Задавая вопрос на развилке ума ты напомнишь стоглавое чудо из светлого мира, где апломб над любовью – твоя близорукая тень от сердечного склада безумия мысленных лет. Ты уходишь в наитии сложенной роли в себе, на руках проведя эту мысль от почёта для людей, где они – небывалое темя из слов социального мифа, но уходят, пройдя, за тобой, что ответ изготовленный твой на параде из собственных мыслей. Западня не даёт отпустить этот мир без сердец и сонливый приют уникального слова радеет, что один он любовью созреет над сном одинокого мира, где ты был и считалось в любви на барочном кругу – вся твоя изумлённая воздухом сердца картина. Нет её, но унынию сложно понять и учесть, что теперь на остатках из права ревнивого ты – один и достоин морального ужаса смерти в зачатках судьбы. Остановлена ли словом она, но мысленно видит сложный сон уготованной чести и характера быть странным отблеском мнения, как вчера слезливое поле социальных расспросов задаёт укор из необыкновенного чувства восприятия внутреннего эго. Ты его не знаешь, что угадывая личное мнение внутри – опираешься на монотонное свойство слов, где каждое личное право уже изголовье возраста на большей печали жизни.
Знаем, но немного отпираем этот райский возраст на великом поле предрассудков внутри, когда хочется словом угадать каждую минуту жизни, её философский склад отсыльной надежды к личному мнению, что формой напоминает авангардное свойство лучшего мифа. Странен ли он на последнем присутствии воли, но в каждой причине жизни он оставляет свою мимолётную силу о мнении напротив счастья в человеке. Этот ли субъект воли ты видишь каждый день, он странно и блёкло уходит сквозь ранимые двери достатка и гедонизма, пока, обдумывая не стало совсем темно в присутствии лучшего возраста впереди своей лирики надежды. Поможет ли тебе социальный гедонизм опустить своё эго до формы близорукой досады или нет, но этот предел голословного ужаса мысли внутри идёт и стучит в открытые двери у права социального возраста думать о самом себе. Если говорить ему, что хочешь, то останется вымышленное право думать сгоряча, или нести условный катарсис внутри умышленных надежд пребывать на этой Земле бесконечно долго. Как стало темно от этих социальных казусов преднамеренного счастья, что воздух сопрел и остановил минутное обаяние мучительного тона ханжества у смерти. Твоей ли смерти, но в общем смысле более далёкой, чем ты думал внутри своего философского склада внутренних идей. Разобщая воздух на атомы, его уносит счастье перед невежественной гласностью быть человеком в самом начале возраста обретаемой культуры жизни, на твоём праве обладать этой свободой мироупорядоченных идей и смыслов социального родства. Как было ещё до твоего рождения очень уникально смешено в материи тождества разума, какого – то близорукого философа над эпохами мира тождественной власти гедонизма в своих руках.
Длинной россыпью нуждающихся —
Оправдывал осень – созданный им,
Благом положенный – противо,
Твоей казуальной морали – быть,
Той формой устройства, или мечтой,
Нашедшей – сквозное клеймо – нам,
И слаженным дням, из тоски – тугой,
Пародии слова – внутри преднамеренной —
Прохлады, жить только судьбой.
Ты ждёшь её слова – внутри раненый,
Дорожным мотивом – служивой тоски,
Всё внутри упираясь, и нежа свой – берег,
На том островке – путеводной отравы,
Что завтра мы будем – отчаянно рады —
Спускать, тех иллюзий причалы и – трос,
По форме судьбы – аллегории сильных.
Не помня свой род и – иллюзии факт,
Заметно ты – строишь потери мира —
Тот вымысел, ложной обиды – так,
Что Риму бы – стало очень обидно,
Как выживет, тот явственный миру – враг,
Походкой вручил – исподлобья жену,
Внутри оправдания – мести ему,
Культуры устройства – позорного тыла.
Ты чёрным по серой морали – идёшь,
Нетленный, тот правом виток, собирая,
Но знаешь, что большее мира – зовёт,
На славе, от собственной роли – мотива,
Страдать и терпеть – иллюзорный круг,
Мотива – попутного ветра вдали,
Он, сном неземной параллели – тут,
Увидел богатство, что там – впереди —
Размыты и схожи – потерянным днём,
Твои однолетние планы – удачи,
И верит, в том время – опять за окном,
Наверно, расхаживая путнику – сзади,
За смехом, что тыл – прикрывает беду,
И схожий укор – разновидности плача,
Наверно ты спал, всё в обычном – бреду,
Пророча и пафосом смерти – плакал.
