Дарья Милл
В этой истории не будет злодея, и человек есть закон
– Да не стоит. – Хён Сок пожал белоснежную руку, про себя заметив то, что никогда ранее не придавал значения тому, что у него есть такие сотрудники. Взгляд его оставался прикован к Эндрю. На это офицер лишь улыбнулась.
– Знайте же, что я всегда была, есть и буду всецело на Вашей стороне. Вы сделали всё, что могли, для поддержания стабильности в шатком положении фолков, и видят Творцы наши, что судьба Ваша ещё полна свершений, – глаза её вдруг заблестели понятным одной лишь ей секретом. Она ненадолго задержалась прежде, чем наконец закончить своё к нему обращение. – Господин полковник. Мы на одной стороне.
– Я ушёл по собственной инициативе, – Хён Сок в очередной раз вздрогнул от того, что кто-то назвал его полковником. – И Вы не должны говорить мне таких вещей в присутствии подполковника Арно.
– Не слушайте его, офицер Юна, Вы вольны говорить всё, что Вам угодно. – Поднявшись с места заявил Эндрю. Хоть он и старался того не показывать, но терпеть руководство Хён Сока он больше не мог. Здесь отстранённый от дел Квон больше не имел прежнего авторитета. Отныне и впредь он оставался просто Хён Соком, чьё слово никак не могло затмить решения подполковника Арно. – Хён Сок ничем здесь не распоряжается. Вы можете забирать стол и идти.
– Зачем же Вам его отдавать? – заметив, как женщина легко и быстро подняла по статусу положенную ей мебель, а затем вышла, он и не подумал о том, чтобы помочь ей.
– Хочу передать своё наследие. Это что-то вроде традиции. Ты бы знал о ней, если бы в своё время почаще выглядывал из кабинета. – Эндрю постарался лишить голос раздражения, но избавиться от него полностью не смог. – Твоё место, к слову, жутко неудобное. Я пробыл за ним всего одну рабочую неделю, а моя спина ноет так, будто вместо сидячей работы я хожу разгружать ящики.
– Это сделано намеренно, сэр. Чтобы не приходить в расслабленное состояние тогда, когда оно не требуется.
– Ты же знаешь, что во всех нормальных организациях самое лучшее кресло как раз-таки у начальника?
– Знаю, потому то у Вас всё это время было другое рабочее место.
Эндрю промолчал, а Хён Сок не нашёл, что можно сказать для того, чтобы найти повод задержаться с ним ещё на какое-то время. Если подполковник Арно не старался, общение их сходило на нет. Вот и теперь тишина оказалась давящей и чрезмерно напряжённой. Последние дни Эндрю особенно сильно стремился не оставаться с Хён Соком один на один. А он просто не мог вынести возникшего в нём отчуждения.
Раньше Хён Сок с особым тщанием избегал их разговоров, и теперь подполковнику Арно было до боли досадно наблюдать за тем, как он пытается вернуть то, что было у них до Сварога. Подчинённый возымел полномочия подчинять. Властитель растерял своё самодержавие. Силы сместились в другую сторону. Хён Сок собственными руками сбросил в реку валун, заставив ту выйти из берегов. Островок Эндрю затопило, и уже никто не мог переступить через него могучую Кали.
Знал бы Хён Сок раньше о том, как облегчили бы мольбы великой реке Кали его муку, то и не подумал бы потешаться над Ньюэрой. Но даже сейчас благословление веры было ему неведомо. Хён Соку всегда не на кого было надеяться, кроме себя самого. В мире, где любили исповедовать, он был пророком. Пока остальные рушили, Хён Сок отстраивал всё заново.
Подполковник Арно продолжил свою работу так, будто бы не придавать значения присутствию Хён Сока было проще всего. Они оба не могли сбежать что тогда, в Свароге, что в этот самый день, когда ночной дождь вновь прошёлся по Округу, а Лин с самого начала года вернула брату его машину. Хён Сок имел все возможности и условия для того, чтобы уйти, но не хотел. Он не представлял, чем может занять свою жизнь без работы. Первый отдел по делам межрасовых коммуникаций был для него роднее собственного дома. Бывший подполковник оставался без дела с одной лишь надеждой на то, что Эндрю сжалится над ним и прикажет принести ему кофе. Но эту задачу за них двоих решила Кэсси. С новой просьбой она вошла в кабинет, не обременив себя правилами приличия, что раньше Хён Сок всегда разрешал ей нарушать. В кабинет подполковника Кассандра могла заходить так, словно бы в нём всегда только её и ждали.
