Айзек Азимов
Академия и Земля

68

Официально, согласно содержанию комплекса фильмов с информацией и инструкциями, которые имелись на «Далекой звезде» и которые Тревайз обнаружил еще тогда, когда впервые ступил на борт этого корабля, ультрафиолет предназначался именно для дезинфекции. Тревайз предполагал, правда, что этот свет является и источником великого искушения, и временами этому искушению уступали, используя ультрафиолет для получения загара, уроженцы планет, где в моде была смуглая кожа. Но для чего бы им ни пользовались, он все равно дезинфицировал помещения корабля.

Корабль покинул планету, и Тревайз занялся маневрами вблизи солнца Мельпомены, делая все, что мог, чтобы не причинить неприятностей и не доставить лишних неудобств экипажу за счет непрерывных поворотов. Тревайз хотел на все сто увериться, что вся обшивка корабля омыта ультрафиолетовым излучением звезды. Напоследок из шлюза извлекли скафандры и осматривали их до тех пор, пока Тревайз не удовлетворился ах состоянием.

– И все это, – сказала наконец Блисс, – из-за мха? Ты же так сказал, Тревайз? Мох?

– Я назвал эту дрянь мхом, потому что она мне его напоминала. В конце концов я не ботаник. Все, что я могу сказать, так это то, что это – ярко-зеленая растительность и, вероятно, она может существовать при очень слабом освещении.

– Почему?

– Мох чувствителен к ультрафиолету, и он может расти или сохранять жизнеспособность под прямыми солнечными лучами. Его споры – повсюду, и он растет в укромных уголках, а трещинах статуй, на нижних сторонах различных предметов, питаясь энергией рассеянных фотонов везде, где есть источники двуокиси углерода.

– Я поняла так, что ты считаешь его опасным.

– Это не исключено. Если бы хоть несколько спор проникли с нами, когда мы вошли, они бы нашли на корабле вполне подходящее освещение, без примеси вредного ультрафиолета, воду и неиссякаемый источник углекислого газа.

– Только три сотых процента в нашей атмосфере, – заметила Блисс.

– Им хватит за глаза. Добавь еще четыре процента в выдыхаемом нами воздухе. Что, если споры мха проросли бы у нас в ноздрях и на коже? Что, если бы они съели и испортили пищевые запасы? Что, если они производят токсины, способные нас убить? Даже если бы мы бросили все силы на уничтожение этих спор, но все же оставили хоть несколько, этих оставшихся могло бы оказаться достаточно, когда они вместе с нами попадут на другие планеты, чтобы заразить их, а оттуда перенестись на следующие. Кто знает, какой вред они могут причинить?

– Жизнь не обязательно опасна только потому, что она отличается от обычной, – покачала головой Блисс. – Как же ты любишь убивать.

– Это слова Геи, – буркнул Тревайз.

– Конечно. Но я надеюсь, они не лишены смысла. Мох привык к условиям этого мира. Поэтому он использует свет в небольших количествах, но гибнет при его избытке; поэтому он использует малейшие дозы двуокиси углерода, но может погибнуть при больших его концентрациях. Он может оказаться безопасным на любой другой планете, кроме Мельпомены.

– Ты хочешь, чтобы я дал мху шанс попытать счастья? – с возмущением сказал Тревайз.

– Да нет, – пожала плечами Блисс. – Не кипятись. Я тебя понимаю. Ты изолят, и у тебя, видимо, не было другого выбора, кроме как поступить так, как ты поступил.

Тревайз хотел было что-то ответить, но его прервал чистый, пронзительный голосок Фаллом. Она что-то сказала на своем языке.

– Что она говорит? – спросил Тревайз у Пелората.

– Она говорит, что… – начал Пелорат, но не договорил.

Фаллом, видимо, решив, что ее язык понять нелегко, начала снова:

– Был ли там Джемби, там, где вы были?

Фаллом произнесла слова так старательно, что Блисс просияла:

– Разве не прекрасно она говорит на галактическом? И как быстро выучилась!

