Руслан Белов
Сумасшедшая шахта
Глава четвертая. Хорошо быть человеком
1. Тайная дверь. – Ваня Елкин учудил. – Черное клише, зеленое клише, кипсейка… – Как это было… – Понадобится еще – прилетите на своих самолетах.
Вслед за Шурой мы вышли к Валере. Увидев меня, он заулыбался и сказал:
– А Же-же-нечка! Жив еще? Не замусолил тебя Шура?
– Жив пока… А я не думал, что вы с ним знакомы…
– Знакомы… Да я его первый заместитель по Кавалерову… – стараясь выглядеть важным, прозаикался Валера и, с минуту помотав головой, обратился к Шуре:
– Жинка моя, Ирка, здесь, я слышал?
Я обомлел. Ирина Ивановна – жена Валеры? Вот это хохма!
– Здесь… – поморщившись утечке информации, ответил в сторону комендант сумасшедшей шахты. – Инке помогает…
– А что домой сразу не поехала?
– Стреляли…
– А… – протянул Валера, вглядываясь мне с товарищами в лица в попытке определить, кто из нас спит с его женой. В конечном счете взгляд его остановился на Коле… Располосовав его вдоль и поперек прищуренными глазами, Валера одобрительно покачал головой и, не поворачивая головы к Шуре, сказал:
– Бабки я привез, десять лимонов. Правда больше мелкими – пятидесятки и двадцатки… И троих психов средней паршивости заместо Юльки и ее кадров. В машине они.
– А Елкину и Тридцать Пятому замену?
– А ты разве не… Ты же говорил, что этих подготовишь? – удивленно кивнул Валера на меня с Борисом и Колей.
– Не… Их я… Тут… Тут другие трое… В общем, потом объясню… – смешавшись, ответил Шура и, виновато заглядывая мне и моим товарищам в глаза, попросил помочь Валере подняться в кают-компанию…
Стоит ли говорить, что эта минутная беседа повергла нас в состояние шока. Десять миллионов долларов, ротация психов, Ирка – жена Валеры (значит, врала о своем покойном провожатом?) и перековка нас в Елкина и Тридцать Пятого, какие-то другие трое, наверное, Худосоков с приятелями – этого хватило бы и на буйное помешательство в кубе. Но мы уже были закалены Шурой и к тому же у каждого из нас за поясом было по пистолету (Ольгин умопомрачительный пупок также скрывала рукоятка "Макара"), а в них по восемь патронов в обойме и один в стволе. Последний факт несколько успокаивал, тем более, что ни Шура ни Валера не были вооружены.
Но полной уверенности в своей безопасности и безопасности друзей в компании сумасшедших, колдуньи и инвалида-воротилы не было и быть не могло и у меня в голове закрутилась маленькая такая мыслишка: "А не всадить ли в каждого из этих психов по парочке-другой пуль для вящей уверенности в светлом будущем?" Я посмотрел поочередно друзьям в глаза и увидел, что у этой моей мыслишки есть парочка очень похожих подружек.
– Спокойно, мальчики! – поняв о чем мы думаем, воскликнула Ольга. – Все идет прекрасно! До заключительных бурных и продолжительных аплодисментов под брызги шампанского остается совсем немного. Тащите Валеру наверх и скорее возвращайтесь.
* * *
Оставив Валеру Инессе и несколько озабоченной появлением мужа Ирине Ивановне, мы с Николаем вернулись к Ольге и Борису. Шуры с ними не было – он подъехал минутой позже на красной "Тойоте" с отчетливыми следами постоянных дорожных столкновений. На дне ее кузова безмолвно лежали трое мужчин в больничной униформе противного мышиного цвета. Судя по бессысленно полуоткрытым глазам, они были напичканы транквилизаторами. У двоих из них на голове и руках были кровоточащие ранки, явно оставленные ехавшей сверху Валериной инвалидной коляской.
– Буйные? – спросил Борис Шуру, внимательно рассматривая сумасшедших.
– Да… Самые что ни на есть, буйные. Их в самом Кавалерово изловили. Через часик оклемаются, надо их прямо сейчас на место. Там, у ствола тележка есть…
Шура посмотрел на меня с товарищами, но, не решившись попросить нас пригнать тележку, пошел за ней сам.