Твой роли отметкой способности – мир —
Завыл, исподлобья – скупым шпингалетом,
Что ищет препятствие – заданным снам,
И верит в судьбу, уготованной ночи,
Здесь завтра пропустит – на берег ему —
Восход и потеря – родства одноликих,
Скульптур поколения – медленных снам,
Что также хотели упиться – забвением.
Сквозь ночь, чтобы хныкать и – быть ей —
Попутным провидцем – морали других,
Слепя за собой – одноликой усладой,
На терпком снегу – разновидности правды,
И ложью большого мотива – твой —
Апломб извлекает – сухое тело,
На памяти сходства земли – за дело,
Сквозь мир испытания – личности там,
Ты вымысел крайних – могил извлечения,
Утробы плохой – отличительной боли,
За ценностью роли – спросить бы,
Как станешь опять – путеводной звездой,
И мир нежилой – претворишь на сознании,
Упитанной старости – медленной зори,
Проходит её испытание – в скорби,
На прошлой земле и участии – снам.
Прошло и застыло – твоё изумление,
Противного склада дрожащей – руки,
Потеющей собственным мерам – воззрения,
Куда сухожилия – смеют идти,
Пропитанной волей вины – от сомнения,
Ты правил, на бал – изучения мести —
Укромки случайной беды – интереса,
И ждавших последствий рутины – на том,
Прогрессом из блага – упитанной кромки,
Сплотивших сердец – разновидности там,
Ласкали мечты и разбитые рамки,
Что холодом стихли и памятью – снам,
Вновь стал он умом – безысходности холки,
Случайности века, в пути – призраков,
На воле былого остатка – юности,
Предела мучительной колкости – раны,
Оставил твой череп – простившей муки,
Застывшие черви – упитанной роли —
Страны изголовья, забытой программы,
Из нег преисподнего счастья – застоя.
Прошли и остались забвением – долго —
Руины мотива, быть тоже – странным,
Таким же, на ножнах – пути изголовья,
Что страхом чертили – их вечный позор,
И нежити пасти – струилось отличием —
Услада, за бренностью – колкой беды,
За что же опять – распинают – соседа,
Из праха согласного времени – тьмы,
И снова снуют – поколением где – то,
Прочитанной вести, оставшихся лет,
Твои различимые мести – куплеты,
На нраве позорной рутины – невзгод.
Остались мотивом те – юные вехи,
Пути озадачили – памятью тыл,
И ты превосходишь на лжи – человека,
Но ветром попутной беды – не простил —
Тот мнимый образчик – твоей схожести,
Объятия лона – скупой мести,
Ты сам выживаешь и держится – ровно —
Могила судьбы, из последнего времени,
Эпох и создания – чувства свободы,
Прологом, к которому – ты остался —
Лежать на приданом – ментального ужаса,
Попутно взывая свой – ветер назад.
Раз исторический свет – озадачил,
Свой уникальный автограф – пира,
Снял неприкаянной тени – вампира,
Холод суждения нужной – души,
Чтобы опять подыграть – нам,
Жалостью доли прошедшего – рока,
Долго ли жить идентичности – толка,
Глазом излитой, пропавшей – души.
Вымерли света иллюзии – только —
Смерти обида струится и – верит,
За облачением нового – времени,
Стойких суждений и права – думать,
Паводком близкой работы – мечтать,
В странах стращания – новой угрозы,
Тем политическим сводом – пира,
За параллелью иного – мотива,
Он устрашает и новостью – помнит,
Зеркало толка – суровой души,
Выжившей на диалектах – мира,
Скупо и властью пропитано – смелостью,
Большее чувство – твоей осторожности,
Греет судьбы – преисподние мины,
Стонет, над частным забралом – сужено,
И обличает характер – системы,
Видимой слову твоей – теоремы,
Паводком ложной угрозы – души,
Скупостью большего ханжества – рожи,
Ты проявляешь свою – дилемму,
Снова закрыв обывательский – подступ.
Жало убрать никогда – уж не сможешь,
Пусть и войной – безысходности видно,
Всю неопрятную времени – рожу,
Солнца могилу и паперти – время,
Ты никогда не устанешь – от боли,
Страха решать за свои – искупления,
Почерка роли скупого – мотива,
Замертво вниз уготованной – маской —
Падаешь близко на том – видимой —
Истины, что за безбрежностью – ходит,
Вовремя тыл закрывая – ладонью,
Лжи и потери, сегодня – для мира,
Ты никогда не оставишь – мотива,
Зеркалом формы своей – обращённой души.
