Дарья Милл
В этой истории не будет злодея, и человек есть закон
Глава 8
Деревня Патуи сверкала в лучах полуденного солнца, Лин спала, Эндрю не переставал изнывать от холода, а Кэсси и Хён Сок самозабвенно слушали радио. Контролировать поток информации, что так неустанно пыталась достучаться до разума, становилось куда проще за городом, ведь здесь ни билборды, ни люди со своей всеобъемлющей интернет-рекламой и агитационными листовками с просьбами задуматься о будущем планеты не имели власти достать их. Лишь тихая музыка спокойной рекой лилась из проигрывателя, и в этом они находили своё прежнее уединение, которого им стало так не хватать без их рутинных ужинов в доме Квонов. Хоть где-то Хён Сок мог допустить себе взять перерыв от тех проблем, над решением которых корпел последний месяц. На территории Патуи проблемы и не смели пытаться достучаться до них.
Остановив машину ещё на подъезде к деревне, Кэсси выключила радио и аккуратной рукой похлопала Лин по плечу:
– Лини, просыпайся. Нам пора выходить.
– Что? Уже? – потерев сонные глаза, она подняла взгляд к окну. Пустая от деревьев и снега земля казалась ей удобнейшей стоянкой из всех, что можно было повстречать за пределами купола. – Мы не можем подъехать ближе? Я не хочу идти к фолкам по этому морозу.
– Я прекрасно понимаю твоё негодование, но Хён Сок запретил нам приближаться к поселениям ближе, чем на расстояние полукилометра.
– Тогда пусть снимет свой запрет сейчас. – Лин потянулась и бросила полный укоризны взгляд на брата. Когда говорили о работе Хён Сока, она не могла скрыть раздражения.
– Нельзя, ведь он сам сделал всё для того, чтобы этот закон вступил в силу. – Вмешался в разговор Эндрю, как всегда довольный тем, что может хоть кому-то рассказать о достижениях их отдела. Пока подполковник Квон постановлял, офицер Арно всех просвещал. – Если подъедем ближе, то можем напугать детёнышей амфи, а они как раз-таки обычно и водятся у фолков под боком. Золотое правило первого отдела по делам межрасовых коммуникаций – избегать вреда кощунства.
– О, неужели наш Эдди что-то знает?
– Ну уж побольше твоего, если ты не в курсе даже о законах. – Заулыбался Эндрю, но за это тут же получил по шапке, но не от Лин, а от её брата. – Эй, вообще-то, незнание не освобождает от ответственности. Ты бы мог побольше рассказывать Лин о том, что происходит в мире, а то её голова забита одними лишь мыслями о её одногруппнике.
– Да откуда тебе знать? По себе судишь? Очевидно, что это твое больное место, раз уж ты так часто говоришь о пар… – девушка едва не выпала из машины, когда Кэсси открыла дверцу с её стороны и поймала ту под руки.
– Может, уже пойдём? – поставив Лин на ноги, Кэсси приняла молчание за согласие и поправила её шарф. Затянув его так, чтобы он прикрывал губы Лин, она перевязала его концы на спине.
– Кэс, ты это специально? – Эндрю уже было хотел засмеяться, но холод заставил его замолчать. Зарывшись в опушку куртки, он вновь решил держать язык за зубами всю оставшуюся дорогу. Пока, конечно, на его пути опять не возникнет Ики.
Выбравшись из машины, Хён Сок помог Эндрю сделать то же самое, пока Лин ревностно наблюдала за тем, как её брат поддерживает всех, кроме собственной сестры. Но сказать об этом вслух она, как и всегда, не решалась. Слишком много чести.
Спустив зимние очки на глаза, Хён Сок и не заметил того, как фигура, бегущая к ним с одного из отдалённых полей, начала медленно приближаться. Голова, укутанная в шали так, словно то было дело рук бабули Ии, да размещённое под ней невысокое тельце, светлым бликом маячили на тёмной земле, что залило холодное солнце. Это была Ики, и Эндрю, конечно же, несказанно обрадовался её появлению.
