Анна Атталь-Бушуева
Личность тает в глубине
Случайность конечного времени
Прорыл культуру каторги к себе
Тот странный мир и думает упрямо,
Что он един на безысходной тьме
Внутри от умирания и ран.
Покойный сын от подлости природы
Желает стынуть в частности ума,
А жажда ворона внутри – его вина
И всплеск погоды внутренней игры.
Случайный вид не встретил этот рай,
Случайностью не стал позором мира,
Он стал конечным в эхо – на прощание
И светлым ужасом преддверия любви.
То, что забыто в мудрости твоей -
Нельзя назвать обычной волей психа,
Но жалко стынуть в рисках – от того,
Как ты проходишь в ясности – тупой,
Гарцуешь на Земле и глухо миру
От тяжкой брани вечности войны,
Венок твоей дилеммы – ей вина
В случайности культуры этих дней.
А слово в душу упрощает – призрак,
Чтоб человеческий ответ застрял – в себе,
Нарочно положил упрямый день
Под мир отъявленного ужаса – затем.
Ты яд зовёшь и мудрость по родам,
Ты ветер слов в приличии – диктуешь,
Сам веря снам конечности, что там
Ты самость всемогущего на ним.
Но этот такт в любви – намерен встретить
Особу подлой важности, как смерть,
Её черты из белоснежных снов
Манящей робости внутри костлявой мглы.
По человеческой картине долгих снов
Отправлен в каторгу страдать – на этом,
Ты стал хранить ей обереги – завтра,
А тайный стиль крадущейся мечты -
Твоя особа нежности и лести
По мантии костлявой, ровной силе
Уметь ей возводить всю эту прелесть
К случайной лжи из мести – наперёд.
Не призрак на коне и не примета
Оставила портрет случайной встречи,
А новая звезда из странной лести,
Что чёрным ходом милует затем.
В твою ли истину – ты ей отшельник сам
И горемыка странного бессилия,
Откуда поколениям под мифом -
Ты открываешь перст души своей.
Не чёрной философией был здесь
Запрятан мир в конечном эпилоге,
Он духом открывал любви итоги
И странной муки тесный приговор.
А ночью сам ты ищешь соль разлуки
С той местью воли в призраке и скуке,
Что на коне отчалит, будто смертью
И словно дух – остановила сон.
В покойной ловкости души её порока -
Случайный вой над ветром и печалью,
В костлявой истине мы все – не опечалив
Нашли итоги странствия души.
Сложили счёт конечной квази роли
И там остановившись стали миром,
Угадывая свет в костлявой скуке
По тем иллюзий призракам – любви.
Не смертью свой скелет забрав – в итоге,
Ты ищешь скол порока в нежном Боге,
А страх почёта мира преисподней
И лишний свет потусторонней моды.
Он выеден случайностью над нами
И конь над резкой близостью разлуки
Всё ищет смерть в таинственности муки
По той, которой любит он – скакать,
Искать Земли пределы между миром
И сам того не видя – стал вампиром,
Он ищет призрак личности на утро
В крамольном сне из яви – по любви.
В понуром призраке из лёгкого безумия
Ты этим миром посторонней маски
Отыщешь дух костлявый между сказкой
И верным словом в смерти от – души.
Не стала петь под дифирамбы – смело,
Сплотила счастье в дух прискорбной мысли
И села на коня, чтоб стало время
Искать культуру в призраке – маня
Искусством черт костлявого предела,
Манеры видеть идеалы в сущем,
Что дух доходит личностью до судеб
И в том стремится волю взять – себе.
Зайдя к логичной маске этой встречи -
Ты стал, как призрак мудрости конечной
Искать свою культуру в личной муке
И над случайным ветром – угадал,
Что смерть – твоя фигура от привычек
И долгий холод в бытие отличия,
Так призрак верит личному бессмертию,
Чтоб на коне его от участи – отнять.
Понять подземный облик между ночью,
И став безумной логикой – от чисел
Искать свои пророческие письма
На той случайности, которой не узнать.
Как в сове застряла ночь
Клокочет, ищет Землю отдохнуть
И видит чёрный тени звон – у мира,
Застрял иллюзий скомканный цветок
Готического ощущения от стиля.
