Дарья Милл
В этой истории не будет злодея, и человек есть закон
– С чего Вы вдруг взяли, что я лично получал эти данные и сверял их с действительностью?
– Вы представитель. – Конон с нескрываемым недоумением посмотрел на Хён Сока. – Вот и представьтесь. Кто Вы такой, что позволяете в сторону уполномоченного лица проявлять дружеское отношение? Какие ещё права Вы имеете, и почему их не имею я? У фолков есть одна зловредная привычка – присылать всё в последний момент. – Здраво оценив обстановку, Хён Сок не стал более медлить. Размениваться фразами, что избегали сути нависшей угрозы, было не в его характере. – У Вас была ночь подготовиться, но Вы так и не привели Сварог в божеский вид. Хотели произвести на меня впечатление спокойной лености, но я достаточно знаком с фолками, чтобы понять, как они из кожи вон лезут оказать лучшее впечатление на людей. Каждый посёлок, включающий в себя представителей вашей расы, притворялся активным в дни моего прибытия. Вы же даже не пытались. Ваша цель – предстать безоружными перед законом, но я не верю в Ваше бездействие. Вы знали, на что идёте. Вы избрали день, когда в этом году произойдёт именуемая Вами Коляда. Вы выбрали Эмили Брамс для первого шага, а десяток невинных душ для второго. Кто, если не Вы, помогал с проектировкой третьего Округа с пол века назад? Ваши зоркие глаза просто не могли подвести Вас. По какой-то причине Вы отказываетесь от ответственности, но для всех закон един. Умышленное массовое убийство – вот исход всех Ваших действий. По одному пожизненному за каждого пострадавшего.
– Ну и кто же Вы, раз выставляете мне приговор? Своими словами Вы идёте против всего народа фолков. – Дато Конон держался послушно, но без лишней робости. Он был не готов к обвинениям от человека. За всю историю существования Вайнкулы никого под титулом дато не смели приравнивать к одному из людей.
– Я иду против Вас. Вы один, Конон, и никто другой виноваты в случившемся.
– Кто же сказал Вам, что я рука об руку со своим старым другом Луисом Кортесом держал строительные планы третьего Округа? В пределах купола мне ещё не доводилось бывать. – Дато выглядел неподдельно печальным. – Ваши же люди не смогли вовремя узнать об опасности из поведения амфи. Мне жаль, что человеческому роду приходится переживать подобные жертвы, но вам не впервой терпеть смерти и пропажи. Люди гибнут чаще, чем вы успеваете то замечать.
– Ваш человек стоял у истоков. – Хён Сок улыбнулся, но до того поддельно, что всё его лицо вмиг стало схоже с театральной маской. Тут он знал то, о чём Конон и не догадывался. Он знал об Александре.
– Вы, верно, перепутали. Ни один человек не входит в мою зону ответственности. Любая сущность людская, ступившая на Вайнкулу, всегда была и будет частью вашего народа. За редким исключением. Вас так много, что всех вы просто не помните.
– То же верно. Вот только Вас мне выдали. И председателю Моису прекрасно известен каждый шаг, что Вы собирались проделать за его спиной.
– Ну и что же я планировал, не напомните? – он знал, что у фолковских стариков память сбоит куда реже, чем у человеческих, но играть свою роль Конон собирался до самого конца. В единственном видящем глазе читался дурман, что могли навести на них только в несчастье прожитые годы.
– Есть ещё несколько Ваших людей, не так ли? По одному на область. Одна горстка подсадных крыс против миллиарда ни в чём неповинных жизней.
Хён Сок блефовал, а потому говорил без подробностей. У него не было и единой, даже слабой догадки о том, в чём заключался план фолка, которого он обвинял в преступлении против всего человечества. Но фолк просто не мог так поступить. Настоящий фолк отдал бы жизнь, но не предал своего брата. И губы этого же самого фолка вдруг дрогнули при упоминании крыс.
– Как же, по-вашему, мне удалось купить детей рода человеческого?
