Безбашенный
Не римская Испания. Арбалетчики князя Всеслава. Арбалетчики в Карфагене. Арбалетчики в Вест-Индии

 
Вместе весело шагать с пулеметом
По болотам, по зеленым!
И деревни поджигать лучше ротой
Или целым батальоном!
В небе зарево колышется, полощется!
Раз бомбежка, два бомбежка – нету рощицы!
Раз атака, два атака – нет селения!
Как мы любим коренное население!
Наши методы просты и гуманны!
Ох гуманны – да, гуманны!
Ходим в гости мы в далекие страны!
Что за страны – чудо страны!
Наступаем снова темпами ударными!
Раз наемник, два наемник – будет армия!
Раз зачистка, два зачистка – демократия!
Мы защитники свободы, мы каратели!
Нас оружием снабжают прекрасно!
Это ясно, что прекрасно!
Ведь нельзя же допускать к власти красных,
Что ужасно и опасно!
Там есть бомбы, что так схожи с ананасами!
Чтоб уверенно справляться с черномазыми!
Хоть условия для нас там непривычные,
Но места для мародерства есть отличные!
Мы богатыми вернемся в Европу,
Если только уцелеем,
Если не дадут пинка нам под жопу
Или попросту по шее!
Спой нам песенку, кукушка африканская:
Где, когда придет конец далеким странствиям?
Неужели с партизанами не справимся,
В оцинкованных гробах домой отправимся?
Вместе весело шагать с пулеметом
По болотам, по зеленым!
И деревни поджигать лучше ротой
Или целым батальоном!
 

Не только наши заметили, что мне слепни и прочие кровососы докучают куда меньше, чем остальным. Судя по всхрапыванию мула, одна из этих животин тоже как-то инстинктивно определила наиболее безопасное место. Меня это не обрадовало, поскольку как раз на запах скотины и стягиваются отовсюду проклятые мухи, и это значило, что мне придется поднапрячься для стягивания «истребительного сопровождения»…

– Когда ты побрит, ты не кажешься таким страшным! – раздался вдруг звонкий голосок Велии, которая как раз и оказалась «грузом» именно этого мула. Хотя сидеть на нем ей приходилось, конечно, по-женски, деваху такая езда, похоже, не особо утомляла. И похоже, что не мул, а наездница оценила, что возле меня «воздушная тревога» не столь серьезна. Уж очень озорно она улыбнулась и подмигнула, когда одна из барражирующих вокруг стрекоз резким броском настигла и схватила очередного кровососа. Я ухмыльнулся ей в ответ.

– Велия, куда ты подевалась! – раздался голос ее брата, подъехавшего на таком же муле. – Мать велела разыскать тебя!

– Велтур, ты меня пока не нашел! – объявила ему сестра, хихикнув в кулачок. – Тут мух меньше!

– Ладно, тогда я поразыскиваю тебя тут подольше! – снизошел парень, тоже пристраиваясь со своим четвероногим транспортом поближе.

– Эй, «почтенная» молодежь! Ваши длинноухие скакуны привлекают слишком много этой пакости! Вы всерьез считаете, что я умею стягивать к себе стрекоз со всех ручьев и речек? – не без ехидства поинтересовался я у них.

– А разве нет? – подначила меня эта чертовка под хохот наших сослуживцев.

– Если бы я это умел, то уж не солдатской службой зарабатывал бы себе на жизнь!

– Хорошо, на привале мы будем пешком! – «утешил» меня Велтур.

– Ну, спасибо, выручил! – и снова наша русско-иберийская содатня весело зубоскалила.

– Эй, Максим! Так-то ты почитаешь свое начальство?! – шутливо рявкнул подъехавший на одной из трофейных лошадей Тордул. – Раба своей ношей нагрузил, стрекоз к себе в личную охрану определил – только о себе и думаешь! А командира, значит, твоего пускай эти слепни хоть целиком сожрут?! – Тут уж заржал весь отряд.

– Ну вот, теперь тут еще и твой конь, почтенный! – полушутя-полувсерьез возмутился я. – Ты бы еще всю вьючную живность к нам сюда согнал!