– Эдди, Хён Сок, доброе утро. – По своей давней традиции она принесла с собой латте и эспрессо, что уже было хотела поставить на стол, который в её отсутствие оказался похищен. – А где?
– Забрал новый офицер. – Ответил Хён Сок, поняв, что Эндрю не намерен отвлекаться на пустые разговоры.
– Значит наш Эдди теперь работает один.
Заключила Кассандра, на что не получила совершенно никакого ответа. Подполковник Арно всё продолжал изучать документы, изредка поправляя очки и постукивая пальцами по клавиатуре. Он упорно игнорировал своих старых друзей вместе с принесённым Кассандрой кофе. И любой был бы готов возмутиться, заметив подобное безразличие у обычно приподнятого духом Эндрю, если бы не знал того, как с самого начала этого года его душа изнывала в заточении стен кабинета и узкой оправы очков на измученных глазах. Тишина Эндрю имела всем известные обоснования, и ни Кэсси с Хён Соком, ни Лин с Ики не смели ничего на неё возразить. До тех пор, пока рабочие часы заполняли воздух своим удушающим присутствием, подполковника Арно было не положено беспокоить. Конечно, лишь до тех пор, пока он сам того не захочет. Но с тех пор, как министр руками Хён Сока возложил на него чужую ответственность, Эндрю ни разу не выказывал какого-либо желания. В один миг мир отнял все его прежние стремления.
– Зачем ты пришла? – наконец спросил он, когда немой визит Кэсси стал сводить его с ума.
– Хотела забрать у тебя Хён Сока, он ведь всё равно тебе больше не нужен. – Широко улыбнувшись, Кассандра взяла того под руку. Своим поведением она злила Эндрю всё больше. Его глаза с укором выглядывали из-под очков, осуждая все её действия.
– С чего ты взяла?
– Вы оба так громко молчите, что это слышно даже на первом этаже. – Кэсси улыбнулась, с вызовом смотря на подполковника. – Ты ничего с ним не делаешь. Если он тебе необходим, то только скажи, и я…
– Я занят. – Одним своим ответом он предрешил всё между ними. В кабинете Хён Сока и Эндрю всегда был кто-то, с головой погружённый в работу. Если это был не подполковник Квон, значит будет подполковник Арно.
– Вижу, потому то ты и не будешь возражать, если я заберу этого беспризорника и кое-куда пристрою.
– Делай что хочешь.
– Спасибо за совет, именно так я и поступлю. – Продолжив держать Хён Сока за рукав рубашки, Кэсси повела его за собой, даже не удосужившись спросить, не против ли он сам. Ещё со школьной скамьи она признала в нём человека на всё с ней согласного. – Удачи Вам там с делами, господин полковник. Когда Эндрю вернётся, передайте ему привет от меня. Пусть знает, что мы все по нему безмерно скучаем.
Кассандра вышла, а Хён Сок вслед за ней. Прикрыв дверь, он едва успел встретиться взглядом с подполковником Арно. Лицо того было растеряно и ожесточено вдруг возникшим между ним и Кэсси давлением. Хён Сок и не подумал раскрыть ей, что Эндрю не считает её своей подругой. Но Кассандра Аллен легко различала менявшееся к ней отношение. Отношение Эндрю же никогда не терпело перемен. Только это в нём и осталось. Он всегда считал её подругой одного лишь Хён Сока, с мнением которой и ему вынужденно приходилось считаться.
Хён Сок без лишних разговоров сел в машину Кэсси и принял своё положение её верного спутника. Он знал, что она пришла запросить новый пропуск, дающий ей возможность выезда на частную автомагистраль, но не стал интересоваться, почему та не обмолвилась о нём и словом.