– Вы точно знаете, где наши слабости. Власть, богатство и знание. В одном дне совпали День траура, взрывы гейзеров, Коляда. Очень удобно, неправда ли? Вы могли выбрать любой другой год ради встречи с Брамс, но избрали только что прошедший. Вы могли подсказать Луису Кортесу, что два гейзера прорвутся на его площади, но не сделали этого. Используете тройственность мира и принимаете на веру один единственный праздник из тысячи возможных – Коляду. Пытаетесь собой представить смену цикла, рождение нового мира? Единственное, на что Вы способны, дак это на стеснение тех, кто подарил Вам возможность называть себя своим именем.
– О, полковник, о моём имени Вам совершенно ничего не известно. И причём же здесь перемены? У вас, людей, никогда ничего не меняется. – Он тяжко вздохнул, и, если бы Хён Сок не знал о его возможных проступках, то счёл бы старика совсем ни на что не способным. Время грузом отразилось на его неподъёмных веках и скопившимися под глазами мешках морщин. – Это было хорошее представление, вот только после всего я вынужден обратиться к председателю Моису и сообщить, что для своей работы Вы не подходите. Огонь в Вас горит, да только вот в Ваших руках он способен спалить мир. – Конон замолчал, глубоко о чём-то задумавшись. В уме его роились возможности и неозвученные предложения. Один аргумент «за», ни одного аргумента «против». Хён Сок зашёл слишком далеко для того, чтобы избежать открытых действий со стороны дато Конона. – Простите, но иного выбора Вы мне не оставили. Я упрошу председателя Моиса лишить Вас поста подполковника. Впредь давайте будем терпимей.
– Пожалуйста, на всё Ваша воля. На том и закончим, если Вам нечего сообщить мне о деле Эмили Брамс.
– Нечего, полковник. – Конон поднялся, приготовившись наконец вернуться к заждавшимся его фолкам.
– Убить её – значит убить человека. – Хён Сок не унимался. – Вспомните об этом в следующий раз, как спуститесь в подвал, где держите её заложником вот уже с два месяца.
– Поверьте, будь она у меня, я бы и пальцем не тронул столь дорогого вам посла.
– Конечно Вы бы не тронули. За Вас всё сделают Ваши верные псы. Вы наверняка знаете то, каков лай земных собак. Я слышу его из каждой разинутой здесь пасти.
– Но пока говорите только Вы.
– Верно. Но Вы ведь не сдадите меня с поличным, так ведь? – Хён Сок улыбался. – Вы точно знали моё к Вам отношение. После всего. Вы не захотели говорить с председателем Моисом лишь потому, что я легче поддамся на Ваш уговор.
– Кажется, Вы спутали личное с рабочим.
– Я лишь Ваша пешка. Как и каждый, кто красит волосы и меняет цвет глаз на карий. Они повторяют за Вами. Думают, так приблизят Вас к лику святых. Но Бог не может возникнуть до своего рождения. Бог фолков ещё не родился. Он появится тогда, когда умрёте Вы.
– Отец за отца?
– Конечно. – Хён Сок засмеялся, но смех его не вызывал радости, а лишь вселял ужас. Они оба прекрасно понимали с кем вели разговор с самого его начала. – И сын за сына. В следующий раз, как лишитесь глаза, я отдам Вам свой. В этой войне все равны, потому мы оба ослепнем.
– Только вот мы с вами никогда и не были равны. – Конон поправил рамку, что и без того отлично стояла. Он лишь хотел, чтобы Хён Сок в очередной раз обратил на неё внимание. Ведь в ней было фото того, за кого Му Хён положил голову. – Никогда. Ни в один из дней с тех пор, как явился ваш человек, что осквернил эту землю одним лишь своим присутствием.
– Раз так, то с какого момента мне вести отчёт? Может быть, будет верно вести запись со дня смерти Квон Му Хёна? В любом же случае, первой жертвой пала Эмили Брамс. Второй – десятки гражданских. Кто следующий, Конон? Один фолк против одного человека.
– Вы всё никак не можете понять. Всё, что с нами связано, никогда не было соразмерно. У кого-то всегда есть нечто большее. – Конон сжал край столешницы, пытаясь унять всё не утихающую в нём бурю. – У вашего отца была ещё и дочь, не так ли? Но где же дочь этого старого фолка? Может быть для нашего равенства не должно стать и её?
– Вы хотите войны.
– Вы сами её начали. В день своего появления.
– Что же вы хотите сказать? Что за все Ваши беды ответственно одно лишь моё рождение, или же Вы говорите обо всех людях? Вы жаждите статься жертвой. Но я не дам Вам этого сделать. Вы выступили первым.
– А Луис Кортес был вторым. На моей земле. – Глаза старого фолка заплыли от гнева. После собственных слов он едва мог удерживать равновесие, опираясь всё на те же старые кости. Слишком старые, чтобы место их появления ещё могло сохранить прежний вид. – Если бы они услышали хоть одно Ваше слово, то сочли бы, что Вы мне угрожаете.
– Это не угроза. Просто я ставлю Вас в известность. Лишь небольшое дополнение к уже имеющимся у Вас знаниям. – Судорога сдавила щёки Хён Сока, но не от неё он всё никак не мог стереть с себя улыбку. Он отлично играл свою роль подсадного.
– Не боитесь за сестру? Война не щадит никого.
– Боюсь. Потому-то и начну всё тогда, когда мы будем готовы.
– И когда же это случится?
– Завтра. Наступление следующего года станет официальным началом холодной войны. – Хён Сок посмотрел на часы, стрелка которых, робко покачиваясь, уже пересекла шестой час.
Восемнадцать одиннадцать – время увольнения подполковника Квона, утверждение письма об отставке. А Хён Сок всё не мог перестать улыбаться. Ибо сын человеческий пришёл спасти всех потерянных.
Глава 11
Хён Сок не прекращал давиться нервной усмешкой. Редкие смешки сжимали его горло, слёзы собирались в уголках глаз, а левое веко нервно подёргивалось. Он вышел из кабинета с полным счастья лицом, но лишь глупец мог разглядеть в нём радость. Эндрю никогда не видел его таким. Никто не видел. Даже сам бывший подполковник Квон не мог вспомнить, чтобы хотя бы раз в жизни чувствовал себя в такой близости с пропастью. Место кресла-качалки бабули Ии заняло потерявшее все силы тело Квон Хён Сока, что по собственной глупости четыре года готовилось прыгать. И вот оно уже летело вниз.
Подполковник Квон знал, что после такого его лишат должности, ведь именно об этом его и просили. С самого утра, когда электронная почта доставила ему нечто, равносильное пожеланию скорой смерти и плевку в уже вырытую могилу. Главе органов внутренних дел давно приказали накалить ситуацию до предела, а этот случай лишь сыграл этому желанию на руку. Люди начали войну в день своего появления. Язык фолка повернулся сказать единственные в своей жизни слова правды. Хён Сок мог бы выжать из него больше, но оно от него не требовалось. На рассвете всех дней были люди, и даже фолк это понимал.
Четыре года назад случилось нечто куда более значительное для Хён Сока, чем падение Ньюэры. Тогда его вызвали в министерство внутренних дел, усадили в кресло и за чашечкой кофе ввели в обновлённый курс дел. Хён Сок попросил эспрессо без сахара. Секретарь наклонился к нему и прошептал на самое ухо:
– Вы, верно, совсем не понимаете, зачем нужно пить кофе. Оно должно быть вкусным. В приличном обществе Вам подобного бы никто не простил. Ради Бога, даже если Вы следите за фигурой, используйте хотя бы подсластитель.
Он говорил, но его мнения не спрашивал никто. Ни один за тем столом и не заметил того, как не знающий границ секретарь высыпает пакетик с сахарозаменителем в его чашку. На бейдже значилось имя. Эндрю Арно. То был секретарь, что не мог справиться со своей главной задачей – научиться различать подсластители и прочие добавки в кофе. Дело было лишь в том, что тогда он ещё не встретил официантку из «Холи Белли». А Хён Сок до той брошенной ненароком фразы и не желал думать о том, что что-то в этой жизни должно доставлять ему удовольствие.
У Хён Сока не было времени узнавать, что именно и зачем сказал секретарь Арно, но другое ему донесли без особого труда. Обстановка между людьми и фолками накалялась с их первой встречи. Если кто и не замечал конфликта, то было по собственной же прихоти. Нет, фолки не желали людям смерти и не молили их убраться, но всё чаще голоса их народа звучали на митингах и шествиях против настоящих порядков. Волнения проходили от одного селения до другого, возносились к Сварогу, там же и затухали. Дато Конон утверждал, что поход на людей военным шествием никак не удовлетворит его интересов, а желала его душа лишь одного – как бы скорее адаптировать фолков под вечно меняющийся окружающий мир. Люди ломали его под себя, и ту же привычку невольно внедрили в умы младых фолков. Но такая глобальная смена общественного мировоззрения просто не могла пройти незаметно. Слишком стремительно сказки о великих Талахугдах переросли в возможность познать мир через науку. Сам человек привыкал к этим переменам тысячелетиями. Фолки оказались вынуждены стерпеть все изменения за одно лишь столетие.
На том и закончили – подполковник Квон обязался докладывать обо всех волнениях, пляшущих среди людей и фолков, лично министру внутренних дел, избегая лишних проволочек с начальником Управления организации деятельности уполномоченных по делам межрасовых коммуникаций. Министр приказал хранить их непрекращающиеся исповеди в тайне от коллег и общественности, только вот Эндрю Арно ни в ту, ни в другую группу не входил. По личным причинам глава органов внутренних дел решил дозволить ему вникнуть в подноготную, а Хён Сок и не желал возражать. Ещё тогда он понял, что этот парень видит в межрасовых коммуникациях нечто, что от его взора скрыто. И вот теперь эту загадку ему удалось раскусить – Эндрю понимал фолков, как фолков, но не как людей. Хён Соку же было неведомо то, какие причины могут заставить его относиться к ним снисходительнее. Даже когда его упросили самолично лишить себя поста, он не возражал. Никому, и даже ему самому, не светило избавление от лап всепоглощающих завышенных требований. По какой мере Хён Сок измерял себя, такой отмерял и другим.
Бывший подполковник Квон не справился потому, что не смог предотвратить назревающего конфликта. Начальник УОДУПДМК не уследил за недостатком знаний и соответствующей ему ответственности. Но руководителя нельзя так просто убрать: чем выше голова, тем сложнее добраться до шеи. Повесить же Хён Сока не составляло никакого труда. Он был уволен на потеху всем от людей и до фолков, единственная разница состояла в том, что одни должны были реветь и мужаться, а другие восторгаться. До кого-то из членов ПОПДМК снизойдёт повышение, а его рабочее место выделят прошедшему квалификационные тесты фолку. По крайней мере, план обещал быть именно таким. Давняя проблема, решением которой так долго занимался Хён Сок, вдруг обнаружила свой ответ за его же счёт. Фолки наконец получили свои заслуженные рабочие места.
Ещё четыре года назад подполковник Квон был согласен распрощаться с должностью ради всеобщего блага. Успокоение одним, побуждение к действиям другим, последний рывок для министра. Каждый получал то, что хотел. Каждый, кроме самого Хён Сока. С его отчаянием ему не мог помочь справиться и последний выезд, в рамках которого он ещё в должности подполковника выполнял свои обязанности. Теперь он должен был передать их кому-то. Этим кем-то должен был стать Эндрю Арно. В новом мире каждый стал что-то должен.
– Вы можете идти. Мы рано закончили, выезд будет только через час. – Хён Сок более не раздавал приказов. Сейчас он мог лишь просить одолжения и упрашивать к себе прислушаться. – Купите своим возлюбленным и детям что-то стоящее.
Сотрудники ПОПДМК разошлись, кажется, придав совсем иное значение тому, с какой воодушевлённой улыбкой подполковник Квон выдавал им поручения. Никто не заметил ни оледеневших слёз, ни вдруг возникшей хрипотцы в голосе. Им было всё равно, главное, что переговоры прошли успешно. Ведь настоящий фолк просто не мог возразить ничего против слова человека.
– Хён, что с тобой? – Эндрю оказался единственным, кто прислушался к тревожному биению его сердца. Впрочем, ничего другого от друга Хён Сок и не ожидал. Именно поэтому он и подходил на роль нового подполковника. – Дато выглядит довольным, а вот ты словно смерть увидел. Стал белее любого фолка.
Хён Сок молчал, а его отрешённый взгляд не мог обратить внимание ни на кого, кроме Эндрю. Он был не в силах сказать ему. Офицер взял его под руку и с усилием повёл за собой. Хён Сок поддался ему, иначе Эндрю не смог бы сдвинуть его грузное тело ни на шаг.
– Что бы там ни случилось, мы просто обязаны найти что-нибудь для Кэсси, Лин и Ики. Книги, папки, тетради, бумаги с орнаментом, в общем, всю ту мелочь, что они так любят. Там есть несколько неплохих лавочек, а женщины фолки в них просто загляденье. Румяные и с длинными косами. С Ики и бабулей Ией, конечно, не сравнятся, но эти фолки нужны нам лишь для подарков. Ики любит петь, ты знал? Каждый раз в Патуи мы с ней запираемся в одном из сараев с моими малютками, и она поёт мне новые песни. Как только умудряется их столько придумывать, я не пойму. Я не рассказывал тебе, почему почти всех амфи в Патуи зовут наподобие наших Ко и По? Всё это придумала Ики. В своё время она пыталась изучить основы нашей музыкальной грамоты, но единственное, что смогла запомнить, дак это то, что октавы начинаются с ноты До. Когда так Ики назвала амфи своей семьи, другим фолкам эта идея понравилась, да и самим амфи проще отзываться на короткие имена. Правда ведь Ики умница? Мы можем отыскать ей ручной работы ленты в волосы, ночную рубашку или новые домашние тапочки. Знаю, ты хочешь спросить, зачем мне дарить ей что-то настолько личное, но наши отношения то позволяют. Я бы ещё свозил её в гости к своим родителям, Ики давно хотела увидеться с ними. Наши мамы сходятся во мнении, что ей это будет полезно. Ики ведь никогда не чувствовала даже сигаретного дыма, ты знал? Понимаю, что нет, ведь для тебя такие детали это лишь ненужные подробности. Но сколько же она получит здесь новых ощущений…
Эндрю болтал без умолку, периодически тараторил, проглатывал окончания и не выговаривал гласные. Любой другой счёл бы его слишком надоедливым, но Хён Соку эта речь была как раз в пору. Офицер Арно говорил так, будто бы и правда оставался обычным офицером. Местами слишком озабоченный, чрезмерно внимательный к чужим судьбам и уж подозрительно часто отвлекающийся на глобальные вещи, его не касающиеся. Он был не идеален, но подобных ему просто нет. Ещё не родился тот человек, что мог бы ему уподобиться, и не придумали слов для его описания. Разве что Хён Сока попросили бы рассказать, что он ценит в людях и фолках больше всего. Но без помощи Кэсси такой поэмы он бы не сложил.
– Когда Лин заявила, что её любимая группа записывает хиты чаще моей, я ей едва не ответил: «Так же регулярно, как и твой парень просит тебя об услуге?». Ну, точнее, я всё же произнёс это вслух, а она мне высказала: «Не реже, чем ты отпускаешь дурацкие шутки, Эд». Но они же не могут занимать первые места чартов всё время, правильно? Вот и я тогда подумал о том же.
– Эндрю, нам нужно поговорить. – Хён Сок старался не вмешиваться, но больше не мог. Он должен был избавиться от этого груза как можно скорее, пока глаза не покрылись тонкой ледяной корочкой слёз, а на шее чужой волей не затянулась верёвка. Хён Сок медленно лишался жизни, пока Эндрю продолжал вести его за руку.
– Я знаю, но дай мне хоть на один вечер сделать вид, что я не замечаю твоего вечного беспокойства. – Недовольство на миг овладело его разумом, но он тут же от него избавился. Эндрю не мог упрекать Хён Сока в том, что обстоятельства вынуждают их держать свои души в бесконечном напряжении, но ему очень хотелось это сделать. Ведь куда проще найти виноватого, а ещё лучше, если им станет кто-то, имеющий над тобой власть. Подполковник Квон всегда влиял на Эндрю и был для всего причиной. – Это невыносимо. Пока мы не вернулись, давай отдохнём. И, прошу тебя, лучше молчи, если хочешь говорить лишь о работе.
– Понимаю, мне жаль, но… – он задержался, судорожно вдохнул и наконец сказал. – Вчера я написал увольнительную.
– Не начинай.
– Ты больше на меня не работаешь.
– Хватит! – Эндрю отпустил его и в приступе злости отошёл в сторону. Снег захрустел под напором тяжёлых ботинок. Он и сам был на грани, но до последнего пытался это скрыть. – Я же просил.
– Эндрю, теперь подполковник ты.
– Замолчи. – Он вдруг всхлипнул, когда холодные слёзы упали на его щёки. Редкий снег вперемешку с крошечными по размеру льдинками. Больше всего в этот момент Эндрю желал одного – чтобы земля под ним разверзлась, и Вайнкула проглотила его, пережевав даже кости. Он всё продолжал восхищаться Хён Соком, но теперь и ненавидел его одновременно. – Чего ты хочешь? Чтобы я на всё согласился? Чёрт возьми, да я лишь надеялся провести Рождество без проблем, но они вечно возникают рядом с тобой!
– Завтра утром тебе нужно будет вписать время. Восемнадцать одиннадцать.
– Ты просишь об этом меня? – Эндрю ударил себя по груди. – Меня? Меня, офицера Арно? Да ты с катушек слетел! Я скорей уйду сам, чем подделаю документ о твоём увольнении. Я знаю твой почерк, но не стану подписывать им свой смертный приговор!
– Это не подделка. Если кто-то спросит, я всё подтвержу. Как и всегда.
– Ты просто не хочешь возвращаться в отдел, я прав? – пытаясь не срываться на крик, он тяжело дышал до боли колючим воздухом. В глазах его темнело, а душа обещала вот-вот покинуть тело. Если бы Эндрю знал обо всём этом раньше, то он бы ни за что в жизни бы не согласился поехать в Сварог. Но проблема была в том, что он давно обо всём догадывался. Все эти расспросы и тайные выезды в министерство. Старый друг просто не мог искупить всех тех несчастий, что возложил на его долю. – Да даже сейчас тебе стыдно посмотреть на меня! Всё это время ты водил меня за собой лишь для того, чтобы я запомнил ход твоих действий. Чтобы я научился повторять за тобой. – Полный боли стон вырвался прямиком из его сердца. – Трус Квон Хён Сок! Ты жалкий предатель!
– Я не хотел, чтобы всё вышло именно так. Если ты мне позволишь, я буду помогать тебе с бумагами и…
– Скажи мне это в лицо! – подбежав к нему, Эндрю ударил Хён Сока туда, где должна была быть его душа. Тот и не подумал о том, чтобы сдаться под его напором и отступить хоть на шаг. Эндрю пытался, но всё никак не мог до него достучаться. – Давай, Трус Квон Хён Сок, говори всё как есть! Ты удрал с поля боя, объявив войну, которой я всё это время боялся! Быть твоим другом равносильно смерти!
– С тобой ничего не случится. Я обещаю, что всё пройдёт гладко.
– Твои обещания не стоят и доли того уважения, что я к тебе испытывал. Раньше ты был Героем. Но сейчас. Кем ты стал, Хён Сок? – голос уже хотел было оступиться и назвать его Хёном, но Эндрю больше не мог мыслить здраво. Он держался столько, сколько просил подполковник Квон, но его больше не существовало. С уходом подполковника Квона бед вмиг стало больше. Без него Эндрю просто не мог справляться. – Я так устал, чёрт возьми, что больше не могу верить и единому твоему слову. Знаешь, сколько я спал этой ночью? Нисколько, потому что знал, что что-то обязательно должно случиться! Я пытался понять, от чего у меня каждый день раскалывается голова и ноет сердце, но ты превзошёл все мои ожидания. Я мог вытерпеть всё, но это уже слишком! Даже ты не можешь так со мной поступать. Ты не имел никакого права меня к себе привязывать!
– Ты сможешь отдохнуть в следующие выходные. – Хён Сок хотел положить руку на его плечо, но Эндрю тут же её отбил. Другие жесты были ему неизвестны. Он мог бы обнять его, да вот только сам сейчас нуждался в утешении. – Если хочешь, забери мою машину и…
– Да какая к чёрту машина? – взгляд Эндрю стал жестче, а сам он весь трясся, словно бы тончайшая хвоя на ветру. – Машина! Хочешь впихнуть мне свою тачку, чтобы я чувствовал себя не так хреново? Ну конечно, ты только так и можешь откупаться! У тебя на уме одни лишь деньги, да и то лишь потому, что они напрямую зависят от твоей работы. Ты точно такой же бездушный, как и вся та сумма на твоём счету. Вы оба ненастоящие. Ты Трус Квон Хён Сок.
В ответ он не мог вставить и слова. Отныне безработный, бездеятельный и бессмысленный Хён Сок молчал не потому, что ему нечего было сказать. Он не знал, как это сделать. Это первое откровение его душа хранила для Лин, но Эндрю своими руками переменил все его планы. Для Хён Сока Эндрю был больше, чем просто коллегой. Он и правда был всему причиной. И теперь Квон Хён Сок был готов во всём признаться.
– Да, я виноват. Ты прав во всём, но мне не стыдно. И я готов раскаяться перед тобой хоть на коленях, только бы ты принял меня обратно.
– Хочешь, чтобы я нанял тебя? – гнев ещё стучал в висках Эндрю и всё никак не мог успокоиться.
– Нет. Снова стань моим другом. Сейчас или позже, когда всё уляжется. Я буду умолять, чтобы ты не пропал после того, как станешь подполковником. Клянусь, я лично прослежу за тем, чтобы тебя и пальцем не тронули. Хочешь, буду забирать тебя и утром отвозить в отдел? Каждую субботу в Патуи к Ики и амфи, а в воскресенье вино за мой счёт. Ты можешь уходить с работы в восемь, а всё, что будешь не успевать, закончу я. Ужин, уборка, весь остальной быт оставь мне. Когда вернёшься домой, всё будет готово. Я сделаю что угодно, только…
– Зачем ты мне это рассказываешь? – он пытался отдышаться, но то у него никак не выходило. Ещё никогда Эндрю не был зол так, как сейчас. Слишком долго он умалчивал своё недовольство, и вот теперь оно сыграло с ним злую шутку. – Я связан по рукам и ногам. У меня нет права выбора. Ты отобрал мою свободу слова ещё в тот момент, когда согласился с условиями министра. Я знаю, что это он поручил тебе покинуть пост. Сам бы ты ни в жизни до такого не додумался. Ты ведь, чёрт возьми, давно знал, что обрекаешь меня на вечные муки. А вечные они потому, что я не могу уволиться! И ты знаешь об этом! Я не брошу отдел, но не из-за тебя. Я никогда больше не смогу делать что-то, думая о тебе. Ты трус, Квон Хён Сок, а я вынужден с этим мириться просто потому, что мне не наплевать на людей и фолков!
– Зови меня как хочешь. – Хён Сок знал, что повинен во всём случившемся ещё с того самого дня, как попал в органы внутренних дел. Каждый видел, что Квон Хён Сок способен на всё ради долга. Время перемен настало лишь потому, что появился тот, кто сможет к ним привести. Сломанный и оставленный всеми человеческий сын. – Эндрю, никто так не чувствует, так не действует, как ты. За всю историю миру не являлось такого. Ты – лучшее, что случалось с отделом. И со мной тоже.
– Меня тошнит от твоих признаний. Где они были раньше, когда я так хотел, чтобы ты меня заметил? Я посадил зрение в твоём кабинете, бросил всех старых друзей и родных просто потому, что работа заняла всё моё время. У меня ничего не осталось в тот момент, когда я встретил тебя. И я едва не стал таким же, как ты. – Сердце его вдруг успокоилось, а осознание пришло само собой. – Ты ведь всегда хотел, чтобы в тебе видели лишь подполковника Квона. Но теперь ты уволен. Кто ты без него? Ты не брат и не друг. Ты никто. Но у меня ещё есть Ики. А у тебя нет совершенно ничего. Я сохранил для себя хоть что-то.
– Но как же Лин и Кэсси?
– Они были твоими. Больше ничьи подруга и сестра. Лин смеётся надо мной, а Кэсси ни за что не обременит себя жалким званием моей знакомой. – Эндрю улыбнулся, но улыбка его была вымученной, а взгляд обречённым. – Ики не такая. Ики моя подруга. Кэсси и Лин – нет.
– Я тоже больше не в списке?
– Списке? Да какой тут может быть список, если в нём всегда была лишь одна запись. – Он начал смеяться, но рыдания вмиг перебили пустое веселье. Эндрю нашёл свою отдушину в Ики, но о другом не мог забыть с момента первой с ним встречи. За одним столом с министром, где он подал незнакомцу горькое кофе. – Ты и только ты, Квон Хён Сок, был в том списке. Из-за тебя я и правда полюбил свою работу. Ты хоть слышишь, что я говорю? Это бред. Я люблю быть офицером. Я офицер Арно, а ты подполковник. Ничего не должно быть иначе, но вдруг всё сломалось. Всё пошло крахом! Вдруг я обрёл признание, но потерял близких. Только Ики осталась. Ики мой настоящий друг. По и Ко тоже.
– Значит, ты отказываешься.
– Прекрати. Ты снова оставил меня в дураках, и мне не остаётся ничего, кроме тупого согласия. Ты всегда был подполковником, так было спокойней. Ведь ты всегда знаешь, что нужно делать. А я не готов, понимаешь? И никогда не был готов. Я бы отверг любые предложения повышений. Мне нет дела до карьеры. Я хочу жить и быть счастливым, но ты стал зачинщиком беды, в которой все мы и умрём.
– Ты был со мной на всех совещаниях. Ты, я и министр. Ты слышал каждое слово, и всё равно я стал врагом для тебя.
– Не смей ничего додумывать сам. У тебя никогда не получалось принимать решения, что не касались бы работы отдела. – Он опустил голову, уставившись на свои трясущиеся руки. Эндрю был на пределе, ведь даже здесь Хён Сок перегнул палку. – Я лишь хочу жить. Я всегда хотел жить.
– Насколько ты хочешь, чтобы я был откровенным? – отбросив все былые предрассудки, Хён Сок подошёл к нему, но и сам не догадывался, для чего. Вновь возникло желание сжать его в объятьях, как сестру в детстве, но тот того не хотел. Сам же Хён Сок ничего больше не знал. – Прости меня. Ни у кого из нас не было выбора, но для тебя всё лишь ещё хуже. Ты злишься на меня, и я это принимаю. Но и ты прими ответственность. Без тебя Вайнкула не справится.
– Хватит! – вновь вскричал Эндрю. – Сколько можно просить тебя умолкнуть? Закрой свой чёртов рот, Хён Сок. Ты, как и всегда, ничего не понимаешь. – Слова застряли в его горле, но он вынудил себя их произнести. Кривя душой и сердцем, подполковник Арно самому себе признался. – Я злюсь на себя, потому что ни в чём не могу отказать тебе.
На этом Эндрю закончил. Он наконец сказал то, что хотел. Хотя с недавних пор ему и удавалось воспротивиться воле подполковника Квона, ещё давно для него оказалось невозможным отвергнуть Хён Сока. Он был его другом, товарищем и несбыточной мечтой. Эндрю знал, что, ступив на одну с ним дорогу, он больше не сможет сойти с неё. Так всё и оказалось теперь. Новый подполковник принял всё не жуя, словно бы горькую таблетку. Он всё ещё надеялся, что она поможет. С новой должностью груза станет лишь больше. Он уже был неподъёмен. Пережить этот ужас не помогут никакие друзья. И даже такой преданный своему делу человек, как Хён Сок, вдруг стал безоружным.
Эндрю молчал слишком долго для человека, который любил без устали говорить с тем, кто никогда не отвечал ему. Хён Сок не мог найти ничего из того, что должен сделать, но до одной простой вещи всё же сумел додуматься. Схватив Эндрю за руку, он завёл его в первую попавшуюся дверь. Форма выдала в них людей куда более важных, чем те, что привыкли заглядывать в Сварог. Фолки без возражений пропустили их в служебное помещение случайного магазина и позволили в нём отогреться. Единственное, в чём Хён Сок был уверен точно, дак это в том, что Эндрю не выносил холод, даже если горячая дрожь и пробивала его тело насквозь, заставляя лоб покрываться испариной. Бывший друг усадил его в кресло и с терпением следил за тем, когда же оледеневшие от слёз щёки вновь примут свой прежний цвет.