Высокий мужик в каком-то дурацком маскарадном костюме промелькнул так быстро, что Антон едва смог рассмотреть его. То ли в джедая вырядился, то ли в киборга – весь в каких-то латах из чешуй-сегментов, а на голове шлем, как у Дарта Вейдера.
Увидеть такое чучело в глухом лесу было настолько дико и несообразно, что просто оторопь брала.
Антон как раз хлебнул квасу и от неожиданности чуть не подавился. Кашляя и бранясь, он глянул на заросли.
Почудилось ему, что ли? Да нет, куда там. Вон и следы поперек тропы.
– Что за… – начал Антон и оборвал «дозволенные речи» – зазвонил сотовый. – Где?..
Он был налегке – в трусах и тельняшке, а телефон пиликал в куртке, сброшенной на траву по случаю жаркой погоды.
Выцарапав из кармана верную «Нокиа», Антон глянул на экран – звонил Сулима.
– Товарищ капитан? У меня тут…
– Ломов! – нервно перебил его Сулима. – Можешь подъехать? Ранили меня!
– Кто?!
Капитан засопел.
– Не знаю, лейтенант! – сказал он раздраженно. – Блин… Чужие какие-то! В скафандрах…
Ломов похолодел. Сулима был не из тех, кому мерещится. Здравый смысл заскулил, заметался…
О! А может, это реконструкторы чего затеяли? Или секретные учения? Какой-нибудь… этот… боекостюм испытывают?
– Вы где, товарищ капитан? – спросил Антон на бегу, машинально поправляя берет.
– У озера, где лодка затопленная!
– Еду!
Вскочив на сиденье видавшего виды «уазика», Ломов завел мотор и выжал газ. Гальмуя и подкидывая задком, машинка помчалась по заброшенной лесовозной дороге.
– Порыба-ачили! – брюзжал Антон, крутя баранку. – Отдохну-ули!
В это время донесся гулкий выстрел, сразу за ним другой.
– Ах ты…
Ломов выжал педаль, и двигатель протестующе взвыл. Неожиданно из зарослей показался давешний «джедай». Повернув голову к Антону, он вдруг очень быстро зашагал, ноги его замелькали, будто в ускоренной съемке, а силуэт размазался, пошел бликами, делаясь прозрачным. Было похоже, что ветром через дорогу перенесло большой кусок целлофана – все через него видно, только размыто, искажено, засвечено.
«Джедай» сквозанул перед самым «уазиком». Ломов и не подумал снизить скорость, только зубы сжал. А вот и озеро…
Офигеть!
Лейтенант ударил по тормозам.
Озеро было небольшим, со всех сторон окаймленным елями. Вдоль берега врастали в землю валуны, об их покатые бока шлепала мелкая волнишка, шуршали камыши, из воды выглядывал нос старой, затопленной лодки. Песок у самого берега был изрыт, брошенная удочка дергалась как живая – клевало, рядом валялась погнутая, изломанная «Сайга», а напротив…
А напротив, просто так вися в воздухе, пласталась самая настоящая «летающая тарелка» – двояковыпуклый диск метров… Ну, здоровая фура точно в его тени укроется. Даже две впишутся. Возле «тарелки» суетилась парочка в «зеркально-прозрачном» камуфляже, затаскивая в люк капитана Сулиму – босого, в одних форменных штанах, зато в кепке с кокардой.
Капитан был без движения и находился в чем-то вроде прозрачного кокона.
– А ну, стой! – заревел Антон, выхватывая отцовский «ТТ» из бардачка.
Выпрыгнув из машины, он сделал три огромных скачка, на четвертом зацепился за корень, выступавший из песка, и полетел кувырком. Переворачиваясь, Ломов вскинул «тэтэшник» и дважды выстрелил по «джедаям». Целился он в ноги, а то вдруг свои?
Первая пуля угодила в круглый коленный шарнир и с визгом рикошетировала, зато вторая впилась в рифленый набедренник – убойная сила развернула неизвестного.
И тогда «проявился» третий. Наверное, тот самый, что перебежал дорогу «уазику» – смутные очертания фигуры, преломлявшие воздух, вдруг обрели плоть. Рука в броне вскинула непонятное оружие, вроде пистолета с толстым стволом и игольчатым дулом – в Антона прыснул бледный голубоватый лучик.
