Атуна Койдергем
Горлинка Хольмгарда. Книга 2
Увидев еще издали это удручающее зрелище, отдающее чем-то основательным, Дива невольно скривилась. Прибыли надолго. И постараются навредить ей! И вот уже слышатся приближающиеся шаги правителя и его гридей. Вышел встречать.
– Какая большая радость! Вот и гости! – натянув на себе улыбку, Дива поспешила взять Рёрика под руку. – Я приказала подготовить избы, накрыть столы и натопить бани к приезду наших родственников…
– Умница моя…– князь давно успел позабыть об их несостоявшейся утренней беседе. А теперь его и вовсе волновали только гости.
Поглядывая украдкой на Рёрика, Дива следила за разбитой дождями дорогой, по которой неспешно тащились ее неприятности. Обычно сообразительная дочь Гостомысла сейчас уже даже не знала, что и делать. Видя толпу гостей, ощущала только одно – никто из всей этой своры не поддержит ее. Ни единый человек и ни единым словом. Помимо Рёрика, навстречу гостям вышли также некоторые его дружинники. Среди прибывших, надо думать, имелись их знакомые и родные – Синеус забрал из Дорестадта всех значимых персон. Засвидетельствовать почтение семейству владыки пожаловали и некоторые бояре. Дива почти онемела, когда заметила приближающуюся нарядную Вольну. Ей-то что здесь нужно?!
– Нег…– выскочило у Дивы при виде соперницы. Взор князя тем временем был прикован к подъезжающим гостям.
– Что? – Рёрик смотрел на дорогу, не глядя на Диву. Однако пришлось отвлечься. Проследив за ее взором, он уткнулся в Вольну. Стало понятно, почему Дива побелела. – Ты моя княгиня. Веди себя соответственно…– напутствовал Рёрик.
Дива еле подавила в себе негодование. Легко ему говорить! Он бы еще посоветовал им совместно ткать. Но нельзя требовать от него больше того, что он хочет ей дать. Если он желает видеть достойное поведение, ей придется научиться владеть собой. Научиться выглядеть счастливой и довольной. По крайней мере, пока.
– Любимый, – подошедшая Вольна проследовала к Рёрику и установилась с противоположной от Дивы стороны, по левую его руку. Своим обращением Вольна будто пыталась что-то доказать. Как бы там ни было, прозвучавшее покоробило Диву. И она крепче сжала ладонь Рёрика. Из-за его спины женщины украдкой переглянулись. Диве уже делалось нехорошо из-за навязчивого присутствия Вольны. Что за гадкая баба? Зачем пришла?! Ей что, хочется встречать Умилу?!
Наконец приблизились гости. Покинув спутниц, князь ринулся навстречу родственникам, которых давно не видел. Вольна с издевкой усмехнулась. Совладав с подступившем гневом, Дива натянула на себя улыбку и поспешила вдогонку за мужем. Все происходящее отвратительно. Почти непереносимо. Но следует на какое-то время отодвинуть переживания в сторону, не давать чувствам захватить себя в плен.
Тем временем Вольна не собиралась отступать и также двинулась следом за Рёриком, нарочито поддерживая живот.
– Брат, я так рад тебе! – Рёрик заключил в объятия спешившегося с коня Синеуса. Младший сын Годслава выглядел уставшим, но довольным: еще бы, долгое путешествие подошло к концу. Позади остались все передряги.
– А я как рад! Когда мы вместе, нам и ветра попутные…– Синеус обнял Рёрика, и было видно, что, несмотря на свои утаенные обиды, он все-таки любит старшего брата. – Я уж начал переживать, что мы так и не свидимся до того, как я спущусь в Хельхейм!
– Переживать следует остальным. Ведь когда мы с тобой встречаемся после долгих разлук, то становимся теми, от кого матушки учат своих чад держаться дальше, – пошутил Рёрик. Впрочем, была в этих словах и правда. Их совместные пирушки отличались особой необузданностью. И вообще, братья скверно влияли друг на друга. Благо, что Умиле всегда удавалось их вовремя рассредоточить. Она оставляла Синеуса при себе, а Рёрика отправляла на защиту интересов их рода.
