Валерий Петрович Большаков
Другие правила
Высокие борта то загораживали вид, то открывали его. Пологие песчаные холмы, неотличимые от них внешние скаты кратеров… Сажные глыбы, густо усеявшие неяркий оранжевый песок… Удивительно даже – из космоса краски такие насыщенные, а на поверхности все размывается…
Буря усиливалась. Плотные волны газа, шебурша пылью, ощутимо дули в борт. По пустыне мело, безугомонный ветер гнал туманные полосы, закручивал вихорьки, порой весь Марс терялся в пыльном шатании.
Антон стал готовить себя к подвигу. Жаждал вкусить героических будней. В воображении даже мелькнула картинка, исполненная строгого достоинства и скорби: «Награждается посмертно…» Фу-ты, чепуха какая! Он представил себя крадущимся вдоль коридоров Соацеры… Метко отстреливающимся от вражьих сил… А потом он подходит к Яэль – она стоит у окна, вот так, к нему спиной, – он обнимает ее… Антон вздохнул. Вечно у него одно на уме… Так, правильно, если они ходят, крутят… То Яэль, то Наташа, то эта… Инга. Вот и идет на ум…
Малая сила тяжести делала сносным сидение на твердом, и Антон задремал. Ему что-то даже приснилось. Танк тряхнуло, и он открыл глаза. Посмотрел на клевавшего носом соседа – марсианская заря расцветила Оскаров шлем в малиновые тона – и словно очнулся. Бежать надо, бежать! Надо. Но не сейчас. Слабость такая… Антон попробовал сжать пальцы в кулак, и у него ничего не получилось. Станнер совершенно лишил его сил. Что-то пихнуло его под правую руку. Антон посмотрел вбок, не поворачивая шлем. Это кочан фиолетки болтался – подпорку растрясло. Антон медленно подтянул под себя ногу и уперся подошвой в колодку.
«Подъезжаем». Над кабиной поднимался огромный прозрачный купол города-порта. Над головой проплыла воротная рама шлюза. Танк вкатился в грузовой тамбур.
– Пропустить! – скрипнуло в наушниках.
Антон сжал кулак, стал напрягать мышцы – возвращается сила… Теперь, если выпрыгнуть, не свалишься кулем. Проходило действие парализующего луча, и чувства тоже словно бы размораживались, оттаивали – и саднили душу. Страхом, отчаянием, безысходностью. Он безоружен, а вокруг пурпуры. Враги. И Локи волен сделать с ним что угодно – превратить в исполнителя или, того хуже, сделать своим агентом и вернуть к добровольцам. Чтобы предавать ребят, Жилина, всех подряд. Подрывать ополчение изнутри. Вот где страх!
Пронзительно шипя, раздвинулись ворота шлюза. Песчаный танк заворчал двигателем, лязгнул и выкатился на Главную улицу. Борта мешали, открывая жилые блоки лишь со вторых этажей, но кое-что было видно – полосы копоти на стенах и звездообразные черные сквозины прямых попаданий, занавеска, свисающая из распахнутого иллюминатора… Мертвый город.
Танк свернул на Окружную, влез на Южный Вал, и Антон решил: «Пора!» Пяткой отодвинув колодку, он подтянул ногу. Транспортер одолел перекресток и стал спускаться. Тяжелый кочан, продавливаясь, как спущенный мяч, бесшумно покатился и подмял под себя пурпура-исполнителя, придавив тому ноги. Пурпур дернулся, и массивная Капустина затрепыхалась, но дожидаться, когда заработает система мышечных усилений БК, Антон не стал. Ощущая разбитость в теле и онемение, стажер ухватился за борт и перебросил себя в синие кусты. Будто на вилы. Тут же, как огромное мягкое ядро, прошелестел кочан и грохнулся в заросли, лопаясь и хрустя сочной мякотью. Разъяренный исполнитель выпрыгнул из кузова, поджимая ноги и стреляя по кустам. Он взлетел выше кабины, но соскочил по ту сторону танка и с треском заворочался в синей поросли. Видимо, Оскар тоже чесанул. «Удачи», – подумал Антон и понесся, пригибаясь и петляя меж бугристых стержней марсианского саксаула, выдирая ноги из проволочных клубков синей травы. Лязг и взревывание танка стихло, треск кустов и хлопки выстрелов за дорогой отдалились настолько, что казались уже неопасными. Антон вздохнул. Он остался совсем один.