Ломов хотел нажать на спуск, но ощутил, как отнялись руки. Ноги тоже обездвижели.
– С-суки!
«Джедаи» разделились – один поволок Сулиму, а двое других закатили парализованного лейтенанта в прозрачный пузырь, как огурец в банку, и потащили следом. Ломов даже застонал от унижения.
Ноги и руки были как чужие, в поле зрения попадал то блестящий трап, то «штурмовик», то верхушки сосен.
Чужие загрюкали по настилу, и Ломов оказался внутри «летающей тарелки».
В эти мгновенья он ни о чем не думал, не удивлялся даже – лейтенант страдал от беспомощности, а бешенство просто душило его.
Шея работала, Антон усиленно вертел головой. Его пронесли в узкий, как пенал, отсек, где находились три кресла в ряд – вполне себе человеческие седалища, только опрокинутые, как у космонавтов в «Союзе». Так это что, пришельцы из космоса?
«Дошло, наконец!» – подумал Ломов со злостью.
Его кокон довольно небрежно уложили за кресла, прямо поверх того, в котором лежал Сулима.
Антон вывернул голову.
Стену, вернее, переборку напротив усеивали непонятные круглые экранчики и приборы, плотно так усеивали, как кафель в ванной.
Троица в скафандрах устроилась перед пультами и словно отдыхала. «Джедаи» сидели как истуканы – не вертели головами, не водили руками, не жали на кнопки. Хотя мельтешение индикаторов резко усилилось.
Сбоку виднелся большой овальный иллюминатор… Тут по «иллюминатору» прошли полосы, изображение мелькнуло и поменялось. Телевизор. Или как он тут называется…
В экране было видно озеро и брошенный «УАЗ». Потом картинка дрогнула, опрокинулась и стала уходить вниз.
Чего это? Старт? Взлет?!
Рева двигателей не доносилось, лишь сдержанный гул поднимался откуда-то снизу. Именно, что откуда-то. Точно сказать, где верх, а где низ, Ломов затруднялся – никакой перегрузки он не испытывал.
Это рождало недоверие – какой еще, на хрен, полет? Облака на экране мелькали с такой скоростью, что организм давно бы раздавило ускорением – тут 10–12 «же» как минимум!
В том-то и дело, что на экране. Там что угодно крутить можно…
Вот и Земля округлилась. Якобы на орбиту выходим…
Э, нет, дальше прем в мировое пространство. Якобы.
Голубая планета прокатилась по экрану и стала удаляться с невероятной скоростью. Вот уже колоссальный земной шар вписался в рамку монитора, голубея и белея, и продолжил ужиматься, мельчать…
«Господи, – подумал Антон, – я же, наверное, никогда ее больше не увижу…»
Подумал как-то отстраненно, будто вчуже.
Земля, Россия, Питер…
Тхан Кох был доволен результатами экспедиции, хотя Цхен Бокх и выражал неодобрение. Ну, ему простительно – Цхен молод и не понимает, почему командир удовлетворился малым. Дай Бокху волю, он бы еще месяц исследовал Третью планету, собирал бы материал, а зачем?
Трех особей вполне достаточно для того, чтобы изучить разумную расу и привнести в общий анализ интересные детали. Цивилизацию Третьей планеты можно было назвать среднестатистической по уровню варварства – овладев ядерной энергией, этот вид разумных животных, сам себя называющий «гомо сапиенс», не придумал ничего лучшего, как копить тысячи ядерных и термоядерных зарядов. В то же время медицина у гомо находится на чрезвычайно низком уровне. Впрочем, есть и отрадная информация – гомо уже рвут связи с животным миром, стирая различия между полами. До подлинной андрогинности им еще далеко, но они уверенно двигаются по пути разрушения семьи, любви и прочих атавизмов.
Тхан Кох повернул голову и посмотрел за спину, где в обычных медицинских коконах лежали две особи с Третьей планеты.
Конечно, решать не ему, но он бы не стал возиться с цивилизацией гомо, обращая их в расу-сателлита империи Анг. Это займет много времени и потребует больших трат. А чего для?