У подполковника всегда была уйма дел. У Квона – чрезмерное обилие, а у Арно – невозможное множество. Если бы кто раньше сказал им обоим, что вся дружба их обернётся именно так, они изменили бы многое. Хён Сок не дал бы тому неопытному секретарю в министерстве уволиться и уйти в отдел с надеждой, что однажды они вновь столкнутся, ведь именно это привело его к бессонным ночам и нервному тику. Эндрю сделал бы всё куда проще – в первый же свой рабочий месяц указал бы подполковнику Квону, что его стоит считать за равного ему. Только теперь до них двоих дошло осознание, что весь тот старый план действий привёл их к этому исходу. Но кое-что ни Хён Сок, ни Эндрю не стали бы отменять. День их знакомства. Встрече той суждено было оказаться постоянной для всех возможных вселенных. И даже такой мучительный конец был оправдан всем связывающим их прошлым.
– Куда мы едем? – Хён Сок спросил, но не то, что хотел. Верный его вопрос должен был звучать так: «Почему мы куда-то едем?», а если быть ещё точнее: «Как ты узнала, что была нужна мне именно в этот момент?».
– В мой любимый ресторан. Мне нужно работать. – Пальцы Кэсси легко лежали на руле так, словно бы ей не составляло совершенно никакого труда одной лишь силой мысли управлять большим автомобилем. Но даже если это и не было возможно, кое с чем другим Кассандра управлялась в два счёта – она всегда хорошо понимала, когда её поддержка оказывалась для семейства Квонов необходимой.
– Во «В гостях у мамы Джонс»?
– Как мило, что ты это помнишь.
– И не могло быть иначе. Я знаю тебя почти столько же, сколько самого себя, а в «Джонсе» ты постоянный клиент.
– Здоровское у тебя вышло сравнение, вот только почти ноль всё равно будет ноль.
– От твоих слов легче не становится. – Он задумался, складывая мысли так, как их стоило бы преподнести. Хён Сок не был искусным рассказчиком, но, если бы старался чуть чаще обычного, наверняка мог бы иметь в отношениях с людьми и фолками больший успех. – Я ценю то, что ты для меня делаешь, но в моей голове всё равно туман. Там тесно и душно. Я всегда думал, что рядом с тобой всё меняется к лучшему. Но сейчас всё не так.
– И не должно быть. Я ещё не начала помогать тебе для того, чтобы ты мог надеяться на результат. Я, собственно, даже не упоминала ни о какой помощи.
– Тогда для чего ты это делаешь, Кэсси? Зачем тебе тратить своё время на такого, как я? Ты же знаешь, что, если снова пропадёшь на пару недель, моё мнение о тебе не изменится. Мне известно о скорой публикации твоей новой работы. Тебе не обязательно было приезжать.
– Хочешь наконец вникнуть в то, почему я с тобой? – она не отрывала глаз от дороги, а уголки её губ едва заметно приняли форму ухмылки. – Я всё обязательно тебе расскажу. Терпения, мой дорогой друг. Вот у кого, а у тебя его не занимать.
Кассандра закончила разговор, и для того, чтобы Хён Сок точно это заметил, включила радио. И снова старые песни, они вдвоём на переднем сидении, им предстоял целый день и пол вечера, а за окном приземистые домики сменяли высотки. На сегодня все дела были закончены. Пятница. Помада на губах Кэсси пахла вишней в сахарном сиропе. Хён Сок никогда не видел, чтобы кто-то другой, кроме неё, пользовался чем-то подобным. Разве что Лин и Эндрю любили возиться с духами и блесками, что дарила им Кэсси. Пусть даже другие жители Вины имели возможность дотянуться до того же – это не имело совершенно никакого значения. Ведь кроме них троих Хён Сок никого и не знал. На том заканчивались люди, и начинались фолки. Кей, Ики, бабуля Ия, Алек… и снова его образ вставал перед Хён Соком.