Глава 29
Антон осторожно выглянул из кустов. Дальше была утоптанная тропинка, посыпанная крупным песком. Стажер вышел, постоянно оглядываясь, прислушался и поспешил обратно в заросли – приближалась тележка грузового кибера. Она вывернула из переулка и медленно проехала мимо. Тележка везла трупы. Мужчины, один – почти мальчик, две или три женщины были уложены аккуратным штабелем. Три пары многосуставчатых манипуляторов цепко придерживали страшный груз.
Антон стоял на карачках, прячась среди синих колючих стволов, и смотрел. Мертвые тела не пугали – они отталкивали. Смерть всегда безобразна и отвратительна, ее не должно быть вообще! Вот эта молодая женщина, положенная сверху, уже никогда не изменит удивленного выражения на лице, никогда уже не засмеется, не скажет «люблю», не прошепчет «да…», не войдет, уставшая после смены, в свой жилой модуль и не усядется на диванчик – развеяться перед СВ или поболтать по видео с подругой – на месте ее левой груди зияет обугленная дыра десятисантиметрового диаметра. А мужчину, уложенного рядом, с давно не стриженной головой, безжизненно болтающейся на вытянутой шее, уже ни разу в жизни не посетят эротические фантазии о девушке, снимающей школьную форму, ему не играть свадьбу и не отделывать яркой биопластмассой стены детской – его жизнь кончилась. Этот мир ему не дали досмотреть даже до середины и поставили жирную точку в нетолстой книге бытия. Вот он, этот знак препинания – черная, запекшаяся язвина между глаз, проделанная лазером…
Антон коротко вздохнул. Одно хорошо– в нем умерли сомнения. И вызрела некая дрожащая освобожденность от табу. Ну как можно применять правила совести и понятия научной морали к пурпурам? Они же не люди! Нелюди. Вряд ли он сумеет убить пурпурного недочеловека, но если это все же случится, ему не долго придется мучиться и переживать – на месте заповеди «Не проливай крови пурпуров» чернеет обугленная дыра…
Маленькая круглая голова грузового кибера безостановочно вертелась, высматривая мертвяков. На повороте тележка, как порядочная, помигала оранжевым сигналом и скрылась за углом изгороди, сложенной из кусков туфа. Антон даже позавидовал машине – никаких тебе проблем! Знай, колеси, выполняй программу да подзаряжайся изредка. А тут…
Надо бы созвониться с «нашими», но каким образом? На экранчике радиофона весь день одно и то же: «Профилактические работы… профилактические работы…» Стажер задумался. Что-то там Йенсен говорил про транспортер до «дэтушки»… Он-де с шахтами связан. Попробовать до него добраться? Опасно… Подземка вся блокирована. А что тогда делать? Может, Оскара поискать? Вдвоем проще. Только где его сейчас найдешь… Н-да.
Ближайший вход в подземку был в зоне коттеджей, за Южным Валом. Поднимаясь по ступенькам, Антон порадовался за строителей города-порта, не разравнявших этот кратерный вал, близ которого стояла старая станция «Большой Сырт», а сохранивших рельеф, окультурив его и приспособив для нужд Базы. А то раскатают все под ноль, и никакой разности… Ловко человек устроен, подумал Антон. Не зацикливается на негативе. Не волнуют уже его умертвия, ландшафтный дизайн его волнует. Ну и ладно. Что ж ему теперь, с утра до вечера Вальхаллу воспоминать?..
За Валом, утопая в пышных кустах колючки, стояли одноэтажные литопластовые домики с круглыми окнами и полупрозрачными крышами. На Планете такие крыши прилаживали как посадочные площадки, а на Марсе, надо полагать, просто вторили привычным очертаниям. Райское местечко.
Пригибаясь и оглядываясь, стараясь ступать без шума, Антон двинулся по утоптанной тропинке, огибающей неподвижную, словно сваренную из металлопроката поросль саксаула. Кустарник до половины скрывал большие, темные окна одноэтажного домика. Антон пригнулся еще ниже, став в позу гориллы. Тропинка вывела его на довольно широкую песчаную дорожку. Вправо и влево уходили чистые кремовые стены домов. Антон присел у решетчатого заборчика и обшарил глазами всю улочку. Калитки пораспахнуты, одна вовсе сломана, на одном суставе висит, рядом коляска детская валяется, на одеяльце – громадного размера след бронесапога. Бумаги какие-то разбросаны, растрепанная книга, махровый халат, вывернутый наизнанку… Нет, люди так не уходят. Так их уводят.