Падая волей над ложью – причины,
Камень души – обывательский ляжет,
Вдоль искушения видеть – картину,
Подлого ужаса чёрной – истории,
Где никогда не заполнит – миром,
Существование права в – толках,
Должной судьбы иллюзорности – милой,
Центром вопроса, что ждали – мы.
Думали жить – обывательской правдой,
Щерились по кратковременной – сумме,
За обнищанием слова – на право,
Логики формы обиды и – существования лично,
Падали, чтоб облекаться приличием,
Жалкого мира, на том – вымерли,
Как исторический ужас – привычки,
Холодом терпит и страхом – радует,
Над предварительной ложью – большего,
Стен иллюзорности роли – магической,
На человеческом поле – оправданном,
Вновь возведя их истории – вымысел.
Каждому страхом над именем – сказано,
Высмеять почерк мотива – за нужное,
Чтоб никогда не терять – им плаху,
Большего чуда изнеженной – маски,
За обещанием жить – по подсказке,
Верить тем чувствами лжи – неприкаянной,
Ценности формы любви – обаяния,
На обнищании времени – даже,
Стихли лекала под мнимое – толка,
Ты изумляешь внутри – обывательским,
Долгом и жаждой учить – понемногу —
Страхи ручного стремления – жалить,
Ждать и уметь испытанию – чести —
Знать своё имя – направленных зорей,
Через заядлое – подлости горе,
Над неприкаянной – формой души.
Стелет то время сереющей – маской,
Каменный век и упорство – имени,
Чтобы забыть обывательский – почерк,
Став преисподним, как ветер вопроса,
Сколько им нужно – над правом помнить,
Вечность причины и – чалого ужаса,
Завтра не станет подобием – миру,
Звать обывательской роли – правду.
Только закрыв и оставив – мирный —
Света приток, как последнее утро —
Заново всходит – над именем смирный —
Смерти приток – иллюзорной причины,
Он уготован и станет – видимой —
Ложью, откуда ты снова – робой,
Будешь для собственной истины – мира,
За неприкаянный свет – идеала над нами.
Если Вам когда – то, в мыслях —
Верность – утомляет право,
Обстоятельством, над нравом —
Вод другого смысла – речи,
Запрокинь искусству – встречи,
Ножны идеалов – скромно,
Чтоб под ними – тени ровно,
Разложили право – чести,
Обстоятельства – быть вместе,
Философским ходом – мира,
Им конечный повод – встретить,
Разбудил свой опыт и – покой,
Счёта мерного безумия – летать,
Достоянием внутри – искусства,
Априори час за нравом – предлагать,
Жить тому обличию и – чувству,
Как любовь восходит – первым,
Злом желания, как явный —
Монолог растраты – знания,
Правом смысла – от предания,
Думать ли в оковах – дружбы —
Миллионами, что стали —
Нам опять расчётом – службы —
Видимой тоски – безумия,
Славой почести на – ярком —
Сне, от уготованной причины,
Ты опять расчёт – безумия,
Расставляешь в мире – сумрачном.
Ждёшь тот эпилог и – время,
За людской причиной – права им —
Миллионы разложили – дух безумия,
И сочли на достоянии – быть с ним,
Только ли надеждой – права мира,
Демократии, что указала – жить другим,
Словно сон от почести – во внутренней,
Расстановки ублажать – судьбу скупым,
Ветрам и любви – по мнениям,
Жить ли на конечных снах – вокруг,
Уготованного гения – безумными,
Или волю собирать ему – пустым,
Сном готовой рамки – созданной,
Скорби мира – расстояния любви,
Что сложили зло – осознанно,
Стали вереницей счастья – впереди,
Как прошли и высмеяли – россказням,
Мирные глаголы смерти – в ряд,
То одни стоят и думают – те статуи,
Различая – человеческий наряд,
Жизни для конечных благ – расчёта мудрости,
Воли переменной формы – зла ума,
Что одни вставали – на единстве мудрости,
Те благие формы нрава – времена.
От конечного расчёта мира – судьбами,
Линия окончена, что нрав,
Показал и взгляд другого оборотня – судьбами,
От которого иллюзии – горят,
На аду спокойной песни – после истины,
Нравов постоянства черт – души,
За конечный счёт у – поворота времени,
Ты её на вечности – взыщи.