Кох искривил губы. Многие выходцы из его клана, в том числе и он сам, являются приближенными Его Императорского Величества, поэтому судить о том, что важно для Анга, а что не очень, Тхан имел право. Дело даже не в самой Третьей планете, не в гомо, хотя уровень своеволия и агрессивности у них и зашкаливает.
Кох хоть и скрывал это, но все же втайне гордился, что именно ему доверили командовать рейдером сверхдальнего действия. Больше тысячи двухсот световых циклов отделяет Третью планету от Анга. В окрестностях империи расстояния между планетными системами не превышают одного светового цикла, а чаще еще меньше. А тут – тысяча двести! Полторы декады в гиперпространстве!
Что в такой дали может заинтересовать императора? И зачем тогда форматировать цивилизацию гомо, обращая ее в сателлита – прямо скажем, в вассала Анга? Даже если Третья планета станет верным сателлитом империи, кому и для чего нужна будет верность и преданность гомо?
Ну, да ладно, эти вопросы не в его компетенции…
«Гичи, – почтительно обратился к нему штурман, – «На-лиу» пробросил финишный коридор».
«Дальность?» – спросил Тхан Кох.
«Два миллиона шагов, гичи».
«Идем на сближение».
Кох кивнул – не словам, переданным по нейроинтерфейсу, а своим мыслям. Экспедиция закончена, скоро им в обратный путь.
Император наверняка назначит ему аудиенцию, чтобы первым узнать о результатах миссии, о перспективах. Скорей всего дело дойдет до воздания почестей.
Кох зажмурился. Если его имя будет выбито на Камне Достоинства, то предки могут быть довольны…
Родная планета уходила все дальше в черноту космоса. И десяти минут не прошло, как серо-жемчужная Луна, испещренная кратерами, тоже отдалилась, укатилась шаром для боулинга. Страйк…
Земной шарик плавно ушел из экрана, и тот словно потемнел – впереди открылась темная, обрызганная звездами бездна.
«Развернулись, что ли?»
Антон беспокойно задвигался. Ага! Пальцы вроде шевелятся. Отходят. Это хорошо.
Надо выбираться, однако. И брать за горло здешних звездолетчиков. Или это все кино? Графика и виртуальная реальность? Ну, тогда за горло он возьмет здешних шутников…
Ласково так, за шейку… И втолкует насчет чувства юмора.
Доходчиво так втолкует… Кому-то аж тошно станет!
Глянув на экран, Ломов присвистнул – из темноты медленно надвигался другой корабль, похожий на сверкавшее яйцо.
Неожиданно все будто стронулось с места, и Антон почувствовал, как его внутренности поднялись к самому горлу. Дернувшись, он всплыл в своем коконе, нелепо задирая ноги. Невесомость!
Это открытие родило сразу два чувства. Какого-то детского радостного облегчения – все-таки не кино, не графика, все по правде! – и обреченности. Вполне взрослой.
Так он рад или как? Что – как?
Чему тут радоваться, товарищ лейтенант? В космос угодил? Сбылась мальчишечья мечта…
А ничего, что ты в плену? Или это не плен? Может, они тут из тебя всю кровь выдоят, как уэллсовские марсиане? Вариант: сделают чучела из него и капитана и выставят в здешней кают-компании…
Ломов тряхнул головой, прогоняя мысли. Рано пока анализировать, ничего же не известно. Вопросов – масса, ответов – ноль целых, хрен десятых…
А корабль на экране все рос и рос. Ого! Ничего себе яичко…
«Летающая тарелка» проскользила совсем рядом с бортом. Ломов только головой покачал.
Металлический овал корабля вытягивался в длину чуть ли не на полкилометра! Если это вообще металл…
Необъятный борт наплывал, освещенный Солнцем, и Антон разглядел на его поверхности аккуратный рядок чечевичек. Не сразу, но Ломов уразумел, что «чечевички» – это такие же корабли-боты, как и тот, на котором он сейчас находится. Тогда…
Лейтенант прикинул, что звездолет растягивался на километр.
«Вот это бандура…»
Было совершенно тихо, и вдруг где-то пискнул сигнал. Антон ощутил, как его притянуло к полу – слабо, мягко, но настойчиво.
А на экране плавно наплывал борт, и чем ближе он оказывался, тем больше деталей проступало на нем.