Послышались гулкие шаги. Над живой изгородью показался великан в боевом скафандре, черном как антрацит, за ним еще один.
– Стой! – заревел механический голос. – Стрелять буду!
В этот момент Антон не думал. Вообще. Гонимый инстинктом он перепорхнул через забор и помчался не разбирая дороги. Со спины ударил тонкий фиолетовый луч, пережигая синие ветки. Топота Антон не слышал – гул крови глушил звуки. На губах чувствовался металлический привкус опасности Антон с разбегу перемахнул низенькую изгородь. Шарахнулся от черной фигуры в кустах – это была статуя – и понесся мимо беседки, мимо глухой стены дома, заскакал по клумбам. Сдвоенный баллон бил по копчику, откинутый шлем колотил по баллону. Вз-зт! – ширкнул лиловый луч, напоролся на угол стены и устроил дождик из слезок расплавленного литопласта. Антон пал на карачки и шмыгнул в будку для киберсадовника. Вз-зт! Вз-зт! Линии тончайшего чудовищного огня вспороли энергопристройку – яркая, точно магниевая вспышка высветила весь крошечный садик. Оба боевика, отталкиваясь и подлетая метра на три-четыре, пронеслись гигантскими скачками.
Антон сидел в будке, боясь дышать. Его пошатывало от толчков вспугнутого сердца, в крови кипел адреналин. Потом пульс пришел в норму и прокрался стыд. Так позорно драпать… А что было делать? Сдаваться?
Антон долго сидел в будке, прислушиваясь к возвращенной тишине, пока наконец не решился вылезти. По-индейски, на пальцах рук и ног, он прополз к передней прозрачной стене дома. Зеркальная, как спектролит, она была раздвинута на полметра. Рядом, отражаясь в стене, валялся изумрудно-зеленый киберсадовник, продырявленный лучом лазера. Антон осторожно приблизил ладонь, потрогал оплавленную кромку, Холодная. Значит, с утра еще лежит.
В комнате за стеной Антон поднялся с пола и отряхнул руки. Было жарко, даже спина вспотела. Он пощупал терморегулятор. Вот же дурак! Так и не выключил!
Шепотом ругаясь, Антон снял баллон, расстегнул аккумуляторный пояс. Медленно положил все на пол. Было удивительно чувствовать себя единственным жителем на всей улице. Антон осмотрелся. Интересно, кто тут жил? Кресло-качалка с пледом, стопа печатных книг, компьютер «Росинтель» – левый из экранов разбит. Рисунки карандашом – вид с Арсии, рядом что-то «под Шишкина» – озеро, камыши сосны… Тихий коттенжик был стандартным, на три комнаты. Угол ванной занимал керамический куб и во много раз сложенные эффекторы – все, что осталось от механозародыша, развившегося в этот дом. На самом длинном эффекторе сохло полотенце.
Крадучись, Антон прошел в столовую. Увидев окно Линии Доставки, он понял, что хочет есть. Зверски. Сглотнув, Антон набрал шифр на клавишной панели и стал ждать. Ничего. Заказ не исполнялся. Сильно разочарованный стажер порылся в письменном столе хозяина дома (или хозяйки), заглянул в стенной шкаф, но нигде не нашел ни шоколадки, ни сухарика. Внезапно над окном доставки вспыхнул зеленый сигнал. Не веря своему счастью, Антон отодвинул крышку и взял поднос с тарелками. Пельмени! С юшкой! Горячие! Картофель пайль с бефстроганоф – ну, это он уже из жадности… Пирог с маком – толстым слоем мака! – и крепкий чай. Что еще нужно для полного счастья?! Раздавить пурпурную гадину… Ничего, даванем еще.