– Ики! – закричал он, размахивая руками так высоко, как только мог в оковах увесистой куртки. Если бы она вдруг стала легче пёрышка, Эндрю наверняка бы сорвался и бросился в объятия подруги, что приготовила для него сюрприз. В своих рукавицах она держала три совсем белых комочка шерсти. – О Боги, у неё мои малыши! – воскликнул Эндрю, в порыве восторга повиснув на руке Хён Сока так, что у того не оставалось иного выбора, кроме как держать его на всём пути.
Редкие снежинки падали и тут же разбивались о тёплую поверхность Вайнкулы. Гейзеры с особым тщанием нагрели её в месте, где в будущем бабуля Ия со своим ныне почившим братом Паколем основала деревушку Патуи. Хён Сок однажды спросил у бабули, как называлась эта деревня до появления человека, но по своему обыкновению Ия ответила лишь нечто пространное о старых временах, когда впервые встретила человека у входа в пещеру, где провела детство. Бабуля Ия имела привычку говорить странности, и Хён Сок отлично понимал, что все её слова положено делить надвое.
Когда Ики всё же добралась до своих любимых гостей, как она с особой гордостью любила называть Хён Сока и Эндрю, ей не составило большого труда с безграничным радушием встретить новых людей. Глаза её сияли радостью, а улыбка не сходила с лица ни тогда, когда Кэсси восхищалась красотой домов фолков, ни тогда, когда Лин без стеснения осматривала её кожу и волосы. Она редко видела чистых «фолков». Если бы кто-нибудь удосужился развязать ей рот, то собственными руками открыл бы дорогу для благоговения и обожания. Фолкам никогда не запрещалось жить под куполом в непосредственной близи от человека, но даже теперь встретить их в людских селениях было большим событием. Кто-то из фолков страшился нарушить обет, что они сами решили дать перед незримыми Богами, но большинство опасалось другого – иноземного величия.
Обе стороны богобоязненно друг на друга косились, и от того контакт их зачастую становился натянутым до невозможного. Неприлично часто от людей и фолков можно было услышать хвалебные речи и одним лишь движением губ произнесённые молитвы. Спустя столько прожитых бок о бок лет страх их казался взаимным.
От счастья Эндрю едва не лишился сознания, когда Ики дала ему подержать малышей его милой Ко, что успели подрасти за месяц разлуки с ним. Амфи без страха доверяла молодому фолку своих малышей, позволяла Ики брать их под своё крыло и вести с ними игры. Но сейчас, если бы только не подул восточный ветер и не унёс Ко и По к берегу океана, она бы ни в жизни не упустила возможность вновь повстречаться с дорогим своему сердцу человеком. Только вот природный зов был для Ко куда ценнее редкого присутствия Эндрю, и он уже давно смирился с тем, что в её жизни занимает лишь второе место.
– Раньше у меня не было времени даже подумать над их именами. Хён, как мы их теперь назовём? – вдруг спросил Эндрю, на руках покачивая троих отпрысков По и Ко. – Я думаю, нужно что-то звучное и простое, как если бы амфи сами придумывали им имена. Ну, или лучше Ики. Она всегда знает, что для них лучше.
– Если ты хочешь сделать всё по законам амфи, то спроси об этом у них самих. – В пути Хён Сок изредка поглядывал на малюток, что зарыли свои мордочки в складки куртки Эндрю.
– Господин Квон, вы же знаете, что амфи не сильно то и заботятся о своих детях. – Вставила Ики, то и дело запуская пальцы в шерстку малышей. – Я уверена, что Эндрю беспокоится о будущем этих крошек намного больше Ко и По. Вы, можно сказать, приходитесь им настоящими родителями!
– Раз уж тебе так хочется вешать ярлыки и раздавать обязательства, то тогда уж ты, Ики, их кровная мать. Мы не часто навещаем Патуи, забрать амфи в первый Округ у меня нет возможности, а их связь с фолками куда крепче, чем с людьми.