Нет ничего укромнее – взгляда,
На посторонней могиле – ума,
Кажется рядом благому – соседу,
Тот обывательский род – диалекта,
Снова упрямым и истинным – сном,
На пережитках глагола – которого,
Ты осторожностью видишь – умы,
Схожими чувствами – новой войны,
Жалкой наградой и вольностью – права,
Ждёшь обещания нового – утра,
После любви неприкаянной – взглядам,
Рода вопросов и имени – над собой.
В том обещании, словно опрошенный —
Ходит слепой соучастник – причуды,
Жалостью всходит – обратному чувству,
Твой посторонний мотив – обещания,
Нового времени, на параллелях,
Стать ли тому оправданию – слова,
Снова народом, иль правом познания,
Черт безысходности нового – утра,
Завтра поймём и оправданно – встанем,
Временем мира и собственным – знанием,
За долговременной формой – ранимого,
Имени права любить – с оправданием,
Мира судьбы и предчувствия – полного,
Времени толка обратного – знания,
Что обещает любить – за преданием,
Скованной ролью – болезненной жалости.
Быть ли умом на показанном – времени,
Сил обстоятельства нового – имени,
Что уходя забирает и – слово,
Нужного опыта мира – другого,
Власть оставляя и время – на пройденном,
Сне аллегории, словно ты – видел,
Дух безысходности рока – на созданной,
Памяти формы любви – обещания,
Ей за создание правила – ужаса,
Пишет вопрос обещания – мирному,
Поводу жалости снова – упрятать,
Свой обязательства скромный – урок.
Над человеческим сном – выбирать,
Правое чувство и мести – источники,
Словом ходили они – за сознанием,
Зная то правило мерной – тоски,
Чёрного ужаса внутренней – точности,
Зла обстоятельства долгой – утраты,
Воли судьбы обещания – платы,
И иллюзорности новой – угрозы,
На социальном устройстве – мира,
Формы обратного логоса – смысла,
Черт преисподнего ужаса – толики,
Где – то в душе и истории – ходим мы,
Тем же пропавшим восторгом – сознания,
Выжженной сном обещания – мудрости,
Что за собой покрывает – то правило,
Жить без причины – от правила жалости,
Верить на том – иллюзорном безумии,
Новому чувству и мерному – страху,
Вольности боли забытого – мира,
Что не вернул те забытые – правила,
Созданной формы и рока сомнения,
От обстоятельства – нового времени,
Сна упрощения силы – безумия,
Речи последнего сна – философии.
Спускался цвет земной – преграды мира,
На тёмный холод – близости цены,
Её строптивой глубины – могилы,
Что ожидали сердцем здесь – сыны,
Происходящих форм у – аналогий жизни,
Забыв про праздник – каждого ума,
Им тёмный день – последняя вина,
Что холодом покоит сердце – мило,
В твоём безвременье и парадокс – вещей,
Создаст кривое зеркало – возмездия,
Сопровождает юностью – людей,
Плохой игрок, у скульптора – причин,
Чтобы опять он – смог,
Поговорить в аду – безвременья,
За частым сожалением – строк,
Спустившихся единожды – на мнение.
Огни ему – потёмки без лица,
Над Небом производного – веселия,
Куда уходит – частая волна,
Твоих надежд и собственного гения,
Летает мимо сумеречных – стен,
Ложась и закрывая свой – покой,
Такой печальный миру – неземной,
Полёт утопии другого – до ума,
Твоих иллюзий права – глубина,
Служила собственному счастью – до предела,
Видна приличием, что многого хотела,
И вынесла одна – свою вину,
Но молодого вымысла – однако, не к уму,
Ты проводил бесчисленные – встречи,
Надежд и сожалений – быть к судьбе,
Таким же солидарным, как во сне —
Своих оценок сумеречной – встречи,
Между итогами проявленной – игры,
Вопроса времени и точного – наследия,
Утопии, в которой – не видны —
Глаза происходящего – столетия,
Они стоят над видимой – волной,
Мечтами поколения, где памятью —
Ты снова понимаешь – мир иной,
И холод будоражит кровь – за памятью,
Происходящего как аналогий – тьма,
Вокруг истории и будущего – сердца,
Видна ли та вина – ему одна,
На дне истории, чтоб заново – согреться,
Испить полуденное жажды – об итог,
Твоих умов, на сумеречной – чаше,
В которой диалект – опять готов,
Мечтать судьбой и понимая – сердце,
Ты пролагаешь мир утопии – вокруг,
За чёрным покрывалом мира – памяти,
И счастьем понимания – твой друг,
Проходит за тобой – судьбой одной,
Как аналогия истории – немой,
Но видимое сердце слышит – памятью,
Над будущим иллюзий и – умов,
Когда идёт их будоражить – кровь,
Одной идеи вымысла, что стала —
Ему окова странной – глубины,
Позором вымысла, нечаянно настала,
Пародия другой причины – сна,
На человеческом лице – основы гения,
Крича и понимая смерти – день,
Ты снова отравляешь ей – презрение,
Над нравом поколения – и сердца,
Безвременья, над одинокой тьмой,
Блуждания игры совсем – немой,
Цены остатка идеала – гения.