– Это Ефанда…– Синеус кивнул на жену, представляя ее Рёрику. Ведь последний видел принцессу очень давно. В его духе позабыть, как она вообще выглядит.
Бледная Ефанда стояла недвижимо посреди шумного двора, словно угрюмое дерево, возле которого резвятся оживленные пичужки. Она не улыбалась, и приветствовать ее тут было некому. По сути, она всегда была за спиной брата либо мужа. Никто не ждал ее в Новгороде, да и ни в ком она не нуждалась и никого не желала зреть. Кроме одного человека. Рёрика. Увидев его впервые на пиру, устроенном когда-то давно ее отцом Кетилем Лососем, она не забывала видного гостя, который произвел на нее впечатление. Она бережно хранила его образ в памяти еще и по той причине, что отец обещал ей в мужья статного правителя Дорестадта. И она легко согласилась на такой союз. Ведь Рёрик был из тех, кто нравится с первого взгляда. Его смелое и красивое лицо не испортили ни битвы, ни годы, ни волнения. Его тело было сильным и крепким. Он умел говорить так, что его слушали. Его взгляд был глубоким и умным. И самое главное – он не стал ее мужем, а сделался великим князем. Их судьбы разошлись в стороны, едва успев коснуться. И вот теперь она смотрела на него и вновь ощущала досаду оттого, что досталась Синеусу.
– Я очень любил твоего отца, Ефанда, – обратился Рёрик к жене брата. – Он был хорошим человеком.
– Благодарю, – ответила скупая на чувства Ефанда.
– Я не отпущу тебя теперь много дней! – провозгласил Синеус, стиснув Рёрика в братских объятиях. Это было удивительно: он одновременно любил и ненавидел старшего брата.
Подоспевшая Дива видела отчетливо: Рёрик рад своему Синеусу. И теперь уже начинала склоняться к мысли, что верно поступила, умолчав о происшествиях в Дорестадте. Кто она и кто тот? Она – жена и княгиня. Но не так уж давно установилось между супругами согласие. А Синеус – это совсем другое дело. Он не просто старый знакомый, не какой-то Гейрхард, а родная кровь.
– Добро пожаловать, – Дива поклонилась деверю, силясь сделать так, чтобы улыбка на ее лице выглядела как можно более гостеприимно. Синеус кивнул ей в ответ. Тут же подоспел Олег, и Рёрик отвлекся на него. Оказалось, что брат Ефанды его старый друг, которому он рад не меньше, чем самому Синеусу. Дива заметила в глазах Синеуса ревнивые блики. Она уже собиралась поспешить вслед за Рёриком, дабы поприветствовать Олега, но Синеус задержал ее, воспользовавшись моментом.
– Я вижу, ты молчала о своих злоключениях…– шепнул Синеус в самое ухо Диве. И его голос показался ей зловещим и недобрым. – Пусть так все и остается…А ослушаешься, и я своими руками подвешу тебя…Поняла? – Синеус был очень угрожающ, как и всегда.
– Пущай все несогласия меж нами останутся в минувшем, – учтиво обозначила Дива. На самом деле, ей уже вновь становилось страшно. И она предложила помириться только с тем, чтоб не злить его еще больше.
А Рёрик тем временем обнимался с Олегом, от которого его сумела оттащить лишь Умила. Несмотря на свой значительный возраст, старая княгиня выглядела превосходно. Будто это путешествие явилось не спешным бегством от опасного врага, а легкой прогулкой по морю в приятную осеннюю пору.
– Мой сын…Нег…– Умиле кто-то помог вылезти из повозки. Она развела руки и обняла Рёрика. Мать и сын не виделись давно. А вообще, чем старше он становился, тем реже обретался возле нее.
Наконец очередь дошла до Умы. Она улыбалась приветливо, хотя ненавидела Рёрика много лет. Она помнила, как умоляла не выдавать ее замуж за того ужасного громилу, но старший брат даже не слушал ее просьб. Ему вообще на все плевать, кроме него самого! И тогда он и не подумал о чувствах сестры! Что за тиран!