Антенны какие-то… Движки… Наверное, коррекции или маневрирования. А это что еще за «впадина»? Стартовый паз?
Корабль-бот приблизился вплотную, качнулся, словно примериваясь к вогнутому «ложу». Вписался, вошел, как камешек в оправу – и все замерло, обретая окончательное положение в пространстве.
В ту же минуту трое инопланетян встали – разом, как по команде. Ухватились за коконы с землянами и понесли их.
«Добытчики» миновали шлюз корабля-матки и зашагали радиальным коридором, в покатых стенах которого зияли большие круглые люки. За ними открывались коридоры кольцевые.
По очереди переступив высокий комингс, «джедаи» шагнули в четвертый по счету проход, в два ряда заставленный прозрачными камерами.
В камере слева ворочалась зверюга, смахивавшая на хамелеона, только с «жигуль» величиной. Поведя бронированной башкой, плавно переходившей в спаренный бивень, зверюга затрясла ею, увидев инопланетян. Бледные, желто-зеленые покровы бестии покрылись коричневыми пятнами, надо полагать, от злости, а оба наружных легких надулись, растягивая кровяную сеточку на белесых пузырях.
«Мы одной крови…» – подумал Ломов с сомнением.
А напротив, в прозрачный лист чего-то прозрачного, как стекло, плющилась страхолюдная морда, сверкая многогранниками фасеток и взблескивая лезвиями роговых челюстей. Животина сидела на двух лапах, помахивая двумя парами других, сухих и когтистых. Но поражало не это – мало того, что у твари наблюдался внешний скелет, как у земного насекомого, так он еще и дырявым был. Два отверстия зияли в шее-груди, еще два в области таза, даже голова и та была дырява.
«Босха на тебя нет…»
В третьей по счету камере висел туман, и капли конденсата стекали, как будто по дверцам душевой. А внутри колыхался большой пузырь, размерами с упитанную корову. С него свисала колеблющаяся полупрозрачная бахрома, волосатые жилки-щупальца то сворачивались, касаясь дна камеры, то раскручивались снова. Еще несколько лохматых шнурков уходило от пузыря в стороны и вверх, ритмично подтягивая и снова отпуская три «воздушных шарика» – потомство, что ли, отпочковывалось? «Шарики» будто дышали, становясь дряблыми, надуваясь снова, и вяло распускали пучки белесых нитей.
Такая вот форма жизни. Наверное, обитает в плотной атмосфере…
Ломов тут же рассердился на себя: ты что, посетитель космического зоопарка?
Их с капитаном занесли в пустую камеру и безо всяких церемоний вытряхнули из коконов. Сулима шмякнулся боком и перекатился на спину.
Антон вывалился, падая на четвереньки. Пол был мягкий, пружинистый и теплый.
Прозрачная стенка-штора опустилась. Детки в клетке.
Кряхтя от натуги, Ломов подтянулся, пытаясь усадить непослушное тело. Со второй попытки ему это удалось, и Антон сразу разглядел третьего – парня в камуфляже с лычками сержанта. Типичный русак – голубоглаз, курнос, скуласт.
Вытаращив глаза, он так смотрел на Ломова, словно увидел привидение, а потом его губы растянулись в счастливой улыбке.
– Наши!
– Типа того, – с усилием выговорил Антон. – Давно тут?
– Позавчера словили, гады, – с готовностью откликнулся сержант.
– Как попал-то?
– Да как… По дурости. В увольнительной был, потащили меня на природу, на шашлыки. Пошел я сухих веток наломать для мангала, а тут эти – хвать! – и сюда. Я со злости даже в стенку колотился, как дурак! А вчера, тоже не от большого ума, решил роботов использовать – они тут убирают, кормежку носят, воду меняют… А хрен там! Чтобы киберами командовать, нейрошунт надо иметь – имплантат такой, вот сюда, – сержант показал себе на висок.
– Все-то ты знаешь, – прищурился Ломов.
– Да куда там… – вздохнул его визави. – Видел просто. Я гляжу, вы из ВДВ? А звание?
– Я лейтенант, а он – капитан. Ага, очухался, вроде… Товарищ капитан! – Антон кое-как встал на колени и стал тормошить Сулиму. – Вы как?
