Дарья Белова
Мажор. Недетские игры
Глава 34. Стас
– И сколько времени будешь играть?
Веду плечами. Сложный вопрос. Лисица не как все эти дуры, которые меня окружают. Но так даже интересней.
– Не знаю. Месяц. Два.
Рамиль скалится, но принимает правила. А мы знаем, чем грозит нарушение правил – дисквал.
Стас.
В кабинете отца по-прежнему темно и пахнет сигарами. Стойкая горечь ползет по языку к горлу, и хочется чем-то запить противный вкус.
– Явился? Еще и в костюме?
– У меня выпускной.
Экран телефона в руках загорается, и я смотрю на время. Его мало.
– Да знаю, – отмахивается.
Мать стоит в дверях, и ей все равно на наш с отцом диалог, на мой праздник, на мою дальнейшую жизнь. На лице, кроме косметики, ничего нет. Хотя нет, все же есть: безразличие.
Одиночеством пропитывается каждый орган.
– Через неделю ты едешь в Питер. Обо всем я уже договорился. Свадьба состоится в августе. Анваровы занимаются подготовкой.
Как молотом бьет по голове. Каждое его слово хуже гвоздя.
– Без меня, отец, – самоуверенно отрезаю.
Сложно.
Глазами въедаюсь в его лицо. Отец густо краснеет. Это заметно даже в его темном кабинете. Хоть бы жалюзи приоткрыл. На улице лето, тепло, солнце. Сидит, как вампир какой-то.
– Что ты задумал, Стас? – говорит, как выплевывает пережеванную жвачку. Становится противно.
– Хм… Жить свою жизнь. По своим правилам, – твердо отвечаю, не смещая взгляда. Я же сильный противник?
Внутри холод, сменяющийся неперевариваемым жаром.
– Я не женюсь, пап. И в Питер не поеду, – добавляю и убираю руки в карманы.
Тело закостенело. Двинуться не могу и держусь на одном сердечном ритме. Оно шарахает, как ливень по крыше. Без пауз и перерывов. А дыхания и вовсе не хватает.
– Из-за нее все? – брезгливо спрашивает и отворачивается, словно я стал ему противен. Зараза, засевшая в крови.– Ее зовут Саша, – эхо отталкивается от стен. Имя Белинской повторяется несколько раз как заклинание.
– Ты разве не понимаешь, что она дочь прокурора? – подходит быстро и говорит, брызжа слюной, – никакое дело не построишь, когда по правую руку от тебя та, кто сдаст тебя в любую секунду. Все эти святоши в погонах, что топят за правду и закон.
Отец зол. Кипит, как старый чайник.
Раздражает. Но реакция его радует. Еще, значит, можно задеть чем-то старика.
– А ты разве не на стороне закона? – чуть смеясь, спрашиваю.
Не хочу провоцировать, но по-другому не вышло. Как же много мне хочется ему высказать о его правде.
– Сопляк ты еще, – отмахивается.
– Который больше не будет плясать под твою дудку, пап. Хватит!
Сам закипаю.
Находиться в этом доме с каждым разом становится все сложнее. Постоянно холодно, мрачно и тихо. И вечное ощущение, что меня здесь не ждут. Как лишний элемент, от которого нужно поскорее избавиться.
– Ты же в курсе, что я могу с тобой сделать, если ты откажешься выполнять…
– Твои приказы?
Рубашка стискивает грудную клетку как жгут. Легкие всмятку, ребра с трещинами.
Моя уверенность тает. Знаю ведь, на что способен отец ради своих планов.
– Мам, может, ты хоть что-то скажешь? Хоть слово? Наконец? – поворачиваюсь к матери и спрашиваю практически без пауз.
Кричать хочется и рвать на себе одежду. Вот она самая настоящая клетка, которую в жизни со стороны не увидишь. Прутья стальные, не перегрызть, как ни пытайся.
Мама глубоко вздыхает и бросает короткий взгляд на отца.
– Делай, как тебе сказал отец, Стас.
Звучит выстрелом. Еще слышу лязг железа – клетка захлопнулась.
– Нет, – шепчу и головой мотаю, – нет, нет…
Смотрю то в лицо матери, то на спину отца. Ладони сжаты в кулаки. Было бы возможно, сжимал бы их сильнее, пока рука не отнимется.