Подкрепившись, Антон сходил в туалет и решил переодеться – для конспирации. Было бы только во что… В шкафу рядом с ванной нашелся комбинезон подходящего размера, еще ни разу не надеванный. Антон разделся и влез в мягкий распах комбеза, затянул шов. Большеват… Зато не жмет. Нацепив баллон и оставив шлем болтаться на патрубке, Антон на носочках вышел во двор… К нему шагнули два гиганта в бронескафандрах. «Ой, дурак… – подумал Антон, оплывая страхом. – Зачем же я заказ делал…»
Не говоря ни слова, один из боевиков вскинул ручной лазер и ударил Антона прикладом в лицо. Мир вспыхнул и потух.
…Первое, что Антон ощутил, придя в сознание, была тряска. Тряска и рывки. Опять как тогда на танке. Сколько можно?.. Тело качалось и подпрыгивало, и всякий раз больно перетягивало полный живот. Антон открыл глаза и увидел несущийся на него песок дорожки. Он падает! Антон вытянул руки, пальцы загребли песок, и его вздернуло – пояс обручем врезался в живот. Падение! Рядом с головой, задев ухо, промахнула черная суставчатая колонна. Рывок! О господи, его несут, как кошелку, схватив за пояс! Пурпур тащит, в бронескафандре, это его нога промахивает… Антон затрепыхался, и боевик сделал остановку.
– Я… – прохрипел Антон. – Сам…
Пурпур разжал руку, и стажер упал лицом в песок. Толчком разошлась боль из опухшей щеки. Антон подобрал ноги и поднялся. Окружающее поплыло, но он устоял.
– Вперед, – включилась внешняя акустика бронескафандра. – Шаг в сторону – отрежу ноги.
Пурпур не угрожал, он просто сообщал. И Антон верил: как исполнитель сказал, так он и сделает. Шатаясь, стажер пошел, куда было сказано. Сбоку появился второй пурпур, тоже в БК, на шлеме у него было написано «Блайн».
– Проверь крыши, – приказал первый, тащивший Антона, с надписью «Бехоев» над смотровой щелью.
Блайн взял короткий разбег и запрыгнул на крышу коттеджа, отделанного натурированной органикой «под сруб». Пурпур прошелся по крыше, оглядел соседние и спрыгнул вниз. Его бронированные ноги-тумбы ушли в мягкий газон выше щиколотки. Антон загляделся, и от тычка в спину закинулась голова. Спотыкаясь, он побрел дальше. Ему было так паршиво, что грубость не всколыхнула ни злости, ни возмущения, ни даже страха. Говорят, когда лев нападает на человека, тот не чувствует боли, настолько цепенеет от шока. Лев волокет тебя за ногу, а ты даже не сопротивляешься… Так и он. Агент 007… Живи и дай умереть. Смотреть тошно…
Впереди улочку перегородил краулер. Блайн ухватился за круговой бампер и сволок машину с дороги. Затрещали кусты, танкетка перевернулась вверх гусеницами и закачалась на упругих стволиках колючки.
Они вышли на маленькую площадь. Полукругом ее обступали коттеджи, а с другой стороны просвечивал павильон подземки. Рядышком, присев на ограду из бэушных пластиковых труб, сидел пурпур в боекостюме, с лучеметом на коленях, и благодушествовал.
– Вниз, – скомандовал Бехоев.
Как прикажете… Антон зашагал вниз по остановленному эскалатору. По мере спуска цилиндрический туннель постепенно расширялся, переходя в обширный зал с параболическими сводами. Пурпуры топали сзади и переговаривались вслух:
– Ты эту их «капустовку» пробовал? Нормально хоть?
– На джин чем-то похоже. Или на коньяк. Греет. И запах уматный.
– Надо будет попробовать… Как думаешь, к обеду сгуртуем?
– Да должны… Тыщ девять уже есть, хватит. Буду я бегать за каждым…
Антона вывели на остановку и придержали. В обе стороны уходил магистральный туннель. Он кольцом соединял «Большой Сырт», «Соацеру» и техкупол. До «Теплого Сырта» и «Азоры» тянули радиальную линию, а конвейер, проложенный к ДТ-комбинату, стоял законсервированным.