– Всю не получится – тропа слишком узкая! – успокоило меня командование. – Но вообще-то ты прав…

Соскочив с лошади, он передал ее повод одному из наших иберов, велев отвести к остальным животным.

– Лучше уж я с вами ноги разомну, а великих и важных пусть строят из себя те, у кого есть рабы-обмахивальщики! – это наш начальник тонко намекнул на «почтенную» Криулу, путешествующую покомфортнее, в закрепленных между двумя мулами носилках, да еще и обмахиваемую от мух рабыней из числа захваченных в сожженном «городе».

– Я тоже! – спешился и Велтур, решив, что раз такие дела, то и ему не пристало разъезжать верхом.

– Тогда и я! – девчонка тоже ловко спрыгнула со своего мула.

– Тебе будет тяжело! – предупредил брат.

– Путь в ту сторону я выдержала! – напомнила эта шмакодявка.

– Тогда потом не хнычь, когда устанешь! – заключил Тордул. – Эй, Коттиар! – это он уже одному из своих ветеранов. – Отведи моего коня и этих мулов в обоз и скажи почтенной Криуле, что за детьми я тут присмотрю!

– Да, Максим, а почему у тебя римское имя? – спросила вдруг Велия.

– Не обязательно римское, – поправил ее Велтур. – Такие у всех латинян.

– А какая разница?

– Ага, вот так и поймали римского шпиона! – отшутился я.

– У римлян на службе хватает уже и наших иберов. А вы, чужеземцы, слишком приметны для шпионов, – пояснил наш командир, когда отсмеялся. – Но все-таки?

Такого рода вопросы мы, конечно, предусматривали при разработке нашей легенды, но на «исконно славянские» своих имен решили не менять, дабы не запутаться и не проболтаться ненароком. Зачем, когда несоответствие вполне объяснимо?

– Мой предок в шестом поколении был выходцем из какой-то южной страны, из-за Скифского моря, и меня назвали в его честь. Наше семейное предание не сохранило подробностей – знаем только, что он был не греком, а откуда-то западнее Греции. Может, и латинянином, вам виднее.

– Куда только не заносит судьба беглецов от Рима! – глубокомысленно изрек Велтур.

– А почему ты решил, что мой предок был беглецом?

– Это очень просто, Максим! Раз твоя родня мало о нем знает – значит, он мало рассказывал о своем прошлом. Так делают тогда, когда хотят затеряться, чтобы не нашли.

– Похоже на то, – согласился и наш начальник. – Шесть поколений – примерно полторы сотни лет. Весь Лациум уже был под властью Рима, но латиняне не получили римского гражданства и были людьми второго сорта. А кому такое понравится?

– У них и сейчас нет римского гражданства! – напомнил парень.

– У них латинское – разница невелика, – возразил Тордул. – Они не участвуют в выборах, а в остальном полностью равны римлянам. Но для них и римское гражданство заслужить не так трудно – они же первые после римлян. Даже служат в легионах вместе с римлянами, а не во вспомогательных войсках союзников, для которых и это латинское гражданство – предел мечтаний.

– А в чем преимущество? – включил незнайку Володя. – Разве римские законы не едины для всех подданных?

– Едины. Но легионеру платят три и одну треть асса в день, а союзнику – один.

– Это много или мало? – поинтересовался Серега.

– Дневное жалованье легионера – это два греческих обола, – прикинул Тордул. – Шесть оболов составляют драхму – это в день получается треть драхмы. А карфагенский шекель немного меньше двух греческих драхм – за десять шекелей их дают семнадцать.

– Это карфагенский, – уточнил Васькин. – А гадесский? – как раз по гадесскому шекелю в день мы и получали.

– Равноценен карфагенскому. За десять дней вы получаете столько, сколько римский легионер за… гм… трижды по семнадцать…

– За пятьдесят один день! – быстренько подсчитал я в уме, с благодарностью вспоминая школу с ее таблицей умножения.

– Да, у меня тоже так получается, – подтвердил через некоторое время и наш командир. – Тарквинии ценят своих людей впятеро выше, чем Рим – своих хваленых граждан-легионеров. Поняли?!

– Поняли и осознали, почтенный! – гаркнули мы чуть ли не хором, да и кое-кто из наших турдетан довольно присвистнул.