– Дорогой брат, – с ласковой улыбкой Ума поклонилась Рёрику. Последний, конечно, доверял своим глазам. И полагал, что хотя бы в собственной семье его должны любить просто так и вопреки всему.
– Ума, все хорошеешь, – Рёрик обнял сестру. – Счастлив, что мы снова вместе.
– Самая большая отрада для меня – вновь оказаться под твоей опекой, – вежливо соврала дочка Умилы.
– Ума, я скучала по тебе, – Дива обняла сестру мужа радушно. Хоть Ума и не являлась Диве искренним другом, но зато она оказалась рядом в нужный момент, когда изгнаннице была важна любая поддержка.
– Я и не уповала, что мы так скоро свидимся. Имеется что рассказать тебе о Дорестадте, на которой напал твой знакомый, – хихикнула Ума Диве на ухо. – Ты поговорила с Негом о моей свадьбе с Олегом? – на уме у Умы было только одно.
– Поговорила. Но он не ответил, – Дива на самом деле выполнила то, о чем ее просила дочка Умилы. А Рёрик на самом деле ничего не сказал на такое предложение.
А сама княгиня-мать тем временем умилялась приятному зрелищу: все ее дети вместе, дружные и сильные. Когда речь заходила о чадах, ее взор будто заволакивала пелена миражей: она видела их такими, какими хотела видеть, а не такими, какими они являлись на самом деле.
– Матушка, добро пожаловать! Это честь для Новгорода! – вежливо обратилась Дива к Умиле, приложив руку старой княгини к своему лбу, как того требовали обычаи. – Матушку ждут покои, в которых она сможет отдохнуть после трудного пути…
– Мне нелегко даются подобные путешествия…– Умила смотрела на сноху не слишком тепло. Конечно, старая мудрая княгиня не поверит в эту великую отраду новгородки по случаю своего прибытия. Невзирая на могучий жизненный опыт, со своей стороны Умила сейчас позабыла изобразить восторг встречи. А Дива и не ждала в свой адрес особой любезности: ведь когда она сама, многострадальная скиталица, покидала злосчастный Дорестадт, свекровь даже не вышла проводить ее.
– Матушка, – поздоровался с Дивой Рарог – ее юный пасынок. За недолгое время их разлуки он будто еще сильнее возмужал и теперь выглядел так, как положено молодому мужчине, преодолевшему путь по неспокойному морю и быстрым рекам.
– Здравствуй, Рарог…– Дива едва улыбнулась. Она не может радоваться ему, что и понятно. А впрочем, он ведь, кажется, хороший паренек, хоть и шкодник.
А Вольна тем временем стояла среди встречающих, но не в самой гуще, поскольку приветствовать ей было некого. Разве что Синеуса, с которым она еще не успела поругаться и которому всегда нравилась, как и всем прочим молодцам. Что до остальных, им было любопытно увидеть ту, о коей ходило столько пересудов.
– Вольна, ты в тягости? – Умила удивленно оглядела пока несостоявшуюся невестку. Ну хоть до свадьбы не дошло, уже хорошо.
– Скоро срок, – учтиво ответила Вольна, довольно поглаживая круглый живот.
– Будем ждать мальчика, – ответила Умила. Вольна ей не нравилась, мягко говоря, но сии чувства не распространялись на внуков.
– Вестимо…– ответила Вольна как ни в чем не бывало – словно Умила не погубила ее однажды.
Диву чуть не стошнило от этой лицемерной сцены. А главное, как удивительно вежлива Вольна! Хоть на это ее ума хватило! Странно, что не набросилась с кулаками на старую ведьму.
– Уповаю, хотя бы относительно этого твоего отпрыска у нашей семьи не будет обоснованных сомнений, – изрекла вдруг княгиня-мать, привыкшая говорить то, что хочется.
– Опять взялась за старое?! Ты в чем меня обвиняешь?! – после намека Умилы обходительность Вольны сразу умчалась, как быстрые кони.