– Поможете спустить их в музей? – попросил он меня, как только вновь прибывшие буйные были погружены на тележку. – Очнутся, могут дел натворить – мало не покажется…
– Помогут, помогут! – ответила за нас Ольга, подталкивая меня к тележке. – Конечно, помогут! Ну, не бесплатно, разумеется.
От Ольги веяло такой неколебимой уверенностью в счастливом исходе вовсю разворачивавшейся драмы, что мы, как безвольные статисты, подчинились ее воле и скоро катили тележку с недвижными телами сумасшедших по восьмому горизонту.
Войдя в музей, Шура включил свет, не спеша вытащил из кармана связку ключей и открыл дверь в правую камеру. После того, как мы занесли в нее сумасшедших, он вернулся в коридор, разделявший камеры и, глядя в пол, глубоко задумался.
– Ты чего мыслителя роденовского из себя изображаешь? – сказала Ольга, посмотрев на него с минуту прищуренными глазами. – Давай, показывай, что в ящике было!
Шура тяжело вздохнул, затем странно улыбнулся и начал открывать дверку в левую камеру. Войдя в нее, он не спеша подошел к середине внутренней стенке камеры и нажал что-то на одной из досок обшивки. Затем с силой надавил обеими руками на доски – и часть из них в виде прямоугольного щита размером два метра на метр подалась внутрь на несколько сантиметров. Еще что-то нажав, Шура задвинул щит за деревянную обшивку и перед нами открылась массивная, крашенная коричневой краской металлическая дверь. Увидев ее, Ольга подалась к Шуре и встала за его спиной. Предводитель сумасшедших, не оборачиваясь, вынул из нагрудного кармана тяжелый ключ, повернул его несколько раз в замочной скважине и толкнул дверь наружу. Она открылась медленно, с протяжным скрипом. Когда скрип стих, Шура медленно, всем корпусом обернулся и я с ужасом увидел, что он опять начал превращаться в монстра… На несколько дней раньше срока.
На Ольгу перемены, происшедшие в Шуриной физиологии не произвели никакого впечатления – она просто выхватила из-за пояса свой пистолет и с размаху ударила его ручкой Шуру в сердце. Не успевший материализоваться и на осьмушку, монстр тяжело выдохнул и упал внутрь только что открытой им потайной комнаты. Пока товарищи искали в ней выключатель, я осмотрел Шуру и с удовольствием пришел к выводу, что сердце его хоть и медленно, но бьется…
Войдя в потайную комнату, я застыл с открытым ртом – это, без сомнения, была мастерская, мастерская фальшивомонетчиков! В дальнем ее углу на стеллаже размером два на три метра и глубиной сантиметров сорок лежали пачки долларов. Коля с Борисом заворожено перебирали их в руках. Справа, под стенкой, вокруг большого дивана, оббитого красным бархатом, лежали десятки частью измятых и скомканных листов неразрезанных долларов формата А1. Посреди комнаты на крепком деревянном столике стояло нечто напоминающее разобранный печатный станок… Его деловито рассматривала Ольга…
– Сколько баксов… – наконец выдавил из себя Николай. – Миллиард, не меньше…
– Пять, – услышал я за спиной тихий Шурин голос. – На этом стеллаже пять миллиардов долларов. И еще двести миллиардов в комнате за ним… И сто миллионов настоящих…
– Ты чего? Совсем свихнулся? – спросил я, пытливо оглядывая Шуру в котором, впрочем, уже ничего от монстра не осталось.
– Да нет… Уже около года изготовляем… И продаем потихоньку.
– Да я не о том! – вскричал я. – На таком стеллажике пять миллиардов и копытом не поместятся.
– Это стодолларовыми купюрами пять миллиардов будут пятьдесят тонн весить, – усмехнулся предводитель сумасшедших.
– А на стеллаже какие? – насторожилась Ольга.
– Тысячедолларовые в основном, – зарумянился Шура. – Перед вашим здесь появлением я по делам во Владик уезжал и Ваня Елкин инициативу проявил… Ладно бы ноль лишний подставил…
– А что еще?
– Да он, озорник, еще мой портрет изобразил… – виновато улыбнулся фальшивомонетчик. – Вместо президента ихнего. Ничего получился – мне понравился.