Александр обещал когтями предвестника смерти впиться ему в спину, но сколько бы попыток Хён Сок не предпринимал для того, чтобы избавиться от его фантома, он всё продолжал вставать с ним лицом к лицу. Хён Сок чувствовал то, как Алек дышал. Его грудь вздымалась по-настоящему. Это было невыносимо. Призракам умерших было положено уходить восвояси, возвышаться к звёздам и испаряться в бесконечном ничто. Но фолки о том не знали. Они не успели усвоить то, без чего бытие всего живого становилось немыслимым. Фолки умели прощаться, но лишь для того, чтобы вскоре встретиться снова. Хён Сок чувствовал, что груз от самовольной казни Алека будет преследовать его до конца дней, и мог только радоваться, что хотя бы эта боль обойдёт Эндрю. Подполковник Арно не пережил бы подобного. Но Хён Сок переживёт. Как и всегда переживал. У Квонов в крови справляться с трудностями по щелчку пальцев. Только вот движение это всегда производила чужая рука. Хён Сок всё ждал приказа, чтобы самого себя простить.
Двигатель затих на парковке, принадлежащей «В гостях у мамы Джонс». Кэсси с трепетом осматривала горячо любимые улицы с незнакомыми людьми и фолками, что, попавшись в её нужный настрой, становились особенными. Это было нечто большее, чем простая картина из нескольких соскальзывающих в парки витиеватых дорог, узких промежутков меж меньше века назад посаженных зданий, случайных растений за белыми перилами балконов и кое-где ещё падающих лучей солнца. Кассандра чувствовала, запоминала, вникала и соглашалась со всем, что только могло ей попасться. На то она и была Кассандрой Аллен, чтобы чувствовать всё так же, как и остальные, но выражать мысли иначе. Кэсси была одним из тех редких типов людей, кто знал о своём знании и умело им пользовался.
Ясные и помутнённые веяниями предстоящих выходных лица сновали от одного конца улицы до другого. Кассандра любовалась, а Хён Сок делал вид, будто ему всё ясно. Конечно, за пятнадцать лет дружбы он давно усвоил её характер, впитал в себя особые черты, перенял жесты и мимику. Но одно единственное обстоятельство продолжало упорно добиваться его внимания – для чего он ей? Ни раз он пытался спросить, ни раз страшился ответа. Хоть в нём и не могло оказаться ничего для него пугающего, возможный вердикт смущал его. Как и сказал Эндрю – без работы Хён Сок был никем. Но Кэсси, по-видимому, так не считала.
– Ну, идём. – Взяв в руки вещи, Кэсси наконец вышла из машины. Она не носила с собой сумок, ведь, как она любезно всем объясняла, если что-то не помещается в карманы, значит оно ей не так уж и нужно. Кэсси никогда не любила обременять себя ничем лишним: ни условностями, ни чужими привычками, ни быстро надоедающими знакомыми.
Хён Сок не успел и заметить того, как его провели под вывеской «В гостях у мамы Джонс», усадили за столик и предложили меню. Крыша беседки, сплетённой из тонких брусьев, не скрывала ни неба, ни секций купола, что Кэсси так любила сравнивать с пчелиными сотами. Оказалось странным сидеть с ней за столом, отличающимся от того, за которым они вдвоём проводили каждый возможный вечер в его доме. Этот был слишком узким. Кэсси сидела так близко к нему, что он, если бы захотел, смог бы до неё дотянуться. И ведь так было всегда.
– Что ты видишь? – спросила Кэсси, осматривая его выглаженную рубашку и строгий галстук. Хён Сок словно бы и не покидал своего бывшего кабинета. Впрочем, он совсем не знал, как вне него находиться.
– Меню. – Хён Сок и не подумал о том, чтобы оглядеться по сторонам. Его взгляд был прикован к деревянной столешнице и той женщине, что напротив него положила блокнот и ручку. – Зачем это?
– Чтобы ты не скучал, пока я буду занята делом.
– Над чем ты работаешь? Это всё те же «Сказания холодного моря»?
– Как ты угадал? – она улыбнулась, в последний раз посмотрела на него и во вдохновении потерялась для всего живого. Хён Соку не оставалось ничего другого, кроме как согласиться с её решением.
И он схватил бы свой телефон, включил и уставился в экран, вот только писать ему было некому. У него не было хобби и интересов, что не приплетались бы к ПОПДМК. На главном экране Хён Сока даже не было ни одной установленной игры. Только обои с рисунком одного чудесного мальчика, на котором они с Лин держались за руки. Хён Сок смотрел на них и надеялся, что во всём схожие друг с другом фигурки развлекут его и отвлекут от чтения угнетающей новостной ленты. Правды в ней было меньше, чем в словах бабули Ии, в своей голове спутавшей всё на свете. Понять их обоих было просто невозможно.