– В чём дело, Хён? Неужели ты не готов стать отцом? – Эндрю засмеялся, а реакция Хён Сока до того добила его, что он едва не выронил своих любимых деток в приступе хохота. Если бы очки не скрывали глаз Хён Сока, то всем стало бы как день ясно то, что он действительно не готов. Но и того, что после слов Эндрю Хён Сок вдруг оторопел и остановился, отдалившись от друзей на добрую пару-тройку шагов, было достаточно, чтобы даже Кэсси отвлеклась от открывшихся перед ней видов и улыбнулась. Вот только взгляд её был до боли грустным.
Одна лишь Лин задержалась, чтобы, взяв брата под руку, вместе с ним догнать остальных. Но впредь ни она, ни он не желали и слышать что-либо про отцовство. Им обоим невыносимо было принимать участие в россказнях о семейной жизни и счастливом быте. Эта проблема была для них общей. Словно бы запретная тема, доступ к которой могли иметь только члены семейства Квон, она неустанно окружала их в слухах и толоках тех, кто знал их ещё с детства. Только Кэсси осталась верной им с тех времен. Она была для них куда ближе той родни, которую с ними связывала единственно общая фамилия.
Выбор имён под верным руководством Ики не составил для Эндрю большого труда, а потому уже возле дома бабули Ии он смог с ликованием заявить:
– Смотрите и запоминайте! Это Мо, – он показал друзьям меньшего из амфи, – это Чо, – Эндрю отнял от своей куртки самого резвого малыша, что уже успел впиться в него только проступившими зубами, – а это Бо. – Оставшийся в его объятьях детёныш более остальных походил на своего отца – точно таким же нелюдимым и своенравным он казался. И, как ни странно, под описание этого самого родителя отлично подходили и По, и Хён Сок.
– Ты не думаешь, что По будет путать своё имя с Бо и отзываться вместо него? – задал другу вопрос Хён Сок, уже предвкушая тираду о том, как По своим поведением схож с ним.
– Нет, ведь По и так никогда не отзывается. – Вставила Ики, открывая дверь в дом для того, чтобы пропустить Ию.
– Бабуля, я так рад Вас видеть! – Эндрю подбежал к только вышедшей на дневной свет Ие и слабо пожал её маленькую ручку. – Как Вы поживаете, как Ваше здоровье?
– Спасибо, дорогой мой, хвала Богам, живу я и без намёка на причины для жалоб. – Заметив, как Хён Сок кивнул ей, бабуля повторила его действие. Остановив на подполковнике Квоне взгляд своих бледно-жёлтых глаз, она обратилась ко всем так, что лишь Хён Сок понял, что слова её предназначались ему одному. – А вот вам, должно быть, очень тяжело приходится.
– Да не то чтобы слишком. Пока ещё терпимо. – За самого себя и каждого ответил Эндрю.
– Сегодня ты просто загляденье. Смотрю, детвора Ко знатно тебя порадовала. – Ия улыбнулась и оглядела всех тех, кто в этот день собрался у её скромного жилища. – Вы, вероятно, Кассандра? – бабуля со всем уважением поклонилась Кэсси. – Я очень о Вас наслышана. Какое счастье, что Вы к нам заглянули.
– Ну что Вы, Ия, обращайтесь ко мне на «ты». – Она почтительно склонилась в ответ. – Воочию видеть такого благородного фолка, как Вы, большая честь для меня.
– Только не ляпните это на людях, Вас же засмеют. Я ко всем обращаюсь в вашей, как вы её называете, официальной форме. – Бабуля усмехнулась и указала в сторону Хён Сока и Эндрю. – Даже мальчики наши не исключение. Не считая, конечно, таких случаев, как этот. Хён Сок привёл свою семью, а это самый торжественный из моментов, когда я могу похвастаться той с ними близостью, которую заслужила по одной лишь воле Богов. – Приняв признательные взоры своих старых и новых друзей, бабуля Ия наконец перешла к Лин. – А Вы, моя милая, Квон Лин, не так ли?
– Да. – Раздалось тихое согласие из-под шарфа. Почувствовав себя до ужаса неловко от первого в своей жизни разговора между людьми и фолками, в котором ей приходилось участвовать, она про себя поблагодарила Кэсси за то, что та уберегла её от лишних ответов и обмена любезностями тем, что так любезно прикрыла ей рот.