– Я удостоверяю то, что и так всем очевидно, – ответила Умила строго и после этих слов обратила свой взор на подошедшего к ней Арви. Он был единственным человеком, который за все годы не менял стороны и оставался ей верен. И теперь, по прошествии времени, Умила это оценила. Она доверяла ему, как самой себе.
– Госпожа моя, я так счастлив, – тиун согнулся в поклоне, поцеловав руку Умилы.
– Арви, нам надобно погуторить, когда все уляжется, – подмигнула Умила своему советнику. Ей не терпелось узнать все новости из первых уст. Он о многом ведал ей в своих письмах. Но какими бы подробными они ни были, им, конечно, не заменить беседы с верным подданным. – А где же твоя княжна? Мне хотелось взглянуть на нее…
– Она нездорова…– Арви пришел встречать Умилу один. Роса осталась дома, вероятно, не желая привлекать к себе внимания, что понятно после всех событий. Хотя средней дочери Гостомысла и было любопытно увидеть легендарную правительницу Дорестадта собственными глазами.
Глава 7. Пир и прочие неприятности
Летом пиршество под открытым небом приятно и удобно. Но и в осеннюю пору не менее желанно. И пусть по ночам бывает прохладно и сыро, но свежий воздух и запах костров вполне восполняют неудобства. Все лучше, чем сидеть в избе при тусклом свете догорающих свечей. И пусть их заменят звезды и луна.
– Изрядный град. Если бы я знала, что Гардарики есмь толико благодатное для жития пристанище, я бы давно оставила Дорестадт, – призналась Умила, кутающаяся в теплую телогрею и сидящая рядом с Арви за огромным столом под навесом, где шел пир. Княгиня-мать очень устала с дороги, но жажда познания и знакомства с новым одержала верх. Немного отдохнув, Умила пожаловала на этот пир и решила задержаться на нем настолько, насколько хватит сил. Ее поразило обилие яств – видно, поварихи тут знают свое дело. И вот теперь перед Умилой стояла миска с ухой из рыбы и кореньев, вкус которой превзошел все ожидания привередливого рта старой княгини.
– Моя госпожа, это обманчивое восприятие. Зимы здесь немыслимо лютые, не каждому суждено пережить их. Люди готовятся к холодам загодя. Иначе погибель, – предостерег Арви.
– Ну, я-то переживу как-то, – усмехнулась Умила, вонзив зубы в тело еще горячего расстегая с визигой, из открытой серединки которого, шел восхитительный аромат сытной начинки. Уха и пирог, с которым ее советовалось вкушать, очень понравились Умиле. – Где опять твоя супруга, Арви? Я когда-нибудь узрю ее благородный лик? Она подобна своему родителю? – давно уже Умиле было любопытно знать, как выглядел Гостомысл. Его портретов у нее не имелось, и ей было также известно, что Дива не похожа на отца. Итак, оставалось воображать покойного хозяина Новгорода только по обрывкам рассказов.
– Она сегодня нездорова…Весной мы потеряли ребенка. Ей не до праздников теперь…– уклончиво ответил Арви.
– Ты женат уже два года. А она до сих пор не родила тебе дитя, – Умила перевела взгляд с румяного пирога на побледневшее чело тиуна.
– Нет, не родила, – подтвердил Арви.
– А жена Трувора, наместника Изборска, третья дочь Гостомысла…Также не подарила мужу наследника? – лицо Умилы было озабоченным.
– Нет, старшая княжна Велемира такожде не может родить…– подтвердил тиун.
– Хм, кажется, дщери Гостомысла не в состоянии обеспечить нас потомством, – вынесла неутешительный вердикт Умила, неодобрительно оглядев Диву, сидящую поодаль. – Что совершенно очевидно, когда мы смотрим на них троих вместе, а не на каждую в отдельности…
– У Дивы есть ребенок, дочка, – напомнил тиун.
– Дочка не считается…– махнула рукой Умила. – Это еще одна причина, по которой мы должны поскорее сделать так, чтобы у Нега появилась новая жена…
– Госпожа, я уже работаю над тем, чтобы Дива поскорее сгинула…И даже более того, вместе с Дивой уйдет и Вольна…– начал тиун, желающий сменить предмет беседы.