Пытаюсь вспомнить хоть что-то хорошее из детства, чтобы зацепиться за это и уверить себя в том, что меня хоть немного, но любят.
Пусто. Нет воспоминаний. Ни одного.
Мама устало опускается на диван и рассматривает свои ногти. Отец делает вид, что меня уже здесь нет. Приказ издан, озвучен. Следовательно, он ждет слепого подчинения.
А меня тошнит. Желудок от их поведения в слизкую кашу превращается.
Эмоций так много, что они копошатся внутри и терзают безжалостно. А я не умею с этим справляться. Там новое что-то поселилось. Что-то похожее на страх за другого человека.
Оказывается, я не эгоист.
Выхожу из кабинета, хлопнув дверью. Весь дрожу, будто мне холодно. Вижу плохо, как пелена застилает. Цвет ее только не пойму. То красным искрит, то просто прозрачной становится, влажной.
В машине откидываюсь на подголовник и прикрываю глаза.
Я все еще убежден, что получится выпутаться из сетей отца, найти выход. Да в конце концов, у меня реально есть план. Его деньги мне на фиг не нужны, как бы он ни пытался ими шантажировать. Они вообще последнее, за что я цепляюсь.
Моя свобода не стоит никаких денег.
Твою ж мать, я рассуждаю о своей семье, как о тюрьме, где я отматываю срок, и как заключенный с пожизненным все же жду свободы.
Наивный мажор.
Дышу глубоко, загоняя произошедшее в самый дальний угол. Мне требуется на это много минут. Может, вообще целый час.
Телефон молчит. Только потом соображаю, что лисица так и не звонила мне.
Набираю ее и слышу, что «абонент не абонент».Спину стягивают мурашки. Горло в момент пересыхает, и я глазами ищу по салону бутылку воды. Всегда же была.
Я уже в костюме, в рубашке, галстук нацепил. Да я даже запонки приколол. Сам, без помощи, хотя в тот момент не мог лисицу не вспоминать. Сложно ей было утром ко мне приехать?
При мысли о ней кровь бурлит, как гейзеры. Брызжет нежностью к ней, и охватывает тепло с ног до головы. Странно это всё.
Сашка говорила, что я влюбился. Дурочка, разве я мог? Такой, как я? Судорога цепляет все мышцы, как вязальный крючок.
Завожу мотор и встраиваюсь в ровные ряды машин. Чертова пробка до самого МКАДа.Параллельно названиваю Белинской. Каждый удар сердца как резь, проходящая сквозь меня. Предчувствие? Да ну, бред.
В ресторане уже собрался весь курс, Исаев написал, спрашивал, где я.
А я в пробке и не могу понять, куда запропастилась лисица. Как специально.
На телефоне высвечивается имя Рама, когда я почти подъехал к дому. Взгляд так и шерстит по всей территории. Вдруг эта зараза сидит на лавочке, а телефон у нее упал и отключился? Кто ж знает этих лисиц?
– У тебя что-то срочное? – отвечаю.
Внутренности сжаты усиленной хваткой. Профессионально.
– Встретимся? – в голосе неподдельное веселье. Пугает до чертиков.
– Не до тебя сейчас, Рам.
Руки опускаются, когда я слышу знакомый голос.
– Стас…
Резкое торможение. Паника, как купол, опускается на меня, закрывая все тело и лишая возможности дышать и мыслить.
– Где она?
Пытаюсь услышать через динамик еще хоть что-то, какую-то деталь. Бесполезно. Тишина, которая заряжает кровь болезненными разрядами. До сердца доходят и разрывают его.
– В кальянную приезжай. Обсудим все.
Глава 35. Саша
Ведет себя, как… настоящий мажор и прожигатель жизни.
– Давай поиграем, лисица?
Задыхаюсь. Нет кислорода.
– Во что? – хрипло спрашиваю.
Стас не отвечает.
Саша.
Рамиль заводит меня в какое-то полутемное помещение. Взгляд успевает зафиксировать несколько столиков, кучу кальянов в углу и бар. Но все выглядит пустынным и заброшенным.
Тревога назревает и скатывается, как снежный ком.
– Как тебе моя берлога? Брат владеет.