– Я все перепутаю, – тихо сказал Тревайз, – если попытаюсь объяснять сам, но ты скажи ей, Блисс, что мы не нашли роботов на этой планете.

– Я сам, – вмешался Пелорат. – Послушай, Фаллом, – он нежно положил руку на плечо подростка, – пойдем в нашу каюту, и я дам тебе почитать еще одну книгу.

– Книгу? О Джемби?

– Не совсем… – улыбнулся Пелорат, уводя Фаллом, и дверь за ними закрылась.

– Знаешь, – сказал Тревайз, проводив их недовольным взглядом, – мы тратим время зря, играя в нянек этого ребенка.

– Зря? Разве это мешает тебе в поисках Земли, Тревайз? Нет. То, что ты называешь «игрой в нянек», на самом деле укрепляет наши отношения, снимает страх, создает любовь. Разве это такая уж чепуха?

– Ты вновь говоришь устами Геи.

– Да, – согласилась Блисс, – А теперь о деле. Мы посетили три из древних космонитских планет и ничего не добились.

– Все правильно, – кивнул Тревайз.

– Фактически мы обнаружили, что все они по-своему опасны, верно? На Авроре – дикие собаки; на Солярии – странные, агрессивные люди; на Мельпомене – несущий угрозу всем обитаемым планетам мох. Очевидно, когда планета остается предоставленной самой себе, обитаема она людьми или нет, она все равно становится опасной для межзвездного сообщества.

– Это нельзя возводить в ранг всеобщего закона.

– Трое из трех – это впечатляет.

– И как же это впечатляет тебя, Блисс?

– Я скажу тебе. Только, пожалуйста, выслушай меня без предубеждений. Если в Галактике существуют миллионы взаимодействующих планет – так оно и есть на самом деле, – и если каждая из них населена исключительно изолятами, что тоже так и есть, то на каждой планете доминируют люди, и они могут навязать свою волю другим формам жизни, неживым геологическим образованиям и даже себе подобным. Галактика, следовательно, на сегодняшний день является вполне примитивным, некоординированным и плохо функционирующим миром. Начатком, зародышем объединения. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Я понял, к чему ты клонишь, но это не означает, что я должен с тобой соглашаться.

– А ты послушай. Соглашаться или нет, дело твое, но выслушай меня. Галаксия может родиться только из прото-Галаксии и, чем меньше будет «прото», чем больше «Галаксии», тем лучше. Галактическая Империя была попыткой создать сильную прото-Галаксию. Когда она раскололась, сразу настали плохие времена, и возникло стремление усилить концепцию прото-Галаксии. Конфедерация Академии является воплощением этого стремления. Таким же воплощением была и Империя Мула. Такова и планируемая Второй Академией Новая Империя. Но даже если бы не было таких империй или конфедераций, но будь вся Галактика сумасшедшим домом, это был бы взаимосвязанный сумасшедший дом, в котором между собой общались бы отдельные миры, пусть даже только враждебно. Это было бы все равно некое единение, и не самое худшее.

– Куда уж хуже?

– Ты знаешь ответ, Тревайз. Ты видел его своими глазами. Если населенная людьми планета будет брошена на произвол судьбы, становясь истинным изолятом, если она теряет все связи с другими населенными мирами, она развивается, но развивается злокачественно.

– Наподобие раковой клетки?

– Да. Не такова ли Солярия? Она противостоит всем мирам. Там каждый против всех остальных. Ты видел это. А если люди исчезают совсем, испаряются последние следы дисциплины, Каждый-против-каждого – этот принцип становится инстинктивным, как у собак, или просто законом природы, как в мире мхов Мельпомены. Понимаешь, я думаю, что чем ближе мы к Галаксии, тем совершеннее сообщество. Тогда зачем останавливаться за несколько шагов до цели?

Тревайз некоторое время молча смотрел на Блисс.