– Идиот, – прошептала Ольга одними губами.
– А вы не беспокойтесь, вам я других дам, – повернулся в ней бессменный президент шилинских сумасшедших. – А тысячедолларовики нам самим пригодятся, есть насчет них мыслишка.
– А это станок, да? – спросила Ольга, успокоившись. – Тот самый, который в ящике лежал?
– Да, это его часть… Он простой для малогабаритности, в ручную работает… Вон, на полке зеленое клише, черное, блок нумерации…
– А это что? – спросил я, указывая на сложный по форме агрегат, лежавший рядом с клише.
– Это кипсейка… Штучка такая для качественного нанесения краски на клише…
– Баксы, я вижу, совсем неплохие. А бумагу откуда берете? – поинтересовался Коля, подходя к нам с извлеченной из пачки новенькой сто долларовой купюрой.
– Буумагу нам привозят из Екатеринбурга и Питера. Со знаками, полосами – все как полагается. Валера этим занимается. Наши доллары ни одна проверочная машинка не отличит… Инесса однажды, куража ради, в сберкассу находкинскую с ними ходила. Приняли, как миленькие.
– А это что за хлам? – спросил я, подведя Шуру к кучам измятых неразрезанных долларов.
– Это брак… – грустно вздохнул Шура. Как мы с ним не боремся, он все равно у нас до пятидесяти процентов доходит…
– Плохая машина что ли? – вскинула голову Ольга.
– Да нет… Просто много брака при нарезке. И смотри, – Шура поднял один несмятый лист и показал его девушке. – Видишь, зеленые и черные кресты не совпадают? Это клише при печати не совпали и потому картинка плохая получилась…
– Около года, говоришь, твой печатный станок работает? – подойдя к ним, спросил я Шуру. – Рассказал бы нам, с какого боку-припеку Юдолин к тебе приблудился.
– С него-то, миленького, все и началось… – усевшись на цинковый ящик из-под капсюлей-детонаторов, начал рассказывать Шура. – Лет десять назад он меня нашел в Костроме… Я слесарь был хороший – в ПТУ круглым отличником был – вот он мне и предложил портативный станок изготовить. Мне интересно стало – смогу? Не смогу? – и ровно три года я из подвала своего не вылезал – все мне Игорь по мере надобности привозил. И сделал станок! Да только немного он работал – наехали на нас все сразу… И менты, и фээсбэшники, и братва из местной банды… Искали по всей области. Однажды Игорь позвонил мне и крикнул в трубку, чтобы через час я со всем железом был на другом конце света… Ну, я погрузил станок на тачку и в аэропорт двинул… И прилетел сначала во Владик, а потом сюда… Устроился слесарем на Шилинку, ящик в тайге закопал. Но контрразведчики костромской банды нашли меня и пытать начали прямо в кавалеровской гостинице. Током в основном… Долго пытали, обстоятельно… Не знаю на какой день, а, может быть, на какую неделю, я очнулся и вижу – мертвые они, все четыре штуки поганок… И тут же менты нарисовались… Ты, говорят, убил их, утюгом вот этим убил, признавайся… И утюгом этим окровавленным в морду тычут… Но я слабый был совсем, на ногах не держался и поверили они, что не я… Пришили что-то по пустякам и закрыли… На зоне Хачик на меня наехал, три года издевался… Шурочкой сделал… И прямо оттуда я в Харитоновку попал…
– А ты откуда о станке печатном узнала? – слегка переварив Шурин рассказ, обратился я к Ольге. – От дяди?
– Да… Не узнала, а догадалась… Как-то спросила его сколько в ящике баксов и он ответил с ухмылкой: "Сколько хочешь!"
– А как ты Хачику органы отстрелил? – обратился я вновь к Шуре, вспомнив бананы с красными розами. – Выпускали, что ли, тебя из Харитоновки?
– Нет, не выпускали… Просто я сбежал к его освобождению. Инесса помогла.
– Ну а дальше?
– Потом я сторожем здесь устроился, я тебе уже об этом рассказывал. Когда освоился здесь и помощники из Харитоновки набежали, станок в музее запустил… Не сразу, правда… Пока знакомства завел, пока бумагу, краску привезли… Да и эти, из Костромы, все время под ногами путались, пока я их всех не извел…
– В шахту кидал и тиграм отдавал?
