Посмотри на трамвай и неспешно в аду – посмотри на зелёные
кущи под особенной важностью лет. Вон Таврический сад и
иллюзия скорбной души завывает по Питеру, словно бы сам ты не
рад ей. Составляешь претензии сколько учёл этих лет на роду и уже
непонятно, что думать об обществе нынче. Ты листаешь газетный
осколок между осенью сложных звёзд и не дышишь, когда уже
подкралась поздняя смелость. Мимо тучи влекут тебя вдаль на
сереющем склоне уходящего вида напротив, а твоя идиллической
глади плохая примета, что конфета на блюдце ума. Ты считаешь
особенный утра отпечаток на высохшем после дождя отсыревшем
асфальте. И стоишь, понимая, что двигаться некуда, нет и короткой
строки, чтобы думать о Питере новую весть в высоте этой бурой,
проношенной жизни. Но стоять тебе также нелегко и высокие башни
не отворачивают вида головы, чтобы удивлять тебя в будущем своей
красотой. Может лично готической или сатирической, как это
слаженное утро в городском романсе не увядающих звёзд. Всё
движется и стонет под переливами незабываемых трамваев, а потом
в центре нисходит по звуку корабельного шума морской тоски.
Ты не сводишь сегодня глаза и мгновением выше – ты оказался
между двух осмысленных перипетий: идти вперёд или согнуться в
непотребстве этой ужасающей реальности. Но и она не отвечает
ухмылкой внутри, а только читает вместе с тобой животрепещущий
хоррор о состоянии нового пророчества в мире. Будто бы слились
звёзды воедино и смотрят, как ты повелеваешь этим безоблачным
небом и всё хорошеешь внутри. А твои социальные связи убеждают
ещё сильнее о том, чего никогда не было и не будет. Может эта
маска так спокойно легла на твои плечи и будоражит за отношением,
как бы притворяясь зеркалом в мнимом зазеркалье? Но и её ты не
видишь, так как стал искать грани маразма за этой странной в
отношении реальности – судьбой. Её нет, но около тебя всё время
появляются странные люди, в которых ты ищешь продолжение
своей свободы внутри. В ней так тягостно и неловко ты ощущаешь
сегодня невозвратный праздник и что-то сюрреалистическое, что
ещё могло бы стать твоей надеждой.
Под кожей бегут удивительные тени, как неловкие параллели
трамвайной глади неба и сливаются вместе с Питером, пока ты
останавливаешь этот холод внутри. Так и в этом сборнике поэзии
мысли сами останавливают холодное движение городского романса,
внушая ему стихию модной культуры жить в любви. Ещё немного и
ты уже не видишь трамваев, а сожженый углом зрения периметр не
отражает реальности и граней этого маразма. За ним ты хочешь
бежать вперёд, как бы прикрываясь ещё тонкой паутиной
человеческого страха бесконечного молчания. И вся эта аллегория
строптивого ума паучей вольности не сходит с улыбки и тает внутри
непреходящего жаргона в голову. Ты поднимаешься по ступеням
Исаакиевского собора и самый штиль внутри состояния – стал ещё
глубже и занёс слово в мир. Оно тебя не сломало, не вынесло
многогранники за углом зрения на износ, а только в этой реальности
смотрит внутрь тебя. Так близко, что остановка солнечного кванта
мира становится ещё ближе к действительной ясности жить внутри
психоделического счёта переменных лет. Но они ещё не наступили, а
только покоятся в усыпальнице строгой, готической формы
главенства догадки над дедуктивным оком реальности. Над тем, что
ещё могло бы произойти в Питере, но не случилось и растаяло в
любви.
Если не меркнут от счастья – приметы,
Выжив – для томного чувства, страдая,
Если внутри ты – не видел ответы
В мире, в котором летает – та стая
Времени – в пользе обычной причины,
После культуры, оставшейся – маске,
Ты – лишь один на сомнении длинном
Тянешь цветок – идиллической сказки.