Каждый шаг по плитке вбивается в барабанные перепонки и раздражает острым, как мои шпильки, звуком.
– Хочешь? – указывает на кальян.
Часто-часто верчу головой. Язык проглотила.
– Зря. Вечер долгий. Могла бы расслабиться.
Из подсобки выходят два парня. Широкий разворот плеч и гора мускулов. Они сально скалятся, когда видят меня. Я же в вечернем платье, на высоких каблуках и с ярким макияжем.
– Твоя, Рам? – спрашивает один.
Его вопрос долетает до меня не сразу, а когда понимаю его смысл, отбрасывает волной страха.
Они смотрят, разглядывают, усмехаются, когда я дрожу и никак не получается этого скрыть.
Хочется попятиться, сделать расстояние между нашими телами максимальным, размером с земной шар. Но я уже уперлась спиной в стену. Отступать некуда.
– Будет моей. Порешаю только кое-что, кое с кем, – нагло подмигивает, останавливая течение крови по венам.
Рамиль надвигается на меня медленными шагами, а мне кажется, что все происходит очень быстро, словно парень – злодей из фильмов про супергероев.
Когда он достает телефон и начинает звонить, мое сердце уже бьется в горле. Я ведь знаю, кому он пытается дозвониться.
Дыхание сбивается, стоило услышать знакомый голос из громкого динамика.
Дрожь в теле усиливается, а грудная клетка сжимается в ожидании чего-то страшного и непоправимого.
– Стас, – шепчу, когда телефон оказывается у моих губ.
Рам не сводит с меня глаз. Шерстит ими, будто я не живой человек, а игрушка или забава. Его любопытство, как липкая масса, касается моей кожи и противно стягивает ее.
Глаза парня безумны. И все, что я могу делать – это молча соглашаться с ним и не провоцировать. Даже стараться не смотреть на Рамиля.
Придерживаться последнего сложно. Не хочется терять лицо и глупо стать покорной. Бунт внутри глушится с трудом.
– Красивая ты, Сашка, – довольно нежно произносит.
Ладонь ко мне тянет, касается щеки.
– Почему ты выбрала мажора? Он же… игрок. Циничный ублюдок. Перед ним под каток людей будут закапывать, а он мимо пройдет. А я не такой, с тобой бы не был таким.
Парень все трогает меня и трогает, ласкает через одежду, размазывая свои касания по мне. Я и слова не могу ему сказать, хотя все нутро яро противится.
– Он с тобой играл. Ты интересная игрушка, которой у мажора еще не было. Упрямая и влюбленная в него. Приласкает, оттолкнет. Снова приласкает.
Ладонь на моем животе вызывает приступ тошноты и выброс желчи в желудок. Все внутри чувствуется прокисшим месивом от его слов, запаха, близости его тела, постоянных касаний.
– Скажешь, ничего похожего не было?
Отворачиваюсь. Губы подрагивают от накрывающих чувств. Болючих, раздирающих, выводящих из ума.
Стас и правда таким был. Целовал, прогонял, на свидания приглашал, трахал, такси вызывал. Уходил и возвращался. А я ждала. И звала.
Как собака. Верная и доверчивая сука. Сильно влюбленная.
– Что, Саша, именно так все и было? – цыкает, по губам большим пальцем проводит, сдвигая их и оголяя нижний ряд зубов.
Моя помада отпечатывается на подушечке пальца, и он брезгливо вытирает его о мою щеку.
Когда рука ложится на грудь, задерживаю дыхание. Зажмуриваюсь, выпуская пару слез-предателей. Кожа тут же щипать начинает, а я чувствую всем телом его удовольствие от моей беспомощности.
– Сначала мы договорились на два месяца. Но Аверину показалось этого мало.
Рамиль все говорит и говорит. Каждое его слово к пропасти меня подталкивает. И зацепиться не за что.
Глупо верю этому уроду.
– Теперь ты моя. Положена по договору.
Рам отходит, и у меня наконец появляется воздух, чтобы дышать. Только больше не могу. И не хочу. Да и жить больше не хочу!
Меня силой усаживают между двух парней, пока Рамиль делает что-то с кальяном. В тишине все его движения как громовые раскаты. Дергаюсь от каждого, сквозь меня проходят как спицы.