Понурым не сложило время в нас
Секунды завтра – в близости скупой,
Но ветер ночи поднимает свой
Кармический ответ затвора мысли.
Кукует день и в ёмких склепах зря
Ты веришь чёрной маске января,
То звук совы внутри упрятал тень
И ищет дуб в Земле противоречий.
На станции под стилем сложным я
Прослыла в чёрный день его – потери
Ещё одной иллюзий – смотря
На этот звук совиной красоты.
Любовью встретил май твои черты
И наловчился думать подло завтра,
Он март научит в мысли создавать
Культуру явной почерку – черты.
На ночь оставила мосты иллюзий ты
И шла к предмету диалекта кванта
За днём физической истории – скупой,
Её преддверия и яркости таланта.
Могильный звон не ищет в том лесу
Совиный хруст и стать его руки,
А только волки шепчут на росу
В пределе мании и ловкости – постичь,
Как думать на душе иллюзий тех,
Как форму света в ночь – приобрести
И жить в культуре этой, словно птицы
В совиной части сердца от тоски.
На дуб в который раз ты смотришь – вдаль,
Роднеет стиль готического мира
К твоей совиной красоте вуали
И такту современности – расти.
Постигнув ночь в сознании упрёка -
Ты одолжила сон в проторенной тропе,
Чтобы у дуба в лёгкой красоте
Найти ту ясности сову и мир души.
Ночная поступь в личной красоте,
Ночное утро в близости привычек,
Ты ищешь состояния черту,
Чтобы обнять искусство в этом мире.
Не мифологией настигла смерть – сову,
Устала роскошью терпеть понурый стыд
И там забравшись под дупло – вокруг
Ты стала вновь природой от любви.
Украдкой чисел в снах материальных,
Искусством жизни в маленьком дупле,
По степени которых не случайно
Ты ищешь суть подхода – к глубине,
Чтоб стать совой на этой ясной ночи
И крохотное небо обогнув -
Ты ищешь крыльям мир – своей тоской,
Вникая в небо истинного слуха.
Реальностью в ночи застыла память
И летний звук совы пронзил виток
Лесной природы душ – одной из тех,
Кромешных жизней личности в уме.
Там ждёт сова, она настигла ухо
И внутрь клокочет мыслью – по себе,
Как редкий вид иллюзий в глубине
Ночного неба утреннего слуха.
Произведённый мифом материально
Заглядываешь роскошью один
За миф, в котором спало одеяло
И свет запаянной природы – бередит
Судьбу – от заполнения внутри.
Чутьё примерно встретило свой ад
Под серой рамкой исторического края
И произвольный ищет в сердце раб -
Историю – пройти к себе назад.
Там миф в произведённой чистоте
Аналогичной квази роли – современной,
Он чистый воздух ясности – надменной
И рожь достатка в счастье – от любви.
Бежишь за ней в полях идеи мира
И так легка спокойствия мораль,
Но чудо сном твоим – материально,
Одержит роскошь права под нутром.
За этой снятой белизной огромных глыб
Не спит моряк – он слабый свет упрятал
Внутри сидения над морем корабля
И весь свой страх диктует, отойдя,
Как будто ты был против – мифом,
Искал людские сны и им творил
Мерцательное имя в водах мира,
То время, за которым не посмел
Встречать историю у длин календаря,
Ты этим жил над миром – отворяя
Свободой суть, произведённой мифом,
А свод тоски за этим – сам не зная
Искал твою печать внутри и ждал,
Материально стал в обратной мере – мыслить,
Считать иллюзий срок и мифом – сам
Ты обратится в свет по нескольким морям,
В которых ты так действуешь – изысканно,
Сидишь в корме иллюзий у идей,
Твой фон материальной бликом ниши
Не знает чувства рода – от дверей,
Он открывает заново в морях -
Культуру плыть под роскошью полей
И между нескончаемым изыском -
Ты будишь свет, произведённый с ними.
Жадно испепеляющий волю
Словно ладони не сняты они,
Замертво мысли не видят упрёк,
Лишь по дороге, в которой одни
Мы оставались учить – эту волю.