Белый лист, пристроенный прямо у него под носом, раздражал и манил одновременно. Казалось, будто он нарочно был пустым и дразнил его, во весь голос крича: «Трус Квон Хён Сок! Да ты ведь даже не знаешь, чего хочешь от этой жизни. Без дела ты точно такой же, как и я. Ты ничто без работы, а её у тебя отобрали по твоей же глупости. Ты сам захотел этого. Мне стыдно, что теперь люди знают о том, что ты мой брат! И это ты убил меня!». Слова звучали голосами Эндрю и Лин, письмо Алека снова было перед глазами. Невыносимо. Для любого человека окажется невозможным совершить столько ошибок и стерпеть их последствия.
Хён Сок взялся за ручку и принялся писать. Что угодно, лишь бы заполнить бумагу. То, что не вызывало бы в нём ужас. Те вещи, которые ему нравились. Дождливые ночи, потому что в эти дни он мог просить сестру быть осторожной; памятник Луису Кортесу, мимо которого он проходил до работы и обратно; газета и чашка кофе, всегда приходящие в его дом вместе с Кэсси; поездки на По и его побеги от рук Эндрю, что вечно стремился пригладить его шерсть; сказки бабули Ии и заботы Ики об амфи; латте на столе Эндрю и разложенный пасьянс на мониторе его компьютера; невидимое внимание Лин и её хлопоты по дому, которые не замечал никто, кроме него; ужины с Кэсси и оставленные в его гостиной книги; Эндрю, что без конца одалживал у него вещи. Стоило просто начать, и он стал способен перечислять бесконечно долго. Дыхание сбилось, а щёки оживлённо загорелись. Хён Сок не мог перестать думать, но официант, принёсший холодный чай Кэсси, отвлёк его мысли.
– Тебе было не так легко оторваться. – Начала она, покручивая трубочку в изящном бокале. Его хрустальная ножка подходила тонким пальцам Кэсси больше, чем каким-либо другим.
– Я случайно увлёкся.
– Это правильно. – Оценивающе взглянув на свои записи, она протянула их ему. – Прочитай-ка мне. Хочу поразмыслить над звучанием.
Переняв её блокнот, Хён Сок задержался. Строки были составлены до боли знакомо. Он точно знал, кому Кэсси посвятила каждую уложенную в череду рифму.
«Предание о рыбаке и пустых сетях»
Однажды на утро рыбак вышел в море,
Заметил пометки он на воде голой.
Подогнал свою лодку, опустил в море сети.
Его дома ждали голодные дети.
Просидел он в той лодке с лихвой три заката,
Терпеньем запасся, от солнц горным скатом
Защитил свои очи, как старым прозреньем,
Да не двигался в лодке, семью оставив в забвеньи.
Но улов не удался, все сети пустые.
Крошки мальки разбрелись по пустынной
Холодной водице, покрывшейся коркой.
А старые метки всё служили подпоркой.
Рыбак дел не оставил, вновь бросил сети,
Упорством хотел решить прихоти эти.
Зима подступала, на море тишь-гладь,
А рыбаку всё никак не понять,
Что на море нет рыбы, как старого друга,
А среди дряхлых вёсел уж льда полно кругом.
Там незримая пустошь, там нет ни людей,
Ни фолков, ни амфи, ни даже теней
Деревьев что вдруг рассыпались прахом.
У рыбака всё давно идёт крахом.
Он вдруг вспомнил о детстве, вспомнил о маме.
Та была ему рядом обузой незваной.
Он её не хотел, да и вид был противен,
но от неё рыбак был неотрывен.
Он с раннего детства решил принять муку,
Молчаньем малыш ломал себе руки.
За матерью следом сбегал к ручейку,
Доставал там водицу, подражал рыбаку.
Но делал он куда больше, чем могла просить мама.
И тотчас она стала грузом немалым.