Живот сводит спазмом, и я незаметно кладу руку вниз.
Подвел тебя твой папа, малыш.
Аверин входит как хозяин. Походка вольготная, ни капли не быстрая. Мажорская. Красивый в этом костюме и с бардаком на голове.
Сердце по привычке вздрагивает и замирает, вспорхнув над телом.
Стас придирчиво рассматривает зал. Уверена, был здесь не раз. Вот за этим столом, куда усадили меня, девок обсуждали. И меня, может быть.
– Ну и зачем ты своим звонком отвлекаешь? – обращается к Раму и раздраженно выдыхает.
Наши взгляды встречаются через несколько минут, как Аверин сюда вошел. Его глаза кажутся прозрачными, почти безразличными, хоть и темными.
Он медленно убивает меня своим взглядом. Не словами. Ими он вгоняет мне иголки в сердце.
От парней по обе стороны от меня пахнет одновременно вкусно и ужасно. Кальян с примесью мужского пота и моего страха.
Тошнота сильная, позывы все чаще.
– Я уже поведал нашей лисичке об игре. Ты же не против?
Сглатываю жгучую обиду и прикрываю веки. Глаза режет, когда я смотрю на Стаса.
Все правда. Все, о чем рассказал мне этот урод, – правда.
Аверин, получается, смог остаться настоящим подонком, о котором все так и говорили. Наивная Саша верила в другое. Верила в его честность и влюбленность.
– Ты за этим ее силой забрал? – без капли жалости говорит.
Внутри меня все трясется. Настоящее землетрясение.
– Конечно! И теперь она моя, – мерзко смеется.
– Против воли будешь удерживать? Напомнить, чем тебе это грозит?
Мажор расслабленной походкой идет к дивану и садится напротив нас, затем меняет насадку на кальяне и делает длинную затяжку. Безвкусный, сизый дым ударяет мне в лицо. Уплываю.
– Подстрахуешь. В конце концов, сколько я ждал?
Они оба нахально смеются.
– Да, Саша, Саша. Вот такие мы. Увидели девчонку, решили с ней поиграть. Я вообще тоже люблю игры, – от голоса Рамиля кровь останавливает свое движение. В венах пусто.
Чужая рука накрывает бедро. Она до невозможности горячая, но вызывает лишь слепое отторжение.
Спасения не жду. Мне никто не поможет. Надежда только на себя. Придется бороться.
– Поиграем вместе? – развязно спрашивает.
Рука идет вверх, накрывает грудь и сжимает, пока не начинаю морщиться от боли.
– Рамиль, не трогай ее!
Во всем помещении стоит духота. Морок. Густой непрозрачный туман.
Я боюсь посмотреть на Стаса. И в то же время хочу этого больше всего. Хочу увидеть в нем того, кто поможет. Хоть чуть-чуть. Последний раз.
Мне все же нужна эта чертова помощь!
– А что, мажор? Не хочешь смотреть, как буду с ней веселиться? Да брось.
– Ее отец – прокурор. Тебе крупно влетит, если с ней что-то случится.
Рам прищуривается. Бросает гневный взгляд то на меня, то на Аверина.
Тянет время.
– Просто дай ей уйти. Она напугана, вон как! А мы найдем тебе новую девчонку.
Тело тяжелым камнем ощущается и вниз тянет. Упасть хочу.
Секунда – и наши взгляды со Стасом встречаются снова.
Моя любовь гаснет. Ненависть стремительно рождается. Думала, нельзя так резко. Получается, можно.
Я была игрой. Жестокой. Развлечение для богатого мажора.
И где я в его глазах только влюбленность прочитала? Ослепла, видать.
– Да и потом, от скуки с ней умрешь, – добавляет на релаксе и снова кальяном затягивается с бурлящим звуком.
– Проверить хочу.
Рамиль хватает меня и с силой поднимает с дивана. Стремительно втягиваю воздух, словно это последний вдох. Парень уводит мое слабое тело из зала, а позади меня звуки борьбы слышу. И удары, мощные, какие-то убийственные.
Слабость связала меня по рукам и ногам. Даже шея не может выдержать тяжести головы. То ли в парах кальяна что-то было, то ли я от страха и стресса стала абсолютно безвольной и тряпичной. Самая настоящая кукла. Обмякла и точно падаю в черноту.