Антон уже пришел в себя (голова болела, но терпеть можно) и прикидывал свои шансы. Шансы были незавидны. Живой – и на том спасибо. Могли бы на месте в расход пустить…
Подошла самоходная платформа, грязноватая, с прозрачными обтекателями и жесткими сиденьями в пять рядов. На них вповалку лежали и сидели нахохлившиеся первопоселенцы, сутулые, жалкие, озябшие на сквозняке, некрасивые, неловкие, угловатые, засунувшие руки глубоко в карманы мятых серых комбинезонов, избитые и молчаливые. Гурт. На передке платформы, привалясь к блоку силового контроля под чехлом и свесив ноги на бампер, сидел пурпур в легком боекостюме.
– Еще один? – крикнул он.
– На тебе, до кучи, – сказал Блайн и дал Антону слабого пинка. Антон ударился коленями о подножку и упал в проход. Подобрал ноги, нащупал сиденье и уселся. На «ногоприкладство» он не обиделся – кто он такой, чтобы обижаться?..
«И это – Марс?! – думал он, поводя глазами по спинкам сидений. – Первопоселенцы! Красивый город-колония! Чужесветный плацдарм!» К горлу подкатило тяжкое раздражение. Как бараны… Их в загон – они идут. Их гуртуют – они терпят. А бить не будут, еще и спасибо скажут! А сам-то? Да и чего он, собственно, хотел? Это ему в детстве мечталось – продвинуть трансмантийную инженерию, построить с помощью «монтажных вулканов» громадный остров и заселить его исключительно хорошими людьми. Смелыми, гордыми, веселыми, знающими, умелыми, честными. А где их взять, хороших? И что это вообще такое – хороший человек? Талантливый администратор или прекрасный производственник – хорошие? На работе – вполне. А если администратор после работы напивается и бьет свою жену? А производственник – великий охотник до маленьких девочек? Как их тогда назвать? На что глаза закрыть – на «отдельные недостатки» или на успехи и достижения? Учителя хороши? Так это смотря кто… И как разобрать, что важнее для преподавателя – проверять тест-программы или расписываться за аванс и получку? Нет, прав был тот мудрец из Азии – «мы все обычные люди», не обязательно хорошие и не обязательно плохие, а так, серединка на половинку…
Платформа с воем разогналась и понеслась. Даже теперь, с кровоподтеком на пол-лица, Антон не растерял обычного любопытства. Глазел. Туннель закруглялся подковой, уводил цепочку светилен вверху за поворот. Ближняя однообразно белая стена была кое-где расписана в манере соцреализма: могучие космонавты и колонисты с несуразно маленькими, словно засушенными головами на монументальных шеях ширили размах, вносили вклад и звали к свершениям. А между талантливо изображенной Аэлитой и серой раскорякой «Хиуса» грубо врывалась реальность: на двери с табличкой «Противометеоритное убежище» были намалеваны пурпурный серп и молот. Антон отвернулся.
По противоположной стене тянулись коммуникации – пучки волноводов и кабелей, разноцветные трубы, коробчатая потерна Линии Доставки. Потом взгляд зацепил страшную картинку. Иллюстрацию на тему дня – на чистой стене красным по белому было выведено неровными буквами: «Пурпуры – казлы». Автор фосфоресцирующего граффити ответил за «казлов» – он лежал на узком тротуаре, под своим творением, в луже крови. Это был прыщавый подросток в голубеньком комбинезончике. Над ним стоял пурпур в броне и давал прикурить соратнику в «аргироаспиде». Лицевые щитки у обоих были откинуты – сытые, довольные рожи… За три дня не обгадишь, как Гирин однажды выразился. По тротуару пронеслись белые роботы медслужбы и один оранжевый киберстроитель – затирать нелояльщину.
– Сиди! – прошипели за спиной.
Антон оглянулся. Шипел маленький, сухонький мужичок.
– Куда ты пойдешь?! – шептал он с надрывом. Громадный парень с копной спутанных черных волос, с заросшим кудлатой бородой лицом и кустистыми бровями, злобно ответил, что знает куда и сам найдет туда дорогу.
– Сиди и не рыпайся! – увещевал мужичок. – Герой выискался!
– Р-разговорчики! – рявкнули спереди. И стало тихо. Платформа сбавила ход и подкатила к остановке. На щите,
висящем у выхода в город, значилось: «Соацера. Зеленый сектор. Переход к Старой башне». Двое пурпуров окружили платформу.
– Слазь!