– Еще б наши бабы все это поняли и осознали! – с тяжким вздохом проговорил Серега Володе – по-русски, конечно, отчего мы с Хренио прыснули в кулаки.

На обеденном привале мы, проанализировав все, что знали о солдатской службе в античности, поняли, что на самом деле нас ценят еще выше. Тордул ведь, не мелочась, назвал нам номинальное жалованье легионера, которое ему начислялось только в теории. Но на самом деле треть тут же вычиталась за паек, с нас же за кормежку никто ничего не удерживал, а кормили уж всяко не хуже. По сравнению с греками, правда, получалось не так шикарно. Греческому гоплиту-фалангисту из граждан полагалась драхма в день, а гоплит-наемник получал и две, что было чуть больше нашего. Но то ведь гоплит, элитная линейная пехота, а легкая вроде нас наверняка получала ощутимо меньше. Так или иначе, выходило, что на службу в частных вооруженных формированиях клана Тарквиниев нам грех жаловаться. Лучшую искать – так только днем с огнем, а худшей – сколько угодно.

– Я еще где-то читал, что отличившегося легионера могли наградить двойным пайком, – припомнил Серега. – А какой смысл? Разве не лучше деньгами?

– В самом деле, – согласился Володя. – Не, я понимаю, что наверняка есть и возможность получить деньгами, но тогда какого хрена не увеличить просто жалованье на ту же сумму? Ведь ясный же хрен, что большинство столько не сожрет и предпочтет звонкую монету!

– Вторым пайком можно кормить раба, – пояснил я. – Думаю, что для этого.

– А нахрена раб рядовому солдату? – не понял Серега.

– Вгребывать за хозяина. Вот мы с вами сейчас отдыхаем и вечером тоже будем отдыхать. Ну, в караул заступим в свою очередь, вот и все. А легионер вечером будет пахать как папа Карло – на строительстве лагеря. Он и колья для него на марше на своем горбу прет. А если и не на марше – так один хрен в лагере хозяйственных работ выше крыши. У кого есть раб – может взвалить всю эту хрень на него, а сам будет только чисто военную службу тащить и валять дурака, когда сменится.

– Да, нехреново! – прикинул Володя. – В натуре нехилое поощрение получается!

– Узаконенная возможность освобождения от работ, за которое не надо давать на лапу центуриону. Для вчерашней деревенщины заделаться «крутым» – дорогого стоит!

– А нас и это не касается, – заметил испанец. – Кстати, тебе-то раб зачем?

– Парень – ученик убитого мастера-металлурга, – пояснил я.

– Думаешь, справится?

– Если не привирает, то ремесло он изучил, а магические заклинания – ну, с этим мы ему уж как-нибудь поможем! – Мы посмеялись.

– Да, свой металлург в этом мире – немалая удача. Еще бы эту черную бронзу освоить…

– Соображаешь!

– Но ведь сплав-то – уникальный. Посилен он для мальчишки?

– А мы сейчас у него спросим. Эй, Нирул! Где ты прячешься, бездельник?!

– Иду, господин!

– Небось спрятался и дрых! – я в шутку изобразил замах рукой, тот так же в шутку изобразил увертывание.

– Скажи-ка мне вот что. Хорошо ли ты знаешь те самоцветы, которые твой наставник подмешивал в медь?

– Знаю, господин. Я и сам их и толок, и отмерял, и смешивал. Морской камень – он цвета морской воды, и его ни с чем не спутаешь. Очень дорогой, его привозят с севера.

– Весь дорогой или только очень хорошие куски?

– Плохие ценятся дешевле, но они не годятся. Боги их не примут и не явят чуда.

– И никто не пробовал?

– Я видел, как наставник толок и плохие, но он говорил, что боги примут их только при особом заклинании, еще более сильном. И все равно для того, чтобы боги приняли его и оно помогло, надо долго поститься и задобрить богов очень обильными жертвами.

– Он это делал?

– Ел он не с нами, а с начальником рудника, так что я не видел. Но животных для жертвоприношений приобретали и отправляли куда-то. Это тоже очень сложный и таинственный обряд, господин…

– А кто это делал?

