Дарья Милл
В этой истории не будет злодея, и человек есть закон
И вдруг слова бабули Ии стали Хён Соку ясны. То, что Луис был первым человеком, оказалось мифом. Все их воспоминания были всего лишь подделкой. Кари оказался прав. Прошлое фолков нужно было переписать. Теперь это касалось и всех людей тоже.
– Но в команде Луиса не было русских. – Слова сыпались с дрожащего языка Эндрю подобно снегу с его плеч. – Как Вы смогли…
– О, милый, наивный ты наш подполковник Арно. – Нервный смех вырвался из его рта вместе с облаком пара. – Сколько же ещё в тебе глупости? Я всё не перестаю удивляться.
– Будешь с ним так разговаривать – я пристрелю тебя. – Хён Сок направил пистолет ему в лоб.
Он знал, что Эндрю не одобрит подобных методов борьбы, но это был лучший из компромиссов, который Хён Сок мог с самим собой заключить. «Если и стрелять в ответ, то только в Конона. Ситуация найдёт свой конец и без него» – так он думал, но лишь до того, как вспомнил об истекающем кровью Эндрю. Ему и в голову не пришло бить в ответ. В этом и была сила подполковника Арно. Он не допускал себе глупостей, и не давал другим их совершать. Если бы его здесь не было, то Хён Сок убил бы дато сразу же, как тот посмел назвать Эндрю «слишком молодым».
– Обращайся на «Вы» и держи дистанцию. Язвить будешь мне, понял?
– Ну конечно понял, Квон Хён Сок. Ведь ты умеешь изъясняться куда лучше меня. – Константин притворно ему поклонился, от чего несколько фолков за ним вновь расхохотались. Жизнь ничему их не научила. Всё это было для них одним большим представлением. Во всём они видели план Божий. План дато Конона. – Пока вы не прибыли, я уже начинал сомневаться, что правильно истолковал основы человеческой речи фолкам. Слава Богу, Луис так любезно продолжил моё дело и взялся за обучение тех, кого я не рисковал знакомить с грамотой. Знаешь, когда ты один против миллиона от тебя отличных, не так-то просто сохранять уверенность, что с тобой всё в порядке. – Рукой дато широко раскрыл веки над тем самым глазом, что отсутствовал в его статуе на площади Полярного круга в Свароге. – Мне поведать тебе, что с ним случилось? Это очень забавная история. Дело в том, что к тому моменту, как Луис свалился с небес, в обществе фолков я уже занимал своё место. Вы бы отобрали у меня всё и во второй раз, если бы заметили один мой голубой глаз, поэтому от него пришлось избавиться. Карий же объяснить было куда проще. Не помню точно, взаправду ли я встречал фолков с коричневыми глазами, или выдумал их, чтобы не чувствовать себя таким одиноким, но это уже и не важно. Ослеп я специально для вас. Ведь всё и всегда происходит по желанию дитя рода людского.
Кто-то ахнул, другой подхватил это, и череда удивлённых вздохов послышалась за спиной Константина. Лишь после этого те из учеников дато, что меньше всего сомневались в искренности его слов, подпустили к себе горькую правду. Ведь это он шестьдесят лет назад распустил слухи о том, что существовали фолки с иным цветом радужки глаз. Даже эту деталь их прошлого он умудрился подделать. Хён Сок понял, что все его слова стоит делить надвое. Слишком плотно маска страдальца срослась с его человеческим лицом. Вдруг Хён Соку снизошло настоящее озарение. Он нашёл то, что так долго искал.
– Ты говоришь лишь о своих жертвах, но это никак не обеляет тебя. В этом и есть справедливость. Тебе не должно воздаваться за страдания, потому как ты сам себя на них обрёк. Твоя награда – понимание, что ты заслуживаешь большего. Твоё наказание – осознание, что никто другой не думает так же.