– Дак знайте же, Лин, что Хён Сок слишком редко снимает при мне свои очки. – Выставив один палец в рукавице, бабуля покачала им в сторону её брата. Эндрю бы пренепременно рассмеялся с такой незатейливой шутки, если бы не был полностью поглощён своим выводком. – Но глядя на Вас я начинаю припоминать, какие же у людей бывают чудесные глаза. Почти чёрные, и это просто-таки поразительно. До вас двоих мне ещё не доводилось видеть подобного дива.
– Спасибо. – Только и смогла произнести Лин, когда та, чья природная красота приходилась ей по душе, вдруг принялась восторгаться её собственными данными.
– Не хотите ли вы посмотреть на амфи? – начала Ики, когда по Лин стало точно понятно, что большее она не в силах сказать. – Госпожа Кассандра, госпожа Квон, Патуи славится одним из самых больших мест проживания амфи, приученных к сотрудничеству с людьми. И, раз уж вы гости наших добрых друзей, Ко и По будут рады познакомиться с вами!
– Конечно, нам это только в удовольствие. – Кэсси поймала за руки Лин с Эндрю и потянула их следом за Ики. Те и не думали сопротивляться, ведь Эндрю ужасно соскучился по своей милой Ко, а Лин, хоть и планировала оставить этот секрет при себе, всегда питала слабость к тому, чем увлекался её старший брат. И даже амфи и фолки становились для неё интересом тогда, когда напрямую не относились к отделу Хён Сока.
Бабуля, решив, что на сегодня с неё хватит вежливости, без лишних слов пригласила Хён Сока с собой. Как и всегда, эта бодрая по жизни старушка не упускала лишней возможности сбежать к своему любимому месту силы – креслу-качалке на конечной точке материка, что так и норовило потерять себя в океане с каждым новым порывом ветра. На берегу разрастались холмы комьев земли, что в своих играх то рушили, то вновь воссоздавали амфи. Сегодня вода не превращалась в снег, не лилась с неба кристальными каплями и не слипалась на крыльях птиц. Их светлые перья оставались в гнёздах, слетали со скал и прятались в волнах. Если бы Хён Сок захотел, то услышал бы крики птиц, что под своим нехитрым оперением скрывали лучшие песни, но все желания всегда оставались чуть выше его головы. Точно на таком расстоянии, чтобы он не смог потерять их из виду, но и не сумел дотянуться.
Ия разместила себя в кресле, собрала на шее платки и вздохнула. Мороз защипал её щёки и льдинками осел в лёгких. У фолков не было принято носить шали, но бабуля с большой охотой рвалась подражать человеческим старикам. Она прекрасно понимала то, как разительно от них отличается своим слабым телом и крепким духом, а потому этот жест доброй воли казался ей той честью, которую она могла себе позволить в своём завидном положении. Да и по какой-то причине бабуле Ие всегда нравились земные старики.
Когда разум её вдруг собрался, взгляд упал на снующих в низине амфи, а вечер близко к сердцу принял задумку накрыть собой небо, она сказала:
– Конечно, я не вправе влиять на твоё мнение, но если бы ты спросил этого древнего фолка о том, что же он думает поводу всего случившегося в третьем Округе, то он бы ответил, что не желает ни жертв, ни смертей, ни потерь в вере. Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, мой юный друг, что в этом мире после нас останутся лишь наши дети. Не дадите же вы и им разгребать последствия недомолвок людей и фолков?
– Я постараюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы этого избежать.
– Вы, люди, очень многое на себя возлагаете. И даже слишком. – Бабуля взмахнула руками, и концы шалей на её плечах на миг взлетели. Поставив ладони напротив солнца, она слегка раздвинула пальцы. – Ты только глянь, я же, кажется, уже совсем иссохлась. Только вот жизни во мне не меньше, чем прежде. И, всё-таки, мои заветные мечты до сих пор остаются мечтами.
– О каких мечтах Вы говорите, бабуля? – спросил Хён Сок, про себя подмечая, что пожившие со своё фолки всегда сохраняли здоровье души. У людей же всё было совершенно иначе.