– Мастер и начальник рудника, господин. Только они сами, больше никто.

Мы с нашим ментом переглянулись и понимающе покачали головами.

– Хорошо, Нирул. Подай-ка мою трубку и тот мешочек с листьями…

– Я могу найти и коноплю…

– Нет, конопли не надо. Садись, доешь кролика, на вот лепешку, потом помой наши миски – да смотри, выше по течению ручья. Сделаешь – отдыхай, пока не подымут в путь.

За трубкой мы обсудили ситуевину. Скорее всего, мастер с начальником рудника неплохо наживались на экономии хороших самоцветов. Теперь, когда мастера нет, начальник рудника терял свои левые доходы, и едва ли его, привыкшего к ним, радовала их потеря. Как они делили с покойным мастером свой навар – нам, конечно, никто не скажет, но это было при покойном мастере, а новая метла по-новому метет.

– Если не согласится на половину – пусть живет на одну зарплату, – постановил я. – Посмотрим, надолго ли хватит его принципиальности…

– Жена его мигом на путь истинный наставит! – хохотнул Володя.

– Если у нас получится, – уточнил Серега.

– Ты у нас геолог или нахрена? – подначил я его.

– Ну, геолог…

– В камнях разбираешься?

– Ну, не в любых же. Ты же про драгоценные говоришь, а я тебе не ювелир.

– А я и не про обработанные говорю, а про сырье. Распознать сумеешь?

– Ну, надо смотреть сами камни. Если это аквамарин…

– От других синеватых камней ты его отличишь?

– Ну да, он из группы бериллов.

– Так, так… А другие бериллы отличишь от похожих?

– Ну, отличу…

– Вот и прекрасно!

– Еще бы металлург твой не сбежал, – напомнил Володя.

– Не сбежит – ему самому интересно черную бронзу выплавлять!

– И все-таки смотрел бы ты за ним в оба, рабовладелец ты наш!

11. Арбалетчики князя Всеслава

Обсудить детали нам так и не удалось: подошли поболтать дети «почтенной» Криулы – ага, спасибо хоть пешком подошли, как и обещали. Велтур делился ценными соображениями о времени и обстоятельствах исхода тех или иных латинян из-под власти проклятого Рима – похоже, Рим в клане Тарквиниев очень крепко недолюбливали – и явно вознамерился вычислить моего несуществующего предка-эмигранта, почему-то решив, что он должен был быть человеком знатным и известным.

– Разве мало простых людей сопровождают знатных в их скитаниях? – пробовал я его урезонить.

– Но ведь твой предок, когда прибыл в твою страну, зачем-то же скрывал свое происхождение! Что скрывать простому человеку, который никому не интересен? – В общем, парень зациклился на этой идее, и мне стоило немалого труда сохранять серьезную мину и изображать не просто интерес, а живейший интерес, обязательный для настоящего потомка давнего эмигранта.

Ведь в этом патриархальном родовом социуме знатностью рода пренебрегать как-то не принято, и меня бы просто-напросто никто не понял. А у Велтура получалась реконструкция чуть ли не в духе путешествия якобы предка основателей Рима знатного троянца Энея, только в обратном направлении, да еще и продолженного гораздо дальше – через Понт Эвксинский и Скифию куда-то аж в самую Гиперборею.

И все это на полном серьезе, вплоть до конкретных версий, так что даже и не могу сказать, чтоб совсем уж неинтересно было. Волн-то «белой эмиграции» из Лациума, оказывается, немало было. Первая – это вообще с момента разрушения Альба-Лонги и перехода главенства в Латинском союзе к Риму. Но то еще царский Рим, и времена это настолько седые, что нам категорически не подходят. Вторая волна эмиграции пришлась на конец Первой Латинской войны. Цари многих латинских городов поддержали тогда изгнанного из Рима его последнего царя Тарквиния Гордого, но война прошла для них неудачно, и по условиям заключенного мира главенство Рима в союзе сохранилось. Но и эта волна нам тоже не подходит – триста лет, все двенадцать поколений, а никак не шесть, заявленные мной. Велтур не без сожаления отметил, что как раз в этой волне было немало царей и их родни, тоже царских кровей – римляне добивались изгнания неугодных им правителей из союзных им городов. Третья волна эмиграции пришлась на конец Второй Латинской войны, когда Рим окончательно покорил Лациум и поизгонял латинских царей отовсюду, где они все еще оставались. И вот эта третья волна – по времени как раз «моя», вот только все цари и вся их царственная родня уже известны, и места их убежищ тоже известны, и никто из них никуда не затерялся и ни через какой Понт Эвксинский на север лыж не вострил. В общем, не получалось у меня царского происхождения, хоть ты тресни.

