Анна Евгеньевна Суменкова (ISSA)
Лес
17. Яркий свет и острые, но не колючие, тёмно-зелёные глаза.
Яркий свет раздражал глаза даже сквозь закрытые веки, неужели он уснул на одной из полян Леса, и тот даже не попытался его убить? Или попытался и теперь он по шею зарыт в землю, поэтому так тепло? Как бы то ни было, хотелось снова уснуть.
– Харли…
Что за ерунда? Лес снова кого-то заглотил? Что это за Харли?.. Чтобы разобраться в этом, пришлось открыть глаза: первая попытка не увенчалась успехом – яркий свет ударил по сетчатке, словно злодей кулаком под дых, слёзы тут же брызнули из глаз, и пришлось рефлекторно зажмуриться, пока мозг пытался заставить веки судорожно моргать.
Вокруг что-то засуетилось и закопошилось, что-то хлопнуло, звякнуло, кто-то всхлипнул, вздохнул, забормотал что-то неразборчивое – в конце концов звуки прибились к свету и смешались в странную кашу, которая грозилась выдавить глаза и вырвать барабанные перепонки. Кто-то снова назвал то странное имя, как его там… Хар… Харли? Странно, что Лес позволяет этому имени настолько долго задержаться в памяти…
Вторую попытку открыть глаза можно было назвать более успешной – странные размыленные образы завертелись перед глазами, словно на карусели, почти заставив желудок скрутиться в тугой узел. Но долго это ощущение не продлилось – что-то прохладное дотронулось до его висков, а потом приземлилось на переносицу.
Всё ещё туманная из-за слёз от яркого света картинка приобрела более чёткие черты: светлая комната (странно, в хижине такой не было), что-то яркое на потолке (светлячки так не светят)… Он был бы рад разглядеть что-то ещё, как над ним появилось заплаканное и опухшее от слёз лицо женщины. Той самой, из сна.
– Харли, милый, – Женщина осторожно протянула руку и дотронулась до его щеки, но, больше повинуясь рефлексам, выработанным в Лесу, чем здравому смыслу, он дёрнулся в сторону.
Эта женщина обращалась к нему? Почему она назвала его Харли?
Харли…
Рот внезапно наполнился горькой слюной, а кровь прилила к мозгу настолько стремительно, что на мгновение могло показаться – ещё капля и он лопнет, как тот воздушный шар, наполненный водой и сброшенный с балкона на асфальт.
Харли… Это имя…
Он крепко стиснул зубы, почти заскрипев ими, и ошалелым взглядом уставился в лицо женщины, которая с тревогой смотрела на него всё это время.
Неужели, Лес сожрал и её тоже? Как она попала в Лес? Пошла за ним следом? Или просто бродила по лесу от нечего делать?
Что-то в переполненном кровью мозгу противно больно щёлкнуло и, перемкнув, запищало, но он резко отмахнулся от этого, пытаясь найти более-менее понятное для себя объяснение того, почему Лес засосал на свою территорию ещё одного человека. Его мать.
– Харли, всё хорошо. Ты в полном порядке, ты дома. – Сто процентов она. Но о каком доме она говорит? Они же в Лесу, несколько шагов и они в хижине. Она об этом доме? Бред какой-то, мама бы не была такой спокойной, если бы Лес сожрал её…
– Мы в Лесу? – всё, на что хватило у него сил, да и то вышло хриплым и еле разборчивым, почти непонятным.
Послышался судорожный всхлип, а за ним ответ дрожащим голосом:
– Ты в больнице.
На слова мамы он широко распахнул веки и, сражаясь с пытающимся выколоть ему глаза ярким светом потолочной лампы, завертел глазными яблоками, пытаясь самостоятельно удостовериться в том, что только сказала мама. В горле пересохло, а противно-тревожный писк с каждой секундой набирал обороты, превращаясь в пожарную сигнализацию – его мозг действительно нужно было немедленно потушить и залить пеной или водой, или закидать песком, а потом поставить надгробие… От последнего бреда он поспешно отмахнулся.
Что-то запищало не в голове, а где-то извне, в следующую секунду одновременно послышались и смешались в непонятную отвратительно сводящую с ума кашу крик и чьи-то шаги, потом с носа исчезли очки, а веки внезапно налились свинцом и, повинуясь только им одним ведомой силе, рухнули вниз.
Лес отпустил его? Или это галлюцинации из-за варева Хозяйки Хижины? Или…
Все «или» отошли на десятый план, перед глазами разлилась чернота без сновидений, призывающая упасть в её тёплые объятия и, отключившись от всего остального мира, перестать думать обо всём, что могло бы потревожить беспокойный разум. Резона неповиноваться не было.
На мгновение в сознании вспыхнули острые, но не колючие, тёмно-зелёные глаза, но и они через секунду оказались стёрты темнотой.
18. Настойка «От зубной боли» и тренирующаяся пускать слёзы тень.
Хозяйка Хижины толкнула дверь ногой и, не притрагиваясь к ней руками и не поднимая взгляд, быстро прошла внутрь. Шепчущиеся тени тут же замолкли, на что Хозяйка махнула им рукой, мол, можете говорить, что я – не знаю, о чём вы шепчетесь? Но тени не рискнули продолжить, они растеклись по углам практически беззвучно и также беззвучно продолжали наблюдать за Хозяйкой, которая, не давая светлячкам сигнала светиться, прошла к двухуровневой полке и, наощупь найдя нужную настойку – «от зубной боли» – набрала её в рот и принялась шумно полоскать зубы. Особенно дурацкие восьмёрки. Их в первую очередь. Только после этого она скинула соломенную шляпу с огромными полями и грязно-голубой лентой, за которой притаился высохший когда-то давно цветок, и плащ на пол и, не соизволив вытереть грязные от земли пятки, увалилась на кровать. Кровать уже не пахла Рыбёшкой.
Удивительное дело: Лес сжирал и стирал имена, кажущиеся ему ненужными, но навсегда оставлял в памяти тех, кто когда-то поселился в нём! Хозяйка Хижины тяжело вздохнула, перевернулась на спину и уставилась в тёмный потолок.
– Как бы мне хотелось открутить эту ручку…
– Хозяйка… – захныкала одна из теней – довольно полная и больше похожая на тучу, чем на тень. – Хозяйка, давайте мы открутим её для Вас!..
За это заявление на тучную тучу-тень посыпались разномастные обвинения вперемешку с поддерживаниями, но Хозяйка Хижины лишь хмыкнула.
– Помереть захотел?
– Хозяйка… – тени плакать не умели, но могло сложиться впечатление, что именно эта тень тренировалась в своё свободное время хныкать, чтобы скрыть неумение пускать слёзы, хотя, если бы она продолжила тренировки, вероятно, могла научиться бы даже этому.
Даже если бы Хозяйка Хижины закрыла голову подушкой, она всё равно продолжала бы слышать голоса теней, так что, не совершая этого глупого бессмысленного действия, Хозяйка Хижины просто лежала и пялилась в потолок.
– Хозяйка, – Уже другая тень обратила на себя внимание. – Почему Вы не сказали Рыбёшке про ручку?
Стоило этому вопросу повиснуть в воздухе, как из всех углов на незадачливую тень посыпались шиканье и ворчание – последние три дня тема под кодовым (и до ужаса глупым) названием «Рыбёшка» была запретной, и никто не решался говорить об этом в присутствии Хозяйки Хижины, но сегодня одна недалёкая тень за другой совершали ошибки. Уж поверьте, никто из теней в хижине не хотел повторить участь несколько недель назад почившего собрата! Но сегодня, на удивление теней, Хозяйка Хижины не только не устроила показательное сожжение, но и тут же прервала самосуд взмахом руки.
– Тогда ручка была бы бесполезной. Я знаю про неё. И не могу воспользоваться. А больше из Леса выхода нет.
Вот таким простым и лаконичным ответом Хозяйка Хижины заставила снова завсхлипывать и запричитать полную тень. В прочем, её тут же затолкали подальше в потолочную щель и скрыли в старом, самостоятельно сколоченном кем-то из прошлых Хозяек хижины сундуке.
Наконец, решив, что достаточно належалась в темноте, окутываемая шорохом теней, Хозяйка Хижины махнула светлячкам. Предметы и стены стали приобретать очертания, а тени постепенно перестали сливаться с окружающей обстановкой.
Хозяйка Хижины перевернулась на бок и уставилась в стену. Она всё ещё не решалась занимать часть кровати, на которой спал Рыбёшка, всё ещё не решалась снять картинку с позирующей тенью, которую прикрепил на стену Рыбёшка, всё ещё не вымыла тарелку и стакан, из которых Рыбёшка ел и пил в последний раз, всё ещё не трогала стул, на котором сидел Рыбёшка, всё ещё заботилась о дурацкой своенравной птице с дурным характером, которую притащил Рыбёшка для дурацкого эксперимента с именем… В прочем, эксперимент удался – птица, названная Зад (ни в коем случае не изменяется и не склоняется!), не смогла найти выход из Леса даже после того, когда во время нервного припадка Хозяйка Хижины выкинула её на улицу. Зад попыталась улететь, но, покружив по Лесу, поняла, что ей вполне комфортно, когда её кормят и поят бескрылые, а сама она не прикладывает никаких усилий для поиска пропитания, так что уже к вечеру, как будто почуяв неладное от ночного Леса, вернулась в хижину и осталась в ней жить. Хозяйка Хижины не смогла её выгнать. Точнее, во второй раз даже не попыталась.
Наверное, не стоило давать Рыбёшке откручивать эту дурацкую ручку… Хозяйка Хижины фыркнула этим мыслям – глупый Рыбёшка всё равно рано или поздно вышел бы на этот способ выбраться из Леса, кто она такая, чтобы его удерживать?
19. Привыкание к прежней жизни и запах травы.
Привыкать к прежней жизни было куда сложнее, чем привыкать к тысячам не озвученных правил Леса. Всё казалось странным, взять, например, время: в Лесу он провёл полтора месяца, а здесь прошло всего полтора дня – как это вообще возможно?! Да и к тому же, Хозяйка Хижины говорила, что Лес вместе с именем стирает тебя из памяти всех людей, которые когда-то тебя знали. И что в итоге? Его нашли, стоило ему только очутиться посреди леса, и случилось совершенно наоборот – это он не сразу вспомнил родственников и подругу, а не они его. От этой ерунды практически взрывалась голова, так что Рыбёшк… Харли предпочитал много об этом не думать, к тому же его отношения с родственниками и подругой сами собой стабилизировались.
После выписки из больницы он должен был отлёживаться дома ещё по меньшей мере неделю, так что четыре стены, обвешанные медицинскими постерами (запоминать нужную для учёбы информацию куда легче, когда она постоянно мелькает у тебя перед глазами), дверь, окно, пол, потолок, стол, ковёр и шкафы – вот кто были его лучшие друзья на это время.
В первый день его скрутило от невозможности выйти из дома хотя бы во двор.
На второй – затошнило от невозможности пройтись по парку.
На третий – пришла Сэтти – та самая подруга. Стало лучше и даже веселее. А потом она ушла. И внутренности снова скрутило.
На четвёртый день, видя, что сыну уже невмоготу сидеть дома, мама, не привыкшая пренебрегать рекомендациями врачей, всё же смилостивилась и дала добро на выход во двор дома.
Рыбёш… Харли был готов подпрыгнуть до самого солнца и, дав ему «пять», приземлиться обратно. Он быстро втиснул себя в какие-то странные цветастые брюки и такую же безвкусную футболку (от их вида отражению хотелось жутко кричать) – первое, что попалось под руку, и практически в один прыжок слетел по ступеням вниз, к двери, ведущей на задний двор дома.
– Ты так пойдёшь? – женщина, выглянувшая в коридор, скептически осмотрела наряд и с особым вниманием остановила взгляд на ногах.
Рыбё… Харли опустил голову и несколько секунд пытался понять, что мама имеет в виду: что не так с его ногами?
– Ты без обуви… – в конце концов выдохнула женщина, ущипнув себя за переносицу. Она всё чаще замечала, что после пропажи в лесу её сын стал странно себя вести: ходил по дому босиком, собирал всякий мусор, называя его полезным, и бубнил что-то непонятное, пока спал – звал какую-то хозяйку.
Но это заявление всё равно не произвело должного эффекта – ну и что, что без обуви? Он же просто выйдет на задний двор, да и если бы собирался куда-то дальше, зачем ему обувь? Осознание прошило разум болезненной иглой – почти такой же, которая возникла в тот момент, когда ему сказали, что ему нужно носить очки.
Точно. Обувь.
Он неловко улыбнулся уголками губ и, сунув ноги в шлёпки, поспешил выйти из дома. Женщина тревожно покачала головой и вернулась в комнату, из окна которой было прекрасно видно всё, что происходило на заднем дворе. То, что женщина увидела, поразило её так, словно она увидела летающего пекинеса: её сын скинул шлёпки и, забравшись в тот угол двора, где трава была особенно высокой, рухнул в неё как подстреленный. Что произошло за те полтора дня, что его искали?!
Тонкие травинки склонились над лицом, невесомо касаясь щёк, поглаживая нежными пальчиками кожу, другие – щекотали пятки. Казалось, закрой глаза и вернёшься в Лес, а как откроешь, рядом будет лежать Хозяйка Хижины. Глаза он не закрывал, щурился от чересчур яркого солнца (в Лесу оно не было таким), но упорно смотрел на облака, готовый в любой момент, заприметив хоть что-то отдалённо похожее на тучу, подорваться с места и скрыться в хижине доме. Ни одного намёка на тучу не было.
Ещё спустя три дня условный домашний (врачебный) арест официально закончился, остались лишь некоторые таблетки ещё на неделю и странные настороженные взгляды со стороны мамы. В прочем, на последние он не обращал внимания. Помня обман с письмами, он всё ещё жаждал сбежать как можно быстрее и дальше, но никакой возможности пока что не выпадало.
На второй день после окончания врачебного ареста Сэтти вытащила друга из дома в тот самый, их любимый, парк.
Прохожие странно смотрели на сочетание цветастых бриджей, вырвиглазной футболки и резиновых оранжевых шлёпок, но Рыб… Харли смотрел на них с таким же плохо скрываемым недоумением: джинсы, деловые костюмы, прилегающие к телу футболки, … Неужели и ему когда-то было в этом удобно?!
Сэтти осторожно расстегнула застёжку в виде лёгкой бабочки с прозрачными крыльями на босоножках и, сняв их, также медленно и элегантно легла на плед, не забыв перед этим обновить слой крема от солнца.
Ры… Хали же, не задумываясь ни о чём, тут же скинул с себя неудобные шлёпки, как только они ступили на территорию парка, так что теперь просто кинул их около пледа. Лежать на ткани оказалось некомфортно и жарко, да ещё и парфюм подруги перебивал запах травы и земли. Поморщившись, он перекатился с пледа и, подложив руки под голову, вдохнул полной грудью: травяно-землистый запах тут же заполнил лёгкие и пробудил воспоминания о том моменте в Лесу – он каждый раз возникал в памяти, стоило вот так лечь. От мыслей его отвлёк голос Сэтти:
– Мы супер испугались, когда ты резко просто пропал! Что произошло в лесу?
Р… Харли от этого вопроса невольно вздрогнул, но, довольно быстро справившись с мыслью о том, что подруга имела в виду обычный лес, а не тот самый, тихо медленно выдохнул, пожав плечами:
– Не знаю… Перенервничал и потерял сознание. Понимаешь, я не хотел туда поступать, очень ждал письма на другую специальность…
Харли почти услышал «понимаю», но совершенно другой голос ответил ему:
– Ты мог просто доучиться. Что ты теперь будешь делать?
Харли пожал плечами, ничего не ответив, так что Сэтти спустя несколько секунд заговорила вновь:
– Можешь, конечно, просто перебраться ко мне, я всё ещё снимаю ту супер комнату, там есть матрас. Будем пополам за аренду платить.
Харли покачал головой. В эту секунду ему показалось, что в него вселилась Хозяйка Хижины из первой их совместной недели – немногословная и закрытая. Кажется, ему действительно придётся привыкать к жизни вне Леса заново…
– Ну, как знаешь. Я просто предложила супер возможность. – Почувствовав, что друг не настроен на разговор, Сэтти угрюмо замолчала.
Вскоре эта напряжённость витала в воздухе также явно, как частички мелкой пыли просматривались в солнечном луче – Харли ощущал это всем телом, а оно липло к его коже, как тот отвратительно сладкий и до боли в дёснах приторный сироп, который имел способность склеивать собой всё, на что попадёт хотя бы маленькой, размером с молекулу, каплей.
20. Важная птичка по имени Зад и воспоминания о прежних временах.
Хозяйка сидела на крыльце хижины и, высыпав из мешка вещички, принялась их раскладывать и сортировать по кучкам. Зад уселась рядом и с важным видом контролировала процесс, периодически обходя кучки с вещичками и пытаясь понять, имеет ли что-нибудь из этого для неё пищевую ценность. Каждый раз всё оказывалось ерундой: стекляшки, бумажки, пластмасски – зачем бескрылой весь этот мусор?! И где другой бескрылый? В прочем, что первый, что второй вопрос тревожили Зад не так уж и сильно – пока её кормили и поили, ей было совершенно плевать на то, кто это делает.
– Хозяйка, что нашли? – голос, донёсшийся из хижины, принадлежал кому-то из теней, и Хозяйка Хижины могла с точностью, даже не поворачиваясь и не вглядываясь в темноту хижины, ответить, что это была та сама тень, которая позировала ей для рисунка.
– А что бы вы хотели? – хмыкнула Хозяйка Хижины, не отвлекаясь от рассортировки вещичек.
Тени на несколько секунд замолчали, стеклись на одну стену, шушукаясь о чём-то, а потом оставили в одиночестве на стене ту самую тень, которая взяла на себя смелость первой заговорить, и снова утекли по углам и в щели.
До ушей Хозяйки Хижины донеслись лишь обрывки фраз, среди которых были: «запретная тема», «тот самый» и что-то ещё, но она специально наклонилась вперёд, подальше от хижины, чтобы связь с тенями истончилась, чтобы она перестала их слышать, хотя особого смысла в этом не было – и так понятно, чего эти неблагодарные твари от неё хотели. А ведь она даже не была Лесом!
Хозяйка Хижины резко вскочила на ноги, бросив на землю помятый журнал, чем напугала Зад, и, злобно топая, умчалась куда-то вглубь Леса. Тени стыдливо разбрелись кто на чердак, а кто в щели в полу. Птичка, не зная, куда себя деть и не совсем понимая происходящее, пару раз клюнула дурацкий журнал – в назидание, чтоб не пугал больше, и важно, вперевалочку, дошла до двух ступенек крыльца, а там всё же соизволила влететь внутрь хижины и, словно королева на трон, опуститься в выделенную лично ей коробку.
Старое дерево встретило свою давнюю знакомую приветливым шелестом листьев и лёгким покачиванием веток, в ответ на это Хозяйка Хижины кивнула и еле заметно приподняла уголки губ в слабой улыбке. Пара движений и Хозяйка Хижины уже сидела на нижней ветке, думая, остаться на ней или забраться выше – на то сплетение веток, где сидела всегда. В итоге осталась сидеть на месте, растянувшись поудобнее и опёршись спиной на неровный, чуть царапающий даже сквозь одежду ствол дерева. Навевающее воспоминания о прошлом дерево, словно шепталось с ней, задавало вопросы, утешало и вытягивало из души всё то, что хотелось бы забыть.
«– Скоро ты станешь Хозяйкой Хижины. Ты должна знать про выход! – женщина, подбоченившись, стояла около дерева и, глядя наверх, пыталась среди веток разглядеть двенадцатилетнюю девочку, отчаянно пытающуюся скрыться от важного разговора, столь же важного, как и роль, предназначенная ей.
– Я не хочу! Ты сама говорила, если я буду знать об этом, то никогда не уйду из Леса! – из-за веток высунулась голова с растрёпанными светло-русыми волосами, а потом также быстро исчезла.
– Хижине нужна защита. – Хозяйка Хижины грузно упала под деревом и, сорвав какую-то травинку, сунула её в рот. – И ты собиралась уходить? Ты в Лесу уже пять лет. Думаешь, в том мире тебя помнят? Никто уже не помнит твоё имя.
Девочка нахмурилась, но с дерева так и не слезла. Она и сама понимала, что в том мире, откуда она пришла, её, скорее всего, уже никто не помнит – она исчезла, испарилась, как предрассветный туман, но при этом приобрела тело, дух и предназначение здесь: стать следующей Хозяйкой Хижины. А её кто-нибудь спросил, хочет она этого? Девочка недовольно фыркнула и поковыряла большим пальцем на ноге чуть отошедшую от древесного ствола кору. Та посыпалась мелкими хлопьями вниз.
– Послушай, – Хозяйка Хижины отряхнула плечо от древесной пыли. – Такие как мы очень нужны в Лесу. Ты и сама это знаешь. Вспомни младенцев. Они умирают здесь. Никто не может пережить ночь в Лесу.
Хозяйка Хижины поморщилась – дурацкая привычка говорить короткими предложениями, чтобы из-за трёпа теней не потерять суть предложения въелась ей в костный мозг настолько сильно, что она почти заработала рахит.
– Я всё равно не понимаю, зачем здесь Хозяйка Хижины – вы же ничего не делаете! За всё то время, что я здесь с тобой живу, Лес никого не проглотил.
Хозяйка Хижины шумно вздохнула и ущипнула себя за переносицу. Вредная девчонка раздражала её всё больше и больше с каждым днём, но вместе с тем что-то ответственно-материнское дёргалось в её душе каждый раз, когда эта вредная девчонка раздирала себе локти или колени или попадалась в Лесные ловушки. Конечно, она ведь растила её с молодых ногтей – прикипела…
– Ладно. – В конце концов махнула рукой Хозяйка Хижины. – Сегодня не буду мучить тебя разговорами. Иди открути ручку на двери. Она меня раздражает. – А, услышав, что девчонка даже не шелохнулась на дереве, добавила. – Прямо сейчас. Иначе снова начну учить!
В этот раз угроза подействовала. Ветки и листья дерева зашуршали и через несколько секунд девочка, игнорируя копошащиеся в голове мысли, уже стояла на земле. Она широко улыбалась, но изгиб губ больше походил на хищный акулий оскал, чем на добродушную улыбку двенадцатилетней девочки. В прочем, Хозяйка Хижины уже к этому привыкла.
Хозяйка Хижины зашла в дом, ещё раз напомнив девочке открутить ручку прямо сейчас, так что та, не теряя ни секунды (ведь потом она могла бы снова убежать к дереву), принялась терзать ручку. Маленькими неумелыми пальчиками она пыталась выкрутить саморезы сначала ногтями, а потом веткой. В конечном итоге девочка покраснела от усердия настолько, что стала похожа на спелый помидор, а на лбу у неё выступила испарина. В мыслях она уже тысячу раз прокляла ручку и пожаловалась судьбе на нежелающую самостоятельно возиться с ручкой Хозяйку Хижины. Потом она догадалась взять ножницы. Дело пошло быстрее.
Как только второй саморез оказался откручен, он, совершенно неосторожно выпал из неловких маленьких пальчиков и, упав на крыльцо, чуть не закатился в щель между досками.
– Всё. – Заявила она, завалившись в хижину и вытерев пот со лба рукавом. – Вот твоя ручка, не мучай меня больше.
Хозяйка Хижины стрельнула загадочным насмешливым взглядом на дверную ручку в руках девочки и усмехнулась. Девочка в одно мгновение поняла всё, что заключалось в этой усмешке и в этом движении глаз. Она, практически не контролируя свои действия и слова, с силой швырнула ручку на пол и дико завопила, как будто ей в макушку ударила молния. Ручка со звонким всхлипыванием упала на пол, пару раз отскочила, но её дребезжание утонуло в громком вое девочки, чья судьба была определена в тот самый момент, когда она только попала в Лес, в эту хижину…».
Хозяйка Хижины усмехнулась внезапно нахлынувшим воспоминаниям. Удивительное дело, насколько точно повторила её собственная реакция и насколько сильно исказилась судьба того, кто открутил ручку. Хозяйка Хижины отчётливо помнила, как после того раза пыталась открутить ручку ещё несколько десятков раз, но, приходя к одному и тому же результату, начала испытывать зубную боль только от одной мысли об этом. Вот как сейчас, например.
