимость молчать об этом. Слегка нахмурил брови, кивнул и тут же включился в беседу наших соседей, которая уже успела перейти на нечто околополитическое, вопреки заверениям Ханны в ее равнодушии ко всему подобному.
В конце концов спор разрешила природа: зарядил сильный дождь, прекратившийся лишь поздним вечером. К тому времени начинало смеркаться, на мостовых разлились лужи, и пыл Ханны сам собою поутих. Она согласилась дождаться сменную сиделку и узнать о новостях от нее.
Наконец, когда все хлопоты остались позади, мы с Евгением смогли остаться наедине. Почему-то я почувствовала себя неуютно в четырех стенах, захотелось выбраться из этого огромного дома, за последние дни требовавшего еще большей заботы, чем раньше. Мы выскользнули через заднее крыльцо, никем не замеченные, и решили прогуляться до обзорной беседки, которая так понравилась Евгению в его первый день в Сёлванде.
Из-за пасмурной погоды было темнее, чем должно в это время суток. Все вокруг отяжелело от влаги и притихло, чайные розы ярко белели в сумраке, их сладкий аромат смешивался с запахами мокрой земли и камня. Где-то чирикала одинокая птица, нарушая тишину безветренного заката.
Мы прогуливались по дорожкам мимо клумб, перебрасываясь редкими фразами о пустяках. Я не чувствовала ни малейшего желания говорить о чем-то серьезном, и Евгений догадывался об этом.
Затемно мы вернулись в гостиницу, где ждал камин, вино для нас с Ханной и бренди для мужчин, сигары, закуски, долгие разговоры. Сегодня господин Крогг выкроил пару часов, чтобы выпить рюмочку после визита к пациенту, а Лилианн вызвалась сыграть на пианино для гостя. Ханна пела, и у нас вышел дивный вечер.
На следующий день все закончилось. Утром доставили корреспонденцию, а потом с Той Стороны возвратился поисковый отряд.