Руслан Белов
Сумасшедшая шахта
6. Инесса предлагает действовать. – Двое в масках. – Компенсация за доверчивость.
– Ну, вот, дорогие мои, все и случилось! – удовлетворенно промурлыкала Инесса, рассадив нас за столом кают-компании. – Вы ведь ни о чем не жалеете, да?
– О чем жалеть голубушка? – умиротворенно ответил Коля, с удовольствием глядя на Инессу. – Мы ведь сейчас только и мечтаем об искуплении грехов наших. Ты ведь нам поможешь?
– Конечно, помогу, милые! Об этом только и думаю. Блинчиков не хотите ли? И утки с яблоками? И пирога с белорыбицей?
– Нет, милая Инесса! – отказался я, потупив голову. – В наше время столько деток голодных вокруг, что утка с яблоками, не говоря уж о пироге с белорыбицей – это сплошное святотатство. Подай нам что-нибудь попроще… Может быть, от буйных что осталось или остатки какие со вчерашнего дня в холодильнике завалялись?
– А мне хлебца со свежей водицей! – просиял Коля, явно радуясь решимости максимально упростить и свою трапезу.
– А тебе что подать, голубушка? – обратилась к Ольге Инесса. По ее лицу было видно, что наш отказ от чревоугодия ей по душе.
– Тоже водицы с хлебушком, – ответила Ольга, задумчиво рассматривая свою бесстыдно открытую кофточку. – И, если можно, ложечку подсолнечного маслица.
Инесса, удовлетворенно кивая головой, удалилась на кухню за нашими заказами. А Ольга, извинившись, удалилась в свою комнату и вернулась через десять минут, переодетая в закрытое серое платьице и с головкой, покрытой платочком из куска простой серой ткани.
Ели мы молча и тщательно пережевывая пищу. Поев, неторопливо собрали ладонью со стола крошки и, отправив их в рот, вопрошающе уставились на Инессу.
– Дела богоугодного хотите? – догадалась она.
– Доброго дела хотим… – поправил я хозяйку шахты ласковым голосом. Синяя жидкость, видимо, совершенно не подействовала на мой закоренелый атеизм. – Может быть, предадим огню фальшивые деньги? И станок в провал выбросим?
Инесса попыталась сохранить радушную улыбку на своем лице, но это ей не удалось. И на ее физиономии появилась выражение, очень напомнившее нам каменно-бесстрастное выражение лица Ирины Ивановны в момент, когда на яхте "Восторг" она выдавала нам, только-только вылепленным зомберам, свое первое задание…
Но, мы блаженные, не придали значение метаморфозе, происшедшей с Инессой.
"Станок, мастерская – для нее память о Шуре, догадался я, испытывая острые угрызения совести. – Как я мог об этом не подумать!"
"Она не хочет, чтобы мы надышались в шахте дымом горящих долларов! – подумала Ольга. – Как она добра, наша милая Инесса!"
"Она боится, что на нас опять нападут эти неизвестные пришельцы! – нашелся Борис. – Святая женщина!"
– Прости Женю… – попросил Инессу Борис. – Он сделал тебе больно, да? Он не хотел… Просто мы думали…
– Ладно, ладно! – прервала его Инесса, с трудом натягивая радушную улыбку. – Вы просто не забывайте, что вы еще молодые ангелы, неоперившиеся еще. И если вы сейчас возьметесь за добрые дела без разбора и опытной руки, то зла наделаете пуще прежнего. Мы тут три года без малого решали, что делать и с чего начать… Шура даже целое руководство на пятистах пятидесяти пяти страницах написал… И меня всегда просил, что если с ним что-нибудь случится, следовать этому руководству строчка за строчкой. И если вы самодеятельностью будете заниматься, то блаженство ангельское с вас спадет и вы опять сделаетесь грязными, суетными, греховными людишками. Хотите ли этого? Хотите ли, чтобы кровь убиенных вами, вновь выступила у вас на ладонях? Хотите, чтобы горькие слезы безутешных их сирот насквозь прожгли ваши души?
– Нет, нет, нет!!! – в ужасе замахали мы руками. – Не хотим становится прежними, не хотим убивать и ранить, не хотим блудить и чревоугодствовать!
– Тогда слушайтесь меня и скоро станете святыми!
– А что нам надо делать? – спросил Борис, когда пауза затянулась. – Скажи, мать Инесса.
Инесса довольно улыбнулась. Видимо, ей понравилось обращение Бориса и потому она подошла к нему и по-матерински погладила его по головке.
– А первое вам задание будет во Владивостоке, – начала она, когда Бельмондо превратился в мурлычущего котенка. – Найдете там одну компанию, которая экологию вокруг нас очищает. В этой компании будете бороться против подводных лодок, ну тех, которые с радиоактивностью посередине. Надо будет сделать так, чтобы через год-два их в Приморье вовсе не осталось. Еще надо будет бороться с борными и свинцово-цинковыми заводами в Дальнегорске… И еще против клещей энцефалитных будете бороться, бороться и заменять их Шуриными. Ну, там вас всему научат. Помимо этого в свободное время будете заниматься трудоустройством бедных китайцев и других несчастных эмигрантов… В этом вам поможет известный вам раб божий Леонид Ильич Худосоков.
Обдумывая задание, мои товарищи замолчали. А я заерзал на своем стуле – уж очень задание напоминало мне один из пунктов программы интеллектуально-финансового фонда содействия Приморью или ИФФСП. Ирина Ивановна как-то растолковывала эту программу Шуре, не опасаясь тупого зомбера, то есть меня, охранявшего ее в этот вечер, и я почему-то запомнил несколько пунктов.
Обеспокоившись моей реакцией на свое задание, мать Инесса принялась меня изучающе разглядывать. Я не смог выдержать ее взгляда и отвел глаза в сторону.
– Женечка, Женечка, – сокрушенно покачала головой преемница Шуры и Ирины Ивановны (я в этом уже не сомневался) – зря ты мне не веришь, зря… Ну ладно, не хочешь работать с нами, отправляйся в Москву бомжам бездомным помогать.
И, обиженно вздохнув, ушла на кухню. Я же, растерянно улыбаясь, думал, как оправдаться перед товарищами (они осуждающе смотрели на меня). В это время Инесса вышла из кухни с тряпицей в руках и стала вытирать пыль с подоконников, тумбочек и прочих плоскостей. И в тот момент, когда она вытирала что-то за моей спиной, в комнату влетели двое в масках из женских чулок на головах и с пистолетами в руках.
– Руки вверх!!! – закричали они во весь голос.
Мы, не раздумывая, взметнули руки к потолку. А что делать? Ангелы не матерятся, не бьют в рожу, не стреляют в живот и не дают сдачи. Мы сидели с поднятыми руками и смотрели с блаженной улыбкой на налетчиков и приведшего их Смоктуновского.
– А ты чего дурак, смеешься? – сказал простуженным голосом один из них и начал стягивать с себя маску. – Ты не оборачивайся только, а то в штаны наложишь!
Но я импульсивно повернулся и увидел за спиной Инессу. Лицо ее было дико, а в приподнятой надо мной правой руке был зажат шприц с густо-красной жидкостью…
* * *
На этом, собственно, и закончились наши "сумасшедшие" приключения… Инессе не удалось меня убить благодаря… Шуре. Именно он, наш благодетель, примерно за неделю до своей смерти написал письмо следующего содержания:
На Шилинке бабки столбом стоят. Лимонов пятнадцать огребешь, если не опоздаешь. Приезжай с друзьями – и им достанется.
Черный.
И по адресу из моей записной книжки послал это письмо с намеренно искаженной схемой расположения минералогического музея… Юрке Плотникову в Москву. Совершенно случайно в день получения этого письма Юрке позвонил Сергей Кивелиди, приехавший в столицу по каким-то своим делам. Не долго думая, они сели в самолет и отбыли в Кавалерово. Записку с просьбой о спасении из ангелов они сняли с Колиного белого флага и по хорошо известному Юрке почерку догадались, что писал ее никто иной, как я.
Инесса сломалась быстро и сделала нам требуемую антиангелиную прививку повышенной стойкости, предупредив, однако, что она вызовет к жизни приглушенных возбудителей Шуриной разновидности энцефалита. Потом, после сногсшибательного банкета мы сели делить деньги… Сначала я немного кокетничал (наверное, Инесса не долила в меня антиангелину), но Сергей Кивелиди своими доводами снял все мои морально-этические возражения.
– Советская власть тебя обманула? – спросил он меня, ехидно улыбаясь.
– Обманула… – вздохнул я.
– Ваучер государственный тебя обманул?
– Обманул… – ответил я грустно.
– МММ и Гермес-Финанс тебя обманули?
– Обманули…
– А Павлов, Кириенко и Чубайс?
– Обманули.
– А как ты думаешь, перестанут они и им подобные обманывать тебя каждый божий день и каждый божий август?
– Не перестанут…
– Так чего же ты кокетничаешь? Эти двадцать миллионов – тебе компенсация за доверчивость… Бери, давай, и лезь на самую высокую российскую колокольню на них всех плевать!
Эпилог
Я отказался ехать вместе со всеми – мне тяжело было бы расставаться с Ольгой в Москве. И я остался в Кавалерове, сославшись на то, что мне хочется напоследок побывать в зимовье, с которого все и началось…
Я сидел на почте. Под ногами возилась противная черно-белая худая кошка, очень похожая на покойного Вериного Мотьку.
"Куды бечь? – думал я, глядя в широкое окно, за которым взад вперед ходили люди. – К Хвостатой смерти? К Тане по субботам? К своему столику в баре "Карусель"? На Кипр? Канары? Сейшельские острова? Или открыть фирму по экспорту финских опилок в Россию? Или отдаться в руки Ольги и стать депутатом Моссовета? А может, оставить этот рюкзак, набитый зелеными, под этим столом и действительно рвануть к Юдолину? В теплое, вечное зимовье? Буду выращивать табак, ловить по утрам юрких хариусов и раз в месяц буду ходить в Кавалерово за письмами Ольги… И как-то раз вместе с письмами в избушке появится женщина… Нет, ничего не хочу… Останусь здесь, на этом стуле… стуле…"
Когда почтовая работница вышла из-за стойки, чтобы закрыть почту на обеденный перерыв, за дальним столом она увидела спящего мужчину. Она попыталась его разбудить, но тщетно – мужчина был без сознания. "Не успею теперь домой сбегать, Мишку накормить", – подумала она и побежала за скорой помощью. Когда карета с Черновым добралась до больницы, почтовая работница уже сидела с сынишкой в самолете, улетающим рейсом Кавалерово – Хабаровск. Под креслом у нее лежал рюкзак с долларами.
В городской больнице у Чернова констатировали форму клещевого весенне-летнего энцефалита средней тяжести. Однако, из больницы он вышел здоровым человеком. У подъезда его ждала Ольга, приехавшая в Кавалерово сразу же после того, как узнала о болезни приемного папочки. Они приехали в Москву и Чернов начал жить. Он устроился в фирму, экспортирующую дорогую добротную обувь из Италии. Очень скоро обнаружилось, что многие черты его характера, мешавшие ему жить, после перенесенной болезни исчезли. Он перестал требовать от людей и от себя невозможного, из его лексикона навсегда исчезло слово "вдруг" "наконец" и "может быть". Дикая природа и приключения других, показываемые по телевизору не учащали теперь биения его сердца. Можно было бы сказать, что он стал равнодушным и холодным, но это было бы ошибкой. Он полюбил домашний уют, комфорт, красивые, удобные вещи, предсказуемых женщин и преданных собак. Прежний его девиз "Ты можешь заснуть и сном твоим станет простая жизнь" стал ему непонятным. С его книжных полок навсегда исчезли Камю, Фрейд, Ницше, Кафка и прочая белиберда. Их заменили многочисленные пособия по сохранению здоровья и потенции, детективы в мягких и твердых обложках и собрания сочинений с красивыми корешками.
На своей фирме он так пришелся, что через год стал ее совладельцем. Через месяц после этого события он женился на дочери основателя фирмы и сейчас совершенно счастлив.
* * *
Николай по дороге домой заехал в Балаково за женой и дочерью. Но радужные его планы на будущее оказались под большим вопросом – жена Наташа, не выдержав ударов судьбы, спилась вчистую и надежд на ее выздоровление у наркологов не было никаких – как известно, женский алкоголизм практически не лечится. И вместо Душанбе Коля повез жену в Кавалерово в надежде скормить ее клопам…
* * *
Борис Бочкаренко заболел в самолете. И болел дольше всех нас – сказалось, видимо, отсутствие в больничных запасах микстур, подобных Шуриным антиэнцефалитным настойкам. Но в конце концов выздоровел и, как вы уже, наверное, догадались, навсегда завязал с женщинами всех мастей, походок и способов и занялся филуменией, т.е. коллекционированием спичечных этикеток. Сейчас его жена Людмила считает себя самой счастливой женщиной в мире и готовится в третий раз стать матерью. У них есть все и мечтать им не о чем.
* * *
Ольга учится в настоящее время в Кембридже и после его окончания собирается замуж за какого-то моложавого английского аристократа. У нее все в порядке – и в настоящем, и в будущем. Лишь иногда в минуты хандры она задает себе мучительный вопрос: "А почему я не заболела энцефалитом? Может быть, у меня просто нечему было выбаливать?"
* * *
Инесса разродилась здоровеньким мальчиком и уехала с ним в Московскую область, в божий город Сергиев Посад. Когда мальчику исполнился год, в соседних домах люди перестали болеть и ссориться по пустякам. Кстати, перед отъездом с Шилинки Инесса не удержалась и тайно от нас превратила оставшихся там буйных и приблудшего к ним тигра, бывшего капитана милиции в совершенно здоровых и трудоспособных ангелов.
* * *
Смоктуновский поселился на окраине Кавалерова (под скалой Любви) и сделался поэтом районного значения. Его стихи регулярно печатают в поселковых малотиражках. С недавних пор Иннокентия узнают на улицах и приглашают на все местные торжества и празднования. Первая его стихотворная книжка, вышедшая в конце 1999г., начиналась эпиграфом: "Если вы не станете себя обманывать, то окажетесь в пустой, темной комнате и никого там не будет… Даже вас…"