– Я думаю об этом, – сказал он наконец. – Но зачем предполагать, что увеличение дозы лекарства – единственный выход, что если немного – это хорошо, что больше – лучше, и все это – лучшее из возможного? Разве ты сама не говорила, что мох, возможно, так адаптировался к очень малому содержанию двуокиси углерода, что ее богатое содержание может убить его? Человек ростом в два метра лучше, чем ростом с метр, но он лучше и трехметрового великана. Мыши не станет лучше, если она вырастет до размеров слона. Ей просто не выжить. Да и слону не станет лучше, если он уменьшится до размеров мыши.

Существуют естественные размеры, естественная сложность, какое-то оптимальное качество для всего – звезда это или атом, и это, очевидно, столь же истинно для живых существ и их сообществ. Я не говорю, что старая Галактическая Империя была идеальной и, безусловно, вижу ошибки в деятельности Конфедерации Академии, но я не могу заявить что, поскольку тотальный изоляционизм плох, хороша тотальная Унификация. Крайности могут быть ужасны как та, так и другая, и старая добрая Галактическая Империя, пусть и несовершенная, могла бы быть нам меньшим из зол.

– Сомневаюсь, – покачала головой Блисс, – веришь ли ты сам себе, Тревайз. Станешь ли ты доказывать, что и вирус, и человек равно неудовлетворительны, и возжелаешь стать чем-то промежуточным – вроде скользкой плесени?

– Нет. Но я могу спорить, что и вирус, и суперчеловек одинаково плохи, и предпочесть остаться чем-то средним – обычным человеком. Да спорить-то пока не о чем. Я вынесу решение, когда найду Землю. На Мельпомене мы нашли координаты остальных сорока семи космонитских планет.

– И ты посетишь их все?

– Каждую, если понадобится.

– Все время рискуя жизнью?

– Да, если это потребуется, чтобы найти Землю.

Пелорат вышел из каюты, где оставил фаллом, и только успел рот раскрыть, как угодил в перепалку между Блисс и Тревайзом. Он смотрел то на одного, то на другую, пока они перебрасывались репликами.

– Сколько же времени это займет?

– Сколько бы ни потребовалось. Мы можем найти то, что ищем, прямо на следующей планете.

– Или ни на одной из них.

– Этого мы не сможем узнать, пока не посетим все.

Тут наконец Пелорат попытался вставить словечко.

– Но послушай, Голан! У нас же есть ответ.

Тревайз нетерпеливо отмахнулся, но вдруг замер, повернулся к нему лицом и бессмысленно уставился на друга:

– Что?

– Я сказал, у нас есть ответ, Я пытался сказать тебе это, по крайней мере, раз пять на Мельпомене, но ты был так занят, что…

– Что за ответ? О чем ты говоришь?

– О Земле. Я думаю, мы знаем, где она.

Часть шестая
Альфа

Глава шестнадцатая
Центр миров

69

Тревайз смотрел на Пелората долго и с явным недовольством. Наконец спросил:

– Было ли там что-нибудь, что ты видел, а я нет, и о чем ты не сказал?

– Нет-нет, – покачал головой Пелорат. – Ты тоже видел это, и, как я только что сказал, я пытался заговорить с тобой, но ты отмахнулся.

– Хорошо, попытайся снова. Попытка не пытка.

– Не дразни его, Тревайз, – возмутилась Блисс.

– Я не дразню его, я хочу получить от него информацию. И не считай его ребенком.

– Прошу вас, – умоляюще проговорил Пелорат, – слушайте меня, если можете, а не друг друга. Помнишь, Голан, мы раньше говорили о попытках установить происхождение рода человеческого? Проект Яриффа – помнишь? Он пытался установить времена основания различных миров, предполагая, что планеты заселялись равномерно во всех направлениях от центра расселения – мира-прародины.

– Насколько я помню, – нетерпеливо кивнул Тревайз, – гипотеза сработала из-за того, что все даты были ненадежны.