Проза в заглавной строке – почему – то
Слышит твой мир, от которого – завтра
Был ты уму – неприглядно обутым,
Видел ускоренный свет – нигилизма.
Чёрный цветок за собой – ты упрочил
Чёрному образу мысли – покоя,
Чтобы отдать эту вечную – муку
В счастье тоски, что бывает – такое.
Если не меркнут от счастья – те краски,
Высмотрев мир – по обратному слову,
Прозой ведёшь – это общество страха,
Чтобы осмыслить причину – покоя.
В чёрный цветок завернув – преисподнее,
Миром пропитанной воли – избытка,
В чёрную явь, от которой – так зыбко
В теле блюсти – осмысление злое.
По идиллической позе, что слышит
Водит цветок – всю сомнения форму,
Знает он так же, что слово – не помнит
Прозу, считая её – неприглядной.
Центром души – по обратной дороге
Слышит цветок умиление – силы,
В чёрные грозы – сорвав преисподнее
Волю уводит он – в прошлое томно.
Знак от идиллии – страхом не мучает,
Лишь на цветке ты – уловишь мгновение,
Только по образам мысли, как гении
Снова возводят – свой век преисподний.
В чёрном тумане, подкравшись затмением,
В лишней тоске – от иллюзии мнимой
Ты – тот цветок образуешь сомнением,
Только внутри – на него ты задышишь.
Чёрному полю – под властью причины,
Звёздной обильности мысли – утратит
Возраста числа – над смыслом плохого,
Точно цветок в бытие – не заплачет.
Только вздохнув – на него ты посмотришь,
Лишней частицей – от сложного горя,
В чёрные образы – слово уводишь,
Став идиллической позой – раздолья.
В глазу толпы, касаясь тени встречной
Летят внутри, как ласточки – шагами
Твои фигуры мнения – под млечной,
Обыденной проталиной – за нами.
Глаза из зала – подпирают точный,
Фактурный склеп – на уровне надежды,
А ты внутри ворочаешь – заочный
Манер искать им душу, чтобы двое
Страдали, как следы и им – твоя
Манера думать – поднимала чашу
За следом, от которого – нельзя
Внутри тебе – ни разобрать ни слушать
Критичное в привычках – притязаний,
Одной манерой внутренне – воочию
Быть телом смерти, а потом – созданием
Культуры мира, что вполне мы – прочим.
Из зала показалось – ожидание
И след простыл, а ты стоишь им – ночью
Такой же долгий, что одним – не прочит
Идти вослед искусствам – по душе.
Но сам ты ждёшь свой встречный – расстояния,
Свой мир приметы уровня – побольше,
Но видишь им культуру ты – сознания,
Что больше света на глазах и – прочит
Сегодня прочитать внутри – идеям
Любовь сквозь пышный уровень – надежды,
Им следом ты стоишь и вертишь – пламя,
Что холодом обдаст, касаясь тени
Фигуру мира, и словно бы – презрения,
Обиды, жлобства, мании и – толка,
Но быть таким теперь, однако – долго
Тебе так трудно – в зале из людей.
Не жить, чтоб за тобой искрило – время,
Не спать, а думать только о – прозрении,
Где сам ты носишь – восковое чувство
За телом слов, но душу – в обозрении.
Отучи меня в форме – держать
День – за прошлым твоим одеялом,
Отучи – в мимолётный рассвет
По-египетски в счастье – смотреть.
Если вышли Богами – назло,
То какие от совести – встречи
Могут тайные формы – отдать
Между новой причиной – уму?
Этот круг – по кармической рамке
Словно полный от уровня – лет
Пробежит, чтобы знать – для тебя,
Как учиться – под новый рассвет
В этом возрасте жить – по тому
Искушению сердца – вдвойне,
Что уклончиво в прошлом – вело
Одичание – нам в глубине.
Отучи в этом странном – ходу
Думать пошлой культурой – ума,
Отучи и меня – потому
Ждать иллюзии совести – зла
В этом новом кармическом – сне,
В стройном образе мысли – поднять
Идеальные поводы – мне
Для того лишь, чтоб счастье обнять.
