Антон Сибиряков
Резервация
– Миротворцы?! – закричала Аня. – Тогда какого черта они стреляют по нам?!
Гай пытался удержать руль. Сжимал его мокрыми пальцами. Стискивал до ломоты в суставах. Вдавливал педаль в пол. Он не слышал себя, не слышал никого вокруг – рычал сквозь стиснутые зубы.
Они вырвались. Машина вынырнула из горящего облака, вильнула и помчалась прочь. Между развалинами панельных высоток, сгрудившихся у обочины. Под паутиной проводов. Облитая скудным солнечным светом. Она все равно блестела – оставляла за собой светящийся след.
Позади снова громыхнуло. И спустя мгновение здание впереди взорвалось кусками бетона и пыли. Расцвели серые пыльные цветки – и обрушились на дорогу спереди, осыпая ее градом обломков. Тяжелые куски бетонных плит, с торчавшей из них арматурой, обрушились на землю, преграждая путь. Гай вывернул руль, и машину сбросило с дороги. Потащило вниз – железный монстр беспомощно заскользил на брюхе, извергая из-под колес струи песка.
– Держитесь! – крикнул Гай.
Автомобиль съехал вниз, стрелой распоров песчаные дюны и напоролся на комки кустарников. Со скрежетом подмял их под себя и, почувствовав под колесами твердую поверхность, рванул по бездорожью, в сторону песчаных холмов, тянувшихся со стороны моста за самый горизонт.
Гай оглянулся. Дорога скрылась в облаке бетонной пыли. Не было там ничего – ни брони, ни домов. Все застлала песчаная пелена.
– Твою ж мать!
По спине Гая сбегали капли пота. Ползли по коже, как противные слизняки. Он посмотрел на Аню. Она глядела на него круглыми от испуга глазами.
– Все… – сказал Гай и почувствовал, как слова застряли в горле. Он откашлялся. – Все позади.
– Миротворцы? – повторила Аня.
– Они сбили эвакуационный вертолет, – сказал Гай и снова вернулся к дороге. – На котором мы должны были убраться отсюда.
– Сбили вертолет?
– Да.
– Зачем им это?
– Не знаю, – Гай пожал плечами. – Зачем им стрелять по нам?
Он вытащил сигарету и сунул в рот.
– У тебя сломалась зажигалка, – напомнила Аня.
Он не ответил ей. Только сильнее закусил фильтр.
– Куда мы теперь? – спросила она.
– Мы не можем вернуться, – ответил Гай спустя какое-то время. Он изжевал фильтр и выплюнул сигарету. За окнами тянулись бескрайние пески резервации.
– Мы должны держаться этой насыпи, – кивнул Гай на холмы, растянувшиеся волнистой линией за горизонт.
– Зачем?
– Скоро увидишь.
И она увидела. Когда солнце клонилось к закату. Увязшие в песках железнодорожные вагоны, накренившиеся под давлением песчаных масс. Ржавые, без стекол, с облупившейся краской – они тянулись по вершинам песчаной гряды странной, потусторонней вереницей. Гай сбросил ход и Аня примкнула к стеклу, чтобы получше разглядеть проплывающую мимо апокалиптическую картину. Это было нечто невообразимое – словно древний сфинкс, сдавшийся под гнетом времени. Изъеденный коростами и язвами, полумертвым колоссом он все еще высился над песками, пытаясь удержать свое величие. Где-то вагоны все еще стояли на путях – облезлые, зачумленные, брошенные умирать. На некоторых головных составах виднелись перекрестия серпа и молота. На других – огромные прожектора, блестевшие алым в предзакатном мареве.
– Это железная дорога, – выдохнула Аня. – Я соврала тебе. Я никогда не видела поездов.
– Я догадался. Они перестали ходить до того, как ты родилась, – ответил Гай. Он посмотрел в зеркало – совсем девчонка. Когда поезда перестали курсировать по резервации, Гаю самому-то было не больше десяти.
– Это дорога на кладбище поездов, – пояснил он.
– Ты решил… ехать туда? – удивленно спросила Аня.
– Да.
– Даже не смотря на то, что я соврала тебе?
– Да.
Он заметил, как она улыбнулась.
Подростком Гай слышал о кладбище поездов. Поговаривали, там водилась какая-то нечисть. Вил Ливни, парень, вместе с которым Гай был в том подвале, где находились детские гробы, рассказывал, будто под землей на кладбище поездов обитают бессмертные Стражи. Древние существа, оберегающие великую тайну. Убивающие любого, кто сунется к ним в катакомбы. Глупые страшилки у костра. К тому же Вил Ливни любил приврать, чтобы закадрить очередную шалаву.
– Ты слышала о древних? – спросил Гай, следя за дорогой.
– О ком?
– О Стражах, обитающих под кладбищем поездов. В детстве мы пугали друг друга этими страшилками.
Аня мотнула головой. Хлестнула себя сальными волосами, как плетью.
– Прости…
– Ты никогда там не была. И не знаешь, что кладбище поездов – это бывшее депо? – не дав девушке ответить, снова задал вопрос Гай.
– Нет. Что такое – депо?
– Последняя точка маршрута.
– Как кладбище?
Он усмехнулся.
– Нет. В депо поезда обслуживали, в основном. Чтобы потом снова выпустить на рейс. Конечная точка маршрута. Поэтому их так много там. За это депо и прозвали – кладбищем поездов.
– А эти? – Аня кивнула на тянувшиеся по холмам мертвые линии железнодорожных составов.
– Эти не успели отогнать.
– Так печально. Они как будто хотели вернуться домой. Но не смогли.
Гай посмотрел на проржавелые вагоны, проплывавшие мимо них по правую руку. Это было поистине печальное зрелище. Не было ничего более тягостного, ничего настолько указывающего на увядание цивилизации, как эти застывшие в песках поезда.
– Они похожи на людей, – сказала Аня.
– Ты не веришь, что люди возвращаются домой?
– Нет, – она помотала головой. – Порой нам просто некуда возвращаться. То, что мы когда-то называли домом – давно уже превратилось в кладбище поездов.
Ей слишком мало лет, чтобы рассуждать об этом, – подумал Гай.
– Зачем тебе туда? – спросил он. – Почему ты соврала?
– Я соврала только про то, что была там. Все остальное правда.
– Откуда ты знаешь? Ты не можешь знать…
Она выставила вперед подбородок. Он увидел это в зеркале. Ее злой взгляд и раздутые ноздри.
– Потому что ничего не бывает просто так. Разговоры не рождаются на пустом месте.
– Это все? – спросил Гай. Ему казалось, она что-то не договаривает.
– Да, – в ее ответе слышалось сомнение. Она не знала, какой ответ придется Гаю по душе. Она боялась его – чертового индуса родом из резервации, при котором к тому же был ствол.
– Ты можешь сказать мне, – предложил Гай.
– Я найду там приют.
Блядь, – подумал он. – Какая настырная сука.
– Жизнь человека зависит от твоего вранья, – буркнул Гай.
– Ему помогут, – твердо повторила Аня. Она прижала Антона посильней. Запустила пальцы ему в волосы.
– Это резервация, – напомнил Гай. Он посмотрел на застывшие поезда за окном. – Помощи ждать неоткуда. Ты этого еще не поняла?
– Но ты ведь помог мне.
Он помолчал. Считал ли он себя частью Европы? Частью некоего милосердия, прибывшего из-за стены? Добротой, не присущей людям в этом месте… Или все-таки он был таким же, как они – дурной кровью? Ублюдком, внутри у которого ворочались клубки ядовитых змей?
– Совпадение, – наконец ответил Гай.
– Мне никогда не везло по жизни.
– Предлагаешь мне поверить в везение?
– В судьбу.
– Говоришь, как сраная сектантка, – сказал Гай. – Предлагаешь мне поверить в судьбу? В помощь людей, ниспосланных судьбой здесь, в резервации? Знаешь, что я тебе скажу? – Гай обернулся к ней. – В детстве я ждал этого гребаного чуда, думал, мы особенные и нам помогут. Верил, что все будет хорошо. И знаешь, что случилось? Нихера!
Гай вернулся к дороге. Буря утихла, и теперь вокруг было спокойно. Солнце тонуло в огненном закате. Дрожало. Слепило. И совсем не грело.
– Она умерла, – добавил Гай.
– Кто? – шепнула Аня. В ее глазах стояли слезы. И они тоже были алыми от заката. Будто кровь. Словно миро, сочившееся из стеклянных глаз.
– Моя сестра. Ей было семь.
– Мне так жаль…
– Поэтому я верю во что угодно, пока остаюсь за стеной. Но в резервации я надеюсь только на самого себя.
– Мы должны во что-то верить…
– Во что верит он? – Гай мотнул головой в сторону оборванца в медицинском халате.
– Я не знаю.
– Плохо у тебя с ответами.
– Ты злишься…
– Да, блядь! – Гай сжал руль. – Да, я злюсь! Знаешь, во что верил я, перед выездом сюда?! Что вернусь домой к ужину! А не застряну тут на неделю!
Он помолчал, глядя на Аню в зеркало. Но она не собиралась ему отвечать. И поэтому он продолжил.
– Во что теперь мне верить? У моего напарника осколок в боку, во что верить ему? Просветишь, может? Знаешь, что бесит? Что вас убивают, вас уничтожают, как скот, держат в загонах, а вы покорно терпите все это! И говорите о вере!
– Ты был таким же, – сказала Аня.
Гаю вспомнились руки, белые от бетонной пыли. И какой красной на них казалась кровь того старика, которого они забили битами. Он вспомнил, как в ладонях вибрировала отдача, когда бита прилетала старику по голове. И как звенело дерево. Как будто битой лупили по бейсбольному мячу.
– Нет, – ответил он. – Я был другим.
– Надо же, – огрызнулась девчушка. – Знаешь, что мне говорил отчим индеец, перед тем, как стянуть с меня трусы?
Гай вздрогнул. Стиснул зубы посильней. Он не хотел этого знать. Но она говорила. Ее слова забирались ему под кожу и зудели там, как чесоточные клещи.
– Что жизнь – это кольцо. И все, рано или поздно, вернется к началу. И ведь этот ублюдок был прав. Это, блядь, самая правдивая религия этого чокнутого мира. Разве не так? Ты снова в резервации, Гай. Кольцо замкнулось. Поэтому давай верить хоть во что-нибудь, хоть в сраного макаронного монстра. Только не в слова этого ебаного педофила. Давай верить в то, что мы не прибыли туда, откуда начали.
Жизнь – это кольцо, – повторил Гай про себя. – Но если оно замкнулось, значит это конец? – Мне очень жаль, – выдавил он из себя. – Что с тобой такое произошло в детстве. Так не должно быть…
– Херня, – отмахнулась Аня. – Как-то я взяла нож для резки хлеба и воткнула этому мудаку в горло. А потом смотрела, как он подыхает.
Гай посмотрел в зеркало, пытаясь понять – врет она или нет. Но лицо у девушки оставалось серьезным. Лишь легкая улыбка тронула уголки ее губ.
Выходит, – подумалось Гаю, – нихрена я не особенный. Я такой же, как она. Как сотни других. Просто мне повезло выбраться отсюда.
– Ты права, – проговорил он. – Я такой же, как ты. Просто мне повезло.
– Цены, которые мы платим, – сказала Аня. – Порой слишком высоки.
– Ты права. Но я… – он осекся.
– Что?
– Если это так… то почему билет достался мне? Все здесь платят цены не меньше…
– У меня хреново с ответами, – улыбнулась девушка. – Ты сам сказал. Я не знаю. Я не смогу тебе ответить на это. Может быть… это простая лотерея? Хочешь верить в это?
Гай задумался. Кивнул. Так было легче понять. Не вникать в логику, не искать смысл. Просто поверить в хаос. И жить дальше.
– Тогда давай верить в это, – предложила Аня. Она погладила Антона по волосам. – Скажи мне, у него есть семья?
– Нет. Никого.
– То есть его никто не ждет там? За стеной?
– Я не знаю. Его отец заседал в палате Голдтауна. Его сгубила работа – он выкуривал на службе херову тучу сигарет. Мать Антона умерла лет семь назад. Он пил… никакая девчушка с ним не держалась дольше пары месяцев. Поэтому – не думаю, что его кто-то ждет. Решат, что ушел в очередной запой.
Аня кивнула. Задумалась.
– Так ловко, – сказала она, – ты не думал? Отправить в резервацию человека, которого не станут искать…
– Да. Но меня станут, – Гай пожал плечами.
– У тебя есть семья?
– Жена и двое детей.
– Вот как… тебе и, правда, повезло.
Гай кивнул. Странно, но сейчас ему не верилось, что где-то у него есть семья. Что где-то есть дом, полный любви и детского смеха. Все это казалось наваждением, сном.
– После того, как сбили вертолет, Антон сделал похожие выводы, – сказал Гай.
– О чем?
– О заговоре. Предположил, что нас просто поимели. И, честно говоря, смотря на все это дерьмо, мне кажется, что так оно и есть.
– Думаешь, кто-то за стеной заинтересован в происходящем? – задала вопрос Аня.
– Думаю – да. Иначе нас бы давно эвакуировали…
– Вы не должны искать этого старика.
– Глупости. Именно с него все началось. Найдем старика – найдем ответы. Но сначала нужно залатать Антона.
Гай переключил ручку скоростей.
– Мы прибываем, – сказал он, смотря в закат. Туда, где последние искры заходящего солнца, красили небо багрянцем. Облака, похожие на вымокшие от крови, ватные тампоны, тяжело плыли по алому небосводу. Гай вывернул руль и на горизонте замаячили разрушенные здания. Машину тряхнуло, когда они переехали через рельсы.
– Кладбище поездов, – выдохнула Аня.
Гай ничего не ответил. Под колесами снова была дорога, и он прибавил ходу. Мотор взревел, и машина стрелой помчалась к разрушенному депо. Они промчались мимо поваленных ворот, мимо остовов машин, погрязших в песке. Мимо высящихся подъемных кранов, склонившихся над дорогой, будто динозавры. И дальше, туда, где по обе стороны дороги тянулись поезда. Их было много – железнодорожные пути здесь плелись, как паутина. Ржавые составы были совсем близко – можно было рассмотреть буквы на вагонах, там, где они еще не облупились от палящего солнца. Грузовые поезда с вагонами, гружеными тоннами песка, пассажирские – со шторками на окнах и звездами на бортах, почтовые – с гниющими внутри письмами, так и не дошедшими до адресатов. Какими бы они не были – все поезда тут оставались неподвижны и мертвы. Изо дня в день они ржавели и разлагались под палящим солнцем резервации.
– Они как будто спешили куда-то… – прошептала с заднего сидения Аня. Она примкнула к стеклу и от ее дыхания осталась испарина. – Словно бы… успев туда, они бы выжили.
– Всего лишь поезда, – сказал Гай. Он осматривался по сторонам. Вокруг царила пустота и уныние. Желтизна, от которой рябило в глазах. Солнце ушло за горизонт и стало прохладней. И все тени, которые прятались от света, начали выкарабкиваться из своих убежищ. Стали выползать из-под вагонов и заброшенных зданий, пропитывая воздух серостью сумерек.
– Здесь никого нет, – сказал Гай. Револьвер он положил перед собой, у лобовика, и время от времени поглядывал на него.
– Может они боятся? – предположила Аня.
– Это место выглядит мертвым. Здесь не ощущается присутствие человека. Человеку свойственно оставлять следы, поверь копу. Тут никого нет.
– Я не верю. Может быть, все это как раз и создано для отвода глаз.
Гай дернул рычаг скоростей и ударил по тормозам.
– Давай, – сказал он.
– Что? О чем ты? – спросила Аня. Она прижала Антона посильней.
Гай вытащил ключи зажигания и спрятал их в кармане брюк. Открыл дверцу и вышел на улицу. Воздух начал остывать и дышать стало легче. Он открыл заднюю дверцу. Посмотрел на Аню. Она казалась испуганной.
Она боится меня, – подумал Гай. Он глянул в зеркало заднего вида. На его лице была кровь. Он стер ее ладонью. Улыбнулся. Но вышло так, как будто оскалился.
– Выходи, – сказал он.
– Я не понимаю…
– Ты хотела на кладбище поездов? Я тебя довез. Теперь выходи.
– Что? Я не…
– У меня мало времени. Я должен отвезти его к врачу.
Гай не успел опомниться – Аня юркнула на переднее сидение и схватила револьвер. Направила дуло на Гая.
– Нет, – сказала она.
– Ты охуела?!
– Ты не довезешь его, послушай…
– Заткнись, нахер! – рявкнул Гай. – Ты что, совсем охуела?!
– Блядь, Гай! Послушай меня! Они здесь! Эти люди здесь! Мы должны найти их и попросить помощи.
– Ну, ты и сука! Я вытащил тебя из этого бункера, а ты ставишь на меня ствол?! Выметайся из тачки, живо! И ты! – Гай метнул взгляд в паренька на заднем сидении. – Пошел вон! Достал!
Он обошел машину и открыл дверцу. Выволок сжавшегося в комок парнишку за шкварник и бросил в песок.
– Что ты творишь?! – закричала Аня. Она выбралась из машины и встала напротив Гая, широко расставив ноги. Револьвер нацелился Гаю в живот.
– Пристрелишь меня? – поинтересовался Гай. – Кишка тонка, сестричка!
– Хочешь проверить?!
Она перехватила рукоять пистолета. Худая девчушка в джинсовых шортах под самую задницу, в вытянутой черной майке, с татуированными плечами. С синяками на лице. Она стояла перед ним, выставив вперед подбородок. И ему вспомнилось, как спокойно она говорила про своего отчима. Про нож в его горле. Но разве мог он отступить перед ней? Он был копом, а она всего лишь сраной малолеткой, которой он, к тому же, спас жизнь.
– Дважды, – сказал он.
– Что?
– Дважды я спас тебя. Ты не будешь стрелять.
– Нет, не будет, – раздался позади незнакомый мужской голос. Гай обернулся. Из темноты, клубившейся между вагонами товарняка, к ним вышел худой человек с перемотанным банданой лицом. На нем были остроносые сапоги и длинный, потрепанный плащ. В руках он сжимал ружье. – Она не выстрелит. А вот я – даже не сомневайся.
– Ты кто такой, мать твою? – спросил Гай.
– Что у вас там? – проигнорировал вопрос незнакомец. Он кивнул на автомобиль.
– Раненый, – ответил Гай. – Мы думали, нам тут помогут.
– Она думала, – поправил человек. И Гай понял, что этот хрен в плаще стоял там достаточно долго, держа их на прицеле. – Девочка, – позвал человек. – Брось-ка мне пистолет, будь так любезна.
Блядь, – подумалось Гаю. – Снова здорово!
– С чего ради? – спросила Аня. – Пошел ты!
– Думаешь, успеешь выстрелить? – усмехнулся мужчина. Он снова встал между вагонов, и теперь его сложно было различить в сумерках. – Ружье заряжено картечью. Да и стрелок из меня отличный.
– Не делай глупостей, – сказал Гай. – С тебя их достаточно. Отдай ему пистолет.
Аня колебалась – это могло стоить им жизни.
– Отдай пистолет, – повторил Гай.
В глазах у девушки стояли слезы.
– Прости меня, – наконец сказала она и бросила револьвер на землю, к ногам незнакомца.
– Вот так, – человек поднял оружие. Сунул в карман плаща.
– Так вы нам не поможете? – крикнула Аня.
– С чего вы взяли, что вам здесь помогут? – спросил человек.
– Разве нет? – задал вопрос Гай.
– А ты как думаешь?
Гай развел руками.
– Знак омеги. Я видел эту машину раньше, – сказал незнакомец. – Когда-то она принадлежала сопротивлению.
– Долгая история, – ответил Гай.
– Да, конечно, – человек протянул руку. Раскрыл ладонь. – Ключи.
– Что?
– Ключи от машины. Пожалуйста.
– Нет, – твердо сказал Гай. – Ключи я тебе не отдам.
Незнакомец вздохнул. Почти неслышно сквозь ткань банданы.
– Ты хоть понимаешь, что скоро они узнают, где ты? Ты угнал тачку у омеги и думаешь так просто выйти сухим из воды? В этом районе слепая зона и им понадобится время, чтобы вычислить твое местонахождение. Но, поверь, к утру, они уже будут знать. И вот тогда ты уже нихера не сможешь изменить.
– Я должен отвезти напарника к врачу.
– Зачем тогда ты привез его сюда?
Гай не знал. Надеялся на какое-то гребаное чудо, которого не случилось.
– Вы должны помочь нам, – подала голос Аня. – Это я привела их сюда.
– Тогда пускай он отдаст ключи, – сказал человек. Он снова тянул ладонь.
– И тогда вы поможете?..
– Аня! – оборвал ее Гай. – Здесь никого нет кроме этого мародера, очнись!
– Ключи, – снова повторил человек.
В сумерках, – подумал Гай. – Я бы смог прыгнуть за руль и попытаться уехать. Но тогда он убьет Аню.
Резервация снова заставляла делать выбор. А он больше не хотел ввязываться в ее смертельные игры.
Я отдам ему ключи, и он убьет меня, – решил Гай. – Но у Ани будет шанс спастись. В сумерках она сможет затеряться среди поездов. И может быть сумеет выкарабкаться.
– Хорошо, – согласился он, вынув ключи из кармана. – Вот они.
Гай сделал несколько шагов в сторону, чтобы картечь не сумела задеть девушку.
И бросил ключи.
Конец шестого эпизода.
7
– Именно тут и заканчивается твое путешествие, не так ли?
Антон посмотрел на старика. Тот сидел к нему спиной, скрестив ноги, и зачерпывал горсти раскаленного песка. Пропускал между артритных пальцев и снова набирал полные ладони.
Вокруг, словно застывшие волны, бились о развалины домов песчаные дюны резервации. Желтая, раскаленная пасть, вновь раскрывалась перед Антоном кошмарной воронкой. Душным, липким сном, из которого ему так и не удалось выбраться.
Он утер пот, застилавший глаза.
Старик сидел на одной из дюн, по пояс голым. Его обвисшая кожа казалась тонкой, словно рисовая бумага. Под ней виднелись синие змейки вен. От старика пахло чем-то настолько сладким и приторным, что у Антона ныли зубы.
Мы зарыли его здесь, – подумал он про старика. – А теперь он выбрался. Как жук, перебирая лапками…
На старческом лице виднелась кровь. Красные щупальца, ползущие от виска, обнимали часть щеки и шею. Крови было много, но она уже запеклась на солнце. Походила на застывшее, засахаренное варенье со дна банки.
Гай стрелял в него, – вспомнил Антон. – Там, на пустыре. Подальше от людских глаз. Но старик к тому времени был уже мертв несколько дней. Или недель.
– Именно тут и заканчивается твое путешествие, не так ли? – снова проговорил старик.
– Нет, – ответил Антон. – Кто ты такой?
– Лев Кёниг, – сказал старик. – Вот там, – он поднял трясущуюся руку и указал на развалины зданий. Антон проследил за старческой рукой, щурясь от яркого солнца – в выбитых окнах, словно в темной воде, плыли мертвые детские лица.
– Что там?
Старик опустил руку и снова зачерпнул песка.
– Вавилоны, – он помолчал. Его голова, то и дело опадала на грудь, как будто он засыпал. – Сны, – сказал старик, – порой реальнее, чем настоящая жизнь.
– Ты не спишь, – Антон подошел ближе. Ему хотелось заглянуть в лицо старику. Убедиться, что это Кёниг.
– Нет. Я не сплю, – согласился старик. – Спишь ты.
Он повернул голову. Его глаза были закрыты. Но сомнений не осталось – тот же человек смотрел на Антона с закопченной листовки, подшитой к делу об убийстве. Лев Кёниг – владелец королевских пивоварен, завсегдатай парламента. Это определенно был он. Но что-то тут не клеилось. Казалось обманом. Ведь они зарыли тут подделку, двойника. Так как же настоящий Кёниг мог оказаться здесь?
– Кто ты такой? – снова задал вопрос Антон. Он смотрел на старика, выискивая в нем что-нибудь чуждое. Разглядывал его руки, стараясь заметить под кожей витки стальных тросов.
Кёниг снова поднял руку. Его скрюченный палец опять указывал на развалины.
– Там, – сказал он. – И заканчивается твой путь, не так ли?
В темных окнах плыли детские лица. Белые пятна. Словно дыры от пуль.
– Вавилоны? – спросил Антон.
Старик отвернулся от него. Теперь Антон видел только его профиль, залитый кровью от выстрела.
– Мертвые дети, – сказал Кёниг. – И он, – его трясущийся палец указал на темный проем двери. – Он тоже там. Вместе с ними.
В темноте там кто-то стоял. Какая-то огромная фигура, подпирающая плечами покосившуюся дверную раму. Антон почувствовал на себе тяжелый взгляд.
– Что это за тварь? – прошептал он и потянулся к кобуре, но вспомнил, что давно лишился пистолета. Он посмотрел на старика. – Зачем ты искал Вавилоны? Ты искал его?!
– Именно тут, – снова повторил старик, – и заканчивается твой путь.
Он боится открыть глаза, – понял Антон. – Боится того, что увидит.
– За что они убили тебя?
– Сны, порой, реальнее, чем настоящая жизнь.
– Но ты не спишь, – сказал Антон. – Ты умер.
Старик повернулся к нему и открыл глаза. Его роговица была мутной, как бывает у трупов. И где-то там, в этой мути, плавал деформированный зрачок, похожий на кошачий глаз.
– Но если я умер, тогда что тут делаешь ты?
У Антона заломило в боку. Он схватился за больное место и понял, что истекает кровью. Попытался зажать рану, но кровь лилась сквозь пальцы горячими ручейками.
– Твою мать, – он опустился на колени. Кёниг смотрел на него с интересом. Разглядывал мертвым взглядом.
– Сожми свой глаз, – сказал старик.
– Что?.. – выдохнул Антон.
– Сожми свой глаз! И ты поймешь…
Рукой, заляпанной в крови, Антон сдавил себе глаз. И на секунду увидел бездну. Огромное, темное пространство, в котором вращалось бесчисленное количество галактик. А потом Антон сблевал. И понял, что кто-то подставил ему ведро. И он уткнулся в него, и вся та бездна, открывшаяся ему, оказалась замкнутым пространством оцинкованного ведерка. Он оторвался от затхлой темноты и посмотрел на старика. Тот глядел на него не мигая.
– Что я должен был увидеть? – откашлявшись, спросил Антон.
– Бездну.
– Я увидел ее.
– Ты видел ведро с блевотиной, – сказал старик. – Не такой бы ты хотел видеть загробную жизнь. Посмотри.
Он развернулся к Антону. Вполоборота, но этого хватило, чтобы стал заметен черный шрам, пролегающий по дряблому телу – от горло до пупа.
– Что они с тобой сделали?
– Когда я закрываю глаза, я вижу бездну, – ответил Кёниг. – Я падаю сквозь нее и не чувствую больше ни стыда, ни боли. Но когда я открываю глаза, я вижу это. Его. Тех мертвых детей. Я снова возвращаюсь в резервацию. В этот ад.
– Что делают в Вавилонах? Что внутри у всех этих детей? Что внутри у тебя?
– Я не знаю, – ответил старик. – Я видел бездну, когда они делали это со мной. Когда она это делала.
– Она? – переспросил Антон.
– Она. Часть его…
Они вдвоем посмотрели на темный дверной проем. Фигура все еще стояла там. Сверлила их взглядом. Охраняла свою территорию.
– Ты должен уйти, – сказал Кёниг. – Здесь место для снов.
– Ты умер.
– Сны порой, реальнее, чем настоящая жизнь.
Антона тряхнуло. Еще раз. И еще. Так, что внутри все сжалось от боли. И он открыл глаза. И увидел перед собой Анино лицо.
– Живой, – выдохнула она. – Живой…
На ее скуле зацветал желтым цветком синяк. А черные волосы спадали на татуированные плечи. Ее горячие слезы капали Антону на лицо. А ему казалось, будто это дождь смывает с него прошлую жизнь.
Позади девчушки маячило лицо Гая. Осунувшееся. Заросшее щетиной. Измученное, но такое счастливое.
Были еще какие-то люди. Кружились тенями. Антон, было, приподнялся, чтобы разглядеть их, но сил почти не осталось, и он рухнул обратно на кушетку. Заметил только полную чернокожую женщину, с электродами дефибриллятора в руках. И понял, что его только что вернули к жизни.
Он вспомнил место, где был. Кёнига. И мертвые лица в окнах. Он вспомнил, о чем говорил со стариком. Но все случившееся ускользало от него, как дурной сон. Он должен был рассказать кому-то. Пока еще было можно. Пока он еще не забыл.
Он схватил девчушку за руку и подтащил к себе. Зашептал высохшими губами. Поначалу она отпрянула, хотела вырваться, но потом остановилась, замерла. Она слушала. По спине ее бежали волны мурашек, ей стало холодно от его слов. То, что она услышала – она предпочла бы не знать. Но он говорил. И она слушала.
– Что он тебе сказал? – Гай поднялся по ступеням, и встал рядом с Аней под брезентовым навесом. Там, внизу, где он только что был, царила прохлада, а на улице творился полуденный ад. Раскаленное добела небо, казалось, вот-вот начнет прогорать до черноты. И все в этом месте полетит к чертям.
Наверное, – подумалось Гаю, – это будет самый справедливый исход.
Он поглядел на старый, изъеденный коррозией жбан из-под пива, лежавший в пыли, в тени от брезента. Он был похож на космическую капсулу, упавшую в степи. Не хватало только серпа и молота на боку. Вместо флага СР на жбане проглядывались буквы «БАЛ…КА №».
– Аня? – позвал Гай. – Ты меня слышишь?
Девушка вздрогнула. Обернулась.
– Мне холодно, – сказала она и обняла плечи руками.
– Холодно? – Гай удивленно вскинул брови. – Да брось, на улице настоящее пекло.
– Мы можем ошибаться? – спросила она.
– Насчет?
– Насчет всего этого, – она обвела взглядом ржавые поезда, здания складов, бетонные гаражи. Все вокруг утопало в песке. – Про резервацию.
Гай достал измятую пачку сигарет и зажигалку со звездой. За время, проведенное здесь, ему удалось привести ее в порядок и заправить. Он чиркнул колесом. Крепко затянулся.
– Я никогда не ошибался насчет резервации.
Он посмотрел на людей, бродивших с оружием вдоль поездов. На фоне черных, проржавелых составов, они были едва уловимы. Лишь длинные дула винтовок отбрасывали тонкие тени на песок. Гай поднял взгляд на вышки с прожекторами – там тоже были люди. Просматривали горизонт в окуляры снайперских винтовок.
– Вдруг все это… именно то, чего мы заслуживаем? – спросила Аня.
– В определенном возрасте приходишь к такому выводу, но потом… перестаешь верить в подобную чепуху. Смириться… с тем, что ты должен платить по чужим счетам… – Гай покачал головой и почесал заросшую щеку. – Хуже этого дерьма трудно придумать…
– Антон сказал мне, что это ад, – Аня посмотрела Гаю в глаза. – Что он видел Льва Кёнига. И говорил с ним.
– То, что это ад, я знал и без него, – произнес Гай.
– Тебе хочется знать, что ему сказал Кёниг?
Детские страхи имеют свойство возвращаться. Выкарабкиваться из-под кроватей, выбираться из шкафов. То, что давно казалось забытым, вдруг начинает прорастать сквозь тебя. Стоит лишь услышать несколько слов. И страх разорвет тебя на части. Хотел ли он знать? Ему казалось, что нет.
– Разве это имеет какое-то значение? Здесь… в этом мире? – спросил он, пытаясь увести разговор в сторону.
– Ты веришь в другой мир? В загробную жизнь?
Гай посмотрел на девчушку. За те две недели, что они провели здесь, Аня не отходила от Антона. Ухаживала за ним. Разговаривала. Рассказывала какие-то дурацкие истории из выдуманного детства. А ведь он ничерта не слышал. Лежал овощем, обвитый катетерами. Но вот теперь, когда он очнулся, Аня была готова поверить любым его словам.
Снаружи она осталась прежней малолетней девчонкой, которую Гай встретил в прачечной. Бледной, нескладной, с маленькой грудью и узловатыми коленками. Говорящей про тоннельных крыс и верящей в чудеса. С первого взгляда… в ней ничего не изменилось с тех пор. Но это было не так. Она изменилась внутри. Стала думать, что не так уж и бесполезна. Что она – не просто дырка для десятка членов, но человек, рожденный для какой-то миссии. Цели.
Когда она оказалась права насчет кладбища поездов. Когда тот мародер с ружьем не пристрелил их, а вывел к людям и предложил помощь … именно тогда, Аня изменилась внутри. И это пугало Гая. Он боялся за нее, как боялся бы за собственную дочь.
– Мои родители верили, что по ту сторону что-то есть, – сказал Гай. – Здесь это нужнее, чем в Голдтауне. Верить в то, что есть что-то еще. Что смерть – это не конец.
– По мне, так уж лучше бы на этом все и закончилось.
Аня улыбнулась. Но ее улыбка была печальной.
– Прежде, чем ты скажешь мне. Объясни, как ты относишься к Антону? – попросил Гай.
– Мне кажется, я знала его всю жизнь. Или ждала… – она смущенно опустила глаза.
– Тогда говори.
Она вдохнула. Словно собиралась нырнуть.
– Тогда и ты… ответишь мне на вопрос?
Гай кивнул.
– Если бы все сложилось иначе, как думаешь, могло ли у нас что-то получиться с ним, с Антоном?
– Если бы все сложилось иначе, вряд ли бы вы когда-нибудь встретились, – ответил Гай.
– Да, – она покивала. – Но сейчас… ему ведь не нужна такая, как я?
– Какая?
Она осторожно поглядела на Гая.
– Такая, какой меня сделали эти твари…Я шлюха, которую имели по десять раз на дню…
Конечно же, она говорила про своих насильников из сопротивления. Про Омегу, которая прикрывшись правыми лозунгами, творила бесчинства.