Смерть не застала культуру одним,
Долгим, бодрящим Земли разговором,
Замертво мысли её – поредели,
Сели на отмель печали и слов.
Мутно в привычках ты видишь судьбу,
В каждом глазу из под крайней тоски,
Тяжко ли исподволь слышать – тугие,
Вечные имени звонкие – сны?
Родом из древней столицы – под нас,
Стал ты богат и прелюдией моды
Странно идёт в идеалах судьбы,
Но не твоей на парчовой примете.
Жадно укусишь свой лёгкий мотив,
Словно вампир на ладони – из права,
Ловко застынешь от мании – справа
Видеть судьбу в безыдейности – сути.
Жизнь за привычкой, что стать существа,
Долго внутри бесконечности ходит,
Жадно уводит реальность назад,
Чтобы усталые корни ей – спрятать.
В волю ты сердце кладёшь и его
Риск пережив в драгоценной морали -
Таешь, что чудо под новой тропой,
Сам укусив свой простор и прибой.
Мелкие рыбы, им в пищу твой страх
Ты поднимаешь и в ясности воли
Сам остановишь видение снов,
Словно ты видишь судьбу – поневоле.
Маска к лицу субъективной черты
Вновь не затронет обыденный смех,
Сколько вампиров ты вывел на свет,
Чтобы умерить свой страх – в глубине?
Род человеческий тает во сне,
Мысль, как приказчик бунтует на льдине,
Чтоб по её равномерному сну -
Ты проходил ледоколом, как имя.
Пройденной сущности в квази среде
Ты не оценишь сожжение – в письмах,
Зная, что роскошью стали – они
Спать, словно мысли в этом огне,
Видеть причины на медленной льдине,
Таять, как сон о песок на морях,
Ты бы отчалил по яркости – синим
Небом из лёгкой картины – во мрак.
Как испросить эту чашу на воле
В жажде её необычной риторики,
Ты остановишь пути этих лет,
Жадно испив свой ментальный полёт.
Слов пронеся истощение – в мире,
Гибнет апостроф под наледью – сам,
Как на прибрежной равнине умов -
Ты открываешь пути бесконечности.
Верить им можно, но гордость во тьму
Сон отпускает и мысли на льдине,
Чтобы их страсть покорять – на виду
Лёгкой материи в сложном аду.
Небо придумало этот строптивый
Миф идеальности ветра – под новым,
Лёгким намёком быть нервом вампира,
Стройным умом на понятии – нам.
Жадностью видеть свой свет и мотивы,
Рук тождество отпускать и поэтому -
Ты различаешь те меры – пустыне
В долгой проталине сна ледяного.
Верит им небо и также – не ново
Стало за страхом внутри – открывать,
Землю искусственной воли сжимать -
Каждое утро под тяжестью мысли.
Вечный парад из под малой тоски,
Верностью права нам тащит – от тыла
Маску культуры и мысли по ним,
Автора ли – или света вампира?
Не в прицеле фантастики мир
Разобщает в себе нигилизм,
Он пустой объяснения точки -
Уникальный ответ между длин
И скупой поведенческий стиль.
Поднимает внутри не один
Стихотворный манер этой ночью,
Чтоб фантастику встретить взамен
И найти идентичный ей – мир.
В подопечном прицеле слились
Утончённые розы в той песне,
Нигилизму они поднялись
На застенчивый образ из звёзд.
Чтобы лучше в прицеле понять
Утопический возраст под личным,
Идеальным манером скакать
Без привычек в потерянной точке.
Где же эта забытая суть
Изъяснила матёрый упрёк,
Что когда – нибудь солнце умрёт
И поникнут прозрачные ночи,
По которым ты только молчишь,
Изъясняешь потерянный ветер,
А потом в подопечном шагу
Не узнаешь свой новый мотив?
То фантастики смертный ответ
Над догадкой о сущности времени,
Ей желанные дни повторяет сюжет,
Чтобы видеть, что старились мы
В подопечной иллюзии черт,
За изношенной маской любви
И её откровений сегодня прочесть
Утончённые строки – к уму.