Отучи свой преемственный – взгляд
Между старой картиной – в уме,
Этим образом – думать по мне,
Как источник – в слезливой причине,
Что на днях – в иллюзорные сны
Опустила – свой пламенный свет
И зарделась, как алый рассвет
Между пошлостью – в медленной льдине.
Отучи этой формой – страдать,
Что напишут по нам – Фараоны,
Что не смогут от счастья – задать
Исключительный возраст – в глазах,
Только прошлому ты – не ведёшь
Утончённые возрасту – льдины,
Им ты стал – обаятельным сам,
Что кармический воздух – в вине.
Лишней прозой – она в глубине
Призывает внутри – Фараонов,
Но не смертью приходят – они,
Только выучив малое – слов
Нам прилежностью верят, что стали
Мы друг друга – в причине учить,
Как забытое общество – стаи
Перед новой критичностью – жить.
Не занимай плотины – море,
Что воет около – тебя,
Где ты на страх – ложился в горе
Под сомневающийся – знак.
Не говори, что будешь – помнить
Судьбу искусства – до конца,
Когда внутри – своих изгоев
Ты – вечный первенец с лица.
Не обижайся на простое,
За злом увенчанное – в нас,
Не говори, что был ты – вскоре
Тем ветром мира, что погас.
Он так же слышал – эту силу,
Он шёл под верной – остановкой,
Но был отвинчен, как не первый
Сигнал внутри – плотины нерва.
Им ты страдал, что нету – счастья,
Что нет покоя – в час прощаться,
Но кто не первый – в том минута,
Тот ждёт искусство – в каждом звуке.
Не обижайся – в том покое,
Что сам ты страхом – жил на боли,
Что почерк смерти – был отважен,
Ведь он не смертен, просто важен
Для слов пустых, для этих граней,
Где по плотине – ходит ранний
Источник чувства – для забытых,
Искомых мужеству – разбитых
Проблем старения, что ближе
Внутри покоя к нам ли – выше,
Чем этот час – внутри изгоев,
Им так же красен – в этом горе?
Не обижайся – внутри услышав,
Что этот путь – в покое дышит,
Он только чувство, внутри играя
Собрал для утра – на этом рае,
Он здесь бы жил, искал – на страхе
Плотины море – от счастья в прахе.
Но вышел мудро – внутри причины
Твой ветхий утру – остаток мира,
Что жил он верной, одной – главою,
И той, что смерти, увы, – не скрою.
Из облака ты выплыл, как всегда,
Из глаза посторонней – тишины,
И что – то там сказал, увы, едва,
Как наглый в безысходности – актёр.
Что спали мы, что ум касался – гор
Над небом необъятной – тишины,
Но следом видит – только идиот,
Что мы всегда в уме считать – вольны
Свою любовь, как счастья в том – звезду,
Свои года – в отжившем веке права.
Чтоб думать о пригодном – иногда,
И только так ему – на острое смотреть,
Где ты шумел, как видимый – восход,
Где солнце обеляло своды – мира,
Нам только притворяясь, что вот – вот
На утро станет – новый идиот:
Твоей мечтой, твоей любовью – милой,
И в том предчувствуя – займёт себе перо
В том месте нашумевшего – восторга,
Где мы летим – по новой высоте.
Где облака, как чувство – покоряют,
А страхи в высоту – заносят дым,
В нём я и ты, как бабочки летаем,
И ищем нужный воздух – вслед за ним.
На облаках, взлетая мимолётно
Ты вдруг узнал, что в малое клеймо
Ты сам попал, но было бы приятно
Иметь сегодня слову – свой костёр.
Им думать, привирая к счастью – смело,
Где нашумели дивные – века
И новость, как строка – белеет смело
Под сложный реверанс – едва – едва.