Глава 36. Стас
Походу, я здорово встрял с этой лисицей.
Стас.
Корчусь на полу от боли в затылке. Через простреливающее чувство в правом локте тянусь к голове и пальцами ощущаю теплую влагу – кровь.
Твою мать!
Самый подлый удар – в спину.
Не знаю, смог бы я справиться с двумя парнями весом явно не из моей категории. Да и они точно занимаются более агрессивным видом спорта. Боями без правил там.
Сознание восстанавливается с трудом. Голова тяжелая, а внутри будто булыжник вместо мозга.
Сердце исполосовано взглядом лисицы. Ей было больно. Больнее, чем мне сейчас. Сашин страх, застывший в глазах, иссушил вены за доли секунды и заставлял эти самые вены выдергивать из тела без капли анестезии.
Чувствую себя бесполезным и разбитым трупом.
Из рассеченной брови хлещет кровь. Она стекает по глазу, и я вижу все в красно-багряном свете. Легкие вынуты, дышать не получается совсем. Боль и ломота в теле, как при температуре больше сорока градусов.
Не могу понять, много ли прошло времени с отъезда Рама. Достаю телефон. Экран разбит в мелкую сетку.
Похуй.
Пальцем снимаю блокировку и открываю список вызовов.
Перед глазами расплывчатая масса, и глазные яблоки режет до тошноты.
«Отец» – зигзагами из-за трещин надпись горит.
Тахикардия жуткая, удары мощные, словно до сих пор бьют. Изнутри вырывается, противно ему в моем теле быть. Не заслужил иметь сердце. Ведь я бесчеловечный придурок.
– Пап, – через силу говорю.
Во рту сухость, на языке металлический привкус собственной крови.
– Мне помощь нужна.
Откидываюсь назад и снова бьюсь головой. Больно. Но говорить и просить помощи у отца еще больней.
– С тобой все в порядке, Стас? – обеспокоенно спрашивает, вызывая во мне тухлую ухмылку.
– Найди лисицу, пожалуйста.
Схлопнуться бы, сжаться, пока не исчезнешь в другое измерение. Чтобы изнутри разорвало к чертовой матери. Ведь она там, с ним, а я не смог ее защитить.
– Сашу. Белинскую. Она девушка моя.
Не знаю, почему решил именно его набрать. Надеялся на что-то. А услышав громкий смех отца в динамике, как к пропасти подошел.
– Ты где? Голос у тебя странный. Все в порядке?
Я далеко не в порядке, но это не связано с тем, что у меня разбита бровь, возможно сотрясение, и тело не подчиняется. Это вообще неважно, когда Сашка, моя лисица, в опасности.
С каждой секундой паника, как дождь, начинает капать на меня, промачивая всего насквозь.
– Адрес говори! – выкрикивает.
Неужели волнуется?
Называю по памяти адрес этой кальянной и сбрасываю вызов. Встать пробую. Голова кружится и тошнит сильнее. Сжимаю ладонью горло, чтобы сдержать рвотные позыва. В голову бьется поток крови, повышая давление до предельных значений.
Мне казалось, что Рама можно переубедить. В конце концов, за все время он должен был найти уже себе нормальную девчонку, чтобы отстать от моей лисицы. Всегда же так было!
Ненавижу, суку. И себя тоже.
Пока дохожу до машины, задевая все на своем пути, пробую дозвониться до Исаева. У него отец – адвокат. Он же сможет помочь? Связи, связи, мне нужно много связей, чтобы найти этого подонка.
Костян в шоке.
Отец заезжает на парковку со свистом, когда я собирался уже набирать Белинского. Мне нужна любая помощь.
Сжимаю телефон в руке, доламывая, когда встречаюсь взглядом с папой. Он в гневе. Осматривает ошарашенно и ни слова не говорит.
Отходит и перекатывается с пятки на носок. Его любимая поза, когда он что-то важное обдумывает.
У меня время сквозь пальцы бежит.
– Ты знаешь, кто это сделал?
– Неважно. Найди Сашу. Он увез ее, и надо срочно вытащить лисицу.
– Да мне плевать на нее! – кричит так громко, что в ушах ощущается влага из нового потока крови.