Он – фантастики новый испуг,
За своим нигилизмом не знает,
Что оставил писателя в свете разлук
И прочтённой свободы в утерянной нише,
Где и ты разобщаешь миры,
По которым вновь стало светлее
Поднимать иллюзорные тени внутри,
Объяснить те пути нигилизма.
Что же делать на скромный манер,
Если время фантастики терпит длину
И её категория численных сфер -
Необъятна для слова прочтения?
Как создать в нигилизме отчётливый путь,
По которому стынет природа игры
И её незабвенные розы – о суть
Поведения масти на ногах нигилизма?
Всё то было и страхом отчётливо – пусть
Не страшит эту осень ментально – внутри,
Ты напишешь историю малого – в грусть
И свои объяснения мук нигилизма.
До фантастики вдоволь напряг города,
Эту вольность устать и спросить – потому,
Как изжить на прицеле отчётливо нам
Проведённую жизнь на конечном счету?
Если сущностью нет ей – вины,
Нет отчётливой рамки и снега потерь,
Что же стало до новой войны,
Как её разобщить и оставить – теперь?
Ты не пишешь в прицеле – за роль,
А писателя маска опустила стихи,
Чтобы внутренне стать нам – дорогой,
По которой идёт – та фантастики дверь.
Раскрывает свой счёт – по уму,
Неприкаянно в сердце из будущей маски,
Нам ли ищешь ту волю – вину,
Из нутра объективности – жить потому?
Петухи в фиксированной пустоте
Не взглянешь в пропасть, там -
Повсюду стиль из слов,
Не выучишь его мораль -
Сегодня будь на то – готов
Ты ждать фиксированный день
И роль, ему предшествием своим,
На этом покоряют петухи -
Разобранный апломб – внутри ума,
Он – лучший стих изложит на один
Доселе подлинный манер и эталон,
Гордится им и видит сон во сне
Всё тот же мученик и ловкий мир.
У субъективности взрастила западня
Иллюзию своих прицельных судеб,
Опустошая этим видит – не один
Петух – из личной мании на судьях.
Подложит роль, он в сущем Господин
Страдающих отныне поколений
И мученик в подлоге жить – по ним,
Как эталон никчёмной прошлой тьмы.
Зарделось утро в скважине ума,
Запели петухи и стало мудро
Искать матёрый воздух – ото сна
И им кормить предчувствие внутри.
Ты спесью больший возраст – теребишь,
Ласкаешь Землю в новостной манере,
Их мысль на этой сложной пустоте -
Фиксированный эталон любви и времени.
Приятен взгляд на пёстром оперении
И медной кажется расплата – по мозгам,
Когда ты думаешь о пустоту воззрения,
А сам стремишься в ложе к петухам.
Виляешь пусть нарочной белизной
И тощий ад – не вертит оперение,
Он будит подлость в нише – этих слов
И сам затронет слово – на любви.
Любить ли мужество обличья петухов,
Когда они внутри каморки мысли
В пустое вглядываясь – пишут от оков
И дым тоски приличествует – ввысь
Всё той же ценностью гордится и любить,
О той же цели жизни – вдоль привычек,
Как гарцевать и страстно мучить птичек
По эталону выигрыша в любовь?
Природа любит в пустоте одних,
Фиксированных мыслей в чувствах судеб
И спрашивает волей – за других,
Когда они несут почёт – из благ.
То в Небе петухи сложили судеб
Свою причину мужества и мысли,
Они уводят край печальных глаз -
Туда, где нет иллюзии для нас.
Ты сыщик в новостной гряде ума,
Ты филин в том потворстве от потуг,
Но сам петух от блага и добра,
Коль выеден в яйце своих разлук.
Фабула небытия
Дерзкий не ищет вину,
Скользкий не встретил печать,
В прошлом которого тьму -
Ты так хотел изучать.
Знал о предчувствии в ней
Этой забытой, как пыль -
Ревности в догме твоей -
Быть одиноким, как стиль.
Больше не стал утруждать
Фабулой в мере ей – плыть,
Новые грани держать
За постоянством, которым остыть
Ты так наглядно готов,
В равной тоске иллюзорного дня,
Где не смотреть на меня -
Стал, как иллюзия фабулы звёзд.
