Дарья Белова
Мажор. Недетские игры
Глава 13. Саша
– Кто такой Аверин Андрей? Что он такого сделал, что ты… ненавидишь его?
«И его сына», – просится с языка.
Саша.
Самое скучное время на работе – это время обеда. Так хотя бы со Светой – папиным секретарем – можно было бы переговорить. Но у меня обед был в институте, поэтому сейчас сижу за столом и монотонно дыроколю бумажки.
Иногда открываю свой телефон и смотрю на единственное селфи со вчерашнего свидания.
Аверин и я. Стас недовольный, но милый. Глаза у него красивого, мягкого оттенка. Вовсе они не карие, а медовые.
И я не могу оторвать взгляда от его губ. Вчера мажор меня не целовал, но каждое его движение помню из прошлых поцелуев. Кожу тут же начинает приятно покалывать, и я рефлекторно провожу по губам подушечками пальцев.
Улыбаюсь.
Мне вообще нравится рассматривать Аверина. Сейчас делаю это беспалевно. Смотрю и смотрю, даже не краснею, когда медовый взгляд смотрит на меня в упор с телефона.
– У себя? – голос сверху выдергивает из моих мыслей.
И стоило мне поднять голову, тут же охватывает парализующий ужас.
Аверин-старший собственной персоной.
У меня ощущение, что он смотрит как бы сквозь меня и будто вынужден спрашивать.
– Кто? – не сразу понимаю о ком он.
Губы поджимает и взглядом медленно спускается по моему телу. Я дышать разучилась. И только и жду, когда же он отведет свои темные глаза в сторону.
– Белинский. Прокурор.
– А Вы по какому вопросу?
Горький воздух скапливается между нами по граммам, и мои глаза начинают слезиться. Моргать я тоже, кажется, разучилась. Все безусловные рефлексы растеряла, а такого, вроде как, не может с человеком случится.
– Я вас раньше здесь не видел. Вы кто?
А я его дочь. Еще я вижусь с вашим сыном.
Надо же, дочь прокурора и сын адвоката. В нашем исполнении это хуже, чем современные Ромео и Джульетта.
От высокомерного тона адвоката колбасит. Первый раз после обращения ко мне на «вы» хочется вымыть руки и умыться. Лучше бы вообще не говорил со мной и не обращал внимания.
– Помощник секретаря, – выдавливаю. Голос звучит тихо, и я сомневаюсь, что Аверин что-либо расслышал.
– Хм, – усмехается, – уже и такие есть?
Опускаю взгляд, который падает на телефон. Экран успел погаснуть, но я помню, что еще несколько секунд назад там светилась фотография его сына.
И они ни капельки не похожи.
Понимание этого как-то облегчает дыхание, которое восстанавливается по крошечным шажкам.
– Валерий Алексеевич будет через полчаса, – игнорируя его замечание, отвечаю на первый его вопрос.
Глазки-пуговки прищуриваются и раскраивают меня на составляющие. Да, стоять рядом с Авериным-старшим неприятно. Ты словно без суда уже виноват, но вину свою не знаешь.
Сейчас четко замечаю, как от адвоката пахнет опасностью. А еще деньгами. Один его пиджак стоит как половина нашей квартиры.
– Может быть, чай или кофе? – предлагаю.
Аверин-старший брезгливо кривит лицо и не удостаивает меня своим ответом. Мужчина остается стоять у окна, перекатываясь с носка дорогих туфель на пятку с характерным скрипом. Садится на казенные, чуть потрепанные стулья тоже выше его достоинства.
Оставлять приемную без сотрудника неправильно, но мне очень хочется выйти из этого маленького кабинетика, где все успело пропитаться властью адвоката, хотя он находится здесь не более пяти минут.
– Дочь? – спрашивает презрительно.
Теряюсь прямого вопроса.
– Похожа.
– Я на маму похожа, – зачем-то ему это говорю. Хотя мой папа тоже очень симпатичный.
– Учишься где?