– Верно, дружок. Но планеты, которые брал в расчет Ярифф, были основаны второй волной переселенцев. Тогда же развились и усовершенствовались гиперпространственные перелеты, и поселения возникали и росли совершенно беспорядочно. Преодолевать даже очень большие расстояния стало совсем просто, и картина образования поселения перестала представлять собой правильную расширяющуюся сферу. Вот еще одна сложность вдобавок к недостоверным датам основания колоний…

А теперь, Тревайз, задумайся на мгновение о том, как заселялись космонитские планеты. Это была первая волна переселенцев: ранние гиперпространственные полеты были еще очень несовершенными и мало напоминали наши Прыжки. В то время как миллионы планет второй волны заселялись, по всей вероятности, довольно хаотично, пятьдесят первых наверняка заселялись в определенном порядке. Планеты второй волны заселялись целых двадцать тысяч лет, а пятьдесят первых были колонизированы за какие-то несколько веков – почти мгновенно, по сравнению с поселенческими планетами. Эти пятьдесят, вместе взятые, должны располагаться сферично вокруг планеты, с которой они все ведут свое происхождение.

У нас есть координаты пятидесяти миров. Ты сфотографировал их – помнишь, со статуи? Кто бы это ни был – тот, кто уничтожил все сведения о Земле, он все же проглядел эти координаты, или не подумал о том, что из них можно извлечь необходимую информацию. Все, что тебе нужно сделать, Голан, это учесть смещения звезд за двадцать тысяч лет и, скорректировав эти координаты, найти центр сферы. В результате вычислений ты получишь точку, достаточно близкую к земному Солнцу или, по крайней мере, к его положению двадцать тысяч лет назад.

Рот Тревайза не закрывался от удивления все время, пока продолжался этот подробный рассказ, и только через несколько секунд после того, как Пелорат умолк, Тревайз обрел дар речи.

– Почему же я не подумал об этом? – воскликнул он наконец.

– Я пытался сказать тебе все это еще тогда, когда мы были на Мельпомене.

– Я верю тебе. И прости дурака, Джен, за то, что отказался тебя выслушать. Мне тогда и в голову не пришло… – Он смущенно умолк.

– Что я могу сказать что-нибудь толковое? – тихо усмехнулся Пелорат. – Чаще всего так и бывает, но видишь ли, это было как-никак по моей специальности. Большей частью ты прав, когда затыкаешь мне рот.

– Ничего подобного! – запротестовал Тревайз. – Это не так, Джен. Я чувствую себя идиотом, и получил по заслугам. Еще раз извини – я должен поспешить к компьютеру.

Они с Пелоратом прошли в рубку, и Пелорат, как обычно, стал с изумлением и недоверием одновременно наблюдать за тем, как руки Тревайза опустились на пульт и Тревайз превратился в единый человеко-компьютерный механизм.

– Придется сделать определенные допущения, Джен, – сказал Тревайз, не глядя на Пелората. Как всегда, когда он работал с компьютером, лицо его было бесстрастным, отрешенным. – Я предположил, что первое число – дистанция в парсеках, а два других – углы в радианах, и первый из них – вертикальный, второй же – горизонтальный. Я также думаю, что использование плюса-минуса к углам отвечает галактическим стандартам и что точка – 0,0,0 – это солнце Мельпомены.

– Звучит довольно правдоподобно, – кивнул Пелорат.

– Неужели? Существуют шесть возможных способов расположения чисел, четыре – знаков; расстояние может быть указано в световых годах, а не в парсеках, углы – в градусах, а не в радианах. Итого девяносто шесть различных вариантов. Прибавь к этому то, что, если для обозначения расстояния используются световые годы, я не могу быть уверен в том, какова величина светового года, принятая здесь. Добавь и то, что я не знаю действовавшего тогда принципа измерения углов – в первом случае наверняка от экватора Мельпомены, ну а во втором – ее нулевой меридиан?

– А теперь, – растерялся Пелорат, – все звучит совершенно безнадежно.

– Не безнадежно, Аврора и Солярия включены в этот список, а я знаю их расположение в пространстве. Я использую координаты и посмотрю, смогу ли совместить их. Если компьютер выдаст мне неправильное расположение этих планет, я скорректирую координаты и буду продолжать подбирать варианты, пока не добьюсь успеха. Тогда я смогу понять, какие из моих первоначальных допущений ошибочны по отношению к стандарту. Как только все допущения окажутся верными, я смогу найти центр сферы.