Впрочем, эти вычисления парня не распространялись на прочих аристократов, пусть и не царских кровей, которых в те времена тоже удалилось из латинских городов в изгнание великое множество. Большинство, конечно, разделило судьбу своих царей и их родни, но всех их поголовно разве упомнишь? Были среди них, наверное, и такие, на кого и у Рима, и у его друзей-союзников имелся особенно большой и острый зуб, и некоторым из них, возможно, небезопасно было оставаться в хорошо известном греко-римскому миру Средиземноморье. И почему-то Велтур был непреклонно уверен, что как раз именно мой персональный предок и был как раз одним из таких аристократов-беглецов, а не просто его товарищем по изгнанию. А может быть, даже – как знать – и все-таки какая-нибудь царская седьмая вода на киселе из их незаконных потомков, которых тоже вполне могло быть столько, что всех упомнить просто невозможно. Это, конечно, уже не так почетно и престижно, как законная ветвь рода, но тоже не совсем уж пустяк – особенно в Испании. И с такой настойчивостью пацан советовал мне поднапрячь память и вспомнить все, что мне рассказывали или хотя бы намекали о нашем происхождении отец и дед, что у меня даже подозрение невольно закралось, уж не предлагает ли он мне в эдакой для приличия слегка завуалированной форме самому придумать себе знатную родословную, которую здесь хрен кто проверит…

Его сестра тем временем подсела к Васкесу и о чем-то с ним тихонько болтала – я с моим все еще далеко не блестящим знанием турдетанского языка мог разобрать только отдельные обрывки фраз, но сидела так, что обводы ее весьма соблазнительной фигурки бросались в глаза прежде всего мне, да и глазками чертовка периодически постреливала соответствующим образом. Обоих нас подразнить решила, оторва эдакая, что ли?

– Девчонка явно положила на тебя глаз, – сообщил мне мент, когда отряд снова вытянулся в походную колонну. – Капала мне на уши всевозможной женской чепухой вроде красивых безделушек и тряпок, купленных на рынке по дешевке – женщины есть женщины, сам знаешь, – но при этом как бы невзначай то и дело пыталась выведать у меня всю твою подноготную.

– Тоже о моем происхождении?

– Нет, о тебе самом.

– Так, и чего ты ей про меня наплел?

– Представил тебя в самом выгодном свете! – И ухмыляется, скотина!

– Если мне, чтобы соответствовать этой твоей характеристике, придется теперь душить львов и ловить вепрей голыми руками – сперва я скормлю им тебя! – пообещал я ему. – Авось отравятся – мне тогда легче душить их будет!

– Нет, повторения подвигов Геракла я тебе не инкриминировал, – успокоил он меня после того, как посмеялся. – Рыцарских подвигов в духе Роланда, Ланселота или Эль-Сида тоже. Я придумал кое-что получше!

– Что именно?

– Ну, мы же арбалетчики, стало быть стрелки. Но не простые, а гвардейские, элитная сотня великого князя. Помнишь «Три мушкетера» Дюма? Вот что-то вроде той роты королевских мушкетеров. Арбалет мы берем в руки только тогда, когда заступаем в караул по княжескому дворцу, так что быть великими стрелками-снайперами нам вовсе не обязательно. А в свободное от службы время мы эдакие гвардейские пижоны, ведущие светскую жизнь – все как в лучших домах Парижа!

– Ага, которого еще нет и в помине!

– Да какая разница! У нас же не Париж, у нас Москва! Да знаю я, что ее тоже еще нет! Ну так и что? Кто поедет проверять? У нас же там круглый год снега по колено! Точнее – летом, а зимой – по пояс!