Его заинтересованность мной обескураживает. Голос адвоката ровный, он спрашивает не увлеченно. Но Аверин не из тех людей, кто задает вопросы, только чтобы поддержать беседу.
– В Юридическом. Ваш сын учится там же.
– Значит, ты знаешь, кто я, – уверенно говорит и резко оборачивается, снова расщепляя меня своим взглядом.
Не желала бы я оказаться на месте свидетеля, чьи показания хотелось бы изменить в угоду подсудимому. Особенно если за это дело взялся адвокат Аверин.
– Знаю. Но вы не похожи со Стасом. Совсем.
От его жуткого взгляда сердце падает. В солнечном сплетении комок перевязанных нервов, которые заставляют испытывать тошноту.
Была бы у меня возможность подогнать время, я бы непременно это сделала.
Облизываю губы. От духоты и сухости в помещении вся влага с тела испаряется как в летний зной.
– Тебе это лишь кажется, девочка. Мой сын – моя копия.
Четко сказанные слова как вбитые гвозди в моей голове. Я открываю и закрываю рот.
Утверждать обратное?
А если Аверин прав? Я не знаю Стаса так, как родной отец.
И что если мой мажор такой же расчетливый, высокомерный и беспринципный, не знающий ничего о морали, любви и взаимоуважении?
– Как тебя зовут? – все также ровно спрашивает.
Горло перетянули ржавой колючей проволокой, и мой голос звучит хрипло и сдавленно.
– Саша Белинская.
Адвокат уже открыл рот, чтобы что-то спросить, но нас прерывает мой папа. Он оценивает обстановку и переводит на меня озабоченный взгляд. Коротким кивком показываю, что все хорошо. И не говоря больше ни слова, оба мужчины уходят в кабинет прокурора.
А я подбегаю к окну и настежь его распахиваю. В лицо ударяет холодный порывистый ветер.
Закусываю губы, пока не чувствую соль на языке.
Не могу в своих мыслях устаканить то, что только что услышала от Аверина-старшего.
Стас не может быть его копией. Это невозможно.
Я же помню взгляд мажора на мне, его поцелуи. Наши разговоры. Он мечтает о детском центре, классно общается с детьми. Классно шутит! И вообще, он другой!
Но вот отец говорил о своем сыне так уверенно, у меня почва выбивается из-под ног.
Прикрываю окно. Щеки от холода жечь начинают, и чувствую дорожки слез на раздраженной коже. Я плакала?
Отец с Авериным о чем-то долго беседует. Но я и не пыталась подойти к двери и подслушать.
Они выходят из кабинета через полчаса, и адвокат, мазнув по мне кислым взглядом, не прощаясь, удаляется.
Папа смотрит на закрытую дверь и о чем-то думает. Меня гложет любопытство, но перебивать отца страшно.
– Саша, ты помнишь наш разговор по поводу Аверина?
Уставилась в глаза отца, и язык прилипает к небу. Не нахожу в себе силы даже кивнуть. Все внутри трещит от напряжения, а сама я застыла в какой-то нереальной позе.
– Ты же не видишься с его сыном?
Взгляд проникает в самый центр груди. Папа стоит в метре от меня, но чувствую, как он нависает надо мной всей своей силой и энергией. Любая мысль причиняет боль, каждый вдох как у туберкулезника. Хрипы, стоны, скрипы.
Телефон загорается входящим сообщением. Я лишь улавливаю, что мне пишет Стас.
В сердце пробоина, и из нее сочится свежая кровь. Мне пришлось отвернуться от взгляда отца, чтобы прочитать имя написавшего.
– Н-нет, – вру.
Потому что сознаться не могу, а сказать правду – никогда больше не увидеть Стаса. Представить это невыносимо.
Глава 14. Саша
– Саша, ты помнишь наш разговор по поводу Аверина? Ты же не видишься с его сыном?
В. Белинский
– Между тобой и Авериным что-то есть? – шепчет на ухо Аленка, наклонившись ко мне.
