На долю редкого научного произведения выпадают столь разноречивые суждения научной критики, какие встретил недавно вышедший III том Капитала Маркса. Наряду с хвалебными отзывами, по которым в III томе Маркс блистательно завершил свою систему, встречаются и такие, которые объявляют этот том крахом всей научной системы Капитала. Совершенно особое место в критической литературе о III томе занимает статья проф. Зомбарта[18], представляющая, по нашему мнению, самое замечательное и, без сомнения, самое оригинальное из всего, что пока написано об этом предмете. Зомбарт делает попытку дать совершенно новое истолкование понятию ценности и прибавочной ценности Маркса и этим истолкованием уничтожить ту несогласованность, которая представляется на первый взгляд между соответствующими учениями I-го и III-го томов Капитала. Изложению и критике этой интересной попытки и посвящена настоящая статья.
Читатели III-го тома Капитала знают, как разрешен там знаменитый вопрос о равенстве прибыли. Сущность этого решения (до подробностей нам пока нет дела) сводится к тому, что товары вымениваются не по трудовой стоимости, а по особому масштабу, ценам производства. Это решение вызовет, по словам Зомбарта, в большинстве читателей то же, что вызывали когда-то ответы кандидата Jobses'a пред лицом высокой экзаменационной комиссии: общее покачиванье головой. Одни, видевшие уже в учении о ценности 1-го тома замаскированную теорию издержек производства, найдут в III томе лишь подтверждение своих воззрений. Другие не признают теперешнего решения «загадки Сфинкса» за решение: узел разрублен, но не развязан. Но есть и такие, которые в учении III тома увидят нечто само собой понятное: для них никогда и не существовала загадка, столь занимавшая большинство последователей трудовой теории. Откуда же такое различие мнений? Оно коренится, по мнению Зомбарта, в различном толковании понятия ценности и прибавочной ценности у Маркса. В неясности, существующей относительно этих понятий до сих пор, лежит причина пресловутой «загадочности». Поэтому мы можем приобрести надлежащую точку зрения на учение III тома, лишь ответив на основной вопрос: какое значение имеет ценность в экономической системе Маркса?
Чтобы соблюсти точность в передаче абстрактного и не всегда ясного изложения Зомбарта, постараемся передать его мысли возможно ближе к подлиннику. Сначала Зомбарт характеризует ценность следующими, чисто отрицательными чертами: «ценность не проявляется в меновом отношении капиталистически производимых товаров. Она не есть также пункт, около которого колеблются рыночный цены, или центр, к которому они тяготеют: ценностям не соответствуют даже и средние цены». Далее: «ценность не существует и в сознании капиталистических производителей: она не руководит даже расчетом капиталиста. Еще незначительнее ее роль, как фактора распределения в разделе общественного годового продукта. Она вовсе не составляет факта сознания продавцов и покупателей товаров. Словом, она не составляет “условия хозяйственной деятельности” (по удачному выражению Герлаха)». Если так, то где же существует ценность и что она такое? Она существует в мышлении теоретика-экономиста, она есть «не эмпирический, но мыслительный факт». Точнее, «понятие ценности есть вспомогательное средство нашего мышления, которым мы пользуемся, чтобы сделать себе понятными феномены хозяйственной жизни, это факт логический»[19].
«Благодаря представлению о ценности становится возможным, что товары, различные качественно, как предметы потребления, являются для нас определенными количественно. Этот постулат я выполняю, принимая сыр, мыло, ваксу исключительно продуктами абстрактного человеческого труда и сравнивая их только с количественной стороны», т. е. как воплощения труда, измеряемого рабочим временем.
Но в то же время меновой закон играет роль естественного закона, находящего объективное осуществление в обмене товаров, как это признает и Зомбарт. Отсюда возникает вопрос: не стоит ли в противоречии определение ценности, как логической категории, с пониманием менового закона, как естественного закона, который господствует над движением цен? Дальнейший анализ понятия ценности обнаруживает, что такого противоречия не существует. Дело в следующем. Делая товары количественно соизмеримыми, какой признак полагаем мы в основу этой соизмеримости? Не общее ли товарам, как физическим телам, свойство тяжести? Нет, мы кладем в основу этой соизмеримости тот признак, что блага эти суть продукты человеческого труда. «Далеко не безразлично, что в наше представление о ценности мы влагаем именно это содержание; ведь тем самым мы констатируем, что мы рассматриваем товары, как продукты общественного труда, а это составляет их самый выдающийся экономический объективный признак. Хозяйственное бытие человека, его материальная культура обусловлена тем количеством хозяйственных благ, которыми он может располагать в данный период времени, а это количество в свою очередь (при равных прочих обстоятельствах и при равных естественных условиях производства) зависит от производительной силы общественного труда. Эта сила составляет сама по себе лишь технический факт и определима качественно и количественно: она обнаруживается в том, что определенного вида конкретный, индивидуальный труд может в данное время произвести известное количество качественно определенных благ», (напр. сапожник в день может изготовить две пары сапог, портной – один сюртук и т. п.) «Посредством же представления о ценности я погашаю качественное различие в производительном труде. Мысля товары только как воплощение безразличного, абстрактного общественного труда, я тем самым техническому понятию производительности труда придаю адекватную экономическую форму и этим делаю его доступным экономическому мышлению». С этой точки зрения сапоги, сюртук и т. п. перестают быть продуктами определенного труда портного, сапожника, а являются представителями абстрактного труда, лишенного всякого качества и сведенного к простой затрате нервной и мускульной силы. «Понятие ценности у Маркса в материальном смысле есть ничто иное, как экономическое выражение производительной силы общественного труда как основы хозяйственного бытия».
Если таково понятие ценности, то в чем же состоит меновой закон? Формальное определение последнего таково: ценность управляет в последней инстанции всеми хозяйственными явлениями. Подставляя в это формальное определение данное уже определение ценности в материальном смысле, находим: «ценность есть специфическая историческая форма, в которой выражается производительная сила общественного труда, управляющая в последней uнcmaнции всеми хозяйственными явлениями». Тогда только и можно правильно понять систему Маркса, – добавляет Зомбарт, – если помнить, что «в центре ее стоить понятие производительности труда, находящее свое экономическое выражение в понятии ценности».
Таким образом, в найденном определении примиряется противоречие между первоначальным (формальным) и последующим (материальным) определением ценности. Понятие ценности прежде всего есть вспомогательное средство нашего мышления. Но так как содержанием этого понятия берется первостепенной важности объективный факт – производительная сила общественного труда, «меновой закон становится законом, фактически господствующим в народном хозяйстве, или, точнее, ее регулирующим принципом». Значение теории ценности Маркса нужно искать, таким образом, в том, что она нашла для технического факта производительности труда адекватное экономическое выражение.
Истолковав так закон ценности, мы без труда можем понять и сущность прибавочной стоимости. Для этого необходимо стать на общественно хозяйственную точку зрения и исходным пунктом взять общественное рабочее время. Оно выражается в определенном количестве продуктов, представляющем известную ценность. «Прибавочная ценность в формальном смысле есть ценность того количества продуктов, которое составляет излишек сверх определенного каким-либо образом количества их: овеществление общественного прибавочного труда». В этом смысле прибавочная ценность мыслима при всякой общественной организации. Особенность капиталистической организации состоит в том, что определенное количество труда освояется капиталом. Эта освоенная капиталом сумма общественного труда и есть прибавочная ценность в капиталистическом смысле. Определима ли количественно эта сумма? Да, определима: это весь излишек труда сверх того, который необходим для содержания и воспроизводства рабочей силы. Но как точнее определить это количество «необходимого» труда? Для этого нужно определить понятие производительного работника и его плату.
Итак, какой же труд производителен? Труд тех, кто создает ценность, т. е. кто производит потребительные стоимости в количестве, необходимом для существования общества в данный момент, независимо от исторической формы (напр. капиталистической) его организации. Все лица, занятые собственно в процессе труда, от руководителя предприятия до последнего рабочего, лица, занятые сбережением, транспортировкой и т. п., составляют производительных работников, создающих ценность. Лица же, существование которых обусловлено историческим характером производства, как напр. агенты обращения, рантье, капиталисты, государственные функционеры (врачи, чиновники и т. п.), составляют класс непроизводительный. Теперь возвратимся к исходному пункту рассуждения: мы вышли из проблематического отношения теории ценности и прибавочной стоимости к теории издержек производства и прибыли и сказали, что отношение это теряет свой «загадочный» характер при правильном понимании учения Маркса о ценности и прибавочной стоимости. Эта «загадочность», по мнению Зомбарта, устранена предшествующими рассуждениями. Именно, выяснилось прежде всего, что с формальной стороны издержки производства не имеют ничего общего с ценностью, как прибыль с прибавочной стоимостью. В понятиях ценности и прибавочной стоимости констатируются и становятся доступны нашему мышлению общественные факты; издержки же производства и прибыль суть эмпирические факты индивидуальной, частной промышленной жизни. «Это суть отношения расчета конкретных агентов производства».
Заметим, что в выражении издержки производства Зомбарт объединяет два совершенно различных понятия: во-первых, определение стоимости по затратам капитала на производство, причем прибыль является пропорционально этим затратам наградой капиталиста за воздержание; такова эта теория в руках Милля, Кэрнса и др. Все дело, значит, сводится здесь, действительно, к «отношениям расчета» агентов производства. Эта точка зрения индивидуальная и субъективная.
Во-вторых, сюда же относит Зомбарт и определение ценности по затрате общественно-необходимого труда на производство товара, по издержкам труда на производстве. Такова, в наших глазах, теория ценности Рикардо и Маркса. Здесь в основу ценности кладется объективный принцип общественного характера, почему и точка зрения эта является объективной и общественной.
Таким образом, Зомбарт отрицает не только связь ценности с издержками производства в обычном значении этого термина, но и связь ее с затратой общественно-необходимого труда на производство каждого отдельного товара, издержками общественно-необходимого рабочего времени.
Само собой ясно, продолжает Зомбарт, что прибыль каждого отдельного капиталиста не стоит ни в каком отношении к производимой им прибавочной стоимости. Подобное воззрение было бы просто абсурдом. Зомбарт идет так далеко в отрицании формальной связи между прибылью и прибавочной стоимостью, что говорит: «гипотеза, которую, по-видимому, Маркс делает в Х гл. III тома (гипотеза, по которой различные нормы прибыли выравниваются в среднюю посредством конкуренции; в этой гипотезе и заключается решение «загадки»!) не только излишня, бесполезна для экономической системы Маркса, наоборот, ее отсутствие составило бы украшающий недостаток системы. Чтобы достигнуть средней нормы прибыли, теоретически нужно, конечно, принять за исходный пункт различные прибыли отдельных капиталов, но не эмпирически. Выравниванье различных норм прибыли капиталов различного органического состава[20] в среднюю норму есть мыслительная операция, но не факта действительной жизни». Тем не менее теория ценности и прибавочной стоимости имеет не декоративный только характер. Она служит двойную службу: 1) она есть необходимый реквизит, чтобы сделать доступными нашему уму хозяйственные явления; 2) она регулирует и определяет факты хозяйственной жизни, через нее Маркс вводит закономерность в эту последнюю. Поэтому в материальном смысле существует весьма значительная зависимость между ценами производства и ценностями, прибылью и прибавочной стоимостью. Цены в последней инстанции регулируются общественно-необходимым рабочим временем; прибыли также регулируются отношением прибавочного времени к необходимому: совокупная прибыль равна совокупной прибавочной стоимости. Воспроизводить эту зависимость не входит в план статьи Зомбарта, ибо, как говорит он, для этого нужно повторить содержание Капитала. В дальнейшем Зомбарт выражает сомнения, которые возбуждают в нем некоторые места III тома, плохо согласуемые с развитой точкой зрения.
Мы передали почти в дословном переводе рассуждения Зомбарта, и не наша вина, если в них представляются неясности и скачки. Обратимся к критике их.
Концепция Зомбарта характеризуется столько же отрицательными, сколько и положительными чертами, и отрицательная характеристика, пожалуй, даже более существенна, нежели положительная. По мнению Зомбарта (нигде, правда, прямо не высказанному, но красной нитью проходящему через всю его аргументацию), меновой закон – вопреки обычному его пониманию – не есть правило обмена товаров, а нечто совсем иное. Если поколебать это предположение; то сами собой падают и его собственные построения. В дальнейшем мы и попытаемся идти именно этим путем: мы ставим себе задачей показать, что с точки зрения Маркса немыслимо иное понимание менового закона, как правила обмена, и, следовательно, построениe Зомбарта ошибочно в самом корне. Чтобы яснее показать нecooтветствиe толкования Зомбарта с учением о ценности Маркса, нам придется напомнить некоторые черты этого учения, и мы заранее извиняемся перед читателем, если нам придется повторять общеизвестную теорию[21].
Богатство капиталистического общества представляется в виде массы товаров. Товар, прежде всего, есть предмет внешнего мира, способный удовлетворять нашим потребностям, или потребительная ценность. При господстве товарного производства предметы, нужные для удовлетворения человеческих потребностей, изготовляются отдельными, независимыми производителями и, как правило, изготовляются не для собственного потребления, но для потребления других лиц, иными словами, имеют не индивидуальное, а общественное назначение. В том факте, что каждый производитель изготовляет продукты только данного вида, проявляется общественное разделение труда; в том факте, что продукты эти изготовляются для сбыта и общественная потребность удовлетворяется усилиями индивидуальных производителей, сказывается особенность исторической эпохи – капиталистического (или вообще товарного) производства. Раз предметы общественного потребления изготовлены в нужном количестве, чтобы выполнить свое назначение, т. е. попасть в сферу потребления, им необходимо совершить известную метаморфозу – быть вымененными друг на друга. Лишь таким путем каждый отдельный производитель отдает продукты своего труда; ненужные для собственного потребления, но нужные для потребления других, и, наоборот, получает продукты, ненужные для других, но нужные для себя. Путем такого обмена совершается удовлетворение общественных потребностей при товарном производстве, и он есть альфа и омега удовлетворения потребностей общества товаропроизводителей.
Итак, производители меняются своими товарами: сапоги вымениваются на пудру, книги на хлеб, шелк на сахар и т. д. В пестрой веренице обмениваемых товаров нет ничего общего, кроме, пожалуй, того, что все они суть полезные, т. е. способные удовлетворять человеческим потребностям предметы. На этой струне и разыгрывает свои мелодии так наз. австрийская школа. Однако если не углубляться в дебри психологии и объективной закономерности обменов, не опираться на случайное настроение меняющихся субъектов, нужно искать объективного принципа, регулирующего эти обмены. Нужно признать в товарах какую-нибудь объективно существующую общую сущность. Такой сущностью является человеческий труд. «Как ценности, все товары суть лишь определенные количества застывшего в них труда» (Das Kapital, В. I, 3-te Ausg. По этому изданию сделаны и все последующие цитаты). «Как кристаллы этой общей им субстанции, товары суть ценности». Но и человеческий труд не так-то легко взять за общий всем товарам признак, за общую им субстанцию. Что, в самом деле, общего между трудом инженера и кочегара, наборщика и рудокопа? А. Смит свернул в сторону с правильного пути пред этой трудностью и начал определять труд, как сумму тягостей и неприятностей, принимаемых ради получения продукта. Этим он широко распахнул двери субъективистам. Рикардо и Родбертус прошли мимо опасного места, не заметив его. Вопрос был сознательно поставлен и разрешен только Марксом. Во всяком человеческом труде, какого бы вида он ни был, есть общее свойство: его физиологическая сущность; всякий труд сводится к трате нервной и мускульной силы. Это и составляет общую всем товарам субстанцию ценности. В полезном труде определенного вида, как, напр., пряжа, шитье и т. п., абстрагируются все признаки, составляющие его свойства, как работы данного вида; из конкретного труда получается абстрактный труд, простая трата рабочей силы. Итак, как ценности, товары суть «вещи равной субстанции, объективные выражения однородного труда». Но различные товары вымениваются один на другой в различных пропорциях. Чем же определяются эти изменяющиеся пропорции? Если субстанцию ценности составляет абстрактный человеческий труд, трата рабочей силы, то различные количества этой траты создадут, очевидно, и различные ценности. А количество траты, ceteris paribus, всего удобнее измеряется продолжительностью процесса труда, т. е. рабочим временем. Поэтому «ценность одного товара так относится к ценности другого, как рабочее время, необходимое для производства первого, относится к рабочему времени, необходимому для производства второго».
Итак, «если относительно потребительной стоимости труд, заключенный в товаре, имеет значение только с качественной стороны, относительно величины стоимости труд этот, раз он сведен к человеческому труду без всякого дальнейшего содержания, имеет значение только с количественной стороны. Там дело идет относительно свойств и сущности труда, здесь – относительно его количества, его продолжительности. Так как величина стоимости товара представляет лишь количество заключенного в нем труда, товары в известной пропорции должны представлять всегда равные ценности».
Теперь, когда мы знаем субстанцию и меру ценности, для нас ясна и связь между ними. Это не случайная, не произвольно выбранная связь, нет, это различные стороны одного и того же факта, или один и тот же факт, рассматриваемый под различными углами зрения: со стороны его качества и со стороны его количества.
Для определения субстанции и величины ценности мы предполагали, что товары поставлены уже в отношение мены. Это предположение необходимо было нам, чтобы определить общую сущность, заключающуюся в обмениваемых товарах, и пропорции, в которых эти товары обмениваются между собою. Мы принимали, таким образом, форму товара, или отношение мены, за что-то само собою разумеющееся, как бы за натуральную форму, которую имеют полезные продукты человеческого труда. Такое предположение было сделано в методологических видах, ибо без него никакие усилия абстракции не открыли бы в продукте полезного труда ценности. «Можно отдельный товар вертеть, как угодно, он остается непонятным, как носитель ценности. Но если мы вспомним, что товары обладают стоимостью лишь настолько, насколько они суть выражения одной и той же общественной единицы, – человеческого труда, что их стоимость, следовательно, чисто общественного происхождения, то становится само собой понятным, что она может проявляться только в общественном отношении товара к товару. Фактически мы вышли из меновой ценности или менового отношения товаров, чтобы напасть на след скрытой здесь ценности их. Теперь мы должны возвратиться к этой форме проявления ценности». Мы остановимся в интересах краткости на простой относительной форме ценности [х тов. А = у тов. В и наоборот], содержащей в себе, хотя и в неразвитом виде, все основные определения ценности.
Когда мы говорим, что, как ценности, товары суть овеществление человеческого труда, это утверждение основывается лишь на абстракции; товар сам в себе не может выразить своей ценности; он есть лишь известный предмет потребления. Если же мы говорим, что холст = сюртуку, ценность холста получает предметную форму существования, отличную от своей собственной, выражается в потребительной форме сюртука. Холст впервые становится меновой ценностью. Приравнивая ценность холста ценности сюртука, мы представляем холст предметом одной и той же общественной субстанции, как и сюртук, – человеческого труда: труд, заключенный в холсте, приравнивается труду, заключенному в сюртуке. При этом конкретный труд портного приравнивается конкретному труду ткача, следовательно, отвлекается конкретная форма обоих видов труда, и остается только их абстрактная сущность – трата рабочей силы. Далее, лишь известное количество холста приравнивается известному числу сюртуков; изменяется первое количество, изменяется и второе. Таким образом, здесь ценность является определенной и с количественной стороны. Итак, «простая форма ценности товара заключается в его отношении, как ценности, к другому товару, или в отношении обмена с ним. Ценность товара А выражена качественно через непосредственную вымениваемость товара В на товар А. Она выражена количественно через вымениваемость лишь определенного количества товара А на товар В. Другими словами: ценность товара нашла самостоятельное выражение через свое представление, как “меновой ценности”. Товар есть предмет потребления и “ценность”. Он представляется в этой своей двойственности, как только получает собственную, отличную от своей природной формы, форму меновой ценности, и он не обладает этой формой, рассматриваемой в отдельности, а всегда в отношении ценности, или меновом отношении к другому, отличному от него товару».
Таким образом, продукт известного труда, раньше лишь мыслимый, как ценность, фактически становится ею только в меновом отношении, или в форме товара, в форме ценности. В то же время «форма ценности есть самая абстрактная и самая общая форма буржуазного способа производства, который исторически характеризуется ею, как особый вид общественного производства». Итак, в чем заключается сущность товара, или, как выражается Маркс, мистическое его свойство? Очевидно не в его потребительной стоимости, потому что ни в удовлетворение человеческих потребностей, ни в приведении материи в форму, в которой она способна удовлетворять нашим потребностям, нет ничего, характеризующего товар, как таковой: это свойственно всем временам и всем способам производства. Столь же мало таинственная сущность товара связана и с содержанием определения ценности. «Ибо, во-первых, как ни различен может быть труд, или производительная деятельность, но то, что он составляет функцию человеческого организма есть простая физиологическая истина, а всякая такая функция, каково бы ни было ее содержание и форма, сводится к трате мозга, нервов, мускулов, органов чувства и т. д. Во-вторых, что касается определения величины стоимости, продолжительности этой затраты или количества труда, то это количество представляет осязательные различия от качества труда. Во все времена человека должно было интересовать рабочее время, которое затрачивается на производство средств к жизни. Наконец, раз люди работают каким бы то ни было способом друг для друга, их труд получает и общественную форму. Откуда же возникает загадочный характер продукта труда, как только он принимает форму товара? Очевидно из самой этой формы: равенство человеческого труда получает форму равной ценности продуктов труда, определение затраты человеческой силы ее продолжительностью получает форму величины ценности продуктов труда, наконец, отношения производителей… получают форму общественного отношения продуктов труда» (ib., р. 40–41. Курсив наш). Та же мысль в другом месте поясняется параллелью между товарным производством и нетоварным. Основные определения ценности – труд, как ее субстанция, рабочее время, как ее мера, можно найти и у Робинзона на его острове, и в средневековом поместном хозяйстве, и в древнеиндийской общине, и в общине свободно ассоциированных производителей. Но нигде продукты полезного труда не становятся товарами, ибо нигде не принимают формы ценности. А это в свою очередь зависит от того, что общественные потребности удовлетворяются частными производителями; эти же последние вступают в общественные отношения только окольным путем, путем общественного отношения их продуктов.
Возникает и поддерживается подобный порядок вещей, конечно, не актом сознательной воли отдельных производителей; он есть равнодействующая стремлений и поступков каждого члена общества, преследующего свои индивидуальные цели и интересы. Поэтому, «формы, которые делают продукты труда товарами и, следовательно, предполагают товарное обращение, обладают уже прочностью естественных форм общественной жизни, раньше чем люди пытаются отдать себе отчет не относительно исторического характера этих форм, которые представляются им неизменными, но об их содержании». Практически интересует каждого производителя прежде всего лишь то, сколько он получит за свой товар продуктов труда других. «Поэтому, фактически характер продуктов труда, как ценностей, утверждается через их осуществление, как величин ценности». Точно также и в науке анализируется только субстанция и величина ценности; форма же ценности предполагается естественной формой, не подлежащей дальнейшему анализу. Вот почему классическая экономия, равно как и все дальнейшие экономисты совершенно игнорировали форму стоимости.
Формы, проистекающие из товарного обращения, образуют категории политической экономии. «Это суть общественно обязательные, следовательно объективные формы мысли для отношений производства этого исторически определенного общественного способа производства, именно товарного».
Надеемся, мы достаточно выяснили теперь характер товара и меновой стоимости у Маркса. Продукт полезного человеческого труда становится меновой ценностью, или товаром только в форме ценности и через ее посредство. Другими словами, меновая ценность одного товара мыслима и существует только в отношении к другому товару, и с этим отношением связаны все основные определения ценности. Эта логическая категория соответствует тому историческому порядку вещей, при котором общественное отношение производителей выражается общественным отношением их продуктов; труд частного производителя, направленный на общественные цели, становится действительно общественным лишь через посредство приравнивания его труду других производителей в отношении ценности товаров.
Теперь нам не трудно ответить на вопрос, ради которого мы предпринимали этот экскурс в область теории Маркса: есть ли закон ценности правило, регулирующее обмены, или что-либо иное? На это может быть только один ответ, – основное определение, выяснению которого и посвящен весь анализ ценности: «меновая ценность является, прежде всего, количественным отношением или пропорцией, в которой потребительные стоимости одного рода вымениваются на потребительные стоимости другого рода – отношением, изменяющимся в различные времена и в различных местах. Меновая стоимость представляется, таким образом, чем-то случайным и вполне относительным, а, следовательно, имманентная или присущая товару меновая стоимость есть contradictio in adjecto».
Понятие ценности у Маркса вполне совпадает и покрывается понятием издержек производства во втором из двух значений, которые имеет это слово у Зомбарта. Следовательно, меновой закон состоит в том, что товары вымениваются друг на друга пропорционально заключенному в них количеству общественно необходимого труда, ценность их определяется издержками труда на их производство. В таком виде всегда и трактовалась трудовая ценность. Как правило обмена понимают ценность А. Смит и в особенности Рикардо.
Если мы верно передали сущность теории Маркса, то очевидно, все построение Зомбарта ошибочно в самой основе. Исследуем его ближе.
Как мы видели, понятие ценности характеризуется у Зомбарта двумя чертами: во-первых, это есть логическая категория, обусловленная потребностью нашего ума сделать соизмеримыми количественно предметы, различные качественно; во-вторых, ценность есть экономическое выражение технического факта общественной производительности труда. Относительно первого признака несомненно, что он нисколько не характерен для данной исторической эпохи, – товарного производства. Наоборот, логический прием соизмерения, как результат постоянной потребности нашего ума, есть его свойство, независимое от данной исторической эпохи; он составляет такую же категорию, как категории времени, пространства и другие свойства чистого разума в системе Канта. Следовательно, понятие ценности в этом смысле, во-первых, вечно (употребляем это неточное выражение, чтобы ярче оттенить неисторический характер этой категории); во-вторых, субъективно, ибо есть свойство познающего субъекта, а не познаваемого объекта. В этом качестве понятие это не имеет никакой цены для системы Маркса, исторической и объективной, и составляет даже резкий с ней диссонанс. Категории политической экономии суть «общественно обязательные, следовательно, объективные формы мысли», вызываемые отношениями господствующего способа производства, появляющиеся и пропадающие вместе с этим способом, а вовсе не вечные законы нашего мышления. Таким образом, там, где у Маркса исторические и объективные формы мысли, у Зомбарта надисторические и субъективные свойства ума; такие точки зрения представляются противоположными полюсами.