Быть ли тебе до преграды
Страшной утопией в чёрной тоске,
Лезть ли по странной ограде
Внутрь упоённого зверя – в любви,
Чтобы из лести не стать -
Им неприглядным и борзым, как путь
Старости к новым годам,
Им за тобой утруждаясь и плача?
Где же ты встретил весну,
Жизнь из причаленной ниши тугой,
В обществе ложной тоски -
Нам непременно, но важной порой?
Стал ты учить этот день,
Сам окунаясь под старый оскал,
Он непременно нам искоса – встал,
Чтобы войной над умом – дорожить.
Близ состояния ревности – сам
Ищешь пути к разряжению славы,
Но образуешь всё новый оскал
В чёрном шагу изумления каждого.
Нет бытия в этом томном бреду,
За небывалой оскоминой там -
Ты не приручишь их древние сны
Новым позором и статью безбрежной.
Лучший ли истину видит – под стать,
Стал небытием и оставил ему
Ловкое время ума – потому,
Что из тоски ты был создан.
Гордо ли стал изумляться – в уме,
Долго ли думаешь в тесном бреду -
Лишние пользы в том счастья аду -
Стелют внутри равноправие маскам.
Ложь покоряет свой броский намёк,
Стержень искусства не знает о прошлом,
Где человеческий ужас – свой толк
Встретил в уме образованной сказки.
Небытие не устало вокруг,
Небытие – не ложится от скуки,
Нам бы простило ту участь внутри
Слов развалившейся старости – муки.
Пойманный зверь
Родился и запомнил от кого
Ты стал, как зверь излюбленной души
Искать по очерёдности зазрение
И дух любви в крамольной темноте.
Вампир не скажет сложно, где твой путь,
А каждый словом моды – видит суть
В упокоённой старостью от ложи
Манере упрощать искусством сны.
Ты доживаешь личностью – до нот,
Но те не знают происки от моды,
Всё ждут фантомный мир и глобализм
Внутри украдки – упиваясь в смерть.
Одна постель настала в мире этом
И ты противник в той войне – вокруг,
Ты смотришь на иллюзии от счёта
И сам не пойманный от слухов – идиот.
Родился в потугах за властью и смотря
Ты держишь социальный стыд – у пользы,
Чтоб думая – прошла весна твоя,
А смерть запомнила культуру от души.
В ней будет жить вампирский анекдот
И службу в части совести нести,
А может пойман зверь внутри у нот
И стал ты этим воздухом – за смертью?
Прошла и дышит честь внутри – твоя,
Забыт проворный, заспанный апрель
И новая умом к нему глава
Не отзывает смертью общее – внутри.
Над небом в промедлении парит
Твой чёрный зверь – он знает, что затих
В понурой чаше слабости зари,
Весны не пойманной за властью – от того.
Что будущее в славе не поймёшь,
Не очертить служебный тыл и мании пера,
Когда твой чёрный зверь – другая тьма
И личность новой эры на заре.
Но этот путь родился от любви,
Он чёрный аист лести между снов,
Им мы поймали личности свои
И гнёт иллюзий в сердце сложных слов.
Интеграция унифицированной души
Вместе не узнал себя,
Врозь не вспомнил слово – время,
Но в какой же форме дня
Ты почтёшь другое я?
Без любви и вместе в новым
В ноль ты превращаешь – смерть,
Может страху стал знакомым -
Твой порядок в каждой паперти?
За тобой несмелой маской
Вместе, вскользь бегут года,
И отдав приказ под статью -
Интегрируют потёртые глаза.
Может сникли все мы в горе,
Может стал ты новым миром,
Столь унифицирован, как боли
На годах, чтоб верить в право.
Положив на сердце руку -
Ты одолжишь вместе в правдой -
Свой источник душ над холкой,
Чтобы жить ещё над правом -
Тысячи столетий в мире,
Интегрируя свой поздний -
Воздух в каждом свете моды,
Он унифицирован – во столько,
Что душе твоя программа -
Стала маленькой каёмкой -
Жажды времени – столь странной,
Но в сердцах вопросом моды.