Заложников построили и повели. Сначала по эскалатору, потом по длинному, узкому переходу, выложенному зеленой плиткой. Это был один из коридоров, деливших на секторы здание подземного дисковидного склада. Четверка пурпуров быстро рассортировала «гурт», разбила, как длинную молекулу на нуклеотиды, и развела по разным отсекам. В том, куда попал Антон, было пусто, если не считать за обстановку двух пурпуров, одного в черном, другого в белом, исполнителя и вершителя. Вершитель, тощий, длинный и нескладный, сидел на корточках у стены и курил, воняя синтетическим табаком, а исполнитель, полный, с пышными черными усами и очень короткой шеей, занимался учетом или, если продолжать тему скотоводства, ставил клейма.
– Фамилия? – спрашивал он скучным голосом.
Первый в очереди, коренастый, краснолицый первопоселенец, процедил:
– Рожков Виктор Афанасьевич.
Пурпур в белом, сидевший у стены, ранее безучастно глядевший на экран компьютера, лениво проговорил, растягивая слова:
– Еще раз вякнешь сквозь зубы – выбью.
И затянулся трещащей сигареткой.
– Адрес? – по-прежнему скучно спросил полный.
– «Большой Сырт», – пробормотал колонист, – улица Высокая, блок два, модуль двадцать пять…
Полный покопался в столе, достал паспорт-браслет и протянул Рожкову.
– Тут излучатель индекса, – пояснил он. – Носить не снимая, под страхом уничтожения. Адрес временного размещения – на браслете. Модуль не покидать, с соседями не общаться. Снабжение по классу Д8. За хорошую работу и примерное поведение класс повышается на разряд, за услуги Лиге – на десять разрядов, то есть на класс. Следующий…
Когда очередь дошла до Антона, в дверь ввалился пурпур в белой легкой броне, но без шлема. Лицо его показалось Антону знакомым – бледное, остроносое, глазки белесые… Вожжеватов! Ах ты, душепродавец! Колонка пятая!
У бледнолицего вершителя тоже мелькнуло узнавание.
– Антон! – воскликнул он. – А я смотрю – то ли ты, то ли не ты!
Васька Вожжеватов… Он летел с ними на «Боре», в девятой каюте. Вместе с Гошей Черняком и Левой Соловейчиком. Ну вот как это, а?! Гоша и Лева оба в ополчении, а Вася… Продался, гад! Ведь не исполнителем же заделался, в вершители выбился! Значит, никто ему ничего не подсаживал, он сам, по своей воле предал своих! И Толика застрелил… Ну и кто он после этого?!
Антон изобразил радость и протянул руку. Вася с размаху впечатал в нее свою пятерню.
– Фамилия твоя как? – оторвался от терминала полный исполнитель.
– Этого я на время забираю, – заявил Вожжеватов, хлопая Антона по плечу.
– Да хоть насовсем, – равнодушно сказал полный. – Следующий!
Вожжеватов вывел Антона в коридор.
– А ты как в БГ попал? – спросил стажер. – Я думал, они только неработающих к себе берут…
Вожжеватов усмехнулся.
– Я уже третий год в Лиге. Видишь? – Он щелкнул по нарисованным на спецкостюме нашивкам. – Седьмой разряд! И я в нем Двадцать первый! И не в БГ, а в ПГ я.
– ПГ?
– Производственная Группа! Слушай, давай тоже к нам?! Все не одному!
Антон обрадовался и перепугался одновременно: неужели удастся внедриться?! И будет он в тылу врага… Боец невидимого фронта.
– А возьмут? – спросил он с сомнением. Сердце колотилось, и что-то внутри сжималось от страха.
– Возьмут! – с жаром уверил его Ваня. – Я тебя по блату устрою!
– Классно! – нашел Антон подходящее выражение. – Тут все такие крутые!
Из отсека напротив вывалился как раз такой – зашкал крутизны – огромный, краснощекий, белозубый. Он волочил за ноги длинноволосого первопоселенца с серьгой в ухе. На поселенце не было живого места, а слипшийся «хвост», как кистью, мазал пол красным.
– Да не туда! – выглянул из дверей Мирон Сартаков. – В утилизатор!
– Сейчас я… – пропыхтел краснощекий, переваливая тело в лоток камеры отходов. – Свинья! Измазал только всего…
Утилизатор сыто заурчал, хищно подмигивая красным глазком. «Крутые… – вспомнил Антон. – Вас бы самих так! Всмятку!»
