Атуна Койдергем
Княжна для викинга. Книга 2

– Ты подлец, – бросила Ясыня, кое-как собирая волосы в пучок.

– Я не подлец, – слабо возразил Годфред.

– А кто? Трус? – ткнула Ясыня, которая в действительности не хотела ссоры с ним. Она хотела быть с ним, любить его. Но не так, как отныне это представляется возможным.

– Не трус…Я просто…– вздохнул Годфред, подбирая слова. – Я просто боялся потерять тебя. Ты не понимаешь этого страха. Ты знаешь страх перед отцом, перед какими-то мокрыми хворостинами, перед чужими людьми. Но ты не знаешь, как страшно потерять девушку, которая к тебе не вернется, если узнает о тебе правду.

– И на что ты рассчитывал тогда?! – Ясыня наспех натянула платье.

– Я рассчитывал, что пройдет время. И все само уладится, – объяснил Годфред просто. Да, он именно на это и рассчитывал. Так ведь иногда бывает, что само все устраивается. – Что ты делаешь?

– Ты не видишь? – Ясыня пыталась завязать пояс, который выпрыгивал из ее рук, дрожащих то ли от расстройства, то ли от гнева. – Отвали! – Ясыня отпихнула от себя Годфреда, когда он попытался обнять ее.

– Я люблю только тебя. Я никогда тебя не брошу, – пообещал Годфред. И он верил в то, что говорил. – Ты будешь моей единственной любимой. Я буду всегда заботиться о тебе.

– Скажи еще, что не ляжешь в постель с женой! – гаркнула Ясыня. – Скажи, что не будешь говорить ей те же слова, что говорил мне! Давай, ври. Ври о том, что не станешь нежить ее так же, как меня! Ты лгун. Я тебя ненавижу! – заорала Ясыня, влепив Годфреду такую крепкую оплеуху, что он даже поморщился.

– Если хочешь, ударь меня столько раз, сколько тебе нужно. Только не уходи, – попросил Годфред, приготовившийся принять множество атак. – Пойми, дорогая. Я не хочу оставаться в этом городе без тебя. Ты всегда должна быть со мной.

– Нет. Не всегда. Только до вашей женитьбы с дочкой Белогора. А потом ты попросишь меня убраться. Или это сделают другие, а ты им позволишь, – усмехнулась Ясыня едко. – Ведь ты слабак. Ты создан для того, чтоб следовать чужой воле. Слушай своего дядюшку. Затем слушай жену. Впрочем, может, так и надо. Я вот очень жалею, что не послушала отца. Я очень жалею об этом! Я только теперь понимаю, что отец часто бывал прав…

Схватив обувь и накидку, Ясыня выбежала на улицу, поскольку ощутила, что ее глаза полнятся слезами. А она не хотела, чтобы Годфред видел эти ее горькие слезы.

****

Ясыня вернулась на берег озера. Тут все еще шумели гулянки. Парни и девушки неутомимо водили хороводы вокруг костров, а дружина продолжала квасить под звездным небом. Все было таким же, как и несколько часов назад. Изменилась лишь сама Ясыня.

Альв как раз что-то рассказывал Смеяну, запивая повесть глотком хмеля, когда к ним подошла дочка главы вече.

– А где жених? – уточнил Альв.

– Спит в гриднице, – мрачно ответила Ясыня, не желая вдаваться в детали. – Что там у тебя? Дай-ка и мне…– Ясыня протянула руку к корчаге, которую держал Альв.

– Там мед. Очень крепкий, – предупредил Альв, вытирая усы.

– Ну так давай его сюда, – Ясыня забрала напиток из рук гридя и, не раздумывая, сделала глоток.

Мед оказался столь ядреным, что Ясыня даже на несколько мгновений перестала дышать. Голова ее сразу вскружилась, будто объятая горячим вихрем. По телу разлилось тепло. И стало вдруг так легко на душе. Легко, но и горько.

– Как гадко. Сразу ясно, что за дева…Порядочная не должна пить хмельного, – заметил язвительный Смеян.

– «Как гадко» – это когда о человеке судят по напиткам, которые он пьет, – заткнув пробку в горлышко корчаги, Ясыня бросила сосуд на землю. Затем скинула с ног кожаные черевички и побежала к берегу, на ходу подворачивая подол платья.

– Куда это она? – удивился Альв, провожая взглядом невесту Годфреда.

– Может, купаться…– пожал плечами Смеян. – Они же плавали с Годфредом сегодня…

Разбежавшись, Ясыня прямо с берега нырнула в темную воду, которая показалась ей теперь ледяной. Невидимые ножи вонзились в ее нежную кожу. Неприютно было в этом озере ныне. Не в силах терпеть холодящую муку, Ясыня нырнула в пучину снова и еще раз. И наконец, кажется, привыкла к стылым объятиям водоема. Ведь это все – ничто, по сравнению с тем сгустком боли, который давил ее изнутри.

– Далече уплыла ваша Ясыня, – заметил Смеян, который был относительно трезв. Секрет крылся в том, что на берегу в основном остались варяги, славные своим пристрастием к горячительному.

– Госпожа…– позвал Альв, еле отыскав хмельными глазами Ясыню, превратившуюся в точку на полотне широкого озера. – Ясыня! – Альв даже поднялся на ноги, когда получше разглядел, как далека дочь главы вече теперь.

Ясыня слышала, как ее окликали. Она знала, что уплыла далеко. Но она не стала оглядываться. Она понимала только одно. Ее сердце разбито навеки. И она не хочет поворачивать к берегу. Она хочет, чтобы мрачный омут поглотил ее. Чтобы душа ее перестала болеть. Чтобы она больше никогда не чувствовала этой боли.

****

Утро было сумрачным и мерзлым, несмотря на то, что еще вчера ярко светило солнце. Годфред оторвал голову от подушки, когда услышал звук шагов за дверью. Он не спал этой ночью и даже не пытался этого сделать. Он был все еще одет и чувствовал все то же, что и в момент, когда Ясыня покинула его. И все-таки, услышав шум в сенях, он понадеялся, что это она вернулась к нему.

Дверь распахнулась, в гридницу вошел Трувор. Оглядев Годфреда, он устремил взор в окно, за которым сгущались тучи, перемешиваемые ветром.

– Что случилось? – Годфред сразу понял по лицу своего помощника, что тот принес дурные вести. – Да говори же! – Годфред вскочил на ноги и подошел к Трувору почти в упор. Он не смог бы этого объяснить, но теперь он уже будто знал, что все нехорошо.

– Ясыня…– глаза Трувора встретились с глазами Годфреда.

– Что?..– в груди Годфреда защемило. И он уже предчувствовал страшный ответ. И желал сейчас только одного – чтобы это ужасное предчувствие не подтвердилось.

– Она утонула, – произнес Трувор.

– Нет, – Годфред не поверил своим ушам. – Ясыня плавает лучше всех. Она не может утонуть! – вздрогнул Годфред. И голос его был криком какого-то дремучего глухого отчаяния.

– Она лишь девушка, – напомнил Трувор грустно.

– Она бы не пошла в воду, – заорал Годфред. – Она боится купаться в темноте, – Годфред вдруг осекся. Она бы не пошла в воду, если бы только не собиралась сделать этого в последний раз. – Ты врешь. Я вырву твой язык, если ты сейчас же не скажешь мне, что лжешь! – глаза Годфреда заблестели от навернувшихся слез. Он уткнулся лбом в плечо Трувора. Внутри похолодело, словно он проглотил куски льда.

Трувор сочувственно положил ладонь на шею Годфреда, который беззвучно рыдал.

****

Барма вышел во двор. Он еще с крыльца увидел, что за воротами его ожидает несколько человек. Среди них он узнал Трувора, который всегда находился возле Годфреда, и потому был ему знаком.

– Твоя дочь…Ясыня…Она утонула, – после приветствий сообщил Трувор угрюмо.

– Как это?..– опешил Барма. Он уложил руку на забор, словно ища в последнем поддержки. – Когда это произошло?

– Сегодня ночью.

– Но почему?..– Барма хотел задать совсем другой вопрос. Но услышанное столь потрясло его, что он даже не осознавал своих слов. Он всегда был строг с Ясыней. И часто слышал обвинения в свой адрес в том, что не любит ее. Но это было неправдой. Он любил Ясыню. Хоть и не умел выразить этого. Он лишь хотел, чтоб из нее вышел толк.

– Был праздник. Все веселились. Ясыня пошла купаться в озеро…– Трувор рассказывал то, что ему поведали Смеян и Альв. – Ее звали, но она заплыла слишком далеко.

– Где же был Годфред?..– Барма не сводил глаз с колыхающейся на ветру былинки, такой же тоненькой и свободной, какой всегда была Ясыня.

– Спал в гриднице. Ясыня пошла на озеро без него, – Трувор уже знал, со слов Годфреда, что тот поссорился с Ясыней перед тем, как она ушла. Она ушла, а он отпустил ее. И, по сути, во всем случившемся виноват Годфред. Как и он сам, Трувор, виноват в том, что потерял свою собственную любимую.

– Почему же она пошла одна на это поганое озеро? – Барма все еще смотрел на дрожащую травинку. В уголке его глаза стояла слеза, которая никак не могла пролиться. И в итоге исчезла сама собой, рассеявшись. – Почему она зашла в воду? Ведь уже не купаются…Олень реку переплыл и воду остудил.

– Она была не одна. Там было много людей, – Трувор не стал объяснять причины, по которым Ясыня оказалась на озере. Разумеется, для всех это должен быть лишь злополучный случай.

– Ясыня плавает лучше всех, – повторил Барма слова Годфреда, понимая, как и тот, что это не так.

Глава 6. У края

Емельян лежал на полатях в избе какого-то старика, согласившегося приютить у себя двух путников. Неподалеку от хитроумного атамана, на полу, к ножке лавки был привязан за руки Есений, который почти уже умирал от истощения. Но в последнее время он так сильно раздражал Емельяна, что последний даже не желал накормить княжича. Изборский разбойник был суров и строг. А чего добро переводить зазря? И так скоро окоченеет сей пустобай болтливый, Есений новгородский!

На вид атаман был среднего возраста. Его широкий лоб пересекали две глубокие морщины. Темная борода скрывала волевой подбородок. Но ничто не могло ни сгладить, ни спрятать его окаянного взгляда. Взгляда, в котором не было слабости. Емельян не жалел ни себя, ни кого-либо еще. И любое бедствие воспринимал как волю богов, даже если сам являлся его причиной.

– Емель, дай поесть. Худо мне, – взывал Есений из-под лавки. Он не ел второй день, и ему действительно было плохо от голода. В желудке урчало и болело. – Неужто за все эти сокровища, что ты получил за мою жизнь, у тебя и куска лепешки для меня не сыщется?

– На, – Емельян чуть замахнулся и подкинул Есению горбушку «лишь бы плут, наконец, заткнулся». Изборский атаман не любил, когда кто-то гундит ему на ухо. Поэтому обычно он быстро расправлялся с заложниками. И его удручало, что в этот раз ему приходится медлить.

– Давай напрямик, Емель, – продолжал Есений, прожевав горбушку. – Ну зачем я тебе? Ты б меня отпустил прямо сейчас, а? Золото Дива тебе уже отдала за меня, да еще и дважды. Мы в расчете с тобой. Емель, а? – уговаривал Есений.

– У тебя хорошая сестра. Жаль только, что ты сам бестолковый околотень. Это ты должен ее защищать так, как она защищает тебя, – философствовал Емельян. Ничего другого ему не оставалось: за окном льет дождь, а сна отчего-то нет. Видимо, от волнений за прошедшие дни. Хотя завтра рано утром выступать в путь.

– Ну отпусти, – не отступал Есений. – Мой долг же уже закрыт и перекрыт. Намного больше того ведь ты стребовал с Дивы и получил…

– А с чего это ты решил, голуба, что я тебя, вообще, отпущу? – хмыкнул Емельян. Он был смекалист и расчетлив. Разбойники ценили в нем изобретательность. Не просто так держал он много лет в страхе весь Изборск. Деревенская хитрость и быстрый ум выгодно выделяли его среди всех прочих лиходеев еще с юности.

– Ну ты же сестре обещал, что отпустишь…Договорились же…Зачем я тебе, если золото свое ты не только вернул, но и приумножил? – недоумевал простодушный Есений.

– Еська, ты как был глупендяем, так глупендяем и помрешь, – загоготал Емельян смехом. – Обещать я обещал. Это да, не спорю. Но ты всем словам на свете веришь? Ох, – Емельян вновь закатился смехом. Его веселила доверчивость Есения. – Я что, по-твоему, такой же растяпа, как ты сам? Отпущу тебя, а потом ты покажешь на меня князю своему в Изборске или где в ином месте? И плакало все житие мое вместе со златом!

– Клянусь, нет, – Есений уже не знал, как уговаривать бывшего приятеля. – Слово ти княжеское даю, что никогда не выдам тебя. И даже если на улице где встречу, не укажу на тебя.

– Ой, дурило. Полено ты сосновое…Кто ж тебя спрашивать-то станет?! Твой князь, что ли? Да послежде, как он нас проворонил, кажись, и тебе, никчемцу эдакому, тоже несдобровать! Вот же трутень, одни хлопоты из-за тебя всем людям занятым да важным! – неожиданно разозлился Емельян. – По твоей милости, и мои соколики еле ноги унесли! Проказа ты на мою главу, тьфу, – выругался разбойник.

Емельян перевернулся на живот и уложил подбородок на локти. Задумчиво вздохнул, с полатей глядя на улицу сквозь крохотное волоковое окошко. Обзор был скудным, лишь льющиеся с крыши ручейки дождя. И вот уже и их не видать. А перед очами атамана в воображении возникла вдруг картина минувшего дня. Даже воспоминания о том вызывают в теле приятный трепет, который до сих пор щекочет изнутри. Помнится, как к уговоренному месту в означенный час подъехала повозка с тяжеленным кованым сундуком. Почти таким же на вид, что и первый был. Сундук из княжеских хором. На сей раз выкуп за Есения. Обрадовались тогда разбойники, вроде по плану дело катится. И все бы ничего, да лошадь, что поклажу доставила, оказалась никакущая, того гляди, издохнет тотчас. Как только вообще удалось ее запрячь?! Но Емельян ведь не дурак, заранее продумал порядок действий и все возможные пути развития событий. Чудесно, если князь по-прежнему ничего не знает и мирно княжит себе, не подозревая о переделке, в которую угодили его шурин и женушка. Но если князь все же прознал, то положение меняется. Ясное дело, что со второй половиной злата расставаться хочется еще меньше, чем с первой. Не отдаст князь свои богатства так просто. А значит, придумал что-то. И посему, ох, не следует на ней, этой хилой скотине, другам Емельяна тащиться в леса, шатаясь и скрипя на всю округу. Разбойники тогда, словно дружная стайка рыбок, дернулись к седлам и достали из-под них по широкой котомке. Емельян заранее решил, что будет удобнее переложить золото из сундука в сумы и уже налегке мотать прочь. Без этой дурацкой кобылы! Он, конечно, не знал наперед, что лошадь будет замаянная, но решил, что порознь все равно быстрее и безопаснее получится, чем если в случае погони удирать всем вместе с сундуком на повозке. Но тут случилось еще одно непредвиденное. Сундук оказался заколочен…И затвор на нем. Это было неожиданно, поскольку первый ларец не был заперт. Собственно, на этом и уговаривались с княгиней: чтоб без всяких каверз! И вот теперь такая подлость. Но не поворачивать же обратно ни с чем, даже не проверив содержимого! Решили дубиной сбить крышку, дабы все-таки удостовериться, что внутри ларя таится золото! А не валунами да навозом он набит!

Задумавшийся Емельян сладко зевнул, вытянув пятки на полатях. Мда, глумлива выдумка с лошадью. И с сундуком заколоченным неприятность неслучайна. Сразу догадался он тогда: здесь уже не княгиня расстаралась. Разлялякала все болтливая баба своему князю! Как бы там ни было, потрясли разбойники сундук – внутри, точно, злато. Бряцает так звонко, что аж дух захватывает. Как сокровища тут бросишь теперь? Надо все-таки вскрывать. Набросились тогда разом всей хеврой на несчастный ларь. Крышку кое-как сорвали, кинулись перегружать добро по котомкам. Вдруг глазастый дозорный издали с сосны дает знак, что хвост за сундучком! Теперь, точно, не остается сомнений, что князь в деле. Не княгиня же с румяными девицами на скакунах мчится. И дорога здесь, как назло, одна. Видно, хитрые новгородцы умышленно подотстали. С самого начала знали б емельяновцы о такой засаде, улепетывали бы прочь. А сейчас не бросать же все на полпути!

Сердце Емельяна запрыгало от воспоминаний. Погоня знатная получилась. Засуетились тогда разбойники. Насилу успели перегрузить золотишко, точно сами боги им помогали, лопатой монетки, бусинки да камушки сгребая. И почти уже без отрыва от приближающейся дружины погнали лошадей, что есть сил. Хвала разуму, Емельян наперед все продумал: и дозорных, и котомки, и прочее…Да, прочее…

Губы Емельяна растянулись в удовлетворенную улыбку. Всех он обхитрил. Все предвидел. И погоню сию такожде. Княжеская дружина мчится. Как живую, видит он эту картину в своих воспоминаниях. Конники княжеские уже близко, нагоняют. Да вот незадача приключилась: первый княжеский всадник неожиданно ухнул в канаву, прикрытую ветками. У другого лошадь в капкан угодила. Третий полетел через непредвиденный барьер – скакун не сумел взять высоты, встав, как вкопанный. И таким образом, самые передовые-то бойцы и выбыли из списка преследователей.

– Хо-хо, – довольно выдохнул Емельян, вспоминая, чем увенчалась погоня княжеская. Гордился Емельян своими задумками. Ведь в итоге никого из разбойников не поймали. А поймали б – беда. Выпытали б все на свете: и кто главарь, и откуда родом, и где вообще первый сундук! А вышло удачно: разбойники умчались от дружинников, точно те на карликовых осликах были, а не на конях. Вот потеха! Князь думал, будто его пришел грабить какой-то лопух, которого можно с наскока взять! Надеялся владыка прямо так, по горячим следам и схватить обидчика, словно болвана лубяного! Сорвался, князь, замысел твой в пропасть! Сорвался, милок! Теперь пойди да поищи иголку в стоге сена! Пойди да дознайся, в какой стороне твое злато и каменья! Хотел Емельяна обойти, да не тут-то было! Емельян сам, кого хошь, обойдет! Вот и сиди, князь, в своем Новгороде и помалкивай об этом происшествии! А то засмеют вовсе. А он сам, Емеля – удалец: коли на сильного идешь, явно дурнем не слывешь!

– Емель, мне б до ветру, – голос Есения прервал сладостные думы Емельяна.

– Заткнись! Достал уже! – гаркнул атаман, отворачиваясь к стенке. План недурен. Большой головой придуман. Он, смышленый Емельян, без золота, но вместе с Есением, идет отдельно от остальных одной дорогой; а други его верные, рассредоточившись, с котомками сокровищ – другой. И встретятся в итоге все в одном месте – в деревеньке Великово, что на дороге к Изборску. Это, конечно, излишняя уже предосторожность, поскольку у князя Рюрика, явно, был план схватить разбойников по горячим следам. В любом случае княжеские балбесы сели в лужу и в погоню уже не поспевают. А как поспеть? Пока сообразишь, в чем дело…Пока князю доложишься – он-то, надо думать, все же в Новгороде, а не со своими дурнями мчал…Пока он погоню снарядит…Хотя куда ему за ними, лихими, гнаться?! Он ведь даже не знает, кто его надул. Короче, прошло все удачно. Сами боги посылают таких Есениев на пропитание.

– Емель, – заканючил Есений, вновь вырывая Емельяна из полудремы. – Зачем я тебе вообще сдался? Что ты меня сразу-то не прикончил, как только золото получил, коли отпускать не думаешь?!

– Болван, каких свет не видывал! Ты! – пояснил Емельян на всякий случай. – Еще, главное, помню, князем мне представился при нашей первой встрече! – поразился Емельян такой самоуверенности Есения, выказанной последним при знакомстве. – А кем я, по-твоему, тяготило ты бестолковое, прикрываться-то буду в случае чего?! Вдруг западня какая образуется? Мы ведь еще не в Изборске. А так я всегда твою шкуру никчемную на свою жизнь выменяю…

– Не выменяешь – князь меня не жалует, я думаю, – предупредил Есений. – А после теперешнего случая, вероятно, сам мне голову и отсек бы, не то что менять…

– Хорош заливать! – гаркнул Емельян, которого не интересовало мнение пленника. – Однако целое состояние за твою дежу глиняную я все-таки сторговал!

– Емель…Отпусти, а? Хочешь, я в Новгород не вернусь? Рюрик тогда никогда не узнает о том, кто ты и где тебя искать, – предложил Есений, который уже и сам затерял в памяти, что все растрепал Диве.

– Может, тебе еще и средств из сбережений сестрицы отсыпать на жизнь? – заорал Емельян, которого Есений уже допек своим нытьем. – Я спать! Не смей мешать! Или лапоть стоптанный в глотку твою гнилую запихну! До утра не сможешь ни вздохнуть, ни сглотнуть! Петух ощипанный! – разбранился Емельян.

– Емель, ну мы ведь с тобой такие други поначалу были, а? – воззвал Есений к воспоминаниям. – Ну всякое бывает. Не пошло наше дело. Но теперь-то все у тебя лады. Даже лучше прежнего.

– Еще раз раскроешь свое прогорклое жевало, и, клянусь Велесом, отрежу твой мотыляющийся язык и скормлю псу во дворе! – пригрозил Емельян на этот раз злобно. Он хотел погрузиться в сон с приятными думами, а не слушать скулеж.

****

К следующему вечеру Емельян и Есений точно по плану прибыли в Великово. Емельян довольно улыбался. Хорошая деревенька, приветливая такая. Домов много. Лес вокруг. Девки с ведерками ходят. Да куры по земле шастают. Все, что нужно разбойничьему сердцу, имеется.

Направился Емельян, как всегда, к своему доброму знакомому, деду Авксентию, в былом такому же разбойнику. Дед Авксентий встретил Емельяна радушно и проводил в свои хоромы. Изба у старика оказалась знатная: громадная, добротная. Во всем достаток чувствуется.

А Емельяна в горнице уже дожидалось четверо разбойников, которые самыми удалыми слыли.

– Здорово, братцы! – поприветствовал Емельян своих другов. – Дед Авксентий, уведи куда-нибудь в сарай этого глупого побродягу да запри, – Емельян кивнул на изнуренного Есения. – А потом я сам с ним разберусь. Вот только удостоверюсь, что все на месте…Ну, повествуйте! – на сей раз Емельян обращался к своим подельникам. – Как добирались, все ли прибыли на место, никого не потеряли ли по дороге? Золото в сохранности? Где оно, вообще? Погоня была за вами?! Хвост сбросили? Что местные? – у Емельяна накопилась тьма вопросов, да и устал он от бездействия.

– Золото в сарае у старика, – начал самый бойкий разбойник и самый курчавый из всей шайки. – Добрались еще к полудню. Да решили в избе одной не ютиться: разместились по соседям. Сбегаю за остальными?!

– Сбегай, – кивнул Емельян курчавому, обратившись к трем другим. – А что, как мы князя-то обвели! Поди, только днесь до него вести-то докатились, что дружина схлопнулась?! – расхохотался Емельян, потирая брюхо. Его примеру последовали и остальные.

– А что с Еськой делать будем? – спросил рыжий разбойник с повязкой на глазу.

– Сталь под ребро и дело с концом! – ухмыльнулся Емельян. – Хоть и бесполезный чурбан, а вот, значится, сгодился все же для чего-то путного!

– Да уж…Вот токмо в Изборске нам отныне тоже небезопасно, – поддержал беседу бородач. – Вдруг слухи доползут со временем? Народу нас много…По любому кто-нибудь наквасится и растрезвонится…

– Об этом пораздумаем, когда лихо придет. Может, еще обойдется. На край, баб с детьми похватаем да свалим к Велесу куда-нибудь в Муром, – усмехнулся Емельян, потягиваясь. – Золото пойду-гляну, а то уснуть не смогу!

– Мы проводим, – поддержал молодой разбойник со вздернутым носом.

В превосходном расположении Емельян отправился на улицу. Небо над головой было сегодня чистым. Ни облачка, ни тучки. Лишь глубокая синь.

– Ничего не стянули? – осведомился Емельян уже в сарае где был размещен первый ларь с золотом, а также котомки, набитые сокровищами из второго. – Я ведь пересчитаю да из доли вашей-то и вычту, коли не хватит! Вы меня знаете, я не спущу, – строго оглядев плутоватые лица своих другов, погрозил атаман для порядка.

– Не, все на месте, сам смотри, – указал рыжий.

Емельян огляделся. Все вроде на месте. Хвала богам. Теперь можно и поесть, и поспать. А завтра поутру в путь…Наконец все начало налаживаться в жизни запутанной сей…

– Вы того…Козленочка-то кончайте нашего! Надобность в нем исчерпана, – кивнул Емельян бородачу в направлении сарая, куда дед Авксентий увел беднягу Есения.

– Не изволь волноваться, – поправляя нож на поясе, отозвался бородач. После чего вышел на улицу.

– Сейчас порося зажарим да медка у деда Авксентия выжрем! У него хмель изрядный! – сообщил Емельян мечтательно. – Жаль, бабы моей тута нету. Суды б ее. Ну ладно. Надо бы еще баньку, чтоб Авксентий нам затопил! Но особо расслабляться не будем: отдохнем, когда до места доберемся! – строго напомнил Емельян. – На всякий случай за деревенькой следите. Мало ли как…Неспокойно мне как-то, хоть небо и безоблачно…

После этих слов осторожный Емельян подошел к сундуку и склонился над ним с довольной улыбкой: вот оно, злато. Он за всю жизнь столько не награбил, сколько в этом сарае теперича хранится! Наконец-то боги услышали его молитвы и послали ему этого растяпу Есения! Со временем можно будет, как дед Авксентий, остепениться. Вероятно, в купечество податься…Хотя свободная разбойничья душа столь непостижима…Возможно ли утихомирить ее, заставив торговать тряпками да специями?!

– Изрядный сундук, – ухмыльнулся Емельян. – Хотелось бы сейчас рожу князя лицезреть.

– К сожалению, не получится, – вдруг неожиданно раздалось откуда-то со стороны дверей. – Он в Новгороде. Но, может, моя рожа тебе сгодится?

Чуя угрозу в незнакомом голосе, Емельян озабоченно обернулся и увидел на пороге здоровенного детину. Тот оказался одет непривычно добротно, и оружие при нем было дорогое – меч и доспехи. Это означало, что сей молодец – не хлебопашец какой-то обычный. Эту догадку подкрепляло то, что за его спиной виднелись и другие незнакомцы при оружии.

– Вот жижа болотная! – выбранился Емельян. И в этот же миг почувствовал у горла нечто холодное и острое, напоминающее лезвие ножа. А уж сырой запах стали он мог отличить хоть во сне с закрытыми глазами: не раз ему грозили расправой подобным образом. И не раз сам он грозил так же.

Емельян покосился в сторону, пытаясь понять, кто приставил нож к его глотке. Оказалось, верный бородач! Емельян сначала не понял поворота сюжета. Но когда сообразил, хотел развернуться да вмазать братцу по подлому кочану. Но тут другой – рыжий – быстро окрутил запястья атамана веревкой. Все это произошло молниеносно. И Емельян не успел не то что отбиться, но и слова вымолвить.

– Прости, батька, – бородач уже накидывал на шею Емельяну хомут, отчего атаман терял возможность сопротивляться, рискуя быть задушенным.

– Ты, значит, и есть Емельян, – не то спросил, не то утвердил детина, который зашел первым и поразил Емельяна своими одеждами.

– А ты кто будешь такой? – злобно огрызнулся Емельян, безуспешно дернув руками, которые сдерживал рыжий.

– Можешь звать меня Прохором, – детина приблизился. – Так это, стало быть, твоя невзрачная особа посмела мельтешить пред очами нашего князя?

– Да пошел ты! – Емельян уже догадался, что дружина княжеская каким-то образом накрыла его тут. А как же его собственные люди оказались замешаны? Как поспели княжеские бойцы сюда?! Ничего неясно!

– Ты предпринял попытку оскорбить нашего владыку своей несусветной наглостью, Емельян. И за это ты будешь наказан…– спокойно объявил хладнокровный Прохор.

– И не из такого живьем выбирался, – хорохорился Емельян.

– Погляжу, как ты на сей раз выберешься…

– От судьбы не убежишь! На все воля богов, – отмахнулся Емельян, который верил в предопределение. И, возможно, потому жил без страха. А невзгоды принимал в некоторой степени смиренно, то есть не жалуясь и не сетуя.

– Ты богов сюда не примешивай. Не пошел бы на князя, отлеживался бы сейчас в своем Изборске у печи. А теперь будешь ерзать на колу, и твой пример всем прочим уроком станет.

– Ты только скажи, боярин, как?! Как же нас выследили-то! Велики просторы…– недоумевал Емельян.

– Ты забываешь, что имеешь дело с великим государем, а не с ничтожным разбойником, как ты сам. Князь наш и владыка повсюду: он за каждым деревом, он в каждой избе. От него не скрыться такому, как ты.

Емельян не получил ответа на свой вопрос, но уже предугадывал его. Очевидно, Есений все же успел разболтать о том, кто есть такой его займодатель и откуда он родом – Емельян из Изборска. А принимая сие условие, можно предположить, что было дальше. Если князь знал, кого ловит, то на всех путях к Изборску выставил людей. Впрочем, разбойники ведь прикинулись мирными жителями. Хотя, надо думать, что тут-то злосчастное золото подвело. С такой поклажей их быстро взяли, без всяких сомнений. Вот, значит, надо было бросать злато, а не тащить его с собой. И котомки не помогли. Жадность сгубила всю судьбину.

– Бестолковый Есений…Язык, как помело…Голова простоквашей залита, сеном набита…– рассердился Емельян, вспомнив своего болтливого узника. – Он ведь сдал? Нашел, что рассказывать! Да его за дела со мной теперь такожде казнят! Я не думал, что он настолько беспечен и пискнет кому-то хоть шепотом об таком нашем с ним знакомстве!

– Ну да, Есений тебе изрядно измазал, – Прохор не стал ничего отрицать.

– А где же остальные? – Емельян не понимал, куда подевалась вся его шайка.

– К Новгороду идут, – сообщил Бородач.

– Кроме вас четверых, – недобро посмотрел Емельян на своих бывших соратников, предавших его.

– Да ты не зыркай так, – встрял курносый, угадав взгляд атамана. – Мы ж до последнего с тобой были!

– Были они, – подтвердил Прохор слова курносого. – Но в обмен на награду согласились помочь заманить тебя сюда в ловушку, Емельян.

– Вот же шкуры продажные, – расстроился Емельян. А потом оборотился к своим другам. – Мы ж уславливались, ежели что подозрительное – то вы заранее мне знак подаете, еще на подъезде к Великово! – рассерчал атаман на своих подельников. – Вокруг одни предатели. Одни предатели! Ужели и Авксентий продал мя?..

– Авксентий твой уж не слышит и не видит дальше носа своего, – усмехнулся Прохор. И правда, дружина расположилась в соседних избах, пригрозив хозяевам под страхом смерти молчать. Да так укромно в итоге гриди устроились, что даже умудренный опытом дед Авксентий ничего не заприметил, хотя и зорок все еще был его глаз, как он полагал.

– Недооценил я князя…– тряхнул буйной головой Емельян.

– Ты не первый, кто отправится к пращурам, совершив эту ошибку, – Прохор кивнул стоящим рядом с ним гридям на Емельяна, и того тут же скрутили и повели на улицу. Разговор подошел к концу.

А разбойник уже даже не сопротивлялся. Шел спокойно, стоически принимая свою участь и раздумывая над причудливым узором, свитым нитями судьбы. Из стольких передряг он выбирался, где казалось, уже вот он, конец. А в этот раз не выбрался. Хотя столь удачно все складывалось вначале.

В сарае остались четверо разбойников, помогавших в задержании Емельяна, несколько человек из дружины, золото и Прохор.

– Боярин, ну? Как условились?! Пойдем мы? Отпускай, – обратился бородач к Прохору.

– Не спеши, – Прохор сделал жест оставаться на местах.

На этих его словах выход из сарая загородили собой гриди. А разбойники недоуменно переглянулись. Им была обещана свобода в обмен на предательство Емельна.

– Да как же так, родимый? Сулил же ты нам волю! – возразил рыжий, дивясь положению дел.

– И средства! Обещал! – напомнил тот, что со вздернутым носом.

– Это все так…Сулил. Обещал…Но обстоятельства изменились…– невозмутимо ответил Прохор.

– Как изменились?! Но так ведь договаривались! – взбунтовался рыжий. – Ты ж клялся!

– Ты Емельяну, поди, тоже в верности клялся…– напомнил Прохор, которого собственное слово, особенно данное бандитам, не сдерживало.