Назад рыбаку ничего не вернуть,
Но он вдруг пожалел, что выбрал тот путь,
Когда потерял и мать, и отца,
А всё потому, что ремесло образца
Ему стало отдушиной, готов он к скитаньям.
И уж нет нужды в прежних материнских деяниях.
Он был глуп и беспомощен в своих колебаниях,
Но вдруг принял дорогу и путь свой отчаянный.
Рыбак всё потерял и вмиг стал неприкаянным.
Он взял всё в свои руки, лишил себя правды.
Рыбакам не нужна никакая команда.
И он выбрал занятие, да лишь потому,
Что в море возможно бывать одному.
И лёд не трещит, и всё сыплются зубы,
А там старый рот и поникшие губы.
Сам себе бормотал он простые две песни:
Одна, как никто не стерпел скуки в жизни,
Другая, как мир вдруг обрушился прежний.
Эти древние басни уж сто лет пережиты,
Но бывалый рыбак их прибрал в свою свиту.
По морю кружил и цеплял те пометки,
Но вдруг ветер силой сорвал его сетки.
И свет вдруг разрушен, порвались путы вмиг.
Его волновало, что стал он без них.
Прошло поколенье, он ему изменил.
Уж как год упокоились его дочь и сын.
А он сам как ребенок с незнаньем наивным
Всё кружил по воде, да всё с морем противным.
Позабыл о жене он, о детях, отце.
Ему нужно лишь было остаться в конце
Одному, да с полною силой в лице.
Но как лопнули сети, рыбак вдруг прозрел.
Его вдруг взволновало, что он всё просмотрел.
Когда Хён Сок закончил, на его языке вдруг возник странный привкус. Он никогда не плавал в открытых источниках, разве что в небольшом пруду близ дома Эндрю, но не сомневался в том, что на вкус море солёное, немного кислое, и никакое не горькое. Оно было похоже на конфету из его детских лет. Хён Сок был точно уверен в двух вещах: в том, что предание то было не о простом рыбаке, а о Квон Хён Соке, и том, что таких конфет он не пробовал ни разу в жизни. Порой сочинения Кэсси творили с ним чудо.
– Ну, что ты видишь? – она улыбнулась так, словно бы к этому её принудил посыл нового стихотворения из «Сказаний холодного моря».
– Это печально.
Хён Сок понял, для чего она всё это сделала. Кэсси же решила смолчать и не объяснять ему подробностей. За собой она оставила истину – рыбаком был его отец Квон Му Хён. Хоть она и застала его при жизни, у неё так и не вышло встретиться с ним лично. Но портрет Му Хёна был и не о нём вовсе. Он был обо всех тех, кто однажды сломал Хён Сока. И потому маму Бао Кэсси описала как нельзя точно. Она хорошо помнила её, и ещё то, что из-за неё Хён Сок всегда боялся любить.
– Это здорово. Теперь ты знаешь, почему я всё ещё с тобой. – Лицо её сияло ярче всех возможных звёзд. – Ты вдохновляешь, Квон Хён Сок. Твоя жизнь меня вдохновляет.
– Ясно. – Он тяжело вздохнул, так и не заметив того, что она имела в виду. Кассандра желала открыть ему глаза, но Хён Сок смог только приподнять непроницаемые очки. Ему ничего не было очевидно. Ни то, что его взгляды на жизнь являлись для неё уникальными, ни то, взгляды эти она безумно любила. Но Хён Сок понял одно – он был для Кэсси персонажем, именовать которого самой у неё не вышло, потому что кто-то уже подарил ему имя. – У меня есть вопрос. Почему ты не зовёшь меня Хёном? Прошло столько лет, а я всё ещё Хён Сок.
– Потому что это твоё полное имя. Если назову тебя Хёном, то откажусь от всего того, что есть в тебе от Бао, а если оставлю лишь Сока, то отвергну всё унаследованное тобой от Му Хёна.
– Никогда раньше не думал об этом.
– Просто ты привык слышать своё имя так, как его произносит Эндрю. Такое случается, когда целые дни проводишь в закрытом пространстве с одним единственным человеком. – Отставив бокал, она догадалась прояснить всё то, что могло ускользнуть от него. – Но не подумай, что Эдди имеет счёты с твоей мамой, совсем нет. Он ведь и не знает всего того, через что ты прошёл на моих глазах. У каждого своя правда, и у него в том числе.