– У Мирона лапа железная, – по-своему понял Вожжеватов гримасу на лице Антона. – Даже нашего вершителя школит!
– Какого вашего?
– Господина Гереро, – уточнил Вася и похвалился: – Я с ним «вась-вась»! Пошли, он как раз сейчас обедает! Он, когда выпьет, добрый становится!
Вместе они поднялись наверх и вышли в Верхнем парке Соацеры. Парк был разбит на юру, и росли в нем удивительные деревья – одни стволы, без ветвей, без сучьев, то прямые, как столбы, то дугой до грунта загнутые. И густо-густо опушенные лазоревыми нитями листьев. «На ветру, – подумал Антон, – эти „волосы“ будут шелестеть тихонько-тихонько, как сотня распускаемых кос…»
С вершины холма открывался вид на Соацеру, очерченную по кругу прозрачным куполом. Местность была и осталась холмоватой, увалистой, но не такой засеянной и застроенной, как в «Большом Сырте». Вся северная часть купольного города представляла собой гряду рыжих дюн, проутюженных поперек узкой дорогой к единственному строению на этой пустынной окраине – белым яйчатым куполам и кубам завода стройматериалов. От самого парка вилась дорога на плоское поднятие, где стоял дом-город на двадцать тысяч жителей – ярусы белых куполов, крутых или пологих, башен с круглым верхом и галерей-переходов между ними. Все это выглядело огромным, объемистым, даже коридоры-переходники были широкими, как улицы, только затянутыми в трубы.
– А кто из них главнее? – решился спросить Антон. – Мирон или Гереро?
Вожжеватов оглянулся и сказал, понизив голос:
– Локи! Он самый главный. Как бы тебе объяснить… Ну, шеф как бы хозяин, а они как бы его слуги. Его даже Тхакур боялся!
– Ничего себе…
– Да, братан, такой он. Шеф… как это Гереро говорил… психократ. Во!
– Ух ты… – неуверенно сказал Антон. – То есть он нами управлять может?
– Аж шум будет стоять! – подхватил Вася. Он оглянулся, но редкая колонна заложников, подгоняемая боевиками, брела вдалеке, направляясь к главному входу, а за редкими синими кустиками, высаженными вдоль дорожки, не спрячешься. Да если бы даже и было кому подслушивать, Вожжеватов все равно выложил бы переполнявшие его совсекретные сведения. Что ему за интерес и какое удовольствие знать и не похвалиться, не предстать человеком, облеченным доверием вышестоящих?! Болтун – находка для шпиона…
– Локи вообще новый вид, – спешил поделиться Вася. – Хомо супер! Прикинь? Никто толком не знает, как и что, но родился Локи в секретном институте, где-то в Ютландии, а когда вырос, взял и ушел оттуда! Заставил всех этих мэнээсов служить себе! Прикинь? Росту он маленького…
– Как Гитлер, – ляпнул Антон.
– Точно, – хихикнул Вася и строго сказал: – Ты базар-то фильтруй!
Антон дурашливо откозырял, и Вожжеватов заулыбался с прежним энтузиазмом.
– Да все великие габаритами не блещут, – продолжал он болтать, – что Гитлер, что Сталин, что Мбуви, что этот… как его… ну, торт еще такой есть…
– Наполеон, – подсказал Антон.
– Во-во! Зато голова у Локи… Большая, лысая вся, и глаза… ужас, что за глаза! И еще он импотент. Ну, вообще никакого там секса с либидо! Прикинь? Мы-то только и думаем об этом, а у шефа – как отрезано! Это ж какие мечты у такого – без пола, без похоти! Вот чего он хочет? Нам этого не понять!
– А ты сам-то его видел?
– Да мы его каждый день видим! По СВ. А вчера вообще! Захожу в штаб, слышу – Локи приказ отдает по видеофону. Голос у него такой, на женский похож, только холодный, ледяной просто – меня аж в дрожь бросило! Что интересно, экран выключенный был, не видно шефа, а Мирон навытяжку стоял! Прикинь?!
По лестнице они поднялись к большим воротам дома-города и прошли в коридор Гагарина. Такое ощущение, подумал Антон, что идем внутри фюзеляжа огромного самолета. Круглые иллюминаторы в стенах лишь усиливали это впечатление.
Стажер прислушался к себе. Интересно… Страх покинул его, организм словно устал бояться. Не отпускало какое-то нервическое напряжение, но в том неопределенность виновата – что ему светит, он даже не догадывался. Побудешь тут спокойным…
Коридор Гагарина выводил в вестибюль Циолковского – своеобразную городскую площадь, занявшую весь низ Северной башни. К высокому потолку были подвешены решетчатые щиты стереосинерамного демонстратора, и представлялось, что крыши и вовсе нет – над головой проносились багровые облака, сталкиваясь с тяжелыми, свинцового цвета тучами, и сбивались в бурую мешанину. По периферии зала, между входами на эскалаторы и шахтами лифтов, теснились «объекты соцкультбыта» – пункты связи, парикмахерские-автоматы, туалеты-автоматы, буфеты-автоматы…
У открытой веранды кафе Вася с Антоном остановились. Половина столиков была занята исполнителями и вершителями. Лучеметы небрежно висели на спинках стульев, позы небрежны – оккупанты в захваченном «нас. пункте». Пурпуры пили, ели, гоготали, «базарили», ругались и даже пели. «Вив ла мор, вив ла гер! Вив ле сакре мерсенер!» – голосили в углу веранды, стуча кружками в такт. «Die Fahne hoch, die Reihen fest geschlossen, – ревели их соседи, – S.A. marschiert mit ruhig festem Schritt!» Ну, правильно… Что же им еще петь?
– Ага! – сказал Вася довольно. – Он здесь! Пошли!
Они пошли. Кафе в рекордные сроки заплевывалось, зашаркивалось, забрасывалось окурками, оборачиваясь таверной с Тортуги или салуном в Абилине образца 1867 года, паршивой забегаловкой, куда благовоспитанным девицам вход заказан, а мужчины должны хорошо подумать, прежде чем посетить подобное заведение.
Вася Вожжеватов провел Антона к столику, за которым сидел Фелиппе Гереро. Белый комбинезон экс-директору шел и сидел хорошо. Мягкий обтягивающий воротничок скрывал цыплячью шею, а острые черты сухого лица приобретали даже некую породистость.
Вожжеватов щелкнул каблуками и обратился по-уставному:
– Вершитель третьего разряда Восемь! Разрешите представить Антона… м-м… (Антон хотел уже подсказать, но Василий и сам справился) Родина! Образования не имеет, постоянной работы – тоже! Но в киберах разбирается. Предан пурпурной идее! – отчеканил Вожжеватов (Гереро поморщился), – и желает послужить нашему делу!
Гереро перевел взгляд на Родина. Антон изучал лицо вершителя 3-8, или как его там… Слезящиеся старческие глаза с красными прожилками, набухшие вены на лбу, несбритая седая щетинка на щеке… Дед как дед. Не слишком старый – бывший директор моложе Йенсена лет на пятьдесят, но тот прыгает козлом, а этот выглядит старпером. Вахтером на пенсии, потерявшимся в этой жизни и прихваченным маразмом. Внукам его можно только посочувствовать. Хотя вряд ли они у него имеются, внуки…
– Ручаешься, Двадцать первый? – спросил Гереро, жуя окурок.
– Корефан мой! – Вася хлопнул Антона по плечу, и тот аж присел. Пластиковая броня только так называется – легкая. По-настоящему в ней пуд весу да еще мускульные усиления.
– С какими киберами вы имели дело, юноша? – Гереро говорил, глядя в стол, казенным голосом клерка из отдела кадров.
– Работал с СКС, – сказал Антон, – с домашними, с грузовыми…
– Эксплуатация?
– И ремонт. Профилактику делал, диагностику, настройку…
Гереро остановил его движением руки и крикнул в сторону:
– Тринадцатый!
Подлетел усатенький адьютантик в черном и блестящем, вытянулся во фрунт.
– Сбегай принеси пульт.
Тринадцатый сбегал и принес переносной пульт для связи с информаторием. Гереро вытащил квадратную карточку и сунул ее в прорезь, послал запрос. Вася весело подмигнул Антону. Тот с трудом улыбнулся. Он и до этого шел по лезвию бритвы, а сейчас закачался в неустойчивом равновесии…
– Антон Малкович… – прочел Гереро. – Код… Номер…