– Херово… – простонал капитан.
Вдвоем с сержантом Антон усадил Сулиму, и тот обессиленно прислонился к прозрачной переборке.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – осклабился Ломов.
Сулима расплылся в слабой улыбке.
– Иногда ты бываешь просто невыносим, – сказал он, шепелявя так, будто рот ему «заморозили» уколом лидокаина, – так и хочется на «губу» отправить! Но порой я очень рад тебя видеть. А это кто? Тоже рыбак?
– Никак нет! – по-строевому ответил сержант. – Максим Чернов! Я в Самарской области по контракту служил, на аэродроме. Хотел в летчики, но не взяли – у меня со зрением проблемы. Пошел в техники…
– Ничего, – утешил его Сулима, – зато попал в космонавты!
Тхан Кох прошагал сразу в свои апартаменты, не заглядывая в рубку. Зачем? Все уже было известно, обратная пульсация просчитана, оборудование работает в штатном режиме.
Зайдя к себе, Кох переоделся. Подумав, растер немного травки забвения, пальцем сгреб труху в маленькую кучку, и поджег электрозажигалкой. Вообще-то, огонь полагалось высекать кресалом, освященным в Небесном храме, но Тхан относился к древним ритуалам с небрежностью аристократа – это, дескать, для черни обязаловка, а знать обойдется без «накачки» религиозных, верноподданнических и прочих чувств.
Во всех этих церемониях, за которые еще цепляется старичье, сокрыто множество ошибок и откровенных глупостей. Какая разница, чем добывать огонь? Лишь бы этот бурый травяной порошок тлел потихоньку, лишь бы вился ароматный дымок – втягиваешь его ноздрями, и мысли уходят, голова пустеет, как во младенчестве. Ни тревог, ни волнений, ни даже желаний.
Вообще-то, травка – и не травка вовсе, а водоросли. Толкуют, что они чрезвычайно редкие и растут лишь на мелководье у северных берегов Экваториального континента, но и к этому Кох относился скептически. Набивают цену торгаши, вот и все.
Неожиданно дверь открылась, и вошел Анха Гхоти – многие считали его самым привлекательным из пассивных партнеров на корабле. Анха улыбнулся, подошел, покачивая бедрами, и стянул комбез.
Никакие ухищрения генетиков не помогали, нередко природа оказывалась сильнее. Вот и у Анха его пассивность выдавало не только влагалище, но и заметно круглившиеся груди.
«Гичи, давайте займемся сексом», – передал Гхоти на нейрошунт Тхана.
Кох поморщился – он не любил, когда его отрывали от одного дела, предлагая иное, но и показаться невежливым тоже было нельзя.
Он разделся, совокупился, и Анха, одеваясь, спросил:
«Что делать с гомо, гичи? Стоит ли им имплантировать нейрошунты?»
«Не стоит, – покачал головой Тхан. – Обучите их языку, только не ангианскому, а линкосу, чтобы они понимали, чего от них хотят. Полагаю, этого будет достаточно».
«Будет исполнено, гичи».
Гхоти ушел, а Кох вернулся к столу, хмурясь недовольно, – травка истлела чуть ли не наполовину.
Хорошо быть командиром корабля – это честь и слава. Но не покой!
С другой стороны, врачи не зря пропагандируют секс, вслух проговаривая это ругательное слово, в себе самом несущее указание на различие полов, на биологический раскол расы.
И это не просто мода или эпатаж, секс действительно полезен для здоровья, хотя бы как кардиотренировка.
Приведя себя в равновесие, Тхан склонился над курившейся струйкой и медленно втянул дымок, наполняя легкие дурманом, вытесняя из головы мысли. Хорошо…
Антон поднатужился, перебарывая слабость, и поднялся на одно колено. Отдышался и медленно, с усилием, встал, перебирая ладонями по прозрачной переборке для пущего равновесия.
Ноги дрожали от напряжения. Так с ним уже бывало, когда валялся в госпитале.
Вспомнив пистолет-парализатор в лапе чертова гуманоида, Ломов непримиримо сжал губы. «Я вам это еще припомню».