– Ты, как и всегда, проницательна.
Делать было нечего. Это была самая настоящая истина, с которой ему ещё только предстояло мириться. Хён Сок должен был предпринять что-то, что помогло бы ему с этим, но в каком виде ему представить миру своё признание, он и не догадывался. Ведь если Хён Сок так просто начнёт говорить о своих чувствах, то просто взорвётся. Словно гейзер, что тысячелетиями скрывал в своих глубинах необъятную пучину. Внутри Хён Сока было то самое море, говорить о котором он не решался. И Кэсси вновь сделала всё за него, когда выдержала удобную ему паузу и объяснила причину, по которой привела его именно сюда.
Материнская звезда пыталась дотянуться до них своим теплом, но купол прибирал все силы себе. Он ловил их, кривил цвета и отпускал людям и фолкам в самом лучшем из возможных видов. Сладкие волны бились о вылепленные из стекла стенки первого Округа.
– Хочешь, расскажу, почему я говорила тебе, что купола так похожи на ульи? Потому что я люблю бывать здесь, особенно на закате. Лучи солнца наполняют ячейки мёдом. Он разливается из сот прямо ко мне в руки. Для того один мой карман всегда пуст.
Она сложила из ладоней лодочку и поймала ещё не успевший рассеяться свет. Хён Сок наконец понял, зачем она каждый раз просила его сохранять в памяти виды за Округом. Этот трюк был не для того, чтобы Кассандра Аллен могла запечатлеть новые неизведанные места в своих книгах. Кэсси лишь хотела, чтобы Хён Сок научился видеть мир. И теперь это у неё получилось.
Тишина в кроне деревьев напоминали ему о вечно скрывающейся в комнате Лин, а солнечный мёд о полном истомы взгляде Эндрю после длительных смен. Стекло отдавало той синевой, которой светились глаза По, Ко и их ещё совсем крохотных детишек Бо, Мо и Чо, а налипший на перекладинах снег походил на длинные ресницы прекрасной в своей простоте Ики. И небо. Небо было бабулей Ией – безграничной и неизведанной. Следующая их встреча просто обязана была оказаться для них обоих важной. Хён Сок ясно чувствовал это. Ие будет о чём ему рассказать, ведь она всегда хранила в себе бесконечное множество историй. В следующую поездку и он постарается не молчать. Так Хён Сок себе обещал. Слишком поздно пытаться укрыться от неизбежного за старыми масками.
Под столом одна рука Хён Сока сама собой упала на колено Кэсси, а другая задержала подбородок в тот момент, когда она к нему повернулась. По её лицу всё сразу было понятно. Они оба этого хотели. Они оба были к этому готовы. Но в этот раз куда больше, чем в годы общих подростковых шалостей.
Он забыл какого это – целовать кого-то. Последние его отношения с Кей не изобиловали их друг с другом присутствием. Кэсси же всегда была рядом. Хён Сок намекнул, она сделала шаг навстречу. В этот момент всё казалось до безобразия правильным. И её пальцы в его волосах, и молчание «Мамы Джонс», и выплеснувшийся к их ногам мёд. Этот миг для их жизней был самым обычным. Он легко вписался в судьбы, что давно подготовили для него место.
Только здесь Хён Сок не мог перейти границ, ведь Кассандра всегда очерчивала их чётким и плавным движением. В одном месте коснулась бедра, в другом заставила его плечи опуститься. Расслабила галстук, потянула за ворот рубашки, отдышалась. Хён Сок был неторопливым и сдержанным, с трепетом вдыхал сладкий запах духов. Позволяли бы обстоятельства, он уже давно избавился бы от стола, да вот только Кэсси таких вольностей ему не прощала. Сделав всё, что она ему позволила, Хён Сок согласился на повиновение любому её желанию. Он чувствовал, что что-то не так, но лишь до тех пор, пока Кассандра не расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки. Она отстранилась, и в ней не изменилось совершенно ничего. Хён Сок же вдруг оказался растрёпанным с её помадой на своих губах.
– Ну как?