– Ага, и медведи бродят по улицам!

– Обязательно, Максим, это же классика! Причем такие, что и Гераклу голыми руками ничего не светит. Поэтому мы, люди благородные, но все же простые смертные, даже с копьями на них не охотимся, а расстреливаем из тех же арбалетов. И вепри у нас там тоже такие же, так что успокойся, проверка на вшивость тебе не грозит!

– Ну, насчет снега летом по колено… Завираться-то зачем?

– Но я же должен был пустить сеньорите пыль в глаза! Как же сделать это, не преувеличивая? Да не беспокойся, она же это прекрасно понимает и сделает поправку – что на самом деле не по колено, а максимум по щиколотку!

– Да я не про то. Как мы, по-твоему, хлеб в снегу выращиваем?

– Зачем же в снегу? В теплицах, разумеется! Должны же мы как-то ухитряться вести приличную жизнь в столь невыносимых условиях! А подробности – ну, не мы же этим занимаемся, а крестьяне. Да и кому интересны все эти северные хитрости от нищеты здесь, в теплом Средиземноморье? Уровень жизни благородного сословия там я изобразил по средиземноморским меркам более-менее сносный, но не шикарный, так что успокойся, никого он здесь не заинтересует.

– Ладно, допустим. Ну и в чем тогда наша крутость, если львов мы не душим, птице в глаз на лету не попадаем и по десять голов одним взмахом меча не сносим?

– Как это в чем? Мы же вроде королевских мушкетеров – пьем вино, играем в карты, ухаживаем за прекрасними дамами, деремся на дуэлях, враждуем с точно такими же гвардейцами кардинала… тьфу, верховного жреца – все как в лучших домах Парижа! А ты у нас вроде д’Артаньяна!

– Дуэли, говоришь…

– Ну да, на шпагах. Ты же неплохо фехтуешь. Твой укол не так точен, как мой, но фехтовальными приемами ты владеешь лучше меня, а шпагами здесь не пользуются, и проверить нас некому и нечем. Длинные мечи кельтов – это же совсем не то.

– Ладно, допустим. Чего ты еще наплел? Тайные операции типа вояжа за бриллиантовыми подвесками королевы… тьфу, великой княгини?

– Разумеется! Зачем же придумывать то, что за нас давно придумал Дюма? А раз это связано со священными тайнами венценосных особ – нас поймут правильно, когда мы не захотим рассказывать подробности или исказим правду. Ну а поединки на шпагах, перестрелки и погони – это же классика жанра!

– Перестрелки из арбалетов? – вмешался Володя.

– Не только. У нас были и пистолеты, которые мы утратили при своих романтических и захватывающих приключениях.

– А это нахрена?

– Я подстраховался на случай, если вдруг обнаружат мой. Вы думаете, его легко прятать? То, что мы скрываем его наличие, в этом случае тоже поймут правильно. Оружие редкое, страшно дорогое и настолько секретное, что как оно работает, мы и сами толком не знаем. Мы ведь благородные кабальерос, а не канальи-мастеровые! Наше дело – уметь пользоваться им.

– А погони на чем? Твоя смерть будет ужасной, Васькин! – уведомил я этого окончательно завравшегося плагиатора.

– За что?

– Вот как раз за это. Я сильно похож на лихого наездника-ковбоя?

– Я тоже не умею ездить верхом! – сообщил Володя.

– И я не умею! – признался Серега. – Ты, Хренио, вконец охренел!

– Сеньоры, позвольте открыть вам страшную тайну! Я тоже совершенно не умею ездить на лошади! – И ржет, зараза!

– Тогда какого ж хрена! – вырвалось у нас троих.

– А мы и не разъезжаем на лошадях. Какие, к черту, лошади, когда у нас снега по пояс? Мы разъезжаем по нашим необъятным, но слишком заснеженным просторам на оленьих нартах, которыми правит слуга-возничий, а благородный сеньор важно восседает в ожидании, пока его не доставят к месту его очередного подвига.

Смеялись мы долго…

– Ну, и скольких противников я по твоей версии проткнул шпагой?

– О, совсем немного – всего пятнадцать.

– Нет, ты в натуре охренел!