Преследуешь меня – наедине,
Как только что – не выеденный день,
В последнем дне – не выходя на свет,
В котором праву лучшего – смотреть
Тебе сегодня больно и – смешно,
Но кто сказал, что юмору – не стать
Твоей примерной тенью – для ума,
Твоим пером – под чувственностью зла?
Психологическая воля – не ведёт
Куда её относит день – в глазах,
Психологическому возрасту – под нас,
Что также обещает видеть – вальс.
Он вылеплен – для счастья и обид,
Он только видит тень – и сохранит
Твои глаза – от роскоши гнедой,
Когда ты держишь волю – за собой.
В тебе ли тень старается, манит,
О том чутье – по миру говорить,
Но держит склад уверенно – немой
Сегодня душу – в качестве примет.
Ты примечаешь тень, что отошла
К сердцам культуры – после бытия,
Ты обещаешь – думать ей, что я
Такая же потеря – от любви.
Но день – в психологической тени
Не смотрит на тебя – один в уме,
Он просто вожделеет – сон во сне
И этим открывает – сердцу рай.
Психологическим терзанием – подать
Любви – одну отдушину, что время,
В последнем слое так же – рассказать,
Что будешь ты идти – опять другим,
Но тонко свет держать – себе внутри,
Как искоса стремительное – время,
Что тянет тенью – в ровное кольцо
Одну судьбу – понять свою любовь.
Не словом ты жалеешь – одного,
Прикрытого ладонью – для любви,
Не мучаешь – от муки и покоя
Свободу смелой позы – впереди.
Ведь вышли спать – одни и надоело
Украдкой – подбирать себе весло,
Чтоб мухами идти на дно – так смело,
Так вычурно и воле – всё равно.
Корсет надену, чтобы повезло
Для страшной позы – вовремя страдать,
Ему замену – ты не смог бы взять,
Как мухе слой критичности – в лицо.
Летают же такие – формы мира,
Как отголосок права – на виду,
Что мухи для корсета – потому,
Как выеденных слов – пороки милые.
Как капли – из приподнятых имён,
Что воду для порядка – преподносят,
И этим, вжившись в муху – отдадут
Свою свободу – словно бы пари,
Как делаешь ты утром – до зари,
На дно нам поставляя – серый ад.
Чтоб думать можно было – по тебе,
Что муху на корсете – приобнять,
И точно форму радости – внутри
Ей сто вещей для жизни – передать.
Как может скука вылечить – клеймо,
В котором спит она, вращаясь в середине,
За только что – не пойманным окном,
Когда ты выгибаешь – небом путь?
Тот ад – твоя притворная печаль,
Твой звон велеречивой – пустоты,
Когда ты отпускаешь нам – молчать
Ту муху, от которой стонешь – ты.
Ей больно видом по уму – кричать,
Но только на корсете – все больней
Иметь свою свободу, чтобы жить,
И ощущая смелость – отпускать ей.
Не очень странный в мире – силуэт
Торгует роскошью – в подобии любви,
Искусственно ли грезит – по тебе
Его простая вольностью – затея?
Где шаг к душе – ты одолжил ему
И тянешь – по записанному сну
Примету в идеалах – для судьбы,
Пока ещё одной и в том – последней.
Записка из нечаянного – сердца,
Как лист – под странной каплей бытия,
Сегодня радует о душах – не тебя,
Но смысл судьбы, наверно понимает.
Ты ей оставил чуткий – разговор,
Чтоб думать обывательской – душой,
И что – то ей нести – от посторонних
Искусств – внутри потерянного я.
Но этой формы преданности – нет
Внутри записки – к истине последней,
Ей так же нелегко – упасть на дно,
Чтоб завтра в чувствах ложного – пройти.
Туда ты сам ведёшь – прямую грань
И пишешь для того свою – судьбу,
Чтоб знак зачтил – пропавшее от слова
В твоей примете – вовремя пропасть.
Туда, где нет ни сердца – одного,
Где совесть спрятала прямое слово – рока,
Но только нам гнетёт свою – печаль,
Как вымысел – в пропавших сердцу днях.