В аудитории стоит полная тишина, любой шорох – и Пепеляев может выгнать с лекции.
– С чего ты взяла?
По телу прошлась волна страха, зацепив солнечное сплетение и желудок. Я сжалась вся и на Аленку так и не решаюсь посмотреть. Кажется, подруга все поймет, а я не хочу, чтобы кто-либо знал.
– Ну, говорят. Да и я вижу, как Стас на тебя смотрит, если оказывается недалеко.
Желание спросить, как именно смотрит на меня Стас, покалывает язык. Уже открываю рот, чтобы спросить, съедаемая любопытством.
– Ну, так что? Вы вместе?
Ручка, которую я держала, падает. Делаю резкий вдох и задерживаю дыхание.
Я до сих пор не могу понять наши отношения. И еще больше – Аверина. Иногда мне кажется, что мы и правда больше, чем просто учащиеся одного института.
Но стоит вспомнить слова отца и поведение Аверина-старшего, так тут же возникает чувство, что мы очень разные и никогда не сможет быть вместе.
– Все… сложно, Ален, – обтекаемо говорю.
Самой даже на стуле уже не удается сидеть ровно.
Закусываю губу и до конца лекции не делаю больше ни одной записи в тетради.
В коридоре наша группа сталкивается со старшекурсниками. В груди разгорается пожар, я чувствую близость Стаса. И только слова Аленки, что про нас с Авериным уже ходят слухи, останавливает меня от маньячного порыва поискать мажора взглядом.
Смотрю под ноги, протискиваясь сквозь толпу. Ольшанская отстала. Или уже вовсю флиртует с Исаевым. А где Исаев, там и мажор.
Поэтому я только сильней спешу выбраться из этой западни.
Одежда до такой степени прилипла к телу, что ощущается как вторая кожа. Мне невыносимо душно, когда вокруг много людей.
Поправляю рюкзак, который чуть не слетел с плеча. В носу масса незнакомых запахов, но мозг стремится вычленить знакомый, от которого становлюсь сама не своя.
– Привет, лисица, – слышу хрипловатый голос прямо перед собой.
Крепкое тело в белой футболке заслонило мне и так узкий проход. Мне кажется, эта часть гардероба его самая любимая. И снова ткань так плотно облегает крепкие мышцы.
Поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с Авериным. Он тонко улыбается, а мои ноги перестают слушаться. Я слабею и могу вот-вот упасть.
В фильмах такие красивые парни всегда оказываются главными говнюками школы.
Коротко киваю ему на приветствие, так и не сказав ни слова.
Слухи, слухи, слухи.
Я ужасно боюсь, что какая-то информация может дойти до папы. Родители больше половины студентов этого института работают в одной сфере. Юристы, адвокаты, судьи, прокуроры…
В спину летит его полный гнева взгляд и какое-то ругательство.
Аверин не ожидал такого от меня.
А я убегаю с этажа сломя голову. В груди стежки стягивают дыхание до невозможности. В боку колет, ноги ватные, ходить сложно. Как кости все переломанные, но боли нет, лишь тотальная слабость во всем организме.
– И что это значит? – доносится в спину.
Стас хватает меня за локоть и с силой разворачивает к себе. Эх, как его зацепило мое игнорирование. А я после нашего последнего свидания, когда мы делились мечтами, чувствую себя почти предательницей.
– Ничего.
Стоим на близком расстоянии друг от друга. Моя грудь упирается в его грудную клетку, я ощущаю, как бьется его сердце, у самой внутри все ноет и звенит.
– Тебе кто-то что-то сказал? Обо мне? – с опаской спрашивает.
– Нет, – чуть помедлив, отвечаю.
Говорить о встрече с его отцом так и не решилась. В конце концов, Аверин-старший приходил к моему папе по каким-то рабочим вопросом. Наша с ним беседа не более, чем интерес к дочери прокурора.
– Я тебя обидел? – еще тише добавляют.
А я чувствую, что поступаю с ним сейчас как полная дура. Стас Аверин, которого я успела узнать, точно не заслуживает, чтобы с ним не здороваться.