– Ну, сеньорита ведь и не ждала от меня правды! Она сделает в уме поправку на обычное в таких делах хвастливое преувеличение и вычислит, что уж троих-то ты точно уложил, а еще минимум двоих поцарапал! Раз уж ты у нас, благородный сеньор Максим, столь записной бретер, что сам кардинал… тьфу, верховный жрец переманить тебя к себе на службу пытался, то должен же твой послужной список этому соответствовать! Что тут неправдоподобного? Ты при штурме этой огороженной забором дыры перестрелял не меньше, и это уже вовсе не выдумки!

– В общем, я у тебя, оказывается, дуэлянт-рецидивист? Ну, спасибо, удружил! А ты точно уверен, что девчонка сделает именно такую поправку, как ты рассчитываешь?

– Абсолютно. Я ведь ей в этом помогу. Когда мы придем в деревню в поисках… гм… дам полусвета – буду всем рассказывать, что ты «совершенно точно» пристрелил два десятка и еще пятерых проткнул мечом. Это же деревня, Максим! Сеньорите в тот же день передадут мои выдумки в точности, а правда ей в данном случае известна, и к моим сегодняшним басням она применит тот же коэффициент.

– Ну, Хренио, ну и отчебучил же ты! Мне казалось, без поллитры такое хрен придумаешь! – прикололся Володя. – Итак, господа великокняжеские арбалетчики…

– Держать строй, господа! Мушкеты… тьфу, арбалеты наизготовку! – дурашливо скомандовал Серега.

– Рот закрой, салабон, не то полы с мылом драить заставлю!

– Ну, вот, развели тут уже дедовщину! Стыдно, господа!

– А кстати, господа арбалетчики, как князя-то нашего кличут? А то спросит кто, а мы и не в курсах! Моветон-с!

– А пущай будет Всеслав, – предложил я.

– А почему именно Всеслав?

– Ну, не Дуремонтус же Третий! Так правителей только в сказках детских именуют, а наша легенда должна быть реалистичной. Он же у нас великий и круче вкрутую сваренных яиц – его все славить должны! Разве нет?

– Ага, логично. А под каким номером?

– Да очередной. Как Людовики эти бесконечные у лягушатников! Наши – что, хуже? Как народится очередной наследничек – надо же, чтоб все славили, когда он на трон свою великокняжескую жопу взгромоздит!

– Не, господа, так не годится! Инвентарный номер своего обожаемого монарха обязан знать каждый честный патриот! Или мы, арбалетчики самого великого князя, не патриоты? Придется все-таки нашего Всеслава Очередного пронумеровать!

– Загребали, патриоты хреновы! Щас я вам его живо пронумерую и к делу подошью! – пригрозил я. – Тринадцатым будет!

– За что ж ты его так?

– Было бы за что – вообще убил бы на хрен! Это по большому счету. А по мелочи – монарх в России вообще за все в ответе. Вот попали мы с вами с нормального испанского курорта в эту античную дыру – мы, что ли, в этом виноваты? Хрен там, во всем виновато долбаное правительство! А оно у нас – княжеское, самодержавное. Так что это не мы, это все он! Закинул нас хрен знает куда – прогребал нас, стало быть, раззява! Ну и под каким, спрашивается, номером ему быть после этого?

Так мы и коротали марш, учреждая социальное и государственное устройство несуществующей родины. А что прикажете делать, если больше отцами-основателями быть банально некому? Нас ли учить кухонной политике? Наши сослуживцы, хоть и не понимали по-русски – кроме матерщины, конечно, которую все уже успели более-менее изучить, – тоже заразились нашим весельем. Они-то, само собой, болтали по-турдетански, и было забавно улавливать у некоторых в потоке местной речи отдельные сугубо русские словечки, обычно употребляемые у нас для связки приличных слов. Так что ржали мы и с собственных приколов, и с туземных…

– У вас тут все время весело! – заметила Велия, снова ускользнувшая от строгой мамаши к нам – ага, спасаться от слепней. Деваха и не подозревала, что сама же и явилась причиной очередного взрыва хохота. Ну, опосредованной, скажем так. В присутствии дочери самой «почтенной» Криулы иберийская солдатня как-то постеснялась выражаться на родном языке, и частота русского мата в их речи резко возросла. Но если, обращаясь к нам, они старались говорить медленнее, чтоб мы успевали их понимать, то меж собой они тараторили со скоростью пулемета, и мы разбирали хорошо если половину. И когда в бурном потоке трудноразличимой для нас тарабарщины вдруг прозвучало «А хрьен тибье ни мьяса?!», да еще и с неподражаемым турдетанским акцентом, мы – все, даже Васкес – пополам сложились от смеха.