– Ага…
– А Валера? Кто он такой? – спросила Ольга, склонив головку на мое плечо.
– Это ценный кадр… Он хоть и немощен телом, мозга у него крепкая, титаническая, можно сказать. Это он в Питер и Свердловск за бумагой гонял… Хороший парень, кто на него подумает, что он правая рука моя? Деньги когда в излишестве появились, мы с ним все Приморье охмурили, кроме Владика, конечно… Он такие выверты финансовые придумывает, что у всех наших сопротивников тыквы от напряжения лопаются. Но скоро и Владик возьмем… Если захотим…
– Ну-ну… – с ехидцей улыбнулась Ольга. – А Ирина Ивановна точно его жена?
– Да… Но он умный человек и позволяет ей всякие мелкие шалости и приключения по мужской части. А она за это спит с ним без отвращения и как может умом своим женским помогает… Валерка иногда ее "моей Раисой Горбачевой" называет…
– Раиса Горбачева… – усмехнулся я. – А нам она говорила, что три года конфет не ела…
– Артистка она в душе! Больших мысленных запасов человек… – со странной для меня гордостью в голосе сказал Шура. – Она сама напросилась от скуки с вами по шахте побегать…
– Занятно! По шахте побегать… – протянула Ольга. – Да, кстати, а как отец мой тебя здесь нашел?
– Я сам ему письмо написал.... Связи его в Москве нам понадобились. Валерка посоветовал сразу карт ему не открывать. "Сначала посмотрим, – сказал, – что он за человек…" И когда он сюда нарисовался, я сказал ему, что станок в шахте по шухеру утопил…
– А как доллары в восстающем оказались? – спросил я, краешком глаза наблюдая, как у стеллажа Борис с Колей пальчиками считают долларовые ряды и этажи.
– Да не доглядел, допустил до дела эпилептика одного. Поручил ему баксы свежеиспеченные мусолить, а он на этой почве обстоятельно свихнулся. Когда Валерка очередной раз мои баксы на настоящие поменял, эпилептик этот украл их вместе с рублями отмененными (мы раньше доллары на них меняли) и в шахте спрятался. Я Юльку по следу пустил и она его у того восстающего и накрыла. И дура, вместо того, чтобы наверх его тащить…
– Любовью с ним занялась…
– Ага. И когда она в оргазме забилась, он ее дипломатом по кумполу врезал с чувством и бежать… Юлька, конечно, не вынесла такого к себе хамского отношения, схватила его и, как он был с дипломатами в руках, в восстающий закинула… Все просто, как в естественной жизни.
– А ты откуда все это знаешь?
– А я со свечкой рядом, в штреке стоял… – улыбнулся Шура. – То есть с фонарем…
– Так ты и посоветовал Юдолину эти баксы достать?
– Ага! Только он за туза пошел, стал права качать, командовать нахально. Вы, вот, пришли в чужой монастырь, вежливые такие, всем понравились, а он все пистолетом перед мордой моей крутил, психами всех называл… Вот мы его и перезомбировали без настроения, я тебе рассказывал, как все это печально завершилось…
– А второй, вернее, первый аквалангист в восстающем откуда появился?
– А он с Юдолиным приехал… Я, чтобы они подольше помудохались, в штрек у восстающего Юльку выпустил, и аквалангисту пришлось до денег по десятому горизонту добираться, через провал, значит… Вот он, бедняга, и окочурился, воздуху ему на длинный путь не хватило… До и кессонка, сам понимаешь…
– И еще один вопрос, Шура, – начал я смущенно. – Очень уж он меня мучит…
– Давай свой вопрос…
– Помнишь, я тебя в Костика превратил и руки заставил двадцать раз на дню мыть… А сам на твое место заступил?
– Помню, как же… И не двадцать, а двадцать пять раз…
– Так ты это дурака валял? Да?
– Да… А кого мне еще валять было? Вы ведь иначе, как на кретина на меня и не смотрели… Вот я и повеселился немного для души… Пока ты Ольгу не привез…
– Так ты нас из-за Ольги в клоповник сунул?