– Так много неясностей. Тебе будет трудно решить, что делать?

– Что? – переспросил Тревайз. Он весь ушел в работу с компьютером. После того как Пелорат повторил вопрос, он ответил: – А? Нет, шансы на то, что координаты заданы в соответствии с галактическим стандартом, высоки, и привязка их к неизвестному нулевому меридиану не составит большого труда. Эта система локализации точек в пространстве была разработана давным-давно, и большинство астрономов вполне уверены, что она предшествовала эпохе межзвездных перелетов. Люди ведь очень консервативны в определенных вещах и практически никогда не меняют достигнутых соглашений, касающихся измерений. Мне думается, многие порой даже впадают в заблуждение, считая их законами природы. Какие уж тут законы, когда каждая планета имеет свои собственные системы измерений, которые меняются каждое столетие. Правда, я искренне надеюсь, что научные изыскания в этой области когда-нибудь завершатся и система измерений будет унифицирована. – Тревайз говорил, продолжая работать, и речь его постоянно прерывалась. Немного погодя он пробормотал: – А сейчас – тихо… – Тревайз напрягся, нахмурился и только спустя несколько минут откинулся в кресле, глубоко вздохнул и еле слышно проговорил: – Все правила соблюдены. Данные места положения Авроры совпали с ее истинными координатами. Один к одному. Видишь?

Пелорат посмотрел на звездный узор и на яркую точку вблизи центра:

– Ты уверен?

– При чем тут я? Это компьютер уверен. Кроме того, мы были на Авроре. Нам известны ее характеристики: диаметр, температура, масса, альбедо, спектр, не говоря уже о расположении соседних звезд. Компьютер утверждает, что это – Аврора.

– Ну, выходит, что эта планета и есть Аврора.

– Поверь мне, это так. Сейчас я настрою экран, и компьютер начнет работу. У него – пятьдесят наборов координат, и в его силах обработать их одновременно. – Тревайз занялся настройкой экрана. Компьютер спокойно работал в четырехмерном пространстве-времени, но наблюдателю-человеку редко требовалось больше двух измерений. Сейчас же казалось, что экран превратился в некий темный колодец, глубокий и широкий. Тревайз приглушил до минимума освещение рубки, чтобы было легче наблюдать звездное поле на экране. – Сейчас начнется, – прошептал он.

Через какое-то мгновение на экране вспыхнула звезда, затем еще одна и еще. Изображение на экране сдвигалось при появлении очередной звезды так, чтобы все они были видны. Казалось, что весь космос отодвигался от них и перед глазами разворачивалась все более и более широкая панорама. Добавьте к этому еще и сдвиг вверх-вниз и вправо-влево…

Наконец все пятьдесят светил яркими точками повисли в пространстве.

– Я-то надеялся получить восхитительную сферу, – сказал Тревайз, – но это больше походит на остатки снежка, который второпях слепили из слишком жесткого и рассыпчатого снега.

– И это все портит?

– Это создает определенные трудности, но без них, я думаю, не обойдешься. Сами заезды распределены вовсе не равномерно, и наверняка то же самое можно сказать о пригодных для жизни планетах, и с этим, естественно, связана неравномерность в заселении новых миров. Компьютер рассчитывает для каждой из звезд ее современное положение, согласно ее наиболее вероятному смещению за последние двадцать тысяч лет – даже учет такого большого срока не займет много времени – и затем разместит их по «оптимальной сфере». Другими словами, он найдет сферическую поверхность, от которой расстояние до всех светил будет минимальным. Затем мы отыщем центр этой сферы, и Земля должна оказаться где-то вблизи этой точки. По крайней мере, будем на это надеяться. Скоро все станет видно на экране.

70

Так оно и вышло. Даже Тревайз, казалось бы, привыкший к компьютерному волшебству, удивился тому, как мало времени потребовал расчет.