– С самого детства я не смею и желать ничего боле того, что вы, люди, в силах исполнить. А хочу я лишь одного. – Ия остановилась, давая Хён Соку подготовить свой разум воспринять её слова. Только тогда, когда с океана на материк упал морозный солёный ветер, в высь подняв хлопья снега и белёсых птиц, бабуля наконец сказала. – С тех пор, как мне встретился первый в моей долгой жизни человек, я поняла кое-что. Вам очень не посчастливилось стать такими, какие вы есть. Вы готовы ко всему, но вместе с тем вся суть вам чужда. Вы изменяете мир, но навряд ли когда-нибудь поменяетесь сами. В тот момент, когда катастрофа настигла вашу родную планету, вы ничего в себе не изменили. Но мы вас такими приняли, и фолки навек изменили своё существование благодаря вам. А что же вы? Разве вы, люди, готовы принять то, что природа не сделала вас единственным идеалом? Боги решили не давать вам всех благ, ведь прекрасно понимали, что так вы перестанете биться и поляжете в тот же миг, как мир вам покорится. Но вы не боретесь для того, чтобы заслужить это место. Вы лишь сражаетесь сами с собой за то, чтобы ни один ваш брат не смел показать вам то, что и вы можете умереть. Ведь даже Боги бывают смертны.
– Ия, это, без сомнения, разумные мысли, но Вы слишком грубо объединяете нас в племя, преследующее одну общую для всех цель. Не все люди такие, какими Вы их представляете.
– Да, мой милый мальчик, я сужу по одному конкретному человеку и тому, что он сделал с фолками. Уж не знаю, жив ли он теперь, но с нами он проделал то, что вы делаете с самими собой. Но вы разные, и потому то ваше общество и прекрасно. Когда цели объединяют толпы, пределы их сил стираются. Но ты, Хён Сок, ни в одну из известных мне толп не входишь. И благодаря этому почти все вы по-своему чудесны.
– Почти? Вы хотите сказать, что не все люди приходятся Вам по душе?
– Ну конечно, я не могу любить каждого вашего брата точно так же, как своего собственного. – Платки бабули едва заметно шелохнулись где-то на груди, и сиплый смех вырвался из её горла. Если бы Хён Сок не знал Ию, то счёл бы этот знак за явный признак старости. Но каждый, кто однажды имел честь повстречать её, точно понимал, что причиной хрипоты для неё могла стать лишь горечь. – И ты, Хён Сок, совсем на него не похож. На того самого человека, что был здесь первым. Хоть вы оба и стали пленниками обстоятельств, ты самолично предначертал себе путь героя. Он же должен наконец умереть или навсегда остаться невольником.
Бабуля очень любила ошибаться, и в этот раз живым она признала человека, что ушёл на тот свет уж двадцать лет назад. Ия с самого детства была той ещё выдумщицей. Но Хён Сок не стал указывать ей, что она всё спутала, и не потому, что в обществе считалось непростительным поправлять фолка, который, благодаря своему происхождению, наверняка знал куда больше, чем любой другой представитель рода людского. Просто бабуля Ия не любила, когда её слова перевирали. Ведь она никогда не говорила общей истины. Вся правда бабули была для неё одной.
– Я слышала о том, что случилось с несчастной Эмили Брамс. Очень жаль, что такая беда настигла эту добрую девушку. – Голос Ии звучал неподдельно сочувственно. Впрочем, таким он был у неё всегда, потому как бабуля ни разу в своей жизни не солгала. Такого понятия в её с братом поселении просто не было.
– Да, она была очень важным кадром. – Ответил Хён Сок, про себя уже прикидывая то, как по возвращению в первый Округ окажется крайним в этом деле. Всё, что случалось между фолками и людьми, находилось под его строгим надзором последние пять лет, а это событие обрушилось на Вайнкулу прямо на условной границе меж двух территорий. Министерство вновь заставит его самого разгребать все последствия.