– Нет.
– Тогда в чем дело?
– Для того, кто просил держаться от него подальше, вы слишком беспокоитесь о моем поведении, Стас Аверин, – говорю, немного флиртуя.
Мажор облизывает губы, а я уставилась как ненормальная на них. Твердые, беспощадные, он целовал ими меня так уверенно и пошло.
– Я не хочу, чтобы кто-то знал, что у нас… – останавливаюсь на последнем слове, изучая реакцию Стаса.
Дурно от продолжения становится.
– Что у нас?
Краснею и позорно опускаю взгляд. Но все равно чувствую победную улыбку Аверина.
– Ну… не знаю, ты скажи, – перевожу стрелки и заламываю пальцы.
– Что именно?
– Что у нас. Между нами же что-то происходит, да? Я это имею в виду.
Румянец опутывает всю с ног до головы. Даже кончики ушей горят от разговора. Проще признаться в своей влюбленности, чем спрашивать, что происходит между нами?
– Может, и происходит, – резко посерьезнев, отвечает.
Короткий, как выстрел, взгляд на Аверина, и я как в бездну падаю. Сердце сжимается и разжимается с непревзойденной скоростью.
– У меня сейчас пара. А потом давай встретимся?
– Раньше ты спокойно прогуливал.
Стас хмурится. На какой-то миг я чувствую, что ему отчего-то больно от моих слов. Душа так и просит разгладить залом между бровями. Хочу, чтобы мажор снова повеселел.
– Сейчас не могу, лисица.
– У меня, вообще-то, тоже пара, – с важным видом говорю.
Только умалчиваю, что вместе с ним, я бы ее прогуляла.
– Тогда после занятий на парковке. Машину мою помнишь?
Фыркаю.
– Боишься, сяду в чужую?
– Только попробуй, лисица.
– Звучит так, будто ты ревнуешь.
Лицо Аверина ничего не выражает. Чувствую, что мой вопрос какой-то неуместный и неправильный. Улыбка тут же сползает с моего лица, и я предпочитаю сделать вид, что ничего и не спрашивала.
Последнюю пару отсиживаю кое-как.
А когда она заканчивается, сгребаю все в рюкзак и, бросив скупое “пока” Аленке, выбегаю из аудитории.
Во рту сухость от волнения. Оно, наверное, никогда не прекратится. Каждый раз перед встречей со Стасом я настолько волнуюсь, что мысли путаются.
Быстро надеваю куртку и выбегаю из института. Студенты еще не успели выйти из классов, потому на крыльце никого и нет. Самая дальняя машина в парковочном ряду принадлежит Аверину.
Кладу руку на область сердца, чтобы успокоить его разрывающие толчки по ребрам. Но лишь чувствую, как перед глазами от такого темпа красные круги расплываются.
– И куда мы поедем? – спрашиваю, как только оказываюсь в салоне.
Здесь тепло, пахнет кожей и парфюмом Стаса.
Аверин покрывает меня взглядом, от которого внизу живота растекается приятная сладость. Я быстро отворачиваюсь, сгоняя с себя это чувство.
Мажор лишь выезжает на дорогу, а я слышу характерные щелчки блокировки двери. Глухие звуки оседают в ушах.
Когда я понимаю, что Аверин привез меня к себе домой, застываю, облитая ледяной водой.
Не могу произнести и слова. Я была в его квартире не более двух раз. Тогда у мажора была вечеринка, а сам Стас меня не замечал.
Сейчас же все по-другому.
– Идем? Не хочу, чтобы нам кто-то мешал. А у меня мы будем одни.
Ледяными руками хватаюсь за ручку двери и выхожу на улицу. Холодный ветер распахивает в разные стороны куртку, а я не чувствую эти порывы. Тело горит. Мне кажется, что солнечные лучи до меня одной доносятся и жарят.
– Боишься меня? – спрашивает в лифте, когда прислоняется к противоположной стене и внаглую рассматривает.