На оборотной стороне – ты шёл,
Всё спотыкаясь и предвидя – диалог
Для тысячей оставленных – обид,
Для тучи, под которой – не горит
Твой ясный день и думает – на время.
Он – подлинно немой и этим – ты один,
Стоять не можешь в истине – сегодня,
Что совесть – над прямой тоской к себе
Обрадуется – в числах ценных лет.
Ты был живой и томно – сам носил
Свой бирюзовый ад – пути ему назад,
Под ролью сердца, под другой мечтой,
Но что – то говорил теперь – с судьбой.
Что вечностью она – не оправдала
Твой юный день души и – мёртвым стал
Ей в каждом сердце – находить глаза,
От формы по блужданию – для сна.
Для долгой боли – неживой надежды,
Что снова – по немой тропе пройдёт
Твой солнечный восход и – этим он
Сегодня душит моду – за покоем.
В покое стала мыслью – на сердцах
И эта степень формы – над природой,
Но гордо ль человеку – видеть страх,
Указывая к личности – назад?
От этих бед спасенья – тоже нет,
Как нет модели сломленного – горем,
Но каждый раз, ты выходя – на свет
Играешь в роковую долю – слов.
Им требуя на подлинно – немой
Причине жизни – думать о сегодня,
О той фортуне в смелости, как ждать
Ты сам хотел манеру – от души,
Но вечно предоставил ей – страдать
Пустую склонность – между стен игры,
Когда она прошла – свои черты
Над нами – видеть подлинный рассвет,
Уже ума, в котором места – нет.
Недавно помнил свой – покойный сон
О том, что было бытие – любовью,
Рассказано – для вымершей души,
Когда её проходит воля – к нам.
Она не смоет красками – печаль,
Она не скажет будто бы – к народу,
Что там жила и спала в грёзах – лет,
Когда был жив – искусственный портрет.
Он сном сопровождал – свою примету,
Ту авторскую честь – ушедшей лжи,
Когда ты выбирал судьбой – из этого
Покойный сон искусства, чтобы жить.
Сегодня он, как литератор – прав,
Как доля правды – судорожно дышит,
А ты молча – качаешь головой,
О той, в которой был ещё – не мил.
Но откровенно прав и этим – говорил ты,
Что стал для слова – умыслом о прошлом,
Тем чувством зноя, подходящим снам
По поводу страданий – этих лет.
За душу сам берёшь – любви портрет
И с ним шагаешь – медленно к печали,
К той истине, откуда мы – молчали,
Чтоб жить сегодня – за оградой лет.
Под словом жизни – сохраняет свет
Твой будущий источник слова – в мире,
Ты литератор в искорке – души,
Её упрямой вкрадчивости – ныне.
Она – твоя манера в такт – любви,
Не в большем знает – умысла примету,
А только подаёт сюжет – в глазах
Для тонкой формы – у черты портрета.
Пусть дух нетленно шевелит – века,
Ему устало думая, как дождь,
Пусть смыслом опустившись – ты идёшь
Под ним, вникая в пустоту – веков.
На этом свете, может – дураков,
На том – из чувства малого бессилия,
Что хочет отстраниться – для вражды
И там по новой думать – о сердцах.
Ты оградил свой ум – от жажды и тоски,
Несёшь его в кармане стройных – лет,
А тот критичный уровень – поэт
Оставил дух в никчёмной – пустоте.
Зовёшь его, чтоб выжила – как все
Твоя свобода – внутренне тревожно,
Твоя оценка – думать осторожно
И с тем в причине – горевать о том.
Но сам ты ограждаешь – для себя
Свой дух – достойный мании и счёта,
На свете этом мира или – в счётной
Фортуне слов – по наглости, как торг.
Для будущего слова – в обожании,
Для тех, кто нужен обществу – в любви,
Но ум ты ограждаешь – на прощание,
Чтоб сам потом им – шевелить внутри.