– Ну не здесь же, Арви, – цыкнула Умила. Хоть застолье и было шумным, но не следовало обсуждать подобных тем сейчас. – Скажи мне лучше, как там другие наши земли? Ведь тут много городов. Все ли они подвластны нам?
– Боюсь, Гардарики – это иное…Здесь трудно собрать воедино в метелку непослушные прутья. Со многими князьями мы ведем переговоры, но все они самостоятельны.
– Как же так? – недоумевала Умила. – Я думала, все они были подначальные Гостомыслу, а теперь и нам.
– Боюсь, что нет. По легендам, у князя Словена было много сыновей. Старшему достался Новгород. Другие ушли по землям и основали все прочие города, отдалившись тем самым друг от друга. И с течением времени эта пропасть сделалась только глубже.
– А что же Киев? Там княжил младший брат Гостомысла, кажется? – уточнила Умила, запихнув в рот пирог.
– Да, но он не оставил преемника, – напомнил тиун. – Кстати, Аскольд с Диром отправились…
– Арви, скажи, разве можно доверять Аскольду и Диру? – перебила Умила в нетерпении. Этот вопрос ее давно волновал. – Нег отпустил их, но разумно ли это?
– Госпожа, в действительности, князь попросту не мог их удержать, – признался Арви. – Их дружина многочисленна. Они были едва подчинены нашему князю. При этом сам он не мог уйти из Новгорода, не мог возглавить поход. Ибо сперва необходимо позаботиться о близлежащих землях. Да и тут в Новгороде неспокойно. Не все в народе любят нового правителя.
– Это почему еще? – удивилась Умила, прекратив пережевывать мягкий, как пух, пирог.
– Наверное, из-за того, что князь пришел не один, а со своими варягами, которые на землях Новгорода порой держат себя безобразно, чем досаждают жителям, – пожал плечами Арви. Он видел положение трезво, но при этом не испытывал сочувствия ни к кому.
– Неужто все его варяги таковы? И ужели не могут вести себя, как положено! – Умиле не нравились слухи о недовольстве. Народ должен пребывать в приятных иллюзиях и славить своего правителя. Единство народа и князя укрепляет государство. Ей, Умиле, нужно сильное государство, а не полудохлый Дорестадт.
– Не все. Но многие из них привыкли жить без дома. И даже здесь, на этой земле, где вздумали обосноваться, подчас ведут себя дерзко и нагло, словно они тута на один день.
– Ты полагаешь, Аскольд с Диром не предадут нас? – волновалась Умила.
– Они клялись в верности. И многое мы отдали им, снаряжая их в путь. Однако разве можно быть уверенными в них. Государь не мог пойти сам, не мог не отпустить их, и теперь мы можем только ждать. Вскоре мы узнаем, верны ли нам Аскольд и Дир, заключил тиун.
– А это Гейрхард и его дружина, если я не ошибаюсь? – Умила обозрела викингов, сидящих особняком на другом конце стола. Она знала многих людей, с которыми были связаны ее дети так или иначе.
– Это он, – подтвердил Арви, глядя на нового гостя с неприязнью. – Нрав у него заковыристый. Но дружина многочисленная, сильная. И может быть полезной. Особенно, если Аскольд с Диром предадут нас.
Едва Умила и Арви успели коснуться персоны нового гостя, как его громовой бас полетел над столом. Он рассказывал одну из своих многочисленных историй, отдающих жестокостью. Его шутки были еще более грубыми и неприятными, чем его гогочущий смех.
– И когда она надоела мне своей болтовней, я засадил ее в бочку, засмолил крышку и бросил в море. Пущай русалкой станет и плетет свои истории скучающему на дне Эгиру! – расхохотался Гейрхард.
– Мне тоже не нравилась твоя белоручка, – поддакнула сестрица, хихикнув.
– И как это ты умудрился заскучать в обществе молодой девы? – поинтересовался Синеус у сказителя.
– Да так же, как ты, Синеус, умудрился потерять целый город! – не то в шутку, не то в обиду провозгласил беспардонный Гейрхард. – Можно ли ставить тебя во главе хотя бы деревеньки после такого?! Никудышный из тебя наместник!
– Из тебя лучше что ли? – усмехнулся Синеус, хотя на самом деле слова Гейрхарда его задели. Но младший сын Умилы был не из тех, кто ищет себе оправдания или пытается объяснить свои поступки. Он не стал повествовать присутствующим о том, как трудна, непродолжительна и бесплодна оказалась бы оборона Дорестадта, построй он ее там.
– Скоро узнаем. Если твой брат позволит, – добавил Гейрхард, обнажив гниющую улыбку – боги не одарили его крепкими зубами.
Наглое заявление Гейрхарда не могло остаться без внимания. Умиле так и вовсе не понравилось услышанное: ее обидело то, что этот варяг позволил себе упрекнуть Синеуса.
– Я бы мог жениться на твоей сестре, князь Рюрик! – обратился Гейрхард вдруг к Рёрику. – Я буду защищать ее. И ту землю, которую ты дашь за ней в приданое.
Ума, которая кормила из ладони своего хорька, сидящего у нее на коленях, вздрогнула, переведя обескураженный взор на Умилу. В свою очередь старая княгиня оглядела старшего сына неодобрительно: он не должен принимать столь важных решений, не посоветовавшись с матерью. И не должен ничего обещать этому бесцеремонному варвару.
– Али, может, ты не желаешь такого разудалого зятя, способного затмить каждого? – расхохотался Гейрхард, который был высокого мнения о себе. Собрался ли он затмевать всех прочих женихов или самого Рёрика – пока было неочевидным. Но зато его наглость начинала быстро надоедать окружающим. И каким бы умелым и боевым ни был союзник, иногда его личные качества играют решающую роль.
– Ну отчего же…– кивнул Рёрик Гейрхарду одобрительно. А сидящая рядом Дива, удивленно обозрела супруга. Но он не смотрел на нее. – Мысль отменная.
– Ты согласен? – Гейрхард воспринимал любые милости как данность. Он считал, что достоин всего наилучшего и окружающие ему обязаны просто потому, что он, вообще существует в этом мире, такой неповторимый и храбрый.
– Моя сестра заслуживает лучшего жениха. Если ты таков, то я не стану возражать, – ухмыльнулся Рёрик.
Выпучившая глаза Ума не могла поверить своим ушам. Опять брат поступает с ней так же, как поступил однажды: выдал замуж с выгодой для себя самого. Будучи ошарашенной развитием вечера, она уже не видела ничего вокруг. Ее рука упала на лавку, и тут же Ума вскрикнула от неожиданности. Ее ладонь коснулась чего-то холодного и мокрого. Это была улитка, выползшая, вероятно, откуда-то из-под лавки.
Разом осушив кубок, Гейрхард шмякнул сосуд о стол и пошел к Уме и ее улитке, ползущей куда-то и не зрящей угрозы.
– Не бойся, княжна, я смогу защитить тебя от любой опасности, – громко заявил Гейрхард, обращаясь к Уме, которая уже виделась ему невестой с щедрым приданым.
Гейрхард был таков, что каждый раз на него смотрели с удивлением и ожиданием. Он мог произнести что-то вопиющее или произвести нечто такое, что привлечет внимание. Вот и теперь на него взирало множество любопытных глаз. И он не разочаровал зрителей. Ухватив с лавки съежившуюся улитку, он запихнул последнюю в свой гигантский рот. Раздался отвратительный хруст ломающейся раковины. Мощные челюсти Гейрхарда перемалывали несчастную улитку под гогот гостей.
Уме не понравился этот жест нежности. И не понравилось то, что многим сие показалось забавным. Пока они тут тешатся, она опять оказывается подарком для какого-то мужлана!
Вскочив с лавки и не проронив ни слова, княжна покинула застолье. Она не хотела ничего говорить, поскольку осознавала, что ее слова – лишь пустой звук в этом обществе, лишенном сострадания.
– Мне дурно…– внезапно поднявшаяся на ноги Вольна, привлекла к себе внимание доселе смеющихся над улиткой гостей. – Мне плохо! – уперев ладони в столешницу, повторила она, тяжело дыша.
– И есть с чего, – Умила также поднялась из-за стола. Ее обидело то, что Рёрик не посвятил ее в свадебные замыслы. Если он вздумал выдать замуж Уму, то мог сперва хотя бы посовещаться с матерью! – Мне нужен отдых. Я устала с дороги. Мы уходим, – заявила Умила, подразумевая, очевидно, двух женщин – Вольну, которой стало нехорошо, и Ефанду. – Гудрун, помоги ей, отведи ее в дом, – распорядилась Умила, обращаясь к домоправительнице, которая хоть и не была за столом, но присутствовала все время где-то неподалеку. Умила не желала, чтобы Вольна стенала или жаловалась, пытаясь привлечь Рёрика к себе. Видя, как старший сын охладел к бывшей возлюбленной, Умила не собиралась подвергать риску достигнутый успех. – Ефанда, – повторила Умила, призывая невестку покинуть пиршество сообща, выразив таким образом протест.
– Иди, – приказал Синеус своей принцессе, которая не вняла велению свекрови тотчас. Вероятно, Ефанда рассчитывала задержаться на пиршестве, где ей было интересно разглядывать присутствующих.
Гудрун торопливо уводила морщащуюся Вольну, держа последнюю под локоть. Лебедушка ступала медленно, но крепкая рука служанки Умилы служила надежной опорой. Одернув шаль, Умила также покинула пиршественный навес и двинулась по дорожке, ведущей к теремам. Ефанда последовала за свекровью, как приказал ей Синеус.
Дива сдвинула брови, совершенно ощущая, что Умила публично отринула ее. Свекровь не позвала ее за собой в то время, как все женщины семьи покинули праздник.
– Ты тоже иди, – обратился Рёрик к Диве.
– Ты скоро вернешься ко мне? – шепотом спросила Дива, поднимаясь.
– Нет, – Рёрик собирался посветить время Синеусу, которого давно не видел.
****
Небо было темным, звездным, бездонным. Уходящее в бесконечность, оно равнодушно взирало на землю.
Этот день оказался невероятно длинным, исполненным переживаний. Еще бы, соединение родственников, которые не виделись столько времени. И все же на закате улица опустела: многие путешественники уснули, нуждаясь в отдыхе. Впрочем, кто-то оставался пировать, невзирая на усталость и желая продлить радость встречи.
В тереме Дивы было тихо. Однако спали там не все. Разве что маленькая княжна.
– Ты чего здесь? – вышедшая на крыльцо Мирава еле признала Раду, кутающуюся в плащ так, что было даже не видно ее лица.
– Вольне плохо. Отраву она съела еще утром, – тараторила Рада. – Кажись, ядие подействовало теперь…Надо княгине нашей доложить…Пущай порадуется.
– Так Вольна умерла? – переспросила Мирава, вздохнув с облегчением. Теперь Умила и Арви, возможно, проявят милость к ней, исполнив единственное ее желание.
– Пока нет. Может, она и вовсе не умрет…– выразила сомнение Рада.
– Ну как же ты так оплошала?! – вздохнула Мира сокрушенно: Арви пообещал, что поможет ей только в том случае, если Вольны не станет. – Почему она осталась жива?!
– Наверное, не до конца съела утреннюю еду…Прибывшие гости отвлекли, она их пошла встречать…– пояснила Рада. – Княгиня сильно рассерчает, думаешь?
– Да она, вообще, может, не рассерчает…– махнула рукой огорченная Мирава. – Не знает она ни о чем…
– Как это?! Ты же сказала, что она велела опоить Вольну! – ужаснулась изумленная Рада, выпучив испуганные глаза.
– Я так сказала, понеже иначе ты бы не согласилась, – пояснила Мира, постучав своим лбом о стену терема.
– Так княгиня наша не ведает ни о чем?! – устрашилась Рада, понимая, какое суровое наказание ей может грозить. – Зачем ты тогда…Ты же сказала, что это ее веление!