– Нет, – уверенно отвечаю.
И я правда уже не боюсь Стаса.
Я боюсь себя и своих чувств к нему.
– Тогда прошу.
Аверин пропускает меня вперед, когда открывает и распахивает входную дверь. Взглядом задерживаюсь на глазах мажора, подмечая, что сейчас в них такие же холодные блики, какие я видела в глазах его отца.
– Попалась, лисица.
Чувствую влажное, горячее дыхание за спиной, и россыпь мурашек заполняет собой всю поверхность кожи спины и шеи.
Глава 15. Саша
У Аверина какой-то дар читать меня, когда я и вопрос не успела задать. Неужели все написано на мне?
Саша.
Осторожно ступаю по теплому паркету в зал. Была здесь несколько раз, и постоянно у него кто-то был. А сейчас мы с ним одни. В этой большой квартире.
И волнительно, и интересно.
В груди, такое чувство, работает шальной мотор, а не сердце. И сейчас он выпрыгнет наружу.
– Кофе? – подкрадывается сзади, пока я, обняв себя руками, изучаю полный порядок в комнате.
– Да ты само гостеприимство, господин мажор.
Стас уходит на кухню, а я прохожу по коридору в ванную, чтобы помыть руки. Не удерживаюсь и заглядываю в соседнюю комнату – спальню.
Касаясь ручки двери, и кровь застывает в венах. Живот наполняется тянущим теплом, и преследует какое-то неправильное чувство.
– Ваш кофе, госпожа лисица!
Резко отдергиваю руку, пугаюсь. У Аверина способность подкрадываться и пугать.
Забираю большую чашку с воздушной пеной и делаю глоток.
Капучино.
Надо же, запомнил, какой кофе люблю.
– Пройдешь? – кивает на чуть приоткрытую дверь спальни.
Кажется, даже по лицу ползут мурашки. Не могу поднять взгляд и посмотреть на Стаса. Я в чужой квартире и хотела проникнуть в святая святых – хозяйскую спальню.
Что я там хотела увидеть? Разбросанные женские вещи и почувствовать аромат сладких духов?
– Пожалуй, нет.
– Почему?
Стас толкает дверь.
Кровать, шкаф, огромная плазма. Обычная комната, где спят.
И на первый взгляд никаких женских следов.
– Миленько, – говорю.
Не знаю, как поступить дальше. Войти и осмотреться или вернуться в гостиную? Аверин не помогает же в этом вопросе. Стоит и выжидает. Как специально.
Спина вся мокрая от такого напряжения.
Часто отпиваю вкусный кофе, хоть как-то занимая руки.
– У тебя нет ни одной фотографии. Ни на стене, ни на тумбочках, – озвучиваю то, что заметила.
Стас хмурится и делает шаг в сторону. По лицу прошлась серая тень. На какой-то миг Аверина стал выглядеть старше своих лет. Какой-то измученный, израненный. Захотелось подойти к нему и обнять.
– Не люблю сентиментальности, – коротко и скупо отвечает.
Расспрашивать дальше, смысла нет. Эта тема запретная, и вряд ли Стас еще когда-либо приоткроется мне.
– А у меня много фотографий. Я вообще люблю печатные фотографии.
Аверин медленно возвращается в зал, я в таком же темпе бреду сзади.
– И все в розовых рамочках, – язвит.
– Вообще-то не люблю розовый цвет.
– У-а-у!
Стас останавливается за метр до зала и перекрывает проход. В коридоре темно, свет доносится только из окон гостиной.
Мне не по себе, атмосфера вокруг нас меняется.
Если бы у меня в чашке была ложка, то мы бы слышали противное позвякивание. Руки не слушаются, в ногах слабость, когда взгляд Аверина останавливается на моем лице.
Приоткрываю губы и втягиваю тугой воздух через рот. Кислород стремительно проникает в кровь и кружит голову.
– Тогда какого цвета твои рамочки? – сухо и хрипло спрашивает.