Такие грёзы – в страхах между нами,
Таким же большим видом – от тоски,
Что вынуть декаданс уже – ни сам ты,
Не смог и только – смотришь им одним,
Для слов по половине сердца – жалко,
Для счёта вымысла, как верности своей,
Играя в том умом иллюзий – жадно,
Как будто выдох сердца – стал сильней.
Над алым небосводом – времена
Уже расходятся в раскопках, прикрывая
Свою фатальность в мере означения – себя,
Свою утрату воли, как прелюдию – забыть.
Ту грань ты видишь утром, чтобы жить,
И ей по праву отводя – свой мир
Опять искать раскопанные – дни
По утолению предчувствия – в обидах.
Внутри раскрыв свой алый – небосвод,
Твою систему жизни, словно стал ты
Законом чести – в найденном гробу,
Коль скоро жил – в раскопанной Земле.
Ей сложно дорожить внутри – огня
И стрелами искать – пути обратно,
Туда где свет не спит и жить – приятно,
Туда где ходят к большему – в любви.
Не время умирать – по общим в путь,
Тугим и падким жребию – наукам,
А только ждать искусства – до войны
И помирать от скуки – в подлинном аду.
Здесь жил внутри – раскопанных могил
Твой юмор чести, словно говорил – он,
Что хочет стать прелюдией – за толк
И сам воздать в любви – корону мира.
Ей ты открыл свой алый – монолит,
Свой дух природы – в общество воздав
Спокойный тон в материи, что жил,
Как будущее в обществе – мотивов.
Раскопками ты не был сжат – во мне,
И где – то подошли твои – намедни
Природы слёзы – в облачном раю,
Чтоб звать туда, откуда ты не вышел.
Там алый перелёт – сквозь жизни суть,
Сквозь больший смысл и – тонкое начало
Внутри уводит страх и берег – лжи
На отчий формы оберег – для слов.
Там нежат долгий фатум – о мечты
Твои раскопки, чтобы жить умнее,
Но сам не знаешь, просто потому ли
Ты жив, иль странный праву стал – ему?
Как долгий берег – сцепленный во мне
Ночная нить – не пробует отдать
Свои черты, чтоб снова говорить,
Как будет, словно птица – улетать.
В ту даль – от разночтения мечты,
Её прибрежной области – причины,
Где видишь антитезу – для луны,
Её опробуя – в нетленной красоте.
Где видишь ты причину – от руки,
Где твой маяк – стоял уже неделю,
А вид от уморительной – игры
Снискал – топорный якорь – по судьбе?
То нить – от полнолуния внутри
И чаша воли, приближая сон твой,
Она крадёт в искусство – стон луны
И этим, притворяясь – нам плывёт.
По берегу, где нет уже тебя,
Где вышли звёзды – посмотреть на мир,
А ты уплыл, как стоптанный рассвет
В желтеющем искусстве – на любви.
Нет места спать – по этой былине,
Нет права отдавать – её природу
Для той луны, куда упала – явь,
Всё ищущая верности – мораль.
Так вышла для укора – этим слов
Твоя единству правильная – чаша
И стала антитезой – вдоль руин,
Как ищущий потребности – в глазах,
Твой месяц слов и небывалый – стиль,
Твой верный ад – по призраку на деле,
Где ты сносил – свой месяц, как и я,
И видел антитезу – для луны.
Ночная гладь – посеребрила нить,
Она не ждёт ухода – для мгновения,
А только ищет повод – позабыть
Свою вину, чтоб снова – подрасти.
Тот ум, как месяц сложного – идёт,
Он вышел вдоль искусства – потому,
Что ты им ждёшь – мгновение и стиль
Внутри ночной прелюдии – остаться.
Для этой воли призрака – внутри,
Для той, которая хотела – малость,
Но стала антитезой – впереди
Украдкой ждать – твои мечты наверх.
И этим входом, думая о смысле
Ты сам направил форму – для двоих,
Чтоб сны сошлись – по уровню надежды
И стали полнолунием – для нас.