Тревайз запрограммировал компьютер на выдачу нежной, вибрирующей ноты после получения координат центра сферы. В принципе, это ничего не значило, кроме удовольствия от самого звука и сознания того, что долгие поиски, может быть, завершены.

Звук возник примерно через минуту и был подобен нежному, прозрачному тону звучного гонга. Звук нарастал до тех пор, пока Тревайз и Пелорат физически не ощутили его вибрацию, а затем постепенно угас.

В это время вошла Блисс.

– Что это? – спросила она, широко открыв глаза. – Тревога?

– Вовсе нет, – отозвался Тревайз.

– Мы, наверное, нашли Землю, Блисс, – постепенно объяснил Пелорат. – Этим звуком компьютер сообщил об окончании расчетов.

– Могли бы предупредить, – укоризненно проговорила Блисс.

– Извини, Блисс, – сказал Тревайз. – Я не думал, что сигнал окажется таким громким.

Фаллом вошла следом за Блисс и спросила:

– Зачем этот звук?

– Смотри-ка – интересуется! – хмыкнул Тревайз и устало вздохнул.

Теперь следовало бы тестировать результаты относительно реальной Галактики, сфокусировать координаты центра сферы Внешних миров и посмотреть, нет ли вблизи звезды класса G. А он снова тянул время, не делал того, что логично было бы сделать, не в силах заставить себя подвергнуть результаты последней, критической проверке.

– Конечно, интересуется, – сказала Блисс с вызовом. – Почему бы и нет? Она такой же человек, как и мы.

– Ее родитель был на этот счет совсем другого мнения, – рассеянно заметил Тревайз. – Я беспокоюсь за нее. Это плохая новость для ребенка.

– С чего ты это взял? – поинтересовалась Блисс.

– Просто предчувствие, – развел руками Тревайз.

Блисс одарила его презрительным взглядом и повернулась к Фаллом:

– Мы пытаемся найти Землю, Фаллом.

– Что такое Земля?

– Другая планета. Особенная. Это мир, откуда явились наши предки. Ты уже знаешь из разных книг, что означает слово «предки»?

– Означает ли это…? – Последнее слово прозвучало не на галактическом.

– Это древнее слово, – пояснил Пелорат. – Ближе всего по смыслу к нему наше «предшественники».

– Ну да, – просияла Блисс. – Земля – это мир, откуда явились наши предшественники, Фаллом. Твои, и мои, и Пела, и Тревайза.

– Твои, Блисс, и мои тоже? – Фаллом явно была потрясена. – И те, и другие?

– Были только одни предшественники. Они у нас одни и те же, у всех.

– Похоже, малышка очень хорошо знает, что непохожа на нас, – вставил Тревайз.

– Не говори так, – понизив голос, сказала ему Блисс. – Она не должна понимать этого. По крайней мере, она не должна думать, что разительно отличается от нас.

– Мне кажется, гермафродизм – это значительное отличие.

– Я говорю о разуме.

– Мозговые преобразователи – тоже существенное отличие.

– Тревайз, перестань. Она разумное существо, человек, несмотря на некоторые особенности.

Блисс обернулась к Фаллом и сказала:

– Подумай спокойно, Фаллом, и пойми, что это значит для нас. У тебя и меня были одни и те же предшественники. Все люди, на всех планетах – многих-многих планетах – все они имели одних предшественников, и эти предшественники жили раньше на планете Земля. Это означает, что все мы – родственники, верно? А теперь иди в каюту и подумай над услышанным.

Фаллом, бросив на Тревайза задумчивый взгляд, вышла из рубки.

– Пожалуйста, – обернулась Блисс к Тревайзу, – обещай мне, что не будешь в ее присутствии отпускать никаких реплик, которые могли бы навести Фаллом на мысли о ее отличии от нас.

– Ладно, обещаю. Я не собирался вмешиваться в процесс воспитания, но ты ведь знаешь, она действительно отличается от нас.

– В некотором смысле. Как я отличаюсь от тебя, как Пел.

– Не будь наивной, Блисс. Различие в случае с Фаллом куда серьезнее.