– Бежевые. И фисташковые.
– Фисташковые? Это какой цвет-то?
– Ну, допустим, зеленый.
Каждое слово прокатывается эхом, но говорю еле-еле.
Стас нависает. Его аромат душит клетки, всасывается через ноздри внутрь тела. Я прижата к стене без возможности шевелиться.
– Зеленый и я люблю.
Звуков почти неслышно, читаю по губам. Шепот бьет про промежности, будто Аверин говорил все громко и четко своим низким голосом.
– Тогда подарю тебе зеленую рамку. Вставишь в нее… что-нибудь.
– Вставлю… – широко улыбается и облизывает губы.
Мажор прижал меня к стене, грудь касается его широкой грудной клетки. Ребра стучат друг об друга, когда мы глубоко дышим.
– Кофе поставь, – почти приказывает.
– Что?
Ухмыляется.
Лицо Стаса так близко, что я вижу, как верхние ресницы слегка подрагивают, когда мажор пробегает взглядом по моим глазам.
– Если не поставишь чашку, кофе прольется. Моя любимая чашка, возможно, разобьется.
– Твоя любимая чашка? Ты налил мне кофе в свою… чашку? – ух… дурно.
Я все еще не верю, что все это со мной происходит.
– Придется кроме рамки еще и чашку покупать. И все для меня, да?
Эгоист и самовлюбленный тип в нем не умрет никогда. Стукнуть бы его, но руки уже увиваются на шее мажора. И просто пропускаю его слова мимо ушей.
Мне, честно говоря, уже не хочется говорить.
Стас сам забирает кофе и ставит его сверху обувницы. Мы же почти в коридоре. До зала так и не дошли.
Потом Аверин возвращается взглядом ко мне и водит им по моему лицу: глаза, кончик носа, подбородок, губы.
Горло от сухости сузилось, стенки слиплись. Вижу нечетко и мутно. А во всем теле щекочущие ощущения.
– Лисица…
– Саша!
Его обращение в эту минуту задевает. Не хочу быть для него очередной. Я не зайка, даже не лисица, не безымянная девчонка, которая глупо влюбилась в мажора.
Не хочу, чтобы после меня другая девушка приходила к нему домой и проверяла спальню на наличие там забытых женских вещей.
Мажор не отвечает. Дважды мажет взглядом по шее, кожа которой пылает, и целует. Раскрывает губы языком, проникая внутрь, и целует так, как первый раз, в машине.
Удары за грудиной отдаются по всему организму, а саму закручивают в вихрь новые эмоции и подбрасывает ввысь.
Его пальцы сильно вцепляются мне в волосы и перебирают пряди. Поцелуй становится все глубже. Кажется, Аверин сейчас проглотит меня.
Кожа Стаса горит, когда я провожу ладонью по плечам и веду к лопаткам. Он дергается, стоит мне ногтями выцарапать бороздки. Наверняка останутся следы. Мне хотелось их оставить.
Между ног натирает ткань трусов и шов проклятых джинсов. Закусываю сильно губу, когда Аверин заставляет откинуть голову. Он припадает к тонкой шее, присасывается к ней и покусывает. Каждый его укус как приятное покалывание расходится внизу живота. Трусь непроизвольно, понимая, что Стас проделывает то же самое.
Его джинсы недвусмысленно топорщатся, когда мы переводим дыхание и ненадолго отлипаем друг от друга.
Страшные несколько секунд. Одинокие, холодные, муторные.
– Лисица, если ты до сих пор думаешь, что я благородный и сознательный, то ты глубоко заблуждаешься на мой счет.
Ледяная корка с острыми краями царапает внутренности от гортани до стоп после его слов.
И нет, я знаю, что Аверин прав. Мне не стоит ждать от него рыцарских подвигов и клятв в вечной любви и верности.
Но, господи, как же хочется!
– Если ты думаешь, что резко мне разонравишься, то ты тоже заблуждаешься на мой счет. Мажор!