– У Игоря, отца ее, много разных друзей было… – пробурчал Шура, отведя глаза в сторону. – И врагов… Кто знает, от кого она приехала… Баба – она и есть баба… Кого угодно с панталыку собьет… Ваня, после того, как вас на дороге бросил, ну, когда вы с ней с запасного ствола возвращались, приехал ко мне и стал говорить, что Ольга – следователь по особо важным вопросам… А клещики эти штучка вовсе непростая… Они человека по уму изобретают. Без болтовни и натуральных инцидентов.
Но я уже не слушал Шуру – красный от стыда я вспоминал те времена, когда, возомнив себя Кашпировским, узурпировал Шуру…
– Двести десять миллиардов… Двести десять миллиардов, – оторвал меня от раздумий о неисчерпаемости Шуриного коварства донесшийся от стеллажа восторженный Колин голос…
– Двадцать лет, двадцать лет… – криво улыбаясь, передразнила его Ольга.
– Какие двадцать лет? – спросил Коля, насторожившись.
– По УК РФ двадцать лет… Ну, может быть не двадцать… Скоро точно узнаешь…
– Да ну тебя… Иди лучше сюда, погрейся рядом с ними… Я столько баксов только по телевизору видел!
Мы с Ольгой подошли к стеллажу и начали перебирать пачки новеньких дензнаков развитого империализма (тысячедолларовые купюры, видимо, лежали на верхних полках и нам не попались).
– А зачем тебе столько денег? – спросил я Шуру, когда до меня, наконец, дошло, что двести миллиардов (ну не двести, а сто девяносто пять без тысячедолларовых купюр) для простого человека – это очень и очень много.
– Есть у меня с Валерой несколько гума… гуманичи… гуманичистических задумок… – ответил он, пристально глядя мне в глаза. – Хочу, вот, с вами посоветоваться… Пошлите на-гора… Денег не берите… По пятнадцать миллионов настоящими я вам приготовил еще вчера… Больше вы не унесете. А надо будет еще – прилетите на своих личных самолетах…
2. Море, "Восторг", девочки и шампанское. – Шура недоволен. – Опять акклиматизация.
В кают-компании к прощальному банкету все было уже готово. Но после общения с двумястами десятью миллиардами денег, все вокруг казалось убогим и тоскливым. Уловив, видимо, наше настроение Валера что-то начал говорить на ухо Шуре. Выслушав его, Шура закивал головой, затем одобрительно похлопал инвалида по плечу и, немного походив с довольной улыбкой по комнате, обратился к нам:
– Тут у нас есть мнение сменить обстановку и переместить нашу конференцию в другое место…
– В свежевыкопанную бульдозерную яму? – сверкнув глазами, поинтересовался Баламут.
– Нет… В Находку. Пока мы тут законсервируемся, Валера сгоняет в Кавалерово за вертолетом. К вечеру будем на его яхте "Восторг".
– "Восторг"? – переспросила Ольга. – Как мило! Звучит хорошо, по-женски… Свою я тоже так назову… А большая яхта?
– Двадцать метров, на всех места хватит, – проскрипел Валера, вперившись в ладненькую Ольгину фигурку сальными глазами.
– Поехали! – сказал я, живо представив свою богиню загорающей в бикини на фоне невозможно красивых скалистых приморских пейзажей.
* * *
Через пятнадцать минут Валера с Ириной Ивановной уехали в Кавалерово, уехали, захватив с собой… Худосокова и двух подручных Хачика. Увидев последних живыми, вернее – полуживыми, совсем такими, каким был Тридцать Пятый, я вперился вопрошающими глазами в Шуру.
– Ирина Ивановна их в милицию на исправление сдаст, – смущенно ответил он на мой немой вопрос. – Не захотела она, чтобы я их кончил… Святая женщина…
– А что они такие квелые? – поинтересовалась Ольга.
– Она их загипнотизировала, чтобы по дороге не оглядываться.
Махнув на все это рукой, я занялся осмотром своих ран и нашел их вполне зажившими. После перевязки мы с Бельмондо и Шурой спустились на восьмой горизонт с ведром цемента и мастерком.
– Будем фабрику замуровывать, – сказал он, когда перед спуском Борис спросил, зачем нужен цемент.
– А буйные? – поинтересовался Николай.
– Их потом в шахте выпустим, пусть охраняют… Инесса с Кешей их обиходить будут…
В музее Шура покормил буйных Инкиными котлетами. Затем он попросил нас натаскать к двери музея камней для закладки, а сам повел сумасшедших в камеру взрывников. Когда он вернулся, мы уже наполовину заложили дверь камнями. Через час дело было кончено.
– Когда высохнет, – сказал Шура, размазывая грязь по цементу, – никто и не заметит…
* * *
После сбора личных вещей мы по Колиной просьбе собрались в Ольгиной комнате.
– Давайте перед отъездом определимся, – волнуясь, начал Баламут, кода все мы кто куда расселись. – Конечно, все то, что я вам скажу, вы отнесете на счет последствий недавно перенесенной мною болезни, но мне это все равно. Дело в том, что из честных кладоискателей мы только что превратились в пособников фальшивомонетчиков и это меня почему-то тревожит. Я, подобно Остапу Сулеймановичу Бендеру, всю жизнь старался чтить Уголовный кодекс. Перспектива сесть и сесть надолго меня совсем не устраивает – это не мой образ жизни… Предпочитаю справлять нужду на пленэре, а не на параше общего пользования…
– Так ты же согласился лететь на Валерину яхту? – спросила его явно встревожившаяся Ольга. И, почувствовав, что заявление товарища получило в моем сердце отклик, подсела поближе и положила мою руку на свое теплое бедро. Отклик тут же растворился в понимании того, что мой отказ от денег приведет к немедленной потере любимой женщины.
– Согласился, а потом испугался… Не хочется на старость лет пайку хавать…
– Зря испугался, – протянул я и обнял Ольгу за талию. – На зоне фальшивомонетчики в почете и…
– Да не будет никакой тюрьмы! – прервал меня Бельмондо раздраженно. – Мы денег не печатали, а получили их в подарок от подпольного миллионера. Ну, разве только отсидим немного за недоносительство, если такая статья, конечно, есть… И вообще, ты, братец, всего-навсего кокетничаешь… Во всей России не наберется и десятка человек, которые при зарплате меньше, чем в сто баксов отказались бы от пятнадцати миллионов долларов. Кончай, давай, слюни распускать…
– Ну, ладно, черт с ним, с законом… – тяжело вздохнув, дал задний ход Николай. – Но эти загадочные Шурины задумки – это точно гремеж под фанфары. Зачем вам все это? Жить что ли надоело?
– А ты его слушал? – спокойно спросила Ольга. – К такому богатому Буратино надо держаться поближе… Он всегда пригодится – больших денег надолго не хватает… Ты сам, Коля, через годик-другой к нему прибежишь, а он тебе фигу с маслом из пальчиков свернет. Скажет, ехидно улыбаясь: "А помнишь, Коленька, ты не уважил меня тогда? Не захотел своим умом поделиться?" Так что, давай, сначала послушаем его, на яхте покатаемся, а потом решим, что делать… И вообще…
В это время дверь открылась и в ее приеме мы увидели Шуру.
– Обсуждаете что-то? – спросил он ласково.
– Да… Вон, Николай Сергеевич боится доллары твои брать… – усмехнулась Ольга.
– Ну и пусть не берет, – спокойно ответил фальшивый миллиардер. – Разделите их между собой.
– Ладно, ладно, проехали! – окрысился Николай. – Где там твой вертолет?
И, неожиданно рассмеявшись, пропел:
– Прилетит вдруг Валера в голубом вертолете и бесплатно покажет кино…
– Через десять – пятнадцать минут будет, – ответил Шура, явно обрадованный благополучным завершением нашей дискуссии. – Валерка мне только что по сотовому звонил… Не беспокойтесь ни о чем – и вертолет будет и бесплатное кино…
* * *
Через час мы были в Находке, а еще через два часа, которые ушли на сауну и последующее переодевание в лучшем супермаркете города, мы вступили на борт белоснежной красавицы-яхты. У трапа нас встретил чернокожий стюард с подносом, уставленным искрящимися бокалами шампанского и три не менее шоколадные очаровательные служанки в вздымающей брови миниюбочной униформе. Они развели нас по каютам, блестевшим позолотой и предупредили, что банкет по поводу нашего прибытия на борт яхты назначен на 23-00 (еще в магазине мы с Шурой решили потратить этот вечер на акклиматизацию в новой обстановке, а обсуждение планов использования двухсот десяти миллиардов отложить на середину следующего дня).
Но банкет поначалу не удавался – мы чувствовали себя уставшими, да и новые для нас интерьеры и, особенно, смокинги, в которые мы по требованию Ольги нарядились в супермаркете, заметно сковывали нас.
– Совки, ох совки! – с нескрываемым презрением покачала головой девушка, заметив с каким смущением мы разглядываем друг друга и разложенные на столе бесчисленные вилки и вилочки, ложки и ложечки, ножи и ножечки. – Вас надо было в милицейском общежитии селить… Там вы были бы в самый раз. Ладно, идите переодевайтесь. Я как чувствовала – купила вам шмоток попроще…
И вручила нам с Борисом и Колей по сумке, набитой фирменными джинсами, рубашками и мягкой кожаной обувью.
Переодевали нас шоколадки. Я, всегда проповедовавший верность любимой женщине, вырвался в кают-компанию первым. Ольга, внимательно посмотрев на бугор, образовавшийся у меня на брюках после переодевания, неодобрительно покачала головой и поманила меня пальчиком. Я сел рядом с ней и она, положив руку на то самое место, впилась мне в губы.
– Ты верный, да? – игриво спросила она, когда в кают-компанию, наконец, вошли похохатывающие Коля и Борисом.
– Просто я привыкаю к женщинам, мое солнышко… – начал я, чувствуя, что пятый фужер шампанского начал принимать активное участие в управлении моим языком. – Очень, конечно, хотелось бы освежить биографию посредством сиюминутной сексуальной связи с прелестной, юной, аппетитной полинезийкой, но… но я не хочу, чтобы моя с тобой связь превращалась в чисто половую…
– А я хочу, – сказала девушка, пристально взглянув мне в глаза. – Я не желаю, чтобы ты страдал, когда мы расстанемся… Не хочу видеть и представлять себе твою кислую физиономию, поникшие плечи, походку в который раз брошенного мужчины. А ты, судя по твоему поведению, потихоньку в такового превращаешься. И только ради твоей акклиматизации к обстановке "без меня" я настояла на нашем переезде сюда, на эту яхту…
– Вот так ты любишь, да? – сказал я, вмиг погрустнев. Но, своевременно уловив боковым зрением возникшую в дверях точеную фигурку только что покинутой мною служанки, вернул свое настроение в более веселое русло.
– Да, вот так. И по-другому не могу. И поэтому ты сейчас пойдешь в нашу каюту и сделаешь с этой девочкой то, что сделали со своими твои друзья. Иди, милый… Я люблю тебя… И всегда буду любить…
* * *
И я ушел с обольстительной, льнущей полинезийкой в нашу с Ольгой каюту и через полчаса вышел оттуда в прекрасном, если не восторженном настроении… На пиршественном столе уже царил хаос, но, как только я сел на свое место, Ольга подала знак стюарду и стол был мгновенно накрыт заново. Выпив бокал красного вина, я начал есть. Когда во второй раз потянулся за бутылкой, глаза мои встретились с изучающими глазами сидящего напротив Валеры и в голову мне пришла отвратительная мысль. Поперхнувшись, я встал из-за стола, нашел в одной из кают свою обольстительную полинезийку и, взяв ее за подбородок, спросил:
– Ты с Валерой трахалась? He fucks you?
– Valery? Certainly… He hires with this condition only… But[16]… – ответила она мягко глядя мне в глаза, и помолчав, продолжила по-русски:
– Ну, короче, трахалась, мистер Чернов! Из всех троих он меня одну предпочитает. Вы теперь братья, можно сказать, по моему влагалищу, с чем и поздравляю…
Чертыхаясь, я вернулся в кают-компанию и по ехидным глазам озиравшегося на меня Валеры понял, что сукин сын знает, зачем и к кому я уходил. Он улыбался, обнажая свои длинные желтые зубы, и что-то говорил сидящей рядом Ирине Ивановне.
– Да не расстраивайся ты! – шепнула Ольга мне в ухо. – Это в тебе провинциализм скучает. Или просто в детстве Майн Рида с его фифочками в белом начитался… Привыкай к бездумной светской жизни и не брезгуй презервативами.
– Да ну тебя! Ты такая же, как и они… И с Валеркой, если потребуется, ляжешь…
– А ты не такой и потому страдаешь… Спать надо с женщинами, которых пруд пруди, а не с королевами, которых в принципе нет. Выпей лучше.
И я следовал ее совету, пока бокал держался у меня в руках. Когда я очнулся в четыре утра, рядом со мной лежала розовенькая после ванной Ольга и смотрела на меня счастливыми домашними глазами. И мне стало понятно, что сейчас случится, произойдет, воцарится нечто такое, чего я никогда в жизни не испытывал… И не ошибся…
На следующий день, после позднего завтрака мы все вместе расселись на палубе в удобных шезлонгах под полупрозрачным тентом.
– Ну и какие у тебя задумки насчет употребления шилинских долларов? – закуривая гигантскую гаванскую сигару, спросил я самого богатого сумасшедшего в мире.
– Сначала я думал Америку на бок свалить… – смущенно улыбаясь, начал Шура.
– Неплохая идея! – одобрительно покачал я головой. – А главное – она хорошо кончается…
– Как кончается? – удивленно вскинул глаза Шура.
– На пустынном острове с потрясающей красавицей Зоей под боком. "Гиперболоид инженера Гарина" читал? – спросил я и, переведя глаза на томную Ольгу в четвертом за день потрясающем купальнике-бикини, картинно вздохнул:
– Я бы с удовольствием пошел на этот вариант… С Оленькой…
– Потом я думал президентом России стать… – продолжил Шура, с опаской посмотрев на девушку. Было ясно, что вариант с жизненным финишем на необитаемом острове с Ольгой под боком его явно его не устраивает.
– А на фиг тебе президентство? – воскликнул я под ржанье товарищей. – Твоих денег липовых еле-еле хватит с российскими государственными долгами расплатится… А больше напечатать не сможешь – в ранге всенародного президента ты вряд ли сможешь приезжать на Шилинку незамеченным… А поручишь своей администрации – разворуют все и продадут потом с потрохами какому-нибудь Березовскому.
– Ты зря этот вариант очерняешь… – усмехнулся Коля, вытирая слезы, выступившие от смеха. – В России Шура – в самый раз президент… Представляешь, как по Общероссийскому телевидению будут транслировать очередное перезомбирование Государственной Думы?
– А я уже передумал… – почему-то недовольно проговорил Шура и на глазах у всех нас начал превращаться в монстра.
Углядев происходящую метаморфозу, Ольга вздохнула, с недовольным видом поднялась с шезлонга, подошла к пляжной сумочке, лежавшей в плетеном кресле, и, вытащив пистолет, приблизилась к Шуре и уставилась ему в глаза. Когда они стали малиново-звериными, Ольга расчетливо ударила Шуру ручкой пистолета в сердце и тут же, не удостоив его и взглядом, проделала маршрут к шезлонгу в обратном порядке.
– Можно в следующий раз я его ударю? – улыбаясь одними глазами, спросил Борис Ольгу. – Мне тоже хочется попробовать – у тебя так эффектно получается…
– Бей, если меня рядом не будет… – не открывая глаз, ответила девушка с шезлонга. – Только не очень сильно, а то сердце остановится… И вообще, имейте в виду: эти приступы у нашего друга случаются после сильных стрессов. Так что понапрасну не злите, либо будьте начеку.
Следующие пятнадцать минут мы смаковали шампанское, принесенное нам негром Федей. Когда бокалы опустели во второй раз, Шура открыл глаза и разобижено уставился на меня.
– А что ты так насупился? – спросил Борис, не давая прийти ему в себя. – Мы же по дружбе твои варианты критикуем. Нам самим, может быть, хочется что-то эдакое сотворить… Ну что там еще у тебя? Эфиопов, наконец, досыта накормить? Или тоннель под Байкалом построить? Тоже было… У Владимира Маканина в "Утрате" один озабоченный жизненной бытовухой переход пешеходный под Уралом-рекой от тоски копал. Мечта у него была чисто российская – очень уж хотелось ему посуху на другой берег попасть…