– Милять! – взвыл и яростно хлопнул себя по шее идущий впереди балеарец, когда его укусил особенно зловредный мух. Мы снова заржали.

– Максим, а что такое «милять»? – с наивной детской непосредственностью поинтересовалась девчонка – тут уж заржали аборигены, которые от нас уже знали, что это такое. Наши же, прихренев, разинули рты, предоставляя выпутываться мне самому. Ох, млять, в натуре!

– Велия, это очень грубое выражение. Не надо повторять его за нами, грубыми солдатами, без крайней необходимости…

– В твоей стране за него вызывают на поединок?

– Ну, не всегда, но вообще-то бывает.

– Ты из-за этого сражался на мечах с самым великим воином верховного жреца?

– Васькин! Что за хрень ты ей наплел?! – это я, естественно, спросил по-русски.

– Что наша великокняжеская сотня враждует с сотней верховного жреца, и ты в героическом поединке проткнул их лучшего фехтовальщика…

– Урою, сволочь! – и, обернувшись к девахе, уже по-турдетански: – Не совсем из-за этого, но ссора все равно была глупой. Бывает так, что повздоришь из-за пустяка, а отступить нельзя…

– Разве из-за пустяка? – и улыбается, плутовка.

– Васькин! Что за хрень?!

– Причина твоей дуэли была романтической и амурной, – объяснил этот скот. – Но ты не беспокойся – ее уже нет в живых, и сейчас ты абсолютно свободен для новых амурных похождений.

– Ну, хоть за это спасибо! Небось, ты и тут бабский междусобойчик в точности с Дюма срисовал? Чем ты, кстати, мою тамошнюю зазнобу траванул? Доставленными с юга мухоморами или трупным ядом от протухшего мяса или загнивших дохлых лососей?

– Точно! Раз у нас круглый год снег, то и с нормальными благородными ядами в стране тоже напряженка! – напомнил Серега, когда отсмеялся.

– Вы думаете, я этого не учел, сеньоры? Я решил немного подкорректировать Дюма в сторону исторического реализма. Прекрасные дамы того времени, если хотите знать, на самом деле далеко не всякий раз падали в обморок, а иногда и сами дрались на дуэлях – да-да, сеньоры, звенели шпагами иной раз не хуже собственных кавалеров! Вот я и подумал, что первой красавице, достойной любви столь прославленного бретера, было бы просто неприлично умереть от какого-то банального яда. Только не это, сеньоры! От благородного клинка столь же выдающейся соперницы, и никак иначе!

– Причем по случаю выдавшегося в тот год аномально теплого лета – даже снег почти весь стаял – дамы сражались обнаженными до пояса! – добавил Серега, тоже кое-что о подобных женских дуэлях читавший.

– В общем, мало тебе того, что и сам я у тебя шмякнутый в роддоме башкой об стенку отморозок, так ты мне еще и баб таких же сосватал? Типа подобное тянется к подобному? Как тебе вообще такая хрень в башку пришла?

– Ну, сеньорита ведь сделает поправку в стандартные три раза.

– И поймет, что на самом деле эта дуэль благородных максовских баб была на дубовых кухонных скалках! – схохмил Володя, отчего мы все прыснули в кулаки.

– Хренио, чтоб тебя слепень в язык укусил! – при этом моем пожелании Володя с Серегой захмыкали, давя в себе приступ смеха. Наверное, справились бы, но…

– А что такое «хриень»? – спросила Велия, и тут уж эти два балбеса загоготали во весь голос. Да и не только они…

– Это тоже не самое лучшее из выражений, – сокрушенно признался я.

Выручая меня, Володя загорланил в такт ходьбы: