Анна Евгеньевна Суменкова (ISSA)
Лес
10. Непослушание теней и ругань Хозяйки Хижины.
Оказалось, не глупости. Тени, ранее являющиеся только к Хозяйке Хижины, с помощью глупого жребия – передвинь склянку с настойкой и не попадись на глаза Хозяйке Хижины – решали, кто будет показываться на глаза Рыбёшке. Тени могли бы даже без жребия определить, кто покажется перед Рыбёшкой, но некоторый элемент соревнования и отголоски адреналина – то, за чем гнались эти незатейливые, похожие на кляксы на стенах существа. Иногда они сбивались в кучу, становясь похожими на огромное пятно всё больше и больше. Особенно это было заметно по углам, а вдоль стен, по полу и потолку бродили немногие – кто-то просто не любил крыши и чердаки, а кто-то чувствовал себя увереннее в компании таких же теней.
За ставнями стояла глубока ночь, ветер выл, будто стая бешеных диких собак, мотыляя ветки недовольно скрипящих деревьев из стороны в сторону – сегодня ночью истерил не весь Лес, время для нервных припадков было предоставлено ветру, так что он гулял от души.
Заранее выбранная тень неуверенно пробралась к стене, около которой стояла кровать и, боязливо замявшись, верхней частью отлепилась от стены и склонилась над головой спящего Рыбёшки. Хозяйка Хижины резко распахнула глаза и, будто вовсе не спала до этого, испепеляющим взглядом уставилась на отлепившуюся от стены тень, которая почти дотронулась до Рыбёшки. В глазах Хозяйки Хижины полыхал огонь. Увидев это страшное зрелище, не предвещающее ничего кроме одного-единственного исхода – уничтожения, тень пискнула и, вновь слившись со стеной, шмыгнула в один из углов. Но Хозяйка Хижины, мгновенно сориентировавшись, вскочила с кровати и, в один прыжок оказавшись около всё той же полки с настойками, схватила один из бутыльков и, практически не глядя, метнула в сторону тени, что безуспешно пыталась скрыться в куче остальных.
Спящий и без того хрупким сном из-за недавних кошмарных событий Рыбёшка вздрогнул и, чуть приподнявшись на локтях, широко раскрытыми глазами наблюдал, как Хозяйка Хижины скачет и чем-то кидается, а потом, состроив злобно-серьёзное лицо, что-то кому-то выговаривает. Если бы не их разговор, Рыбёшка бы убедился, что у этой страной девушки действительно шизофрения, а буйная она в основном по ночам, но, помня про какие-то тени, рассудил, что именно с ними Хозяйка Хижины и ругается.
– Эти неблагодарные сволочи! Решили без моего ведома показываться всем подряд! – увидев, что Рыбёшка не спит, пояснила Хозяйка Хижины, а потом поспешно добавила. – То есть, ты, конечно, не все подряд… Но раньше такого я не видела! Даже мне, до того, как я стала Хозяйкой Хижины, они не показывались! А тут выдумали!
Хозяйка Хижины вернулась на кровать (надо не забыть, утром убрать стёкла… и открутить ручку) и с крайне недовольным выражением лица уставилась в дальний угол. В тень она не попала специально, решив просто напугать – иначе, что это будет, если она так каждую тень изведёт?! – и заставить вспомнить правила поведения.
– Почему нельзя их видеть?
– Не нельзя. – Чрезмерно резко выдала Хозяйка Хижины и, видимо поняв это, чуть смягчила тон. – Но ты не Хозяйка Хижины, чтобы их видеть.
Рыбёшка закатил глаза, поняв, что сейчас вопросы задавать бесполезно.
11. Запасной вариант и растворившаяся в воздухе шаль неловкости.
Рыбёшка проснулся от бессмысленного бормотания, шебуршания и странного копошения. За приблизительно месяц в Лесу и в хижине, он уже мог бы привыкнуть к таким звукам, но увиденная на прошлой неделе «гусеница» под деревом всё ещё не оставляла мысли, заставляя каждый час и без того беспокойного сна вздрагивать и держать глаза открытыми, пока страшные образы не осядут и не превратятся во что-нибудь другое.
– Что ты делаешь? – Рыбёшка протёр глаза кулаками и всё ещё сонным и от того чуть бессмысленно-остекленевшим взглядом уставился на спину Хозяйки Хижины, что сидела за столом и, обставившись плошками с самодельной краской, пыталась что-то рисовать на неровном сером листе, переработанном из найденной среди вещичек в Лесу бумаги.
– Не смотри! Не смотри! – заголосила Хозяйка Хижины, сгорбившись над своим творением. Рыбёшке ничего не оставалось, кроме как закатить глаза и, тяжело вздохнув, даже боковым зрением не заглядываться в сторону воодушевлённо творящей какой-то шедевр Хозяйки Хижины.
Рыбёшка решил выйти на улицу, чтобы не попасть под творческий порыв, но, не успел переступить порог, как попал под другой – ветра. Он вплёлся в отросшие блондинистые волосы, растрепав их, а потом также незаметно, как набежал, стих.
Поморщившись, Рыбёшка подошёл к углу хижины, умылся, хорошенько потянулся и глубоко вдохнул. Удивительно: сумасшедший Лес, который проглотил его, не оставив шанса выбраться, и устраивал истерики так часто, что казалось, никакой нервной системы не хватит, чтобы это выдержать, одновременно с этим иногда (очень редко, но всё же) показывал себя покладистым и довольно милым – заставлял деревья сдвинуть ветви в стороны и пропустить солнце, позволив ему согреть землю. Один из солнечных лучей скользнул по лицу Рыбёшки, аккуратно лизнув его по закрытому веку и перекатившись на щёку. Одновременно с этим в памяти возникло отдалённое тёплое чувство. Как будто в глубинах воспоминаний, куда не ныряли уже долгое время, боясь пучины и крохотной возможности задохнуться, не всплыть на поверхность своими силами, кто-то чиркнул спичкой и, разнеся по всей голове едкий запах серной головки и жжёного дерева, заставил вспомнить, как когда-то такие же ярко-белые солнечные зайчики целовали ему щёки, щекоча подбородок, а рядом на тёплом пледе лежала… Рыбёшка резко открыл глаза, почувствовав странную тяжесть в груди. Солнечные лучи пропали, а Лес недовольно зашелестел и забурчал что-то неразборчивое. Рыбёшка поспешил вернуться в хижину.
Хозяйка Хижины, уже закончившая своё великое творение, повесила его оборотной стороной наружу сушиться в угол – туда, где ещё пару дней назад сушились грибы и какие-то листья в пышных вениках.
– Как высохнет, покажу, – С гордой за саму себя улыбкой доложила Хозяйка Хижины.
Она стояла около стола и, уперев руки в бока, разглядывала стены. Рыбёшка предположил, что смотрит она на тени, но больше думать об этом не хотел. В голове сразу возникал тот звеняще-грубый и в некотором роде обидчивый тон ночи недельной давности, вызывавшей такую же обидчивую волну в нём самом, хотя смысла обижаться не было – он сам не особо горел желанием видеть тени и слышать их гомон. Почему-то Рыбёшка был уверен, что тени обязательно бормочут что-нибудь сутками напролёт, мешая самим себе и мыслям в голове Хозяйки, именно поэтому та такая растерянная, хоть и не признаёт этого. Рыбёшка даже предлагал пару раз самостоятельно открутить ручку от двери, но Хозяйка Хижины каждый раз в довольно экспрессивных выражениях запрещала это делать, желая саморучно совершить ампутирование столь важной (но бесполезной по её мнению) дверной части. Так что на это оставалось только пожимать плечами и соглашаться.
Рисунок высох уже минут через пять – Рыбёшка не успел даже съесть завтрак, как Хозяйка Хижины, пребывая в особом нервном возбуждении, почти подпрыгивая на месте, сняла сушившийся рисунок с верёвки и, в один прыжок оказавшись около Рыбёшки, громко хлопнула перед ним лист на стол. Рыбёшка не сразу понял что именно нарисовала Хозяйка Хижины: по листу растекалась странная бесформенная клякса, больше напоминающая случайно оставленную красками мазню. Заметив некоторое замешательство на лице соседа, Хозяйка Хижины цокнула языком, всплеснула руками, но потом, вспомнив, что Рыбёшка знать ничего не знает, плюхнулась на стул, скрутившись в излюбленную позу, и, ткнув пальцем куда-то в верхнюю часть картинки, пояснила:
– Это голова. Ну, то, что её заменяет. Это, – Она ткнула пальцем в середину. – Это – тело. А вот это ноги. – Палец спустился ниже. – Точнее, скорее это хвост… Ну, не важно. Они всё равно не передвигаются с помощью этих ног или хвоста, они просто скользят по стенам…
– Подожди, – Рыбёшка глупо уставился на Хозяйку Хижины, подняв наконец голову от кляксы на листе. – Ты нарисовала для меня тень?
От такой формулировки что-то на мгновение затрепетало в сердце Хозяйки Хижины, а потом, как будто подавившись собственным всхлипом, задохнулось и замолчало, но и этих долей секунды хватило на то, чтобы Хозяйка Хижины ощутила странное чувство, поскрёбшее коготком по подбородку и осевшее на кончиках ушей.
– Да. Для тебя.
Рыбёшка не нашёлся со словами. Почему Хозяйка Хижины настолько противоречит самой себе?! Это влияние Леса или она сама по себе такая?! Сначала не отвечает на вопросы, а потом щедро выдаёт даже больше информации, чем спрашивали; сначала фыркает на любое (даже случайное!) физическое столкновение, будь то соприкосновение пальцами при передаче тарелок, а потом прижимает к земле собственным телом и смотрит так, что… А теперь ещё и это! Кажется, истерия Леса распространяется и на всех, кто здесь живёт. Но это странно произнесённое Хозяйкой Хижины «для тебя» почти кольнуло в кончик языка, когда Рыбёшка неосознанно мысленно повторил эту фразу, а потом, перекатившись куда-то дальше, скользнуло в глотку и волнительным ощущением осело в желудке. Рыбёшка мелко тряхнул головой, отгоняя от себя наваждение.
– Они правда выглядят так?
– В реальности, пока я жива, не увидишь. – Фыркнула Хозяйка Хижины, сложив руки на груди.
Рыбёшка тут же понял, что это не та реакция на произведение искусства, которую ждала Хозяйка Хижины, поэтому поспешил исправиться:
– Я не об этом. Я думал, они выглядят, как люди или…
Хозяйка Хижины громко рассмеялась, откинувшись на спинку стула, а Рыбёшке оставалось лишь тяжело вздохнуть и, затолкав в рот последнюю ложку завтрака, подняться из-за стола и убрать тарелку к другой ещё не мытой посуде. Отсмеявшись, Хозяйка Хижины всё же соизволила объясниться:
– Они не прикреплены к людям или животным. Так что со временем «растекаются». Не могут держать форму. Молодые тени, которые только попали в хижину, ещё могут быть похожи. Но они быстро становятся такими же, как другие. А эта позировала, не обижай мои тени.
Рыбёшка, сдержав смешок от последнего заявления, лишь вскинул бровь, но в его глазах Хозяйка Хижины всё равно прочитала желание посмеяться, от чего недовольно фыркнула и, скомкав рисунок, бросила его в сторону мусорного ведра для бумаги. До ведра лист не долетел. Рыбёшке показалось, он упал на пол с таким оглушительным звоном, что ещё секунда и разобьётся, как стеклянный или это его сердце настолько сильно бахнуло по тормозам, что те завизжали от внезапности, как в припадке, и, желая мести, с силой вцепились ему в барабанные перепонки, желая добраться до мозга. Но как бы то ни было, Рыбёшка, поджав губы, поднял скомканную бумагу, развернул и осторожно разгладил, пытаясь не размазать чёрную кляксу-тень по центру.
– Ты нарисовала это для меня. Так что не разбрасывайся моими вещами. – Не поднимая головы, пробормотал Рыбёшка, нарочно медленно и с дотошной аккуратностью разглаживая образовавшиеся на листе заломы. Поднимать голову он не хотел ещё и потому, что отчётливо ощущал: его уши и щёки горят так, словно к ним приложили горячие картофелины.
Хозяйка Хижины, сию же секунду услышав гомон и копошение теней. До этого они лишь тихо шептались о чём-то своём, а теперь, обратив внимание на странные отношения между Хозяйкой и недавно проглоченным Лесом парнем, громко заголосили то о каких-то чувствах, то о каких-то словах, то ещё о какой-то ерунде, которую Хозяйка Хижины даже не собиралась разбирать. Она мгновенно вскочила со стула и вылетела на улицу. Рыбёшка вздрогнул от неожиданного громкого звука и непонимающе уставился на закрывшуюся дверь: он сделал что-то не то или Лес поделился с Хозяйкой Хижины частичкой своей неврастении?
Тени, которым запретили попадаться на глаза не Хозяйке Хижины, собрались в одном углу и принялись наблюдать за Рыбёшкой, прекрасно понимая, что он их не слышит и не видит.
Хозяйка Хижины вылетела на улицу и убежала вглубь Леса, а там, найдя подходящее дерево, словно сделалась кошкой и, подпрыгнув, ухватилась за нижнюю ветку, а после перекинула себя выше. В кроне дерева было всего одно место, где ветки сплетались между собой в вполне удобное сидение. В детстве Хозяйка Хижины могла проводить на этом дереве дни напролёт, спускаясь лишь для того, чтобы поесть и не попасться в лапы Лесу ночью – она сбегала на это дерево, чтобы не выполнять нудные задания. Учиться казалось таким скучным, но прошлая Хозяйка Хижины специально приходила под дерево и тогда скрыться от учёбы не получалось даже здесь.
Хозяйка Хижины усмехнулась своим мыслям, но в голове внезапно всплыл уже давно должный быть забытым разговор около этого дерева. Хозяйка Хижины не помнила, какое имя было у неё до этого, вместо него в воспоминаниях создавалось ощущение чего-то тёплого и по-домашнему дорогого, как тот любимый пирог, запах которого чуешь, даже не открыв дверь, вкус которого возникает на языке ещё до того, как попробуешь…
Хозяйка Хижины уже не помнила, в чём заключался этот диалог и почему он вообще появился в мыслях, но она отчётливо запомнила эту его часть:
«– Не трать свои силы на всех подряд. В Лесу нужно заботиться о себе. И только потом о ком-то другом.
– Почему ты тогда заботишься обо мне?
– Ты не все подряд. Тем более, ты маленькая, – Прежняя Хозяйка Хижины по-доброму рассмеялась и, потрепав её по голове, махнула рукой, чтобы та шла за ней.
– Значит, я действительно сорняк, – Немного подумав, выдала она с таким серьёзным лицом, что прежняя Хозяйка дома громко расхохоталась.
– Почему?
На это она ничего не ответила, лишь хитро улыбнулась и пожала плечами – так, как частенько делала прежняя Хозяйка Хижины, когда у неё спрашивали что-то о Лесе».
– Кажется, я уже и сама забыла, почему сорняк… – куда-то в пустоту пробормотала Хозяйка Хижины, аккуратно приняв лежачее положение на сплетении веток.
До наступления темноты оставалось всего каких-то несколько минут, и Рыбёшка уже был готов бежать искать Хозяйку Хижины, как та вернулась самостоятельно – кто захочет рисковать и оставаться один на один с Лесом ночью?
– Ты никогда не пробовала вспомнить своё имя? – Рыбёшка ошарашил этим вопросом Хозяйку Хижины так сразу, как только та перешагнула порог.
Практически сбитая с ног этим вопросом Хозяйка Хижины непонимающе уставилась на Рыбёшку, так и не закрыв дверь – об этом напомнил порыв ветра, чуть ткнувший её между лопаток. Закрыв дверь, Хозяйка Хижины прошлёпала к плите и, растопив её, поставила чайник кипятиться, а в стакан сыпанула чайных листьев. В этот раз из коробочки на третьей полке. А потом уселась на тихонько скрипнувший стул.
– Зачем мне это? Собираешься вспомнить своё имя? В этом я тебе не помощница.
Рыбёшка кивнул, но ничего не ответил. На несколько секунд ему показалось, что они с Хозяйкой Хижины поменялись ролями: Хозяйка Хижины болтает, а он молчит, словно немой, но это наваждение мгновенно прошло, стоило ему задать вопрос, кажущийся Хозяйке Хижины довольно глупым – «почему?».
Хозяйка Хижины молчала так долго, уставившись в стену нечитаемым взглядом, что даже теням стало не по себе: неужели их Хозяйка, перегуляв по Лесу, сошла с ума? Она и без того была не от мира сего, а если теперь совсем потеряла голову, то это очень и очень плохо… В прочем, голову она действительно потеряла.
– Пока ты уходила, я повесил рисунок вон там, – Рыбёшка кивнул на место над кроватью, откуда прошлой ночью пыталась отклеиться тень. Рыбёшка об этом, конечно, не знал, просто подумал, что для чёрной кляксы-тени над кроватью самое место, но Хозяйка Хижины и на это ничего не ответила, лишь мельком повернула голову, потом повернулась обратно и кивнула.
– А ещё… хочешь расскажу что-нибудь из того, как я жил до Леса?
Первой реакцией Хозяйки Хижины были ярко вспыхнувшие интересом глаза, ведь она ничего не помнила из своей жизни до Леса, но потом резко помрачнела ещё сильнее, чем до: это ли не первый признак того, что Рыбёшка хочет сбежать в свой мир, устав от неврастеника Леса и… Хозяйка Хижины пыталась не думать, что Рыбёшка устал и от неё тоже.
– Даже если вспомню своё имя… мир сильно изменился за те пятнадцать лет, что меня там не было. Лучше оставаться здесь. – Отмахнулась Хозяйка Хижины и влила в себя чуть остывший кипяток, пытаясь не заглотить вместе с ним чайные листья.
Рыбёшка расценил это как согласие, поэтому, сев на стуле удобнее, опёр голову о ладони и принялся рассказывать:
– Сначала я боялся, что помимо имени Лес стирает воспоминания, чтобы уничтожить то, кем ты был до попадания в Лес, но потом подумал и оказалось, что нет – я помню почти всё, а что забыл, то явно не по вине Леса. И сегодня утром, пока ты рисовала, я вспомнил, как гулял по парку около своего дома, ещё до того, как подал документы на психотерапию. Вспомнил, как мы с подругой лежали на пледе и о чём-то разговаривали, наверное, обсуждали поступление, и я думал, что объелся вафлями с мороженым, а потом на небо набежали тучи, и нам пришлось, укрываясь этим пледом бежать до моего дома…
Хозяйка Хижины чётко подметила, как на губах Рыбёшки возникла лёгкая улыбка, так что, повинуясь жёсткому, как-то по-дурацки скукожившемуся чувству в груди, позволив ему на мгновение взять контроль, с силой сжала деревянный стакан и скривилась, но почти сразу же вернула себе обычное выражение лица. Рыбёшка даже не заметил этих перемен, продолжая рассказывать про свою подругу, которая после этой прогулки под дождём заболела и провалялась в постели около двух недель. Хозяйка Хижины этого не слушала – дурацкое колющее душу чувство росло, словно плесневелый гриб, усердно культивируемый на куске неосторожно брошенной еды в тепло и темноту, предпочитая прислушиваться к разномастному шёпоту теней, которые судачили о каких-то своих прижизненных болячках и слухах, но, заметив резко изменившееся лицо Рыбёшки, снова обратилась в слух и, сфокусировав своё внимание на рассказе, спустя несколько мгновений вновь начала разбирать человеческую речь.
– …так что почти за месяц до длительных каникул я помогал родителям разбирать шкаф. Знаешь что я там нашёл? – Рыбёшка горько усмехнулся и, отведя взгляд, пробормотал, не слишком отчётливо, но вполне слышимо, ответ на собственный вопрос. – Письмо с приглашением на ту специальность и в ту страну, куда я изначально хотел. В медицину пошёл как на запасной вариант, на котором настояли родственники. Так что вот так я отчислился после одного месяца на последнем курсе спустя четыре года обучения. Естественно, разразился ужасный скандал… Извини, до того, как я начал это рассказывать, это казалось забавной историей, но теперь как-то не очень…
– Пф… – Хозяйка Хижины повела плечами, словно сбрасывая с себя передавшееся по воздуху печальное послевкусие странной не Лесной истории. – Прошлая Хозяйка Хижины однажды обманула меня. Она сказала, что научилась делать конфеты. А я тогда ещё маленькая была, поверила. В итоге эта «конфета» оказалась смесью из какого-то ужасно кислого растения. Я тогда так ревела! Чего ты смеёшься?! Мне было обидно! – Хозяйка Хижины, состроив недовольное выражение лица, всплеснула руками, но, не сдержавшись, тоже рассмеялась.
В мгновение ока шаль неловкости из сизо-пепельной грусти, окутавшая всё помещение и накрывшая обе головы, вспыхнула, подожжённая смехом, и растворилась в воздухе миллионом мелких частичек невидимой пыли, которая тут же осела и спряталась, как испугавшийся грозы ребёнок, в щелях пола, где лелеяла надежду, что её никто не найдёт.
Рыбёшка в момент смеха ощутил по-странному лёгкое чувство и желание услышать ещё что-нибудь. Он был готов слушать Хозяйку Хижины всю ночь…
12. Оглушающе вопящая бездна и странные фигуры.
Имя стёрлось из памяти, но почему-то в этот момент оно и не было нужным. Он видел, как губы шевелятся, зовя его, и пусть ничего не слышал, зато отчётливо понимал, что зовут именно его. Женщина, похожая на него, но старше, улыбалась, что-то говоря. Было непонятно что именно, но в груди вздымалось неописуемое тёплое чувство, готовое затопить собой весь мир, окутать всё тело.
Качаясь на странных волнах, словно безумный, он смотрел на улыбающееся лицо женщины: в блестящие радостью глаза, на спадающую на лоб прядку светлых волос, на тонкие руки. Знакомое тепло, словно одеяло тёмной холодной зимней ночью спадало на плечи, вместе с тем расковыривая в груди дыру всё больше и больше. Куски плоти сыпались, как штукатурка. Сначала белыми, а потом ярко-алыми ошмётками падая куда-то в бездну, заменяющую пол.
Стоило моргнуть, как черты лица преобразились: стали более острыми, а в движениях появилась странная, не свойственная Лесу или той женщине элегантность. Большие глаза, обрамлённые длинными пушистыми ресницами, уставились на него испытующим взглядом, но в то же мгновение смягчились, стали по-дружески тёплыми, в них даже можно было разглядеть улыбку.
Он видел всё по отдельности и одновременно с этим – картину целиком, но как только пытался сфокусировать взгляд на окружающей обстановке, всё дрожало и, словно стеная от невыносимой боли, выло в звенящем вопле, разевая пасть бездны так широко, что в душе зарождался страх в ней утонуть. Фигура снова поменяла черты. В этот раз он не мог узнать этого человека. Всё перемешалось: глаза, брови, носы и губы разной формы, одна рука осталась тонкой, а вторая – раздулась, словно шар, накачанный воздухом. Руки тянулись к нему.
Сердце на мгновение замерло, перестав отзываться даже на боль от отваливающейся штукатурки. Он крепко зажмурился, хотел даже потереть глаза кулаками, но руки онемели, перестали слушаться, а потом, когда снова открыл, всё вернулось на круги своя: улыбка знакомой женщины маячила перед глазами, успокаивая. Но, видимо, душа, встревоженная ранее увиденным странным существом, никак не хотела оставаться на месте, пытаясь сбросить напряжение, бегая туда-сюда, помогая расковыривать штукатурную дыру.
Тревожно-тянущее чувство разрасталось в груди, заливая всё тепло, как вода – огонь. Захотелось схватить женщину за руку и, спасаясь от оглушающе вопящей бездны, убежать как можно дальше, вернуться туда, где было бы безопасно, уйти.
Он не заметил, как в бездне утонула женщина, не заметил, как тревога потушила последнюю светлую каплю, оставшуюся у него на кончиках пальцев, не заметил, как начал падать, не заметил, как перед глазами всё резко потемнело.
Через несколько секунд окружающее пространство начало приобретать очертания: деревянный потолок, кусочек листа с нарисованной тенью… Хижина. Рыбёшка схватился за майку в области груди и с силой сжал ткань в кулаке, крепко зажмурился и стиснул зубы.