Чернов за спиной произнес негромко:
– Может, бот захватить – и свалить? Одному никак, а вот втроем…
– Это с парусного фрегата можно было незаметно шлюпку спустить, – проворчал Сулима. – Да и то, смотря кто вахту стоял. Бабахнут из пушчонки, развалят твою шлюпку ядром напополам, и плавай потом с акулами наперегонки. А эти… гуманоиды хреновы шмальнут из какого-нибудь аннигилятора, и даже горсти атомов от тебя не останется, весь перейдешь в излучение.
– Корабль захватить надо! – резко сказал Антон. – Весь этот сраный звездолет!
– Смело! – оценил капитан. – Может, скажешь как?
– Подумаю еще, – буркнул Ломов.
– Понял, сержант? Поду-умать!
Настроение у Антона было паршивое, так что он едва удержался от грубости.
Тут в стороне мелькнула тень, и лейтенант не без труда повернул голову. По коридору двигались двое – обычные люди, такие же… Хотя не совсем – носы у обоих начинались не у переносицы, как у гомо сапиенс, а с середины лба. Впрочем, это не казалось уродством, скорее странностью, причудой эволюции.
Гуманоиды были затянуты в черные комбинезоны, блестящие и обтягивающие. Один нес какой-то ящичек, у другого руки были свободны.
Остановившись у камеры с людьми, тот носолобый, что не был нагружен, приложил ладонь к овальному пятну на раздвижной стенке, и на потолке заработал сканер, пуская зигзагом знакомый голубоватый лучик.
– Чтоб вам всем попередохнуть! – выразился Антон, рывком опускаясь на пол.
Вовремя – парализующий луч сковал тело полностью, даже глазные яблоки не могли шевельнуться.
Войдя в камеру, носолобые поставили на пол ящичек, доставая оттуда неизвестный аппарат, а потом надели Ломову на голову блестящий полукруглый шлем, похожий на большую автомобильную фару. Кольчатый шнур соединял его с прибором, на панели которого мельтешили зеленые и синие огонечки. А вот и красненькие засветились, желтые замигали… Цветомузыка.
Видеть Антон мог лишь полупрозрачный потолок, но если верить ушам, такие же каски, как на нем, «братья по разуму» напялили и на друзей. Напялили и ушли, даже стенку не задвинули. А зачем?
Глаза у Ломова заслезились, и веки опустились сами. И то хлеб.
А голова-то… Побаливает.
Что им тут, мозги промывают? Или выкачивают инфу? Сольют себе все, что у них в извилинах, и – ага. В расход…
Возвращение носолобых Антон ощутил даже не слухом, а задним местом – палуба едва ощутимо вздрагивала под ногами «представителей внеземной цивилизации».
Ломов открыл глаза. Лицо человека, склонившегося над ним, было совершенно лишено эмоций, не выражая даже скуку. Носолобый стянул с Антона шлем, сложил, судя по звукам, всю матчасть в контейнер и покинул камеру.
Вверху загорелся зеленый светлячок, вытянулся в линию, заткал весь потолок изумрудным сиянием и потух.
Ломов пошевелился, чувствуя, что силы вернулись к нему, лишь в мышцах еще сохранялась ломота. Но это было даже приятно.
Он подтянулся и сел.
Второй из инопланетян по-прежнему стоял на пороге камеры. Рядом с ним, слегка покачиваясь и приседая, находился робот. Или кибер – этакое полушарие на восьми тонких коленчатых ногах. В его куполе открылась пара окошек, похожих на дверные глазки, – они подозрительно светились знакомой голубизной.
«Понятно, овчарка…»
Гуманоид внимательно оглядел землян и сказал:
– Все понимают, что я говорю?
Антон прекрасно слышал, как носолобый произнес: «Виу сагали-нэ до со убари-но?» – но разумел сказанное не хуже, чем родную речь.
– Виу ло, – буркнул он.
– Вас обучили космолингве, или линкосу, что одно и то же, – продолжил инопланетянин. – Это стандартная процедура для представителей рас – сателлитов империи Анг.
Капитан набычился, исподлобья взглядывая на имперца.
– А с чего бы это земляне стали вашими вассалами? – спросил он с вызовом.
– Еще не стали, – невозмутимо ответил гуманоид. – Обрести почетное звание сателлита весьма непросто, это очень долгий процесс, иногда он занимает время существования двух-трех поколений. Впрочем, консультации в области астрополитики не входят в мои обязанности. Задавайте вопросы, относящиеся к сути дела.