– Я не это говорила. Я говорила, что ей лучше будет, если Вольны не станет, – заюлила Мирава. – И Млава тоже ведь такое утверждала.
– То есть я Вольне твой яд дала, а княгиня об этом и не знает?!
– Да. Сколько раз повторять тебе, глупая? Но мы же с благими намерениями, – постаралась объяснить Мира.
– Ты же меня сейчас к беде подвела! – упрекнула испуганная Рада. – О боги, и грех на нас теперь, выходит, – Рада уже дрожала, как лист на ветру.
– А если б Дива знала обо всем, то греха б на нас не было, что ли, по-твоему?! – злилась Мирава. – И хватит киснуть, мы старались заради нашей княгини. Послушай, я знаю, как мы поступим. Мы не будем ей рассказывать про яд. Просто скажем, что Вольне плохо. И тогда она не рассерчает на нас, – придумала изворотливая Мирава.
В горнице было тихо. Свечи сгорели, осталась последняя. Она медленно таяла, а вместе с ней таяли и надежды Дивы дождаться Рёрика. Сегодня в честь прибывших гостей устроился громкий пир. Ох уж эти пиры, конца им не будет. И каждые следующие гости, кажется, превосходят предыдущих. По крайней мере, по степени губительности.
И вот сейчас за окном уже глухая ночь, а Рёрика все нет. Видно, весело им там. А ей так страшно! Что замышляют Синеус и Умила против нее? Что наговаривают?
Раздумья Дивы прервали шаги Миравы и Рады, послышавшиеся на лестнице. Девушки вошли в горницу.
– Княгиня, есть некоторые новости, – начала Мира, пряча взор. – Вольны касается…
– Что такое? – при упоминании о сопернице лицо Дивы сделалось недовольным. Неужели даже в ночи нужно слушать об этой мерзкой бабе?
– С Вольной плохо сделалось…– слова будто еле-еле слетали с губ Миравы. Казалось, она не говорит, а поет затяжную песню. – Князя звала. Да его не нашли.
– К себе его звала?! – переспросила Дива, глядя на Раду, которая стояла молча, а должна знать больше Миравы. – Вот, началось…Не отпускает его…Что ж ей не спится-то! С Синеусом он, пущай не ждет его!
– За живот хватается, кровь у ней пошла, – ответила на сей раз Рада, кое-как успокоившаяся к этому часу.
– В самом деле, плохо ей? – Дива недоверчиво оглядела служанку. Вольна живучая и сильная, с чего вдруг такое…Верно, какие-то козни и притворство…
– Так что нам делать, княгиня? Она хотела князя видеть, но…
– Слышала я! – гаркнула Дива. – Что делать?..Я не лекарь, не ведаю. Повитуху ей ведите, раз уж на то пошло…
– Так ведь ночь на дворе, – напомнила Мирава, подстрекательским взглядом обозревая Диву. – Может, до утра обождать? Скажем, что все спали…Ничего не ведали. А там дальше…– Мирава предлагала удобный выход. И неспроста. С Вольной возникла заминка: вместо того, чтоб выпить яд и умереть, та, похоже, его лишь пригубила. И теперь планы Арви рушились. В кончине Вольны можно было б легко обвинить Диву, а то, что сейчас произошло, сойдет за недомогание беременной. Но тиун, уже оповещенный Мирой обо всем, не растерялся: велел доложить молодой княгине о происшествии в надежде, что та бросит Вольну мучиться до утра. А там дальше все слуги наутро подтвердят, что просили о помощи, а княгиня Дива не помогла…
– Я же сказала, приведите ей бабку! Что я ему скажу, если она…– Дива запнулась.
– Сделаем, как велено, – поджав губы, ответила Мирава. – Я просто подумала, что раз князя не нашли, то…
– Князя не нашли, а княгиня уже спать в такой час могла бы…– поддержала Рада, глядя на Мираву украдкой.
– О, Создатель, дай мне сил! Хватит искушать! Приведите ей лекаря, не слышали меня что ли! И тотчас! – заорала Дива. Нет, она не желала Вольне добра. Она лишь приучила себя в любых обстоятельствах поступать по совести и как положено.