Интегрируешь бездушный
Гнёт плаксивых черт у мифа,
Чёрной роскошью им помнишь
Сон любви в анахронизмах.
Человеческие руки и объятые привычки,
Им уносят смертью – скуку,
Нам воруют в ложной спичке -
Страх – под каверзы запомнить
Этот ад в своём приличии,
Унифицированной причти
И бездушной формы мозга,
На одном шагу с которым -
Ты стоишь внутри привычки,
Уникальности из нового,
Беспробудной воли мира
И о том – твоя порода
Незнакома в личной встрече,
Сам не знаешь ей – примету
На бездушной моде светлой
Протаранил ловкость в нишах,
Стал почёт иметь – сквозь имя,
Но у чёрной грани снится -
Поздний ад внутри старения,
Нам приглядывая мило
Эту сущность в поведении,
Всё же личностью ты – дышишь,
Интегрируешь свой новый
Мир фантомной квази моды
И о том почти не помнишь
За бездушным светом истины -
Нет её и в квази форме -
Не осталось мысли лишнего,
Все мы вместе стали – ровно
И стоим под частью истины,
Света нового – знакомо,
Формой философской выстояв.
Развлекаешь развлечение боли
Отнюдь – не признан этим злом,
Вздохнул и стал анархией – кругом
Искать потерянные радостью – огни,
Они оставили секунды – до тебя.
Забыл и старый воздух не поёт,
Не знает он потерянные дни,
А казус преисподней воли – ждёт,
Он жизнь, отнюдь, что впереди.
Не самый лучший день её понять,
Не самый тихий ад – найти покой,
Где мысли громко ищут – с головой
Убыток стиля к равному уму.
Ты вышел самым лучшим, что к нему
Не знал иллюзий времени и в том -
Ты жалок между гордостью – потом,
Не самой лучшей важности дожить.
Не слышишь ад и громкий тлен – назад
Не стягивает холод аллегорий,
Он центр души запачкал, как и ад,
Он стал умом в присутствии – искать
Ту вечную основу смерти – нам,
Тот луч искомой важности – проснуться,
Чтоб смерть в её прелюдии – понять
И в новый ад по – прежнему – уткнуться.
Дожит и спел последнюю главу,
Достал до уровня тревожности – отныне,
Ты смерти поклоняешься и ныне -
Ты сам не свой от муки – в этой тьме.
От боли чувством в самости плохого,
Отключен вид души и этим жизнь
Не прячет ад под стилем муки, словно -
Ты ожидаешь развлечение – под ним.
Не ад на прошлом видит и больным -
Ты душишь Землю в пропасти немого,
Когда у смерти риск – её оставить
Не взял свою культуру – на благих,
Но мукам ты разучиваешь глупость
И развлекаешься от чувства дорогого,
Что смерти день и душ прямое рабство
В культуре этой пагубы – дожить.
Разведённые тени объективности
Распустили вдоволь страху лет
Скорбный день и трогательный стиль,
Долго смотрят за кого обнять -
Страх предчувствий каждой глубины.
То разводят волю странные огни,
Там им вес не держат в поведении -
Блеском объективности дрожат
И отучивают время страхом – имени.
Сам не свой и знаешь – встретишь ад,
Потому ты стал на параллелью ими -
Страхом мужеству и данностью преград -
Разводить искусно в Небе яд.
Прошлый мир не странствует и видит,
Что бегущий стиль от мира одного -
Сам того не знает, что ответить
И сложив в нём руки – громко светит
Над одной звездой понурой тишины,
Звенья масти встретили они -
Разведённые, потерянные линии
И поэтому не стали в ряд с другими
Думать объективно и над ними,
Чтобы говорить культуру имени,
Прошлым этим ты в природе – взял
Свой анахронизм и лёгкий лад,
Думал, будет численно богат -
Он лишь жить и в думах отличать
Роскошь разведённого бессилия
Над одной потерей глав внутри,
Но не этим смертью видит время -
Стон аналогичной роли имени,
Стало объективно жить – в презрении,
В том исчадие искать и разводить.