– Почему ты такая…
Дыхание срывается. Я издаю не то стон, не то всхлип. Сама не в состоянии понять. Мне просто до ужаса хочется узнать, какая я в его глазах. Но смертельно боюсь услышать его гнусную правду.
«Он неблагородный», – повторяю тысячный раз.
– Глупенькая.
– Не боишься, что заражу тебя своей глупостью? Через слюну?
Аверин смеяться начинает. Взгляд вновь на губы опускает, облизывается, словно я сладкий и долгожданный десерт. Это чувство греет.
– Самоуверенная лисица. Упрямая.
– Это что-то вроде комплимента, а, Стас Аверин?
Глаза мажора как бездонные колодцы. Примагничивают меня к себе, заманивают. Я и в самом деле лишаюсь воли, когда он так на меня смотрит.
Аверин берется за края моей кофты и стягивает ее с меня через голову. Остаюсь перед ним в одном простом лифчике белого цвета.
Дышу часто, прерывисто. Взгляд его поймать стараюсь, а он прожигает им мою грудную клетку. Стас не касается руками, но я отчетливо чувствую его ладони на своей коже.
Из приоткрытых губ Аверина срывается шумный выдох.
Моя очередь избавить его от футболки. Глаза жжет от желания увидеть рельеф его тела. Мне ведь только через ткань оно было доступно. А сейчас могу коснуться, погладить. Очертить…
– Нравится? – глухо спрашивает, когда я так жадно рассматриваю.
Цыкаю и закатываю глаза. Даже сейчас мажор остается самоуверенным придурком.
Одна его интонация чего стоит. Он будто не имеет права не нравиться.
Аверин берет меня под бедра и несет на диван в зал.
Не в спальню. На свою кровать.
Припадает снова к шее и ведет языком мокрую дорожку до выемки ключицы. Веки прикрываю от удовольствия. А Стас толкается в меня бедрами, прямо говоря о своем желании.
Аверин меня хочет. У мажора на меня стоит, и это отдается жаром между ног. Там настоящий потоп и несказанно ноет.
– Лис…
Господи, это прозвучало лучше, чем мое имя. Мягче.
Только от этого обращения в уголках глаз защипало, и мне бы закрыть глаза и отвернуться.
Не хочу, чтобы он видел, как сильно меня это зацепило.
– У тебя уже был секс?
Замираю. И Аверин тоже.
Указательным пальцем заставляет повернуть голову и посмотреть на него. Между нами разница в четыре года, а, кажется, добрую десятку лет. Я чувствую себя подростком перед классным опытным мужчиной, который знает, чего хочет.
Все его девчонки наверняка тоже знали, как доставить удовольствие.
А я…
Ему разве нужно знать, что тогда мне было очень больно? И неприятно. И очень сухо. Каждый толчок как грубой щеткой по ране.
В этом стыдно признаться.
О чем я только думала, заходя к нему домой? Да и вообще, общаясь с мажором. Мы же оба знаем, к чему наши встречи и наше общение ведет.
– Иди ко мне, – просит ласково.
Все жилы маслом смазываются, мышцы растворяются. Я становлюсь немой и податливой как теплый пластилин.
Аверин садится и усаживает меня к себе на бедра. Мои ноги по разные стороны от него, а в промежность упирается твердый член. Пружина внутри меня сжимается от соприкосновения наших тел даже через одежду и разжимается с глухими одновременными стонами.
И снова целуемся.
Уже по-другому. Как будто это начало чего-то большего, масштабного. Пальчики ног подгибаются, когда Стас снова языком обводит мои губы и тут же сплетается с моим.
Пальцы постоянно царапают, тела бьются. Мы оба словно привязаны плотными канатами и как волны движемся. Толчок – уносит, еще толчок – разряд бьет по точкам, раскрашивая на составляющие.
– Стас…
Останавливаюсь. Силой отталкиваю Аверина.
Догадка бьет по вискам. Сложно и слово сказать. Язык опухает, и из горла лишь хрип вырывается.
– Ты же со мной не играешь?