– Ненамного. Сходство важнее. Уверена, в один прекрасный день она и ее народ смогут стать частью Галаксии, и очень полезной частью.

– Хорошо. Не будем спорить. – Тревайз повернулся к компьютеру, явно оттягивая контакт. – И все же, боюсь, мне придется все-таки проверить предполагаемое положение Земли в реальном пространстве.

– Боишься?

– Ну, – Тревайз пожал плечами, пытаясь обратить все в шутку, – вдруг там нет подходящей звезды?

– Нет, значит, нет, – Блисс тоже пожала плечами.

– Вот я и думаю… – стоит ли сейчас проверять? Мы все равно не сможем совершить Прыжок еще несколько дней.

– Зачем ты меня мучаешь? Займись вычислениями. Ожидание ничего не изменит.

Тревайз несколько мгновений молчал, сжав губы, и наконец изрек:

– Ты права. Прекрасно. Тогда… поехали.

Он положил руки на контуры пульта. Экран почернел.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала Блисс. – Ты будешь нервничать, если я останусь.

Она ушла, помахав на прощание рукой.

– Дело в том, – проворчал Тревайз, – что мы должны сперва проверить компьютерную карту Галактики. Даже если Солнце Земли находится в нужной точке, карта может не включать его. Но тогда мы…

Он удивленно прервался. Экран озарился огнями звезд. Их было множество – тусклых и ярких, искрящихся, рассеянных по поверхности экрана. Но вблизи центра сияла звезда, более яркая, чем остальные.

– Мы сделали это! – ликовал Пелорат. – Это она, она, дружочек! Посмотри, какая она яркая!

– Любая звезда в центре координат выглядела бы ярче остальных, – остудил его пыл Тревайз, пытаясь побороть в себе любое проявление необоснованного восторга.

– Эта картина, между прочим, соответствует взгляду с расстояния в один парсек от центра координат. И все-таки эта звезда в центре не красный карлик, не красный гигант, не горячая бело-голубая. Подожди, сейчас компьютер проверит свой банк данных и выдаст информацию. – На несколько секунд воцарилось молчание, затем Тревайз продолжил: – Спектральный класс G-2, – после паузы: – диаметр: миллион четыреста тысяч километров; масса – одна целая и две сотых массы терминусианского солнца; температура поверхности – шесть тысяч по абсолютной шкале; вращение медленное, около одного оборота за тридцать дней, нет необычной активности или нерегулярности.

– Разве все это не типично для звезд, около которых могут находиться пригодные для жизни планеты?

– Типично, – кивнул Тревайз. – И, следовательно, звезда похожа на Солнце Земли. Если именно здесь возникла и развивалась жизнь, солнце должно соответствовать обычным стандартам.

– Значит, вполне вероятно, что здесь могут быть подходящие планеты.

– Нам нет нужды строить на этот счет догадки, – сказал Тревайз, в голосе которого звучало неподдельное изумление. – На галактической карте звезда отмечена как обладающая планетой, населенной людьми, правда, со знаком вопроса.

Энтузиазм Пелората еще более возрос.

– Это именно то, чего следовало ожидать, Голан! Здесь есть населенная планета, но этот факт пытаются скрыть, поставив на карте знак, который заставляет компьютер сомневаться.

– Нет, тут что-то не так, – возразил Тревайз. – Это не то, чего мы должны были ожидать. Ожидать мы должны были большего. Учитывая старание, с которым уничтожены данные о Земле, картографы не должны были знать о существовании жизни в этой системе, тем более о поселениях людей. Они не должны были знать даже о существовании Солнца Земли. Миров космонитов на карте нет. Почему же есть Солнце Земли?

– Ну вот, опять… Что толку спорить об этом? А какая еще информация об этой звезде имеется в компьютере?

– Название.

– О! Какое же?

– Альфа.

После короткой паузы Пелорат нетерпеливо сказал:

– Это она, старик. Это последнее доказательство. Судя по тому, что это значит.

– Разве оно что-то значит? Название как название, и довольно странное. Никакого намека на галактический язык.