– Мне не плевать, пап.
Отворачиваюсь, чтобы не видеть его раздражения. Он смотрит с жалостью, да и я сам чувствую себя таким. Неспособным защитить свою девушку.
Я так ни разу и не сказал ей о своих чувствах. А их там много внутри, что, когда лисицы нет рядом, тону в них. Лишь Белинская знает, как управлять ими. Взглядом подчиняет, голосом, поцелуями.
Ее влюбленность лекарством оказалась. Из циничного подонка я в человека превратился. Обратный путь в ее глазах только очень коротким стал.Ненависть была такой же жгучей, как и страх, когда я последний раз смотрел на Сашу.
– Дурак! – выплевывает мерзко. – Сдалась тебе эта прокурорская дочь?
– Нужна мне. Я…
– Любишь ее? – с презрительным взглядом говорит и прочесывает языком зубы. Размышляет о чем-то.
А я готов унижаться перед ним и согласиться на все, лишь бы отец помог. В его власти найти Сашу за минуты. Связи, о которых все мечтают, находятся сейчас в руках моего отца. Один-два звонка, и я буду знать о месте нахождения своей лисицы.
Душу только продам. Отцу своему.
– Ты не можешь ее любить. Потому что такой же циничный урод, как и я. Мы не умеем любить, только пользоваться людьми в своих интересах. Или играть с ними ради развлечения.
Перебрасываю резко свой уставший взгляд с асфальта прямо на отца. Замираю, дышать прекращаю.
– Думал, не узнаю, что ты играл с ней?
– Я не играл… не играл… – твержу как заклинание. Убедить себя пытаюсь.
А по всему телу воспламеняющая жидкость из правды зажигается. Вместо костей встраивается, мышц, крови, жил – всё из гнусности состоит, вранья и предательства. Я противен сам себе.
– Ты как я, Стас. Прими это уже. Мы эгоисты и ими же остаемся. Любить нельзя. Это чувство для слабых и обездоленных. Мой сын не может таким быть. Он сильный и упертый.
Трясет за плечи. Тело ломается, как хрупкая ветка, а я не чувствую уже ничего.
– Может, она вообще сама с ним уехала, а? Ты плохо знаешь баб, сын. Они те еще суки.
Шум в голове нарастает. Прорывается гулкими ударами через виски, лоб и макушку. Я слышу, что говорит отец, но… не понимаю. Простые слова, обезличенные, лишенные смысла и внятности.
– Белинская бросила тебя. Как и твоя родная мать. Не любила. Ни одна, ни другая.
– Что?
Отец резко останавливает свою речь. Глаза расширились, осознав, что сказал лишнего. Сглатывает несколько раз, а у меня резервные силы открылись.
– Ты о чем?
Его упаднический вздох действует как разряд молнии, прошедший вдоль открытого позвоночника. Выпрямляюсь, напрочь забывая про боль во всем теле.
– Твоя мать бросила тебя, еще когда ты был ребенком. Полгода только исполнилось. Она не любила никого из нас. Кинула, как только представилась возможность. Сбежала. Ведь нас невозможно любить, Стас! Нельзя! Очнись уже… и поехали в больницу. Нужно, чтобы тебя осмотрели, – по-отечески кладет руку на плечо. А я смахиваю. Его правда хлеще моей. Закопала заживо.
Моя мать не любила меня. Бросила…
Уставился в одну точку, стараясь представить, как все было. Не получается, сердце уже никому не нужная правда разгрызла.
– Найди. Мне. Сашу, – чеканю сквозь зубы.
Отец меняется в лице. Нет больше ничего отеческого. Нет сострадания, понимания, любви… Ее вообще в моей жизни, получается, нет.
– Хорошо. С условием.
Усмехаюсь и заряжаюсь дьявольским смехом.
Наши глаза светятся яростью, и лишь у отца немного отголосок удовлетворения. Потому что я пойду на все его условия.– Я согласен, – уверенно отвечаю, но падаю, придавленный отцовским оскалом.
– Степан, добрый вечер. Пробей-ка мне срочно одну машину и все адреса парня, где он мог засветиться. Все данные сейчас пришлю. У тебя две минуты, – раздает приказы, пока я открываю пассажирскую дверь и заваливаюсь внутрь машины.