– Она была человеком – вот что важно, дорогой мой друг. – Бабуля вновь засмеялась, но лишь для того, чтобы показать Хён Соку всю абсурдность им сказанного. – Что же ты, даже в окружении собственной семьи не можешь отпустить эти свои дурные причуды?
– Просто я мыслю именно такими категориями.
– Я не думаю, что Лин бы хотела, чтобы ты останавливался на них. Ведь куда приятнее, когда твой брат видит тебя именно тем, кем ты и являешься.
– Что Вы имеете в виду, бабуля? И как с разговора о политике Вы перешли к обсуждению моей сестры?
– О, Хён Сок, наши с тобой разговоры всегда текут легче, чем подземные реки по жилам Вайнкулы. Может, так происходит потому, что я разговариваю сама с собой? – она обернулась к нему с хитрой улыбкой. Настолько хитрой, какая только может заиграть на губах абсолютно белоснежной и невинной старушки.
– Вам смешно? – спокойным тоном ответил Хён Сок, даже не подумав о том, чтобы уязвиться.
– Очень даже! – Ия захохотала, а звук её смеха в момент разлетелся по крайнему из холмов материка. И Хён Сок поддержал бы такую радость бабули, если бы только понял послужившие тому причины. Когда же всё веселье в ней иссякло, Ия абсолютно серьёзным тоном проговорила. – Лин очень славная, и любой прохожий может заметить то, как ты дорожишь ею. Но загвоздка в том, мой милый, что ей самой это незаметно. Ты стараешься сохранить Лин, совсем не занимаясь вашими с ней отношениями.
– У нас всё в порядке. Я живу вместе с Лин и слежу за её благополучием.
– Живёшь ли ты с ней, или она с тобой? Ты никогда не задумывался о том, что твоя помощь не нужна ей в той мере, в какой ты ей её обеспечиваешь?
– Но я забочусь о Лин… – начал Хён Сок, но вдруг остановился, задумался, и лишь тогда, когда стал больше не в силах молчать, закончил. – Потому что для неё это необходимо.
– Мой славный мальчик, ты так давно и глубоко заблуждаешься, что это уже вошло у тебя в привычку. – Бабуля медленно поднялась с кресла и, пройдя мимо Хён Сока, подхватила его под руку. Её хрупкая ладонь осела на его сильном предплечье, замерла и там сохранила за собой место. – Пойдём же, дадим ветру прогнать те чёрные мысли, что заполонили твою голову, словно мордочки маленьких амфи только что расколотую прорубь.
Материнская звезда Вайнкулы, всеми за глаза называемая Солнцем, медленно сбегала с небес, уступая место нескольким первым звёздам, что только принимались за мерцание. Бабуля Ия шагала быстро, да так, что Хён Сок едва за ней поспевал. Он привык сбавлять ход при Лин, Эндрю и Кэсси, но с бабулей такой трюк не прошёл бы. Ия резвым шагом спускалась с холма, за своей спиной оставляя и океан, и птиц, и амфи, и даже кресло-качалку, а всё для того лишь, чтобы напомнить Хён Соку одну простую истину. А она уже дожидалась его у дома бабули вместе с тремя малышами на руках.
– Хён, мы совсем позабыли, что послезавтра Рождество! – вскричал Эндрю, как только издали разглядел Хён Сока.
– Вот чёрт. – Едва слышно выругался он, но тут же вспомнил, с кем держит путь. – Простите, Ия.
– Ничего, милый, про чертей я уже давно знаю. О них мне рассказал тот самый человек, что прозвал меня этим именем. – Бабуля снова засмеялась, но на этот раз так тихо, что Хён Соку сразу стало понятно, что бабуля наяву грезит тем же, чем и земные старики – деятельным прошлым и несовершенными поступками.