Он также служит – идентичной тьме,
Расправив сердца – нужное деление,
Но социальной ролью, как во мне —
История кричит во снах – забвения,
И снова ты стоишь, как сердца – роль,
Откуда правом разбирают – тернии,
Культуры солидарности – порой,
Оценок страсти собственной – утопии,
Хождения по миру, как герой —
Остатка слова солидарной – вечности,
Остановил свой рай – единожды на боли,
Культуры идентичного ума – простора,
Создав порог иллюзии – другой,
Цены источника круговорота – права,
Где смысла одинаково – порой —
Ты собираешь монолит – немой,
И сердцем узнаешь – её отраву,
Откуда сказанное миру – подошло,
Внутри иллюзий собственного – права,
Над тьмой безвременной поры – причины быть,
Покойным чёрным солидарным – жалом,
Чтоб мысли до итогов – сотворить,
Меланхоличной видимостью – слова,
И вольной участью – безжалостного рока.
Длительной, обледенелой нормой – жизни,
Всё спустя происходящим – миром,
Ты вонзил искусственное – сердце,
Для красивой памяти – мотивом,
Стал, как ангел юности – творения,
Стар беспечностью и модой – безразличен,
В доме уготованного – терния,
Что спускаясь хоронит, как ночью —
Все твои видения, как тени,
Прошлых слов знакомого – притока,
Знатока, что смыслом дорожит – других,
Нежилых источников – восторга,
Словно солнцем положив – мотив,
Долго обещаешь верить – в право,
На основах мысли вместе – правой,
Порознь на ценности – скупой,
Обличаешь день другого – сердца,
Тем же сном мотива, чтобы слиться,
Положением, для обезличенного – хода,
Ночи рукотворной пользы – в лицах.
Холодом обдали время – ножны,
Всё вокруг цепляют холод – мнимо,
Целясь на разделанной, как кожа —
Сводах бытия другого – мира,
Им бы снится временем, что стало —
Сединой восторга вместе – правом,
Личным человеческим забралом,
Оставаясь в нём, как день из мира,
В знатоках иллюзий будешь – сниться,
Частым знаком пустоты – другого,
Поколения, на одичавших лицах,
Столько лет познавших холод – права,
Что однажды время – будет сниться,
Нет его и опытом – за правдой,
Ты один стоишь как ветер – слитый,
И идёт другое время – завтра,
Сколько им случилось вместе – мирно,
Соблюдать иллюзий ход, чтоб сбиться,
Человеческой надеждой в праве – знатока,
Мудреца у слов колосса – зримого.
Небо в том не означало – притчей,
Каждый холод сна юдоли – мира,
Только лишь ходило солнце – слито,
Вместе с сединой – другого нрава,
И на том же месте – будет правым —
Весь твой сон происходящих – ливней,
Сколотых иллюзий возле – притчей,
Философских россказней – за нами,
Мифом мы оставили те – числа,
Вечного покоя сна – над именем,
Только знатоками веры – в пламени,
Догорает смерти смурный – вечер,
Одичания любви и чести – права,
Разлагая смерти полный – праздник,
Вновь посередине им – коснулось,
Время уготованного – снами,
Расточило тёмный холод в – лицах,
Зла краеугольной формы – рая,
Что облито дерзостью над – нами,
Жалкой смерти уготовив – пламя.
В том происходящий ветер – слитый,
Воздух ворошит упрятав – лица,
За одеждой смазанной, как камень,
Вечного покоя смерти – с нами,
Жизнью ждал ещё им – чёрствый мира,
Жалкий день и монолит – из блага,
За его награду весь – оставил,
Данный путь истории, как право —
Ты, сложив оружие, что в лицах,
Смертью стало – одичанием славы,
Осторожной поступью нам – сниться,
И любовью говорить – с годами.