– Оно и не из галактического. Оно из доисторического языка Земли – того самого, что дал название «Гея» планете Блисс.

– И что же означает «альфа»?

– Альфа – первая буква алфавита древнего языка. Это одно из наиболее достоверных сведений о нем, которые у нас есть. В древности слово «альфа» использовали для обозначения чего-то первого в своем роде. Название солнца – «альфа» – подразумевает, что это первое солнце. А разве не вокруг первого солнца вращалась планета Земля, на которой впервые возникли люди?

– Ты уверен в этом?

– Абсолютно.

– А есть ли что-либо в ранних легендах – ты ведь мифолог, верно? – что приписывает Солнцу Земли какие-нибудь очень необычные признаки?

– Нет, что ты! Оно должно быть стандартным по определению, и характеристики, выданные нам компьютером, я полагаю, стандартны настолько, насколько возможно. Разве нет?

– Солнце Земли, согласно мифам, одиночная звезда?

– Да, конечно! Насколько я знаю, все обитаемые планеты вращаются около одиночных звезд.

– И я так думал. Беда в том, что эта звезда в центре экрана – не одиночная звезда; она двойная. Более яркая из двух – действительно стандартная, и о ней компьютер выдал нам все данные. На орбите вокруг этой звезды с периодом обращения порядка восьми лет кружится, однако, другая звезда с массой в четыре пятых первой. Мы не можем видеть их раздельно невооруженным глазом, но если увеличить изображение, то различим их.

– Это точно, Голан? – сдавленным голосом спросил Пелорат, внезапно вернувшись с небес на землю.

– Это сообщил мне компьютер. Раз это двойная звезда, значит, это не Солнце Земли.

71

Тревайз прервал контакт с компьютером и включил обычное освещение.

Поэтому, очевидно, Блисс решила, что можно вернуться. Фаллом, словно хвостик, вошла следом.

– Ну и каковы результаты? – спросила Блисс.

– Несколько разочаровывающие, – равнодушно сообщил Тревайз. – Там, где я ожидал найти Солнце Земли, я обнаружил бинарную систему. Солнце Земли – одиночная звезда, так что в центре не оно.

– И что же теперь, Голан? – спросил Пелорат.

– Собственно говоря, – пожал плечами Тревайз, – я и не надеялся увидеть Солнце Земли строго в центре. Даже космониты не могли основать колонии таким образом, чтобы они образовывали правильную форму. Аврора, старейшая из космонитских планет, могла посылать по свету собственных мигрантов, от этого сфера могла исказиться. И потом, Солнце Земли могло смещаться не с точно такой же скоростью, как планеты и звезды космонитов.

– То есть, Земля может оказаться где угодно, – резюмировал Пелорат. – Ты это хочешь сказать?

– Нет. Вовсе не «где угодно». Все эти возможные источники погрешностей не могут привести к большим отклонениям. Солнце Земли должно быть в окрестностях этих координат. Та звезда, которую мы выловили почти с уверенностью, должна быть соседкой Солнца. Просто поразительно, что могла существовать соседняя звезда, так похожая на Солнце Земли, но двойная – так оно и есть.

– Но тогда бы мы видели Солнце Земли на карте, не так ли? Я имею в виду – вблизи Альфы.

– Нет, поскольку я уверен, что солнца на карте нет. Моя уверенность рассыпалась в прах, когда мы впервые увидели Альфу. Сколь сильно бы она ни напоминала Солнце Земли, простой факт, что она обозначена на карте, вынудил меня предположить ошибочность наших надежд.

– Хорошо, – сказала Блисс. – Почему тогда не сосредоточиться на тех же самых координатах в реальном пространстве? Если рядом с Альфой есть какая-либо яркая звезда, не обозначенная на компьютерной карте, и если она очень напоминает своими характеристиками Альфу, но является одиночной, разве она не является Солнцем Земли?

– Будь это так, – вздохнул Тревайз, – я поставил бы половину моего состояния, каким бы оно ни было, на то, что вокруг той звезды, о которой ты говоришь, обращается планета Земля. И снова мне страшно проверять.