С того времени, как родная планета оказалась покинута, а Вайнкула заселена в течение полу века, Рождество перестало приходиться на свои прошлые дни. Если сын Божий страдал за наши грехи, то почему его к нам явление нельзя сопоставить с началом нового времени? С этим первым предложением не был согласен никто, но вместе с тем, как на Ньюэре отказались от государственной религии и единодушно приняли григорианский календарь как единственный верный, вопрос о том, какой день впредь считать рождественским, отпал. Сам Папа Римский дал дозволение своим людям поверить, что начало первого дня нового года можно так же считать днём Рождества. Кто-то увидел в этом его отречение от веры, кто-то принялся за поиски тайных планов и замыслов Верховного правительства, но все единодушно сошлись в одном – принятие Рождества как первого января рушило устои и смывало границы допущения религии до политики. «Непростительно!» говорили одни, «оскорбительно!» кричали другие, да потому и отвергли все доводы, что были выдвинуты за эту идею. Однако, привычка, выработанная пробным годом, осталась, а потому неофициально Рождество атеисты праздновали в тот же день, что и Новый Год. Но даже если и так, Хён Соку было всё равно не до этого. Любой праздник, приходившийся на время его работы, тут же отметался несмотря на то, что весь остальной отдел в эти дни с дозволения свыше тонул в сладком выходном безделье.
– Идём, нам сегодня ещё нужно успеть попасть в офис. – Сказал Хён Сок, когда бабуля отпустила его руку и встала рядом с Ики. Отняв от отцовской груди Эндрю маленьких амфи и всучив их девушке, он пресёк все возможные разговоры одной фразой. – Я понимаю, что вам всем очень понравилось проводить время в Патуи, но если вы и дальше хотите свободно навещать друг друга, то мы с Эндрю должны работать.
Больше никто не смел и слова вставить про предстоящий праздник, и даже Лин, что уже было хотела спросить брата, не проведёт ли он Рождество с ней, за всю обратную дорогу так и не подала голоса. Она знала, что он снова уйдёт, и ей были прекрасно понятны причины, почему Хён Сок вынужден бросить всё ради работы, но одно до сих пор оставалось для неё неясным. Почему именно он? Если бы Эндрю больше старался, то он бы уже давно сместил Хён Сока с места подполковника ПОПДМК, но тому это было не нужно. И грубым упущением с его стороны было не сделать для Лин такого простого одолжения и не добиться отстранения Хён Сока отдел по состоянию здоровья. Она всегда хотела, чтобы брат её понял. Но он все признаки внимания Лин принимал за должное, ведь как ещё иначе должен реагировать на тебя человек, ради которого ты положил крест на свои мечты о спокойном быте и тихой юности?
Первый Округ казался спящим, полным безмятежности ульем, где одни лишь огни фонарей выдавали присутствующих в нём людей, только вот все чудеса испарялись, разбивались и исчезали вместе с тем, как северные ворота оказывались открыты. Шум, шёпот листьев от поднявшегося дуновения холодного ветра и яркий свет маячков трассы, что была проложена отдельно от общей дороги, пропускающей на себе грузовики с поставками и машины частых авантюристов. И это был очередной раз, когда Кэсси воспользовалась положением подполковника Квона – упросила его добыть ей разрешение на пользование частной автомагистрали, которая в этот день сыграла им на руку. Впрочем, даже если бы вся дорога заняла у них больше времени в пробках, Хён Сок пешком пустился б в дорогу, только бы успеть в отдел до темноты.
Проделав оставшийся путь длинной в час, Кэсси остановилась у ПОПДМК. Почти все окна на втором этаже ещё горели, а несколько тел сновали при входе. Хён Сок вышел из машины и, прихватив с собой Эндрю, наконец попрощался с Кассандрой. Лин и не подумала о том, чтобы поднять на него глаза, но он понял всё без слов.
– Мне жаль, но я вернусь поздно, не жди меня. – Сказал ей Хён Сок, попутно избавляясь от куртки, жар от которой уже успел выступить на его щеках горячим румянцем. – Знаю, ты злишься, но…
– Прекрати. Ты говоришь это лишь из-за того, что чувствуешь себя обязанным. – Ответила Лин, не отворачиваясь от окна. – Я уже поняла, что ты не будешь со мной в Рождество. Но у меня другие планы, ясно? Есть люди, с которыми я могу его провести, а вы двое можете катиться куда угодно, если того захотите.