– Ваше имя и звание?
– Тхан Кох, командир рейдера «На-лиу».
– Куда нас везут?
– Рейдер следует в метрополию, на материнскую планету Анг. До нее отсюда одна тысяча двести тридцать световых лет. Если сделать приблизительную привязку к данным земной астрономии, то мой рейдер летит в направлении туманности Ориона. В настоящее время корабль разгоняется, а через девятнадцать земных минут выйдет в гиперпространство, где пробудет тринадцать ваших суток, после чего финиширует.
– Мы считаем, что империя – отжившая структура, – прищурился Антон. – А вы?
Кох не оскорбился ничуть.
– А мы убеждены, – сказал он, – что империя – единственно возможная форма устройства государства, если целью общества является стабильность.
– То есть застой? – подсказал Ломов.
– А что вы вкладываете в это определение?
– Торможение прогресса, отсутствие развития… Достаточно?
– Вполне. А вам не кажется, гомо, что так называемый прогресс во многих областях важно и нужно именно тормозить? Ваша цивилизация уже десятки лет с трудом удерживает баланс между миром и ядерной войной. Что, слава прогрессу? Кораблю нельзя лишь разгоняться, торможение ему нужно тоже, иначе он никогда не достигнет пункта назначения. Так что я, мы все, остаемся при прежнем мнении – развитием нужно управлять. Где-то ускорить, где-то замедлить или вовсе прекратить, чтобы негативные тенденции не множились. Не воспринимайте мои слова как критику, – снисходительно сказал Тхан, – просто ваша цивилизация находится на таком низком уровне развития, когда развитие обязательно воспринимается как неудержимое и никак по-другому. Анг – цивилизация зрелая, и мы судим иначе, уже не как взбалмошные дети, а с позиции опытных взрослых. И понимаем, что если процесс не контролируется, то становится деструктивным. Либо приводит к непредсказуемым последствиям, что еще хуже и недопустимо вовсе. Цивилизация, которая не способна предвидеть итоги своих действий, несет в себе опасность самоуничтожения. И это не слова. По крайней мере, одна из разумных рас не успела стать сателлитом Анга – когда мы прибыли на планету Сар, там за два года до нашего прилета произошла глобальная война с применением термоядерного оружия. Целые континенты были превращены в радиоактивные пустыни, а над половиной Сара висели непроглядные тучи сажи и пепла, из-за чего на поверхности царили полумрак и холод.
– Ядерная ночь, – со знанием дела сказал Чернов, – и ядерная зима.
Кох подумал и кивнул.
– Образные, но точные определения.
Максим, осмелев, поднял руку:
– Я заметил, что вы очень редко разговариваете друг с другом. Это что, телепатия?
– Это нейроинтерфейс. – Кох небрежно сдвинул прядь волос над виском, открывая металлический с виду кругляш, размером с двухрублевую монету. – В мой мозг имплантирован нейрошунт, или, как его еще называют, нейросеть. Имплант напрямую взаимодействует с моим серым веществом, убыстряя мышление, увеличивая объем памяти, ускоряя восприятие, позволяя напрямую управлять машинами и аппаратами. Два человека с нейрошунтами могут обмениваться сообщениями, и на это уходит меньше времени, чем на разговор. Вы получили достаточно информации?
– Последний вопрос, – холодно проговорил Ломов. – Вы считаете, это нормально – держать разумных существ в камере для животных?
– Вы – биоматериал для исследований, – ответствовал Тхан.
Сказал, как припечатал. Антон шагнул навстречу, качнувшись влево, чтобы уйти с линии огня. Робот всполошился, присел, сгибая ноги сразу в двух суставах, но ангианин был еще быстрее – отшагнул. И прозрачная стенка упала, как гильотина, отсекая камеру от коридора, а землян от имперца.
Тхан оставался бесстрастным, он не выразил ни страха, ни гнева, ни злорадства, вообще ничего. Повернулся и ушел.
– Спокуха, Антон, – процедил Сулима, – спокуха. Будет и на нашей улице праздник…
– …Когда перевернется «КамАЗ» с печеньем! – с воодушевлением заключил Чернов.