Всё было именно так. Сам Хён Сок заслуживал большего, но не потому, что этого у него никогда не было. Прошлая жизнь в настоящем ничего не решала. Он был достоин всего мира, ведь за весь этот мир сам сражался в каждом дне, что прошёл с тех времён. У Хён Сока уже есть всё, ведь он давно своё прошлое выстрадал. Лин ещё считала его братом, на работу к нему заходила Кэсси, и с ним всегда был Эндрю. Они оказались его вознаграждением. Хён Сок ничего не просмотрел, потому что смог вовремя их заметить.
Эндрю не мог так просто от него уйти. Кровь остановилась и ледяной коркой покрыла его рукавицы. Ничего серьёзного. Лишь всеобщее осознание, что пуля должна была достаться не ему, а кому-угодно другому.
– Какой же ты у нас мудрый парень. – Дыхание Константина было глубоким и плавным. Он пытался выглядеть спокойнее моря в штиль. Но сколько бы океан не пытался прикинуться крохотным озерцом, тишины на его берегах никогда не будет. – Куда уж мне в свои сто семь тягаться с тобой, Хён Сок. Раз уж так вышло, что знаешь ты больше нас всех, не подскажешь ли мне, в какой момент я выбрал для себя такую судьбу? Тогда ли, когда согласился помочь человечеству разведать обстановку на Вине, или, быть может, чуть позже, когда моя аппаратура перестала работать, и единственное, что вы сделали, дак это прислали Луиса мне на замену? Все эти двадцать лет я ждал помощи. Каждый вечер я стоял на коленях и молился, чтобы за мной отправили корабль. Ночью он снился мне, а по утрам я улетал с Вайны, но никогда не оказывался дома. Потому что всё это был один бесконечный кошмар. – Панцирь его наконец дал трещину. От глубокого вдоха грудь дато вздулась, словно бы он собирался выдохнуть все свои лёгкие. Руки Константина затряслись так, как и подобало человеческим старикам. – Знает ли ещё кто-то, кроме меня, о том, что на Древней Земле была моя жена? В то время её звали Ией. Первое имя, которое я произнёс на Вайнкуле, было даже не моё собственное. Это было её имя. Тогда я кричал его так долго, что успел позабыть о существовании других человеческих слов. И она наверняка меня забыла. Когда на День единения я прибыл в первый Округ, то подумал о доме. О той Земле, где была моя милая Ия. Где же здесь был мой выбор, Хён Сок? Скажи мне, в какой момент своей жизни Константин с Земли решил вдруг стать брошенным? Что за свои людские года я сделал для того, чтобы эту судьбу заслужить?
– Я не понимаю. Почему мы ничего о Вас не знаем? – слёзы падали с глаз Эндрю и замерзали на щеках ледяными реками. Именно поэтому Моис и отправил с ним Хён Сока. В своё время подполковника Квона нельзя было сломить жалостью.
– Да потому что зло во всём вашем обществе! – он сорвался на крик, в конец избавляясь от ставшего ненужным дато Конона. Теперь все слушали Константина. – И ведь это я создал их такими для вас удобными! Я слепил из того сборища настоящих фолков, а вы лишь пришли на всё готовое. Я взрастил их такими! Я создал фолков с нуля! Вы любите их, обожаете, да только потому, что я приучил их вас бояться. Они идеальны, ведь я воплотил в них ваши мечты! Восемьдесят лет упорной работы, и вот где все они оказались. У ваших чёртовых человеческих ног! Вы должны благодарить меня. Вы обязаны мне всем, что дала вам Вина!
Константин не лгал, но почти каждое его слово было ложью. Конон сделал их удобными для самого себя и заставил каждого без исключения фолка своей сути стыдиться. Там, где большинство молчит, властвует меньшинство. Могущественное меньшинство. Оставленный миром человек думал, что по своим прихоти и нужде создал целую расу, да вот только он лишь назвал её, а для того, чтобы заполнить белые тела страхом, из тончайших сосудов вылил жидкое золото. Хрустальные стенки лепестков лилий лопнули под напором чугуна. Но и тот никогда не был вечен.