– Что именно? – Хён Сок пытался вернуть прежнее ровное дыхание, но она была только рада наблюдать за тем, с какой тяжестью вздымается его грудь.
– Отличается от поцелуя с фолком?
– Не знаю. Не придавал значения.
– Я думала, ты сделал это, чтобы узнать. – Большим пальцем Кэсси убрала оставшийся вишнёвый блеск с его щеки.
– Ты что-то путаешь. – Он смог-таки наконец успокоиться. – Исследовательский интерес всегда был фишкой Эндрю.
– Как мило, что ты говоришь о нашем маленьком Эдди именно сейчас.
– Ничего не могу с собой поделать.
– Я тоже. – Конечно же, Кэсси имела в виду то, что не в силах ничего сделать с ним. С самой собой она давно научилась управляться без лишних проблем.
– Тебя это обижает?
– Конечно же нет. Я знаю тебя достаточно долго, чтобы быть уверенной в том, что ты не делал ничего для того, чтобы меня задеть. Мы ведь ни раз так друг с другом поступали. Будет глупым считать, что после этого поцелуя что-то изменится.
– Я бы хотел поменяться.
– Тогда действуй и обращайся, если мои губы вдруг снова понадобятся. Но не обещаю, что окажусь рядом.
– И всё же почему-то у тебя это всегда получается.
– Потому что я всегда этого хочу. – Кэсси взяла его руку и притянула к себе. Хён Сок склонился к ней через стол, а она на груди сжала его рубашку. – Ты же знаешь, что я могу уйти в любой момент, но не делаю этого. Есть причины, почему я хочу видеть тебя снова и снова. Каждый день. Считай это просто совпадением, ежечасно случающимся последние пятнадцать лет. В твоём кабинете, на твоей кухне, все обеды за школой. Закономерная случайность.
– От тебя я и не ожидал другого.
Они всегда были ближе друзей и куда искренней любовников. Они любили друг друга и продолжали рассказывать об этом всем, и даже своим новым партнёрам. Им нечего было скрывать, они взаимно понимали друг друга и принимали изъяны. Если жизнь обижала одного из них, тот всегда знал, в каком уголке мира найти свой приют. Кэсси видела в нём нечто большее, чем постоянство и вставший против судьбы дух. Хён Сок замечал непокорность и не пытался справиться с ней, во главу угла ставив чужое искусство. Они были и вдохновением, и революцией. Он был музой, а она – его автором. Им незачем обременять себя узами двух возлюбленных. Они вовек оставались мятежниками, которых пленили чужие руки.
Хён Сок вновь поддался, а Кэсси притянула его к себе. Всё было просто, давно известно, привычно. Он расслабился, а она взяла всё в свои руки. Сжала пальцы на его затылке, заставила приоткрыть рот, прикусила язык. Хён Сок ненамеренно отодвинул стол, а она приняла этот план и усадила его рядом с собой. Его солёное море с её привкусом вишни. Приятное дополнение к веянию холодного чая с губ Кэсси. Ладонь Хён Сока вновь упала на её колено, но на этот раз прошла выше. Рука замерла на середине бедра, ведь он не смел желать от неё ничего большего, чем проверенной временем опоры. Под натиском одного единственного, но точно выверенного поцелуя Хён Сок был готов надеяться лишь на то, что однажды она прекратит его. Ведь остановиться сам он был не в силах. Она написала, что его жизнь пошла крахом. Если так оно и было, то в этот момент весь мир не имел значения.
– Не вздумай признаваться в любви. Это всё испортит. – Кэсси делала редкие перерывы, и лишь для того, чтобы вздохнуть. После одного из таких она не стала продолжать. – Просто вспомни, что Эндрю пользуется теми же духами, что и я, но не называет меня своим другом. Это не обязательно. Он пахнет точно так же, прибрал к рукам мою помаду. Его губы на вкус совсем как мои.
– Ты забыла, что я не поддаюсь эмоциям. Не умею. Я не могу признаться.
– Я сказала это не для тебя. – Расслабив пальцы, Кэсси наконец отпустила рубашку, пуговицы на которой едва сдерживались от того, чтобы не сорваться со своих мест. – Это было напоминание мне. Нужно записать кое-что. Пока ничего не ушло.