– Хорошо. Лёгкой дороги. – Закрыв дверь, Хён Сок замер. Лин уже было дёрнулась, почти на него посмотрела, но он вновь всё испортил. Она не хотела, чтобы Хён Сок принимал сказанное за правду. Лин считала, что брат должен был бросить всё ради того, чтобы провести с ней хотя бы одно Рождество. Но у судьбы были другие планы. Она всегда хранила скрытые намеренья на его счёт, вот только в них никогда не входила Лин, кроме тех ежечасных случаев, когда ему нужен был повод для того, чтобы больше работать ради её мнимого счастья.
– Подполковник Квон, сэр, Вы приехали. – Стоило машине отъехать, как одно из неприкаянных тел подошло к нему. Этим кем-то оказался Гефест Лила – юноша, что не первый месяц надоедал Хён Соку своей одной единственной просьбой.
– Что ты здесь делаешь? Я же сказал им тебя не впускать.
– Меня и не пустили, сэр, поэтому-то я и стою здесь. – Парень замялся, не зная, как начать разговор. – Сэр, я снова об этом…
– Гефест, ты же понимаешь, что я не могу заступиться за тебя и позволить тебе лететь на Ньюэру. – Хён Сок одним усталым движением поправил волосы и стёр со лба пот. Хоть ему и было невыносимо душно, он не выдавал и признака раздражённости. А всё для того, чтобы один парень с большими амбициями не бросил свои мечты из-за того, что у Хён Сока не было на него времени. – Ты даже не окончил ВУЗ. Кто ты без документа, подтверждающего твою учёность?
– Я? – удивлённый тем, что после всей его неустанной мольбы Хён Сок продолжает у него об этом спрашивать, Гефест едва не потерял дар речи. Поправив очки, он деловито подёргал себя за потрёпанные манжеты, чтобы не только Хён Сок, но и Эндрю заметил, что Гефест к этой встрече подготовился. – Сэр, подполковник Квон, да я чуть ли не единственный человек на Вайнкуле, кто хочет побывать на Ньюэре, учитывая всё произошедшее. Сколько бы вы ни отговаривали меня, сэр, офицер Арно, я не передумаю. Я собственной головой ручаюсь за свою компетентность, а если по неудаче и случится такое, что мне удастся вас подвести, то можете лишить меня жизни на месте же, а то ещё чего хуже, отправьте гнить в тюрьму без окон и дверей.
– Да что нам твои обещания, – Эндрю тяжело вздохнул, утомлённый никак не прекращающимися речами. Каждый раз, как Гефест обивал порог их отдела, те хвалебные слова, что он неустанно направлял в свою собственную сторону, никак не находили конца. – Всё это ты должен рассказывать председателю Моису.
– Как же! За последние три года он не ответил ни на одно моё письмо! – Гефест в досаде всплеснул руками, не понимая, как на такое затейливое предложение, как у него, можно не дать согласия. – Я просился на аудиенцию с ним начиная с седьмого класса, но, как вы видите, сэр, ничего мне не помогло. На одну лишь заместительницу председателя была надежда, но о том, насколько живой можно считать Эмили Брамс, вы знаете лучше меня. И, пожалуй, это единственная вещь, в которой я не могу оказать вам никакой помощи, но вы можете просить меня о чём угодно другом!
Гефест Лила был, пожалуй, одним из самых настырных восемнадцатилетних молодых людей, каких только можно было встретить на Вайне и за её пределами. Он уже давно мог бы сдаться добиться полёта честным путём и напроситься лишним грузом на корабль с продовольствием за не такую уж и большую сумму, но гордость не позволяла ему идти на уступки. Зато она с большой охотой поощряла его мольбы перед первым отделом по делам межрасовых коммуникаций, ведь кто как не он, подполковник Квон, младший из всех возможных авторитетных представителей органов внутренних дел, мог бы прислушаться к пылкому молодому уму, пренебрегающему личной жизнью в угоду возможного будущего открытия. Будь у Гефеста сторонники, наверняка своим натиском они смогли бы достичь того же, что и он в одиночку за меньшие сроки, но большее было им недоступно. У Гефеста не было единомышленников.