Прошло восемьдесят лет, и Константин наконец оказался замечен. Ведь тот, кто говорит истину, будет услышан за тысячу миль. Впервые после своей встречи с фолками он говорил правду. У первого человека на самом деле не было выбора. Он остался один без связи и земных товарищей, без семьи и друзей, без человеческих благ и возможности вернуться на родину. Первые дни на Вайнкуле были невыносимы, следующие двадцать лет – ещё хуже. Став Кононом, он отрёкся от того единственного, что ещё хоть как-то могло связывать его с прошлым. Константин лишился имени, статуса и всего ранее ему знакомого. Кто-то на Древней Земле умело скрыл свою первую неудачную попытку колонизации Вины. О Константине забыли, Константина никогда больше не вспоминали, но лишь до того, как он не заставил всех обратить на себя нового внимание. Если бы председатель Моис не предал его, к этому моменту дато добился бы больших успехов. Он хотел отмщения, но всё никак не желал принять того простого факта, что все люди, виновные в его казни, были давно мертвы. Надгробия их оказались для него недосягаемы, потомки давно смешаны с остальными порождениями рода людского, а память о первом человеке стёрта точно так же, как и прошлое фолков.
Они пошли за ним лишь потому, что считали его голос воплощением миллиона своих. Фолки стояли, а снег засыпал их вместе с теми людьми, что примешались к их рядам. У всех них была одна цель – войти в общество, что всеми силами пыталось не пустить их под купол. Но почему вдруг фолки так легко позволили себе протест против Богов? Всё случилось именно так потому, что своим раболепством они заранее себя за все грехи наказали.
Почти всю свою жизнь Константин был несчастен. И вот теперь то, что осталось от его былой славы, мог легко унести с собой ветер. Убогий, думающий лишь о себе призрак, в своём горе решивший, что страдать вместе с ним должны все остальные. Он сам с собой поступался, но лишь для того, чтобы вернуть себе нечто давно утерянное. Константин хотел снова стать человеком. Тем, кого примет общество, успевшее ни раз от него отказаться. Если бы он очутился в самой его верхушке, то просто некому было бы его свергнуть. История циклична. Воспоминания о поддельном первом человеке должны были умереть, прошлое раствориться, и кто-то другой начал бы всё с начала. Этим кем-то стал бы дато Конон. Константин вновь хотел переписать воспоминания, но на этот раз свои собственные.
Свою первую ошибку он совершил тогда, когда заставил древних фолков поверить в то, что и их личная история должна быть стёрта. Второй раз он оступился, подсказав Луису, как построить третий Округ над скопищем гейзеров. Третьим его согрешением стала Эмили Брамс. Прощение было недопустимо. Каждый человек это понимал, но Эндрю ещё продолжал лить слёзы.
Конон был Отцом всех людей, и творения его должны были помочь ему это доказать. Вот она – настоящая армия из обесславленных и подавленных. Фолки цеплялись за своих товарищей, завывали от скорби по самим себе и едва держались на трясущихся от боли ногах. Сердца их сжимались, останавливались и начинали биться с новой силой. Несколько белых голов упало замертво, но никто не стал их ловить. Каждому сейчас нужно было подумать о своей собственной душе. Но Хён Сок так не мог. Он всё смотрел на рану Эндрю и тихо молился, чтобы всё закончилось раньше, чем подполковник потеряет возможность стоять.
– Посмотри, до чего ты всё довёл! – Константин перестал содрогаться и выпрямил понурую спину. Он не мог оставить собственную защиту, ведь ему снова не предоставили иного выбора. Но на этот раз вина во всём с ним случившимся принадлежала ему одному. – Теперь доволен? Этого ли ты хотел добиться, Хён Сок? Чтобы вся жизнь фолков рухнула от одной лишь твоей прихоти!
– Открывшаяся истина их освободила. – Только сейчас он опустил пистолет. Ему незачем было добивать того, кто и без пули в груди считался мёртвым.
– Истина не нужна вам теперь, когда я сделал мир таким для вас удобным! – дато был вне себя. Хён Сок доводил его, злил и пугал. Если бы силы не покинули старого тела, Константин придушил бы бывшего подполковника Квона голыми руками. – Человеку будет проще развиваться, если всю остальную работу на себя возьмёт кто-то другой. Не за этим ли вы создавали роботов? Но мёртвую сталь заменила живая рабочая сила! Вы должны, вы обязаны благодарить меня! Какого же вам было под началом человека? Всегда, всегда вы были несчастны! Потому что от людей одни беды. Когда дитя человеческое правит миром, всем и каждому от того одни лишь беды!
Он смеялся, но в речах его были слышны рыдания. Константин ждал, когда ему наконец кто-то поможет, но ни человек, ни фолк, больше не хотел оставаться с ним рядом. Даже Эндрю вдруг успокоился, примирился с собой и отпустил оставшееся в нём сострадание. Конону нельзя было соболезновать. Он не заслужил и того, чтобы его дряхлой фигуры касались чужие взоры. Всем было предельно ясно то, как годы одиночества отразились на нём. Они сделали его безумцем. Нет, вернее будет сказать – сам Конон выбрал стать сумасшедшим. К нему не осталось ни жалости, ни скорби. Одна пустота, сравнимая с объёмом бесконечной Вселенной. Он стал чёрным пятном, разлившимся по светлой поверхности Вины.
И пал лжепророк под ударом истины сына человеческого.
– И почему же тебя всё это волнует? Неужто ты решил отомстить мне за своего отца? Ну конечно, только ради этого ты и начал под меня копать. Вот только папашу твоего ничего уже не вернёт!
– В этом мире жить моей сестре. – Хён Сок смотрел на него без гнева, да лишь с толикой понимания. За столько лет дато ни капли не образумился. Из оставленного всеми Константина он превратился в жалкого Конона. – Хоть раз попробуй вспомнить кого-то ещё живого прежде, чем оправдывать себя очередным мертвецом. Не забыл, что у тебя ещё есть сын? Что бы сказал Кари, если бы увидел тебя таким? Ты предал его. – Дато молчал, потому что ему нечего было возразить в ответ. Но в тишине он не был согласным. Конон и не хотел признавать, что Хён Сок был прав. О своём сыне он так ни разу и не вспомнил. – Ты должен был быть отцом для Кари, а не для народа. Даже с собственным ребёнком ты справиться не можешь. Все всё услышали, так что закрой свой рот и прекрати делать то, чем отравляешь жизнь другим.
Вот теперь он закончил. Хён Сок сказал всё, что хотел, и с ним случилось всё, с чем ему предстояло столкнуться. Ему наконец удалось исполнить то, к чему он всю жизнь стремился. Хён Сок не хотел расквитаться с дато или Кари за смерть Му Хёна, но для своей собственной души он добивался справедливости. Он был кем-то и без звания подполковника. Он был Квон Хён Соком. Он был и сильным, и слабым. Он заметил демона в ангеле, и принял пороки тех, кто был ему не безразличен. И он был главным героем. Героем Вайнкулы Квон Хён Соком. И это он хотел нажать на курок, когда Конон стоял прямо перед ним на непорочном чистом снегу, но не сделал этого. Хён Сок совладал с собой и не убил того, кто прятался под личиной фолка. Он оставил Конона в живых, и так лишь навлёк беду на другого. Не все в этих переговорах придерживались политики Эндрю.
– И почему ты не спросишь, откуда у меня взялся сын? Я просто подобрал никому не нужного мальчика и вырастил его как настоящего человека. Он единственный, кто не должен был пред вами служить! – только и успел сказать Константин перед тем, как на его лице в миг отразилась полувековая боль.
Никому не было его жаль ни тогда, когда в голове его оказалась пуля неизвестного стрелка, ни тогда, когда навсегда ослепшие глаза закатились внутрь насквозь пробитого черепа. Под удар наконец попал тот, кто давно заслуживал смерти. На куртке Хён Сока оказалась чужая кровь. Эндрю не сразу понял, что произошло. Дато встал на колени, и в свете заходящего солнца казалось, что он вдруг решил склониться в молитве. Красные слёзы заполнили глазницы, стекли по щекам и впитались в седую бороду. Последний прерывистый вздох вырвался из его груди облаком горячего пара, что за собой унёс дух дато Конона.
Всё присутствующее при падении его тела человечество стало оплакивать того юного Константина, что попал в ловушку по чужой глупости. Найти информацию о единственном космонавте с гетерохромией оказалось просто. И звали его Крит Константин Романович. На чёрно-белых снимках старого надгробия значился возраст двадцати семи лет. Константину было совсем столько же, сколько и Хён Соку, когда на Древней Земле его приписали в покойники. От осознания этого дрожь пробежала по телу Хён Сока и колючим комом застряла где-то в горле. Константина не стало, но ничего ещё не было закончено. Оставались председатель Моис и тот, кто позволил себе убийство первого и последнего дато фолков. Этим кем-то оказалась офицер Юна.
Люди начинали перешёптываться, а фолки всё никак не могли оторвать глаз от призрака их великого Божества. Амфи, медленно прогуливающиеся где-то в стороне, не желали вмешиваться. Лишь Ко с огорчением поглядывала на Эндрю, и всё ждала, когда же он решит позвать её. И за сотню километров она учуяла бы ту каплю крови, что первой скатилась с его рукавиц и разбилась о землю. Но Эндрю никуда не спешил. Он с терпением высматривал Моиса и готовился сделать своё открытие. Сознание его неспешно уплывало, но Эндрю держал его даже сильней, чем рану в своём животе. С каждой минутой ему становилось всё холодней, и лишь одна рука ощущала тепло, плавно покидавшее его тело вслед за пулей.
Моис подошёл к ним лишь тогда, когда охрана наконец согласилась покинуть его. Он не боялся выйти из этих переговоров тем же путём, что и Конон. «Фолки были обмануты и унижены, но от того не становились ожесточёнными. Они умели злиться, но никогда не считали верным вымещать свой гнев на других. Моис действительно мудр, если понимает это» – так мог подумать любой, кто заметил бы то, как спокойно председатель вышагивает по залитому кровью снегу. На самом же деле смерти он попросту не боялся. Ведь все варианты на этот случай председатель уже давно продумал. Его задача здесь была выполнена, и он не возразил бы и слова против тому, кто прямо сейчас решил бы в своих руках сжать его горло.
– Каким образом ты узнал, что дато – человек? – Хён Сок был с ним жёстким, и думал лишь о том, как поскорей подвести Эндрю к тому, чего он так ждал. Дихотомия. Каждый должен был услышать две истины.
– Он сам мне сказал. – Его обычная улыбка пропала, и на её месте остались плотно поджатые губы. Моис предчувствовал, что его позорную правду решатся раскрыть.
– Вы работали вместе. – Слабым голосом заговорил Эндрю. – Но планы изменились.
– Всё верно. Теперь понимаете, зачем вы двое мне здесь понадобились? – он замолчал, решив, что на этот вопрос ему точно ответят, но предположений так и не последовало. – Я пытался вести Вас, господин Квон, туда, куда мне было нужно, но Вы не переставали смотреть в сторону Сварога. Вы же, подполковник Арно, вдруг сами на меня вышли. Это правильно. Если мы хотим равенства, каждый актёр должен признаться в своей роли. И просто отлично, что вы смогли ко всему приурочить многоуважаемую Эмили Брамс. Это пойдёт на пользу предстоящей ей предвыборной кампании.
– Вы – фолк. – На выдохе произнёс Эндрю, понимая, что у него не хватит сил на большее.
– И в этом Вы абсолютно правы, подполковник. – Моис кивнул, снял зимние очки, но не выдержал и от стыда прикрыл свои жёлтые глаза.
– Это ты заставил фолков на Дне единения убить своих же родных братьев. – Презрение пересилило былое уважение, и Хён Сок вновь едва держался, чтобы не достать пистолет. – И тот голый нож. Ни одного славянского знака. Ты знал, что, если его увидят, Конон точно поймёт, что это твоих рук дело. Ты подставил своих братьев под собственную пулю.
– У меня были большие планы. Вы не дали мне закончить.
– Да ты хоть представляешь, сколько жизней загубили эти твои игры? – он кричал и бранился ещё хуже, чем с Кононом. Его бездушное тело уже унесли, но окроплённая кровью земля ещё пахла смертью. – Я был там и всё видел. На моих глазах десятки голов разбили об асфальт прямо перед статуей Луиса. Ты опозорил его, ты даже не побоялся осквернить мёртвых! Ну и какого тебе было пойти против Алека? Несомненно легко! Ведь он уже никак тебе не ответит! К чему это всё? Почему бы сразу не сказать всему миру, что дато был человеком?
– Разве хоть кто-то поверил бы мне? Если бы Вы, господин Квон, хоть немного разбирались в политике, то давно поняли бы, что ко всему общество нужно готовить. – Моис поднял голову и посмотрел на него. Взгляд его переполняло раскаяние. – Никто не идёт у меня на поводу. Всё совсем наоборот. Это я навеки раб того народа, что однажды выбрал меня своим председателем. Мне нужно было что-то, чем я смог бы заполнить дыру, что сегодня открылась в разбитых сердцах фолков и людей. Иначе у них бы даже лжи не осталось. Место десятка голов заняли бы тысячи и миллионы.
– Ты мог бы остановиться на Луисе. – Хён Сок и не думал его понимать. – Зачем нужно было подставлять Алека?
– О, мой дорогой друг Александр отслужил Вайнкуле верой и правдой. Но к этому моменту каждый должен был ответить за содеянное. – Председатель едва коснулся своей груди кулаком, как тут же опустил его. – Александр был виноват, хоть и не он всё это начал. В своё время он дал Конону добровольное согласие в прошедший День памяти воздержаться от любых действий, но затем предал своего первого начальника. А вторым стал я. Я всё ему объяснил, а он не отказал мне. В этом и был уговор. Он должен был предотвратить жертвы так, чтобы Конон ничего не заподозрил. С этим Александр не справился. Он решил понадеяться на Вас, но подобное было бы не под силу любому человеку. Даже такому, как Вы, господин Квон. Ведь никто не обладает полным могуществом. – Он прервался, посмотрел на Хён Сока и заметил, что тот хочет услышать всё. – Вы хорошо поработали с ним. Я бы даже сказал, слишком. Единственный раз я встретился с Александром перед его исчезновением. Ещё никогда я не видел таких страданий. Но лучше мы не будем об этом. Одни лишь Творцы знают, где он сейчас. – Остановил себя Моис. – Было легко догадаться, что от компромата на главу патруля Вы не избавились. Александр сам доложил нам, что вы не сможете. Узнать место хранения бумаг тоже не стало для нас проблемой. Офицер Юна сказала мне, что вы всегда задерживаете взгляд на том, что вам важно. Ей пришлось долго следить за вами. И всё не зря. Она доложила мне, что, стоило Вам зайти в квартиру, как Вы тут же обратили внимание именно на свой тайник. Господин Квон, мы не хотели, чтобы ситуация сложилась не в Вашу пользу, именно поэтому и воспользовались такой уловкой. Окно в Ваш дом разбили не случайно, всё должно было произойти тихо, но мы лишь в очередной раз Вас недооценили. Вы раскрыли Юну, но это миру лишь во благо. За своё предательство она будет наказана. Уже давно она подписала чистосердечное. Я знал, что Юна захочет убить Константина. – Он тяжело выдохнул. – Потому-то и позволил ей взять пистолет. После Дня единения Конон пришёл ко мне с целой кучей вопросов. Я и сам, если честно, до последнего планировал вести старый план, благо через министра подавать Вам новые указы было в разы быстрее. Тогда Конон не мог понять, почему я предал его. Но всё было совсем наоборот. Это он предал всех нас ещё в тот момент, когда назвал себя дато. Это было не его место. Он никогда этого не заслуживал, и Юна придерживалась этого мнения всё наше знакомство. Я знал, что она справится.
– Это ничего не объясняет. – Скрестив на груди руки, Хён Сок в отвращении поджал губы. – Ты мог выбрать другой путь. Тот, при котором гражданским не пришлось бы за тебя умирать, а Юне самостоятельно продевать в петлю голову.
– Господин Квон, не думайте, что всё организовал я один. Это был лишь ответ дато Конону. Мы пошли на всё для освобождения фолков. Освобождения всех жителей Вайнкулы. Вы ведь всегда разделяли наши интересы. Вы были единственным человеком в органах внутренних дел, кто понимал нас.
Хён Сок не мог быть с ним согласен, но план Моиса действительно сработал. Он подвёл Вайнкулу к открытию истины тем, что объединил людей и фолков против общего врага. После того, что сказал дато Конон, все на Вине оказались в одной лодке. Обманутые и всех благ лишённые. Напуганные и одной бедой поглощённые, они ещё были здесь лишь потому, что другие им своё пристанище уступили. Моис убил чуть меньше сотни и использовал тысячу, чтобы смогли жить свободными миллиарды. Бесчеловечно, но правильно. Как и подобает настоящему, знающему своё прошлое фолку.
– Ты говорил так громко, что тебя точно услышал кто-то, помимо нас. Ничто не сойдёт тебе с рук.
– Знаю. На это я и рассчитывал. – Моис кивнул, и на это Хён Сок почти усмехнулся. Конечно, у председателя были учтены все возможные варианты. – Для гарантии успеха на мне есть записывающее устройство. Но не волнуйтесь, я не буду использовать эту информацию против вас. Мне нужно лишь, чтобы место председателя заняла Эмили. Для этого я должен уйти. Кресло будет пустовать для неё. Досадно лишь, что произошло всё так быстро. С недавнего времени Конон перестал мне доверять, а потому не дал мне точного времени, когда должны были взорваться гейзеры, и узнал я об отъезде Эмили лишь тогда, когда её уже для нас не стало. Благо сейчас с ней всё в порядке. Ситуация сложилась лучшим для неё образом. Конечно, не без вашей помощи.
В своём рассказе председатель Моис наконец поставил точку. Он был прав, но сейчас никто не хотел к нему прислушаться. Слишком многое произошло, и чрезвычайно тяжелым было это осознание. Дато и правда оказался человеком, а председатель фолком. С самого начала на Вине всё пошло не тем путём, и так просто признать это казалось невозможным. Теперь же и люди, и фолки должны были стереть своё ложное прошлое ради настоящего, уготованного им будущего.
– О Господи. – Взмолился подполковник Арно, падая на колени совсем точно так же, как и Константин. Вот только Эндрю был истинным святым. – Наконец это всё закончилось. Я так устал. – Только и успел прошептать он перед тем, как потерять сознание. Хён Сок тут же поймал его, а Ко подбежала подставлять свою крепкую спину. Ещё одна жертва пала руками Моиса, но